Золотой ослик
Притча
Старый ослик по тропинке,
Шёл поклажею звеня.
Думал, нюхая травинки,
Что за доля у меня?
Я всю жизнь мешки таскаю,
Грузы, вещи, седоков,
Нóшу лошади я знаю,
Хоть копыта без подков.
Если б мог мешок пудовый,
Я на сено обменять,
Если б мог хозяин новый,
Меня ласково обнять.
Я иду и спотыкаюсь,
Больше силы нет идти,
Перед Господом я каюсь,
Ведь до смерти полпути.
Бог увидев его муки,
Тут решил ему помочь,
«Что ж возьму я на поруки,
Раз тебе идти не в мочь.
Ты осёл седой и вечный,
И частенько был побит,
Знай, что твой мешок заплечный,
Чистым золотом набит.
С ним ты - повелитель мира,
Сладок как собаке кость,
С ним среди любого пира,
Ты почётный самый гость.
Ты герой любого боя,
Лучше резвого коня,
Преуспеешь без разбоя,
Лишь монетами звеня.
Знают взрослые и дети,
Можно биться об заклад,
Краше всех ослов на свете,
Тот, что носит звонкий клад.
Люди хоть живут богато,
Жадность не хотят унять,
И на серебро и злато,
Жизнь, готовы обменять.
Чтобы город взять осадный,
Надо выставить посла,
Вместо армии громадной,
С золотым мешком осла.
Подвести его к воротам,
Постараясь не мешать,
Ну а дальше как по нотам,
Будешь ты осёл дышать.
Двери дружно отворятся,
Пригласив тебя войти,
Отдохнуть и не бояться,
После долгого пути.
Но осёл вздохнул привычно,
Я скитаюсь сто годов,
На моём пути обычно,
Нет в осаде городов.
Если б каждый кто нагружен,
Ношей тяжкой и большой,
Знал то место, где он нужен,
Мигом стал левша правшой.
Знать не лёгкая задача,
Где стоят твои врата,
Жаль, что в поисках удачи,
Жизнь сплошная маета.
|
|
Старый ослик по тропинке,
Шёл, судьбу свою кляня,
Из огромных глаз слезинки,
В землю падали звеня.
Ношу он, забыв о кладе,
Продолжал свою нести,
Ведь до города в осаде,
Можно вовсе не дойти.
P.S: Порой наш дружеский совет,
Не слышат много зим и лет,
Не стоит тратить умных слов,
Чтоб жизни научить ослов.
В поисках счастья
Если счастье зовётся успехом,
Он своих фаворитов назвал,
Балахон с горностаевым мехом,
И из стали дамасской кинжал.
Если счастье богатством зовётся,
То в него можно смело сложить,
Даже то, что легко украдётся,
У того, кому больше не жить.
Если счастье зовётся любовью,
Соблазняя идти под венец,
Принесите к её изголовью,
Миллионы разбитых сердец.
Если счастье зовётся свободой,
Замышляя как ветер нестись,
То ему за цыганской подводой,
Уготована участь плестись.
Если счастье моё без названья,
Если с ним просто хочется жить,
Для него нужно только призванье,
Чтобы людям им верно служить.
Оборотень
Волк с человечьими глазами
Мечтает жить среди людей,
Молиться перед образами
И объезжая лошадей,
В бока им пятками вонзиться,
Клыками горло не пилить,
Чтоб свежей кровью насладиться,
Желая жажду утолить.
Чтоб появились бы вдруг руки,
И морда стала бы лицом,
А чувства, запахи и звуки,
Не называли подлецом.
За то, что в прошлом воплощенье,
Он резал племенных кобыл,
Ведь сможет вымолить прощенье,
За то, что он голодным был.
За то, что он любил взаимно,
Девчонку, что пасла овец.
Слепым волчонком непрерывно,
Пил жизнь, что дал ему отец.
|
|
Как часто он страдал терзаясь,
Звериный совершив забег,
И знал, надеждой тайной маясь,
Что он не волк, а человек.
Как он хотел соединиться,
С желанной, любящей женой,
И в волчьей стае не таиться,
Что с ними масти не одной.
Но верит он, что час настанет,
Он сбросит серый оберег,
И время чистый лист достанет,
Чтоб записать свой новый бег.
Волк с человечьими глазами,
Стремится человеком быть,
Но если гонят его псами,
Приходится по - волчьи выть.
Яльвиль
Есть где – то в далёких дремучих лесах,
Охотников ловких сторожка,
Живёт там хозяин в седых волосах,
Собой, заслоняя окошко.
В той чаще лесной, где идти нелегко,
Там люди не знают тропинок,
Орлу помогает летать высоко,
Яльвиля мохнатый ботинок.
Там белки живут на высоких дубах,
Бельчат своих пряча в дуплишках,
И снится наряд из зелёных рубах,
Сосне в перевёрнутых шишках.
Свистит там лесничий – хозяин тайги,
Он пришлых не жалует в гости,
Он зрячий, где ты не увидишь не зги,
Всегда берегись его злости.
Весь белый зимой, а весною как цвет,
По осени он золотится,
Он в доме своём по погоде одет,
К нему и гадюка ластится.
Не тигр, не волк, не барсук, не сапсан,
Он метит свою лишь обитель,
Он тот, на кого не придуман капкан,
Своей он судьбы повелитель.
Он молод для старого, стар для юнца,
И может в сову превратится,
Его волшебство не познать до конца,
Покамест планета вертится.
Он главный в лесу, и не всё ли равно,
Какого он племени – роду,
Ведь жизнь прекратилась бы очень давно,
Когда б, не помог он народу.
|
|
Заблудшую душу домой приведёт,
Не требуя платы нисколько,
И как от греха от беды отведёт,
Молчать приказав лишь и только.
И знает животное и человек,
Покуда Яльвиля дыханье,
Хранит их собою из века и в век,
Их душ не коснётся страданье.
Ложатся на Землю большие следы,
Хозяин их с нами прибудет,
И в горе даст выпить священной воды,
Так было, так есть, и так будет.
Бездарь гениальный
Я в свою гениальность не верю,
Если свету она не нужна,
Как в силки, угодившему зверю,
Для которого жизнь не важна.
Я свою гениальность разрушу,
Если пользы в ней нет никакой,
На неё все проклятья обрушу,
Как отнявшую сон и покой.
Нет моей гениальности места,
Там, где правда уже не в чести,
Я бездарность свою в знак протеста,
Буду чтить, помогая расти.
Быть бездарным легко и удобно,
Для того, кто себя не терял,
Гениальность же смерти подобна,
Если ты её зову не внял.
Гениален ты или бездарен,
Для кого – то не всё ли равно,
Как палач своей жертве подарен,
Для которой, всё ясно давно.
Я в свою гениальность поверю,
За гордыню меня ты прости,
Лишь когда презирая потерю,
Сквозь бездарность ей дам прорасти.
Падение
И Марс когда-то был Землей,
Дышал таёжными лесами,
Как зверь, поверженный петлей,
Он спал, накрывшись небесами.
Текли на нем ручьи и реки,
Впадая в море-океан,
От сна, вздымая тихо веки,
Будил зарю ночной туман.
Там по саванне шли слоны,
Трубя набат в свой длинный хобот,
И снились стаям чаек сны,
Под тихий волн прибрежных шепот.
Там солнца луч и лунный свет,
Ласкали спящий лик младенца,
И внуку дед давал совет,
В камин подбрасывать поленца.
С утра проснувшись, человек,
В надежде новый день увидеть,
Стремился так прожить свой век,
Чтоб душ ушедших не обидеть.
Тысячелетья и века,
Сменяли день за днем друг друга,
Но вмиг людской судьбы река,
Иссохла, не закончив круга.
Виной тому шальной дурман,
Коктейль из зависти и злости,
Губил он души марсиан,
Случайно попадая в гости.
Сразила разум их одна
Мысль о наживе, силе, власти,
Как в шторм огромная волна,
Ломает палубу на части.
Отринув прежние мечты,
Они бросались в плен порока,
Поддавшись страху высоты,
Добра не выучив урока.
Вершились подлые дела,
С их молчаливого согласья,
Корыстных помыслов стена,
Росла как грязь среди ненастья.
И разъярился грозный Марс,
Объятый пламенем и чадом,
Решил прервать он жизни фарс,
Обрушившись на Землю градом.
Смешалось всё и вся вокруг,
Взорвались тысячи вулканов,
И Фобос в помощь звал подруг,
Судить подельников обманов.
Всех наказав за их прогресс,
Расправившись со всем живущим,
Пустыней красной стал Арес,
Насытившись отмщеньем сущим.
Но хочет все же Бог войны
Стать вновь любим и обитаем,
Знать запахи земной весны,
Быть взором нашим узнаваем.
Но сделать мир одной семьей,
Сумеет тот, кто смог предвидеть,
Что станет Марс опять Землей,
Что нам не суждено увидеть.
P.S.: Марс стал красным от стыда.
Сказки в стихах и стихи в сказках
Из слов рождаю нервно строчки,
И не спешу их завершить,
Когда в стихах поставлю точки,
Придётся сухари сушить.
«Как появилась первая ткань» или «Почему все женщины любят рукодельничать»
Сказка – быль
Расскажу я Вам побаску,
Старую, седую сказку,
Слушайте и стар и млад,
Много лет тому назад,
Сто веков и тысяч дней,
Когда не было людей,
На Земле. В небесном круге,
Жили первые супруги,
В славном милом шалаше,
Папа где, не атташе,
Совершилось приключенье,
Кому мёд, кому мученье.
Как Адаму без ребра?
Нападёт опять хандра,
Ведь увечье его тела,
Сделало всего полдéла.
Появилась половинка,
Не края, не серединка,
Подарил Господь ему,
Настоящую жену.
Вполовину Ева спит,
И «верхом» на нём сидит,
Заедая дремотý,
Его частью «мамонтý».
А Адам не ест, не пьёт,
Он горючи слёзы льёт,
И зачем ему жена?
Нервы вовсе как струна.
Раздражает её тень,
Ночь ли это или день,
Ева плачет иль поёт,
Жить бедняге не даёт.
Разве это человек?
Не прожить с ней целый век,
Лучше был бы я один,
Себе царь и господин.
Ну какой же в бабе прок?
Задаёт ему урок:
«Ты достань для будуара,
Мне манто из ягуара».
Угодить он хочет ей,
Вдруг навстречу ему змей,
«Здравствуй, праведный Адам,
Ты умён не по годам.
Я помочь тебе хочу,
Жить счастлѝво научу,
Дам тебе я свой совет,
Как с супругой жить без бед.
Воротись к своей жене,
И скажи ей при луне:
«Ты же плоть моя и кровь,
Так совет нам, да любовь.
Если хочешь мирно жить,
Сарафаны, платья шить,
То пойдём в мою кровать,
Будем вместе рёбра ткать.
Нужно мне ещё одно,
Заиметь своё ребро,
Ты сумеешь мне помочь,
Проведя со мною ночь.
Мы с тобой, начав едва,
Может быть, соткём и два,
Чтобы каждый индивид,
Благороден был на вид.
Будет поровну у нас,
Рёбер, ног, и рук, и глаз,
Будет в нашей жизни прок,
Коли будет ткать станок».
«Ах, спасибо тебе змей,
Ты на свете всех умней,
И за то, людская рать,
Тебя будет уважать».
Вот Адам идёт домой,
К своей милой, дорогой,
Аспидов приняв совет,
Излагает ей ответ.
Ева вдруг в отказ пошла,
Пока ночка не пришла,
Но поняв, что спорить лень,
Поменяла ночь на день.
Вот супруги в унисон,
Потеряв глубокий сон,
Стали дружно, до утра,
Ткать Адаму два ребра.
Позабыв своё чело,
Изучают ремесло,
Ткут они по чести честь,
Забывая пить и есть.
Но ни рёбер, ни костей,
Ни желанных новостéй,
Не имут они в свой срок,
Ткацкий заведя станок.
Между тем проходят дни,
Жаль не вéселы они,
Но вдруг радость в тот же год,
Ева принесла приплод.
Так с тех пор и повелось,
Время быстро понеслось,
Ткут они из ночи в ночь,
Что ни год, то сын, то дочь.
Прибавляется семья,
Разрастается родня,
Но Адамова «старýшка»,
Не сткала ему ребрýшка.
Всё остáлося как есть,
Василиска заповéсть,
Не прибавила костей,
Из сотканных областей.
Пригорюнился Адам,
Что вокруг и шум, и гам,
Но у Евы всё равно,
Больше рёбер на одно.
Ева же в угоду моде,
Стала ткать не по погоде,
Ночью мужнина жена,
Днём же ткёт она одна.
Ткёт станок парчу и шёлк,
Понимая в этом толк,
Стала Ева одевать,
Всех детей, отца и мать.
Ткань выходит из станка,
От звонка и до звонка,
Курсы кройки и шитья,
Не дают семье житья.
Все от мал до великá,
Нарядилися в шелкá,
Все оделись словно Бог,
С самой головы до ног.
А Адам не рад томý,
Что идёт в его домý,
Днём работает станок,
В ночь висит на нём замок.
Снова к змею он пошёл,
С тем что счастья не нашёл,
Говорит ползучий гад:
«Ты всё сделал невпопад.
Не стони о том, что Ева,
На тебя кафтан надела,
Не горюй за туалет,
А взгляни на белый свет.
Ведь мужья не дураки,
А играют в каблуки,
Подчиняется жене,
Каждый рыцарь на коне.
Баба – хитрая лиса,
Хоть уродка, хоть краса.
Ты перечить ей не можь,
Да уйми – ка нéрвну дрожь.
Приструни свою жену,
И оставь её одну,
Пусть поймёт, что без мужчин,
Не соткёшь и палантин.
Встанет без тебя станок,
Поломается челнок,
Ты сумеешь починить,
Добавляя в него нить.
А она за этот ход,
Жить заставит без хлопот,
В свете дня тебе поможет,
Ночью приготовит ложе.
Чтоб в семействе был бы рай,
Счастья было б через край,
Ткать должны она и он,
Прогоняя ночь и сон».
Поклонился змею он,
До земли отдав поклон,
И всё сделал тот же час,
Оценив его наказ.
Ева заскучав в тревоге,
Ждать уселась на дороге,
Одиночество приняв,
И сама себя обняв.
Плачет бедная трясясь,
Ночью к дому воротясь,
Уложила всех детей,
Стала добрых ждать вестéй.
Увидала – муж идёт,
Встречи с нею явно ждёт,
А услышав его речи,
Кинулась ему на плечи.
Примирилась вдруг со всем,
Не спросив, что и зачем,
Стала как хорёк игрива,
Грациозна, шаловлива.
Появилась вновь любовь,
Закипела в жилах кровь,
Ткёт станок взад и вперёд,
Обгоняя свой черёд.
Расступились облака,
Солнце светит свысока,
Мир в Адамовом домý,
Слава Богу одному.
Змей с усмешкой наблюдал,
А потом вздохнув сказал:
«Люди слабы и глупы,
Жить не могут без еды.
Без еды и без воды,
Не растут в раю сады,
Жаль не знают одного,
Что любовь ценней всего.
Человек затем живёт,
Словно дерево растёт,
Чтоб не просто отцвести,
А себя произвести.
Божью волю сотворить,
Миру деток подарить,
Чтобы чувства и мечты,
Были свéтлы и чисты.
Вновь взаимная любовь,
Оживляла плоть и кровь,
Чтобы в вечности простой,
Не кончался род людской».
Искуситель вдруг исчез,
И сказал Господь с небес:
«Только пара человек,
Проживёт счастливый век.
Муж пусть даст жене зарок,
Для неё включать станок,
А жена лишь ночью ткёт,
Днём хозяйство пусть ведёт.
Будет так во все века,
Времена идут пока,
Будут жёны рёбра ткать,
А мужья им потакать.
Будет лад в семье земной,
В небеса придёт покой,
Если люди станут ткать,
Свет, любовь и благодать.
Будут пчёлы мёд носить,
Шелкопряд одежду шить,
Дом построит лес густой,
Речка напоѝт водой.
А земля подаст плоды,
Вдоволь будет всем еды,
Обойдёт людей ненастье,
Воцарится в доме счастье.
Будь, Адам, главой всему,
Жизнь колену твоему,
Ну а Ева, знай секрет,
И живи с ним много лет.
Миром правит ангел твой,
Верен он тебе одной,
Дух любви в душе царѝт,
Землю он благословѝт.
В райском здравствуя саду,
Помни истину одну:
Женской доли апогей –
Быть праматерью людей!».
P.S.:
Бабьей жизни серпантин,
Не попался бы кретин,
Чтоб пришлось бы шить ему,
Разъясняя что к чему.
Тяжело женою быть,
На луну по – волчьи выть,
Ведь из мужа выйдет толк,
Если рядом серый волк.
Ну а если с ним овца,
Бедам не сочтешь конца,
Даже золотó руно,
Будет для него дурнó.
Слабый пол? Лишь для мужчин.
Для печали нет причин,
Могу делать всё сама,
Больше рёбер и ума.
Неправда
Все постоянно лгут друг другу,
Всегда и всюду, бесконечно,
Когда зима пророчит вьюгу,
Или весна поёт беспечно.
Когда с усмешкой наблюдая,
Подруга хвалит твой наряд,
Или на паперти рыдая,
Бродяга просит всех подряд,
Подать ему на хлеб и воду,
Хотя он только что поел,
Когда без устали народу,
Льёт речь чиновник – бракодел.
Лжёт муж жене, что верно любит,
Когда совсем прошла любовь,
В ответ жена обманом губит,
Что в её детях его кровь.
Лгут продавец и покупатель,
И господину лжёт слуга,
Лукавит с подлостью предатель,
Что не бывал в тылу врага.
Никто не хочет быть побитым,
Если всегда правдивым быть,
Иль вовсе дураком набитым,
Среди друзей своих прослыть.
А может, просто не хватает,
Нам силы искренней души,
И ложь заплатками латает,
Хоть сколько правду не верши.
Когда ж враньё отринув дважды,
Чтобы лукавству долг отдать,
Захочешь ты не врать однажды,
И не сумеешь не солгать.
Но есть на свете одно место,
Где будут праведно судить,
Где хлебом белым станет тесто,
Там ложь не может говорить.
В прекрасном храме Мельпомены,
Здесь правда царствует всегда,
Лишь только на подмостки сцены,
Ложь не проникнет никогда.
Невкусный ёжик
Ёжик мчался по дорожке,
Убегая со всех лап,
Он к ежихиной сторожке,
Проложил незримый трап.
А за ним бежит корова,
Спотыкаясь и мыча:
«Дай, тебя лизну я снова,
Но теперь не сгоряча».
«У тебя такой не смачный,
Непонятный, острый вкус,
Для таких как я, он жвачных,
Не годится в перекус.
Захотелось мне отведать,
Неизвестный сладкий фрукт,
Я решила пообедать,
Чтобы скушать сей продукт.
Но меня кольнул ты больно,
Словно тысяча ершей,
Не поверю, что невольно,
Иглы колют у ежей».
Ёж ответил: «Я не колкий,
Но меня нельзя вкушать,
Мои круглые иголки,
Языками искушать.
Лучше ты иди, корова,
Ешь и траву и силос,
Я не вкусная обнова,
И могу поранить нос.
Если ты не знаешь броду,
Сразу в речку не беги,
Не спеши соваться в воду,
И язык побереги».
Если всех лизать и гладить,
Наступая на свой «бзык»,
Можно жизнь свою наладить,
Но отвалится язык.
Так что, умные коровы,
Не лижете всех подряд,
Для людей давно не ново,
Сладкий надевать наряд.
P.S: И впредь, мычащие гурманы,
Не поддавайтесь на обманы,
И чтоб себя не наказать,
Не надо ёжиков лизать.
Серафимы
Господь скрестил людей и птиц,
С рабами Божьими синиц,
Сову, орла и воробья,
И народились сыновья.
Как люди сильны и крепки,
Как птицы быстры и легки,
Светлы обличием своим,
Душой прозрачны. А двоим,
Играть две роли указал,
Противоречьем наказал.
Стать одному, белей чем снег,
Другому чёрный надеть мех.
Призвав голубку бить козла,
В противовес добра и зла.
Обрёк создания свои,
Вести незримые бои.
Где поле битвы их душа,
Где копья точат не спеша,
Снимая маски донага,
Где друг живёт в стану врага.
Идёт борьба и день и ночь,
Кровавых жертв, бросая прочь.
Им нет начала и конца,
Как нет улыбки без лица.
Там поражений и побед,
Не будет много зим и лет,
Там нет хороших и плохих,
Как песен нет в стране глухих.
И дольше жизни длится бой,
Под задушевный волчий вой,
И агнец с головы до пят,
Там будет предан и распят.
И чёрно-белое кино,
Ложится словно домино,
Его мы смотрим каждый раз,
В своё нутро спуская глаз.
Кто чёрный ангел иль святой?
Вершит упрямою рукой,
Судьбу крылатого огня,
Его, тебя или меня.
Завет
Дедка внука наставлял,
И на жизнь благословлял,
Как по совести прожить,
Своей чести удружить.
Никого не осуждать,
Никому не досаждать,
Понапрасну не грешить,
С покаяньем поспешить.
Волю лени не давать,
Не пускать чужих в кровать,
Денег впрок не добывать,
Все обиды забывать.
Быть умеренным в еде,
И помощником в беде,
Дать унынию отпор,
Не хвататься за топор.
Всех страдающих любить,
Всех лукавых погубить,
Верить только одному,
Зла не делать никому.
Чтить и матерь и отца,
Растить сына сорванца,
Жить не завтра, а сейчас,
Поджидая смертный час.
Перевёртыши
Все слова на белом свете,
Едут в корне как в карете.
Как жираф в словечке «жир»,
Как тиран стремится в тир.
Так похожи, не поймёшь,
В толки сразу не возьмёшь,
Почему, зачем, когда,
Буквы строятся в ряда.
Заслужить от слова служба,
Удружить от слова дружба,
Замочить от мочки уха,
Силой взять от силы духа.
Приступить поможет ступа,
Оглушить придётся глухо,
Напоить заставит пойло,
Постоять прикажет стойло.
Изменить рискует мéна,
Расстрелять решится стрéла,
Полюбить конечно любо,
Пригубив целует гýба.
Затравить захочет травка,
Расспросить возьмётся справка,
Погостить приедут гости,
В свой костёл вернутся кости.
Укротить боится крот,
Вдаль сбегает бегемот,
Заслонить не сможет слон,
Те места, где нужен он.
Все слова родят друг друга,
Любит мужа лишь подруга,
Нет победы у второго,
Да и смысла никакого!
Хитрость
У смерти, нету расписанья,
К кому, когда, куда прийти,
Она с начала мирозданья,
Всегда встаёт на полпути,
Если её не испугаться,
И бой за жизнь свою принять,
Она позволит вам остаться,
И дату смерти поменять.
Если решитесь с ней бороться,
И снова крест свой понести,
Ей ничего не остаётся,
Как повернуться и уйти.
Мечта
Я хочу быть режиссером,
Чтобы как по волшебству,
Лицедейский голос хором
Подчинялся мастерству.
Чтоб все реплики актеров,
Были мною рождены,
А сердца чужих позеров,
Их талантом сражены.
Если в силах ты измерить
Ценность всей моей мечты,
Я всерьез смогу поверить,
Что мой лучший зритель - ты.
Души и люди
Крылатая кошка в избушке сидит,
Махает крылом и в окошко глядит,
Крылатая кошка так любит смотреть,
В ту даль, за которой не может лететь.
Как ангел, когда – то упавший с небес,
Нам кошек крылатых раздаривал бес,
Но кошка у каждого в доме своя,
Бела иль черна, на то воля твоя.
Бывает та кошка с подбитым крылом,
Как будто на речке сломался паром,
Ей трудно порою на месте взлететь,
Совсем невозможно ей ввысь улететь.
А чья – то мурлыка прижимистый кот,
Всегда сидит дома, не зная забот,
Работать не любит, лежит на печи,
Ведь ей такой ритм приписали врачи.
Но есть в мире кошки светлее огня,
Порода их славится день ото дня,
Они свою правду смогли доказать,
Хочу я о них вам сейчас рассказать.
Они белой масти, пушисты, добры,
Они холят шёрстку в руках детворы,
Всегда согревают кошачьим теплом,
Врага или друга, зашедшего в дом.
Такая крылатка мурлыкает честь,
Она знает ноты и любит поесть,
Святая вода для неё молоко,
Ей хлеб просфорá заменяет легко.
Мяукает громко и ночью, и днём,
С хозяином дружит, скучает о нём,
Раскрыть свои крылья сумеет тогда,
Когда в дом хозяев нагрянет беда.
Ты кошку свою береги и лелей,
Ты чистых молитв для неё не жалей,
И крылья ей враз обрезать не спеши,
Ведь нам не прожить без полёта души.
Маски и люди
Маска – свет и маска – тень,
Маска – ночь и маска – день,
Носим маски ты и я,
Жить не можем не любя.
Маску просто получить,
Чуть сложней её влачить,
Но как трудно маску снять,
И себя не потерять.
Маска может быть смешной,
Ужасающе большой,
В круговерти рож и лиц,
Заставляя падать ниц.
Притворившись близнецом,
Вширь растёт как снежный ком,
Пожирая как паук,
Свет сердец и волю рук.
Душу соблазнив как вор,
Огласит свой приговор:
«Заимев второе «я» -
Ты и он – одна семья».
Будешь жить, играя роль,
И молчать, скрывая боль,
Вдруг захочешь маску снять,
На полцарства обменять.
Но нельзя играть ва–банк,
И с ножом идти на танк,
Раз пришёл на карнавал,
Где притворство правит бал.
В жизни есть такой закон,
Знаешь ты и знает он,
Чтобы выжить и дышать,
Маску будешь надевать.
Вместе будете играть,
Ты и он взаимно лгать,
Вдребезги разбив мечты,
Испугавшись высоты.
Но бездарность всей игры,
Не поймёшь ни он, не ты,
Маску незачем носить,
Если есть кого любить.
Разные короли
Играет свита короля,
Об этом всем давно известно,
И если скажут: «Вуаля»,
Занять свое он должен место.
Но если сладить смог с толпой,
Собачий хор на льва не лает,
Владыки сильною рукой,
Король ту свиту сам играет.
Когда ж король умом не блещет,
Не зная сам, кто он таков,
То свита перед ним трепещет,
Ведь состоит из дураков.
Бывает, что король блестящий
В своих фантазиях такой,
Что правит словно настоящий,
Хоть нету свиты никакой.
Две роли поровну деля,
Несут себя и будут квиты,
Без свиты, нету короля,
Без короля не будет свиты.
Ангел
Может быть, на облаке пуховом,
Где-то в сине-белой вышине,
Ангел в детском одеянье новом,
Ждет меня, забывшись в сладком сне.
Видит сон, в котором я украдкой,
Тихо колыбельную пою,
Сон, в котором женскою повадкой
Я любить его не устаю.
Верю я в мечтаниях далеких,
Что проснувшись, крыльями взмахнет,
И спустившись с облаков высоких,
Навсегда к моей груди прильнет.
Но, наверно, сон его прекрасный
Крепок так, что он не слышит зов,
Как средь лета или в день ненастный,
Я зову его под отчий кров.
Пусть он спит на облаке безбрежном,
Но того не может он не знать,
Что младенца, в одеянье снежном,
Никогда не перестану ждать.
Грех
О, ты решившая прервать,
Жизнь, зародившуюся в чреве,
Попробуй это рассказать,
Бесплодной женщине и деве.
Спроси у той, кто точно знает,
Как хочется стирать пелёнки,
Когда надежда тихо тает,
На счастье жизнь продлить в ребёнке.
Скажи тому, кто потерял,
Дитёнка раньше своей смерти,
И боль потери не унял,
В бездетной жизни круговерти.
Или у матери родной,
Узнай, забыв своё бесчинство,
Что выше прелести земной,
Лишь только радость материнства.
Не верь тому, кто тихо скажет:
«Тебе родить ещё придётся»,
Ведь если жизнь за зло накажет,
Тебя зачатье не коснётся.
Но если голод, страх и боль,
И нищету тебе пророчит,
То убивай, иди, изволь,
Того, кто сердце твоё точит.
Но знай, что маленький изгой,
Кому ты будешь лучшей самой,
Не в этой жизни, не в другой,
Не назовёт тебя уж мамой.
Девятка
Посвящается группе погибших