Псевдокинки
https://ficbook.net/readfic/1731465
Автор: Рисовый Переводчик (https://ficbook.net/authors/255026)
Пейринг или персонажи: Чонин/Сехун, Сехун, Кай
Рейтинг: R
Жанры: Романтика, Юмор
Предупреждения: Кинк
Размер: Драббл, 10 страниц
Описание:
Чонин любит Сехуна и секс, но секс с Сехуном не отвечает ему взаимностью.
Примечания автора:
Предупреждения: авторский юмор, неожиданные концовки.
Автор вообще любит обломать Чонина, почему тот должен страдать в одиночестве?
Сиквел вот этого https://ficbook.net/readfic/1717388
Чулки
У Чонина есть идея нацепить на своего парня чулки. Очень навязчивая идея, надо заметить, не дающая Сехуну спокойно жить уже три месяца. Напрасно он отговаривается кривыми ногами, глупой идеей, минетом и желанием сохранить остатки мужественности, все это отметается как не стоящее внимания, и только минет становится орудием шантажа. Пару раз оказавшись между двух зол, Сехун уже не уверен, какое из них худшее, если в чулках Чонину понравится, он в них так и будет ходить, а на это Сехун категорически не согласен.
Только Чонин умеет уговаривать. Сехун уже как-то подзабыл, что тот его почти год добивался и что проще согласиться, чем объяснить отказ, на четвертый месяц он сдается. Как раз День рождения Чонина, почему бы и нет, думает Сехун, выбирая в магазине белья черную сеточку и пояс, не слишком ущемляющий его мужественность. И черный шелковый пеньюар, но тот и как халатик неплох, Сехун согласен его носить иногда. Или, точнее, он согласен, чтобы кое-кто в нем замаливал грехи крышесносным стриптизом. Девушка-продавец идет к кассе, обрадованная суммой покупок, и говорит, что его девушке повезло. Да, вздыхает Сехун, его девушке.
И вот, когда вечером Чонин создает романтичную обстановку (перестилает постель и зажигает три оставшиеся с Рождества свечи) и ложится на кровать в подходящем настрое, Сехун, набравшись храбрости, распахивает дверь во всем своем великолепии. Чонин садится, роняя челюсть от удивления, а потом начинает ржать. Сехун гневно щурится, решая, что хочет больше, сорвать с себя этот позор или убить Чонина, понимает, что лучше убивать нагишом, потом эти тряпки уликами будут, разворачивается и тут его сгребает в охапку хрюкающий от смеха Чонин.
— Прости, ты был прав, это глупая идея, чулки тебе совсем не идут, надеюсь, твоя мужественность не слишком пострадала, — хихикает куда-то в шею Чонин.
— Моя мужественность страдает каждую ночь с тех пор, как я вообще на секс согласился, — Сехун его прощать не намерен. — Ты выносил мне мозг четыре месяца, мог бы хотя бы рожу серьезную сделать.
— Серьезные лица — это по твоей части, — Чонин начинает целовать его шею. Обычно это срабатывает, ладно, секс всегда срабатывает, это же Чонин, но в этот раз Сехун оскорблен в лучших чувствах.
— Иди к черту, Ким Чонин, сегодня ты остался без секса.
Некоторое время Чонин думает, что «сегодня» относилось к временному периоду, но нет. «Сегодня» было исторической датой, что бы он ни делал, Сехун не собирается его прощать. А делает он, признаться, многое, даже то, от чего раньше категорически отказывался, но не получает за это и крохотного поцелуйчика. Не раньше, чем поймешь, почему, говорит Сехун, чувствуя себя пмсной девочкой, но это правда дело принципа.
Четырнадцатого февраля, открыв дверь в квартиру, Сехун понимает, что что-то не так. Что-то крепко не так.
По стенам бросают дрожащие отсветы свечи, льется приглушенная музыка, на полу дорожка из розовых лепестков. Сехун напрягается, от его парня любых ужасов можно ожидать, но проходит в комнату. Прислонясь к застеленному белой простынью дивану стоит Чонин. Темные волосы уложены небрежными волнами, глаза подведены, в прозрачном халатике с синими перьями, белом кружевном поясе, чулках и здоровенных шпильках на платформе.
— Умеешь ты создать настрой, — прочистив горло, говорит Сехун.
— Мой настрой упал десять минут назад, — Чонин смущенно чешет затылок.
— На халатик ты нуну ограбил, а где взял эти блядские туфли?
— Какая разница, где… Откуда ты знаешь халатик? — Сехун загадочно улыбается. — Я теперь понимаю, сколько на это смелости надо. Простишь меня?
— Прощу, конечно, тем более, что тебе идет. Особенно перья, — Чонин краснеет, Сехун обожает это зрелище. Его парня на самом деле довольно просто смутить, если знать, как это делается, а Сехун знает. Нет на свете ничего милее смущенного Чонина. — А если станцуешь приват, даже и секс тебе обломится.
Еще никогда Чонин с таким усердием не зарабатывал прощение. Сехун старается хотя бы не стонать под ним слишком громко, чтобы тот не думал о себе много, но не может сдерживаться.
— Знаешь, может, ты и прав, — говорит он, когда приходит в себя на многострадальном диване. — Есть в этом что-то, пожалуй, тебе надо почаще переодеваться.
Секс в публичном месте, секс перед зеркалом
В один из ничего не предвещающих вечеров они сидят на диване, обнявшись, и смотрят кино.
— Интересно, как это у них получается, — задумчиво говорит Сехун, глядя, как в примерочной неистово сношается европейская парочка. Это же неудобно.
— И долго, — Чонин склоняет голову набок. — Смотри, их снаружи видно.
Сехун коротко смеется.
— Представляю, какое будет лицо у того, кто заглянет.
— Думаешь, они успеют кончить до того, как застукают?
— Мы бы успели, — Сехун понимает, что сказал, только когда чувствует довольное хихиканье Чонина.
Он даже не особо сопротивляется, когда через пару дней Чонин тащит его по магазинам. Чонин хватает пару футболок и мчится к примерочным, Сехун вдумчиво ходит между вешалок и набирает охапку вещей.
— Как ты тут? — Чонин вваливается и сразу задергивает тяжелую плотную штору. Примерочные большие, с зеркалами в полный рост, высокие стенки скрывают даже их с Сехуном. — Снаружи ничего не видно.
— Зато все слышно, — ворчит Сехун, пока Чонин вытаскивает презерватив и смазку. — Да ты готовился!
— Не только я, — хитро усмехается Чонин, запуская руку Сехуну в джинсы. — Повернись к зеркалу.
— Извращенец, — поджав губы, бросает Сехун, но к зеркалу лицом встает.
— Мхмм, — тянет Чонин и кладет ладонь на ширинку сверху. — И ты тоже.
— Куда мне до тебя, — Сехун откидывает голову Чонину на плечо и запускает пальцы в его волосы. Руки Чонина гуляют по его телу и это так восхитительно хорошо, что Сехун забывает, где находится. Чонин раздвигает коленом его бедра, он чуть подается назад и трется, с удовлетворением слыша судорожный вздох. Поднимает голову и видит их отражение в зеркале.
Это так…необычно — смотреть на себя во время секса. Видеть то, что видит Чонин, и чувствовать то, что делает сам. Судя по горящему взгляду Чонина, он тоже этим захвачен. Он кладет руки Сехуна на край футболки, тот понимает намек и стягивает ее через голову.
Чонин ведет рукой по его груди. Никогда еще контраст цветов их кожи не казался таким красивым. Сехун расстегивает джинсы и приспускает их вместе с бельем.
— Поласкай себя, — хрипло шепчет Чонин. Происходящее кажется Сехуну нереальным, в зеркале его ласкает четыре руки, гладят, трогают с жарким бесстыдством, невозможно остановиться. Да и не хочется. — Сними их, — странно, но Сехун стесняется оставаться перед зеркалом голым. Как будто в этом есть что-то постыдное. — Снимай.
Собственные штаны Чонина падают вниз, он убирает руки, Сехун решается. Без рук Чонина его отражение неправильное.
— Продолжай, — выдыхает Сехун. Чонин повинуется. — Оххх… — Сехун давит стон. — Надо было раньше.
— И кто из нас извращенец? — хмыкает Чонин, дразня легкими прикосновениями. Сехун стонет уже в голос.
— Не тормози, я тебе минет делать не буду.
— Это мы оставим для следующего раза, — Чонин ойкает, когда Сехун заводит руку за спину и сжимает. — Поставь руки на зеркало.
Сехун подчиняется, не думая. Ощущение входящего в него Чонина восхитительно, пожалуй, он не прочь как-нибудь это увидеть. Чонин начинает двигаться, Сехун закрывает глаза и наслаждается.
После пары толчков Чонин останавливается.
— У меня всегда такая рожа во время секса? — Сехун открывает глаза. — Жуть.
— Да я уже как-то привык.
— Я к твоей тоже притерпелся.
— Двигайся.
— Не могу, она меня отвлекает! — Сехун чертыхается и встает к зеркалу боком. Чонин начинает двигаться, но вскоре снова останавливается. — Клаустрофобия, — смущенно поясняет он.
— На колени я не…
К соседней примерочной, хихикая, проходит стайка девиц. По старой женской традиции они занимают сразу несколько кабинок, чтобы потом бегать друг к другу и, конечно же, кто-нибудь ошибется.
Чонин сбрасывает принесенные вещи на пол, опрокидывает на них Сехуна, кладет его ноги на плечи и берет его быстро и резко, и это так восхитительно хорошо, даже лучше, чем обычно.
За плотной тканью переговариваются девушки, одна убеждает другую, что синий ей совсем не идет. Конечно, это цвет Чонина, мысленно соглашается Сехун, содрогаясь от наслаждения.
— Но это же мой любимый цвет! — говорит другая. — И я видела парня в синей футболке, ему идет!
А еще ему идет трахать Сехуна, думает он, глядя на сосредоточенное лицо.
— Какие странные звуки.
На этих словах Чонин ускоряется, Сехун сдавленно стонет.
— По-моему, отсюда.
Край шторы дергается.
От одной только мысли, что их обнаружат, Сехун кончает болезненно остро.
— Я смотрю, тебе понравилось, — говорит Чонин. Он уже вытер их обоих найденными в углу салфетками. Сехун невнятно булькает. Понравилось — жалкое подобие, нет таких слов. Двигаться не хочется. Он лежит на полу и рассматривает лампы.
— Я бы повторил.
— Ни за что, — Чонин мрачен как грозовая туча.
— Почему?
— Никогда больше мы не будем заниматься сексом в присутствии других людей!
— Да что случилось-то?
— Никогда!
Ленивый утренний секс
С недавних пор Чонину хочется ленивого утреннего секса, а свои навязчивые идеи он навязывает с упорством, достойным лучшего применения. Сехун отбивается, как может, он вообще не понимает, с чего это у Чонина, который сам не дурак поспать по утрам.
— Я тебя убью, — бормочет Сехун очередным утром, зарываясь в подушку лицом. Чонин пользуется случаем и покрывает поцелуями его плечи. — Дай поспать.
— Сехун-а, — тянет Чонин своим восхитительно низким голосом.
— Отвали.
Чонин разочарованно вздыхает, сползает ниже и кладет голову ему на поясницу. Сехун погружается в дрему, но его будит подозрительное копошение.
— Иди в задницу.
— Я туда и собираюсь.
Сехун все еще недоволен, но по телу уже разливается сладкое томление, сопротивляться совершенно не хочется. У Чонина чудесные руки, когда он их распускает. Медленные ласки, ленивые покусывания, редкие поцелуи — и Сехун уже не может сдержать долгого стона. Чонин довольно хмыкает.
— Ладно, черт с тобой, — бормочет Сехун и трется о него бедрами. Он расслаблен, но Чонин все равно входит постепенно и долго не двигается, оттягивая момент. — Ну?
— Это ленивый утренний секс.
— Ленивый, а не умирающий! — Сехун не выдерживает и подается навстречу. Чонин старается двигаться медленно и размеренно, но его хватает ненадолго, он срывается на бешеный ритм, прерывисто стонет, руки стискивают грудь Сехуна, они кончают почти одновременно.
Его первая мысль — как хорошо лежать в объятьях Чонина. Тому, похоже, тоже нравится, он прижимает Сехуна крепче и наваливается сверху.
— Утренний секс не для нас, — говорит Сехун, глядя на часы, — мы на первую пару опоздали.
— Еще нет. Я часы вперед перевел.
— На сколько?
— На… сорок минут.
— То есть каждое утро я недосыпаю?
— Угу.
— Ты скотина, — шипит Сехун, выползая из-под Чонина. — Даже не подходи ко мне!
Наручники
Чонин должен был насторожиться. Его парень никогда ни на что не соглашается сразу, тем более, сам. Но Чонин не настораживается и все идет как идет.
Когда в пятницу вечером он заходит в квартиру, помахивая скромным черным пакетиком из секс-шопа и невинно улыбаясь, Сехун встречает его обычным взглядом исподлобья.
— Сехун-а, — тянет он немного загадочно.
— У тебя очередная идея, которая мне не понравится, — говорит Сехун.
— Почему сразу не понравится?
— Потому что страдаю всегда я.
— Тебе даже делать ничего не придется, — Чонин достает наручники и помахивает ими в воздухе. — Видишь?
Сехун фыркает и уходит на диван смотреть телевизор. Чонин идет следом, не намеренный сдаваться так легко, он стал специалистом в долгих осадах.
Не то чтобы Сехуну интересен фильм о разведении калифорнийских дождевых червей в неволе, просто на диване удобно вести оборону. Он сидит, скрестив руки на груди, Чонин плюхается рядом и закидывает руку на спинку, за плечи Сехуна.
— Отвали.
— Я ничего не делаю.
— Ты смотришь.
— Мурашки бегут?
— Как будто что-то мокрое ползет.
Чонин наклоняется и проводит языком по его шее, Сехун подпрыгивает и гневно смотрит, когда Чонин дует на след.
— Тебе понравится, обещаю, — он нежно целует плечо. Сехун вздрагивает.
— Отвали, — его голос звучит уже не так уверенно.
Чонин пробирается ладонью под его домашнюю кофту, ласкает живот, целует шею и плечи. Ему самому это все ужасно нравится, знает Сехун, сдаваясь — тяжело сопротивляться тому, кто так наслаждается, доставляя ему удовольствие. Он скользит ладонью вверх по бедру Чонина, накрывает промежность и чуть сжимает, дыхание Чонина прерывается.
Он тянет Чонина в спальню, тот едва не забывает пакетик, срывает с него пуловер, толкает на кровать и садится сверху. Чонин всегда был отзывчив и вспыхивал как спичка, но вряд ли кому-то доверял так, как Сехуну, чтобы подпустить достаточно близко, никто не знает, насколько легко заставить его умолять. А Сехун знает и пользуется, правда, претензий не было.
Он гладит Чонина кончиками пальцев и тот нетерпеливо стонет, зажмурившись. Чонин на самом деле очень красив.
— Знаешь, я тебе не говорил, — Сехун стягивает кофту, расстегивает джинсы Чонина и свои штаны, — но я тебя знал еще до того, как нас Чунмён познакомил. Моя одногруппница была в тебя влюблена, ты с ней переспал на какой-то вечеринке, она рыдала неделю. Я бы не обратил внимания, но она сказала, что ты пытался ее отговорить, и мне стало интересно. Не ожидал, что ты таким красавчиком окажешься.
— Думаешь, я красивый?
— Очень, особенно сейчас, — Сехун наклоняется и целует его. — А будешь еще красивее.
— Жду не дождусь, — Чонин смотрит горящими глазами, волшебными, почти черными глазами, под взглядом которых у Сехуна всегда что-то екает внутри. Он достает из пакетика наручники и пристегивает Чонина к ножкам кровати, цепочки достаточно длинные, чтобы не бояться вывернуть запястья. Чонин прерывисто вздыхает и ерзает, на такое он даже не надеялся. То есть Сехун никогда не зажимается и на ласки не скупится, но редко начинает первым, а уж такое и вовсе подарок.
Сехун целует его медленно и нежно, словно не сидит на беспомощном Чонине верхом, наклоняется и трется, сжимая его бедра ногами. Чонин стонет что-то неразборчивое и дергает руками, тяжело дышит, выгибается навстречу. Сехун чувствует, насколько тот возбужден, но этого еще недостаточно. Он чуть меняет позу — Чонин вскидывает бедра и давится стоном — и прихватывает губами кожу под челюстью, спускается по шее, языком трогает ямку между ключицами, целует все ниже по животу и груди, вылизывает пупок.
— Мне нравится твой вкус.
— Пожалуйста, — Чонин всхлипывает. По его телу пробегает крупная дрожь, он закусывает губу, стискивает цепочки наручников так, что костяшки пальцев белеют, приподнимает колени, чтобы Сехун скатился поближе. О да, теперь он готов.
Сехун наклоняется к его лицу.
— Ты меня затрахал. — Чонин распахивает глаза. — Хватит уже всякого идиотского разнообразия, я хочу нормального человеческого секса! А не этого минного поля, когда непонятно, куда тебя укусит в следующий раз.
— Но я думал…
— Вот лежи здесь и думай над своим поведением. А я в клуб!
Фудплэй
— Чунмён, ну пожалуйста!
— Нет, я сказал! Как ты себе это представляешь?
— Кого я еще попрошу?
— У меня девушка есть!
— Я же не посягаю на ее территорию!
— Нет, Чонин!
— Ну…
— Ой, простите, я помешала?
— Мира, помоги мне его уговорить!
— Ладно… а на что?
— Помочь мне Мира, он совсем не хочет мне помочь!
— Чунмён?
— Он хочет, чтобы я намазал его сливками и обложил клубникой для Сехуна в подарок, потому что у него самого красиво не получается.
У Миры загораются глаза.
— Давай поможем!
— Ээ… Знаешь, Чунмён, я передумал.
— Нет, друг, мы тебе поможем.
Мира развивает бурную деятельность, Чунмён злорадствует, Чонин скулит и смотрит грустными глазами. В магазине она выбирает лучшие ягоды и жирные сливки.
— Может, баллончик купим? — вздыхает Чонин.
— Нет-нет, только натуральные, никакой химической гадости. И тебе приятнее, и есть вкуснее.
— Не пожалеешь, — кивает Чунмён.
— Я уже.
Когда они заезжают за миксером, Чонин постигает глубины буддистского смирения и молчит. Мира заставляет его перестелить постель и отправляет в душ, пока они с Чунмёном готовят клубнику. Чонин выходит, завернутый в полотенце, и нерешительно топчется на пороге. Лежать голышом перед девушкой лучшего друга не входило в его планы, он вообще не любит показывать член просто так. К счастью, Мира и сама не хочет видеть его голым абсолютно, вручает Чунмёну миску и уходит в кухню.
— Снимай полотенце и ложись, — Чонин мнет узел. — Чонин, сам не ляжешь — раздену и уложу!
Чонин сутулится и шаркает к постели, аккуратной кучкой складывает полотенце, ложится и…
— Чонин, чтоб тебя! Убери руки со своей жалкой пиписьки!
— Она не жалкая! — Чонин красный как рак, но возмущается искренне. — И вообще, это не пиписька, это член!
— Откуда мне знать? Убери руки или я на них сливки сложу! — Чонин мотает головой. Чунмён наклоняет миску. — Придурок, я сам не горю желанием тебя голым увидеть, давай быстрее!
— Закрой глаза.
— Чего?!
— Чунмён, я стесняюсь!
— Если я закрою глаза, получится некрасиво, — ядовито говорит Чунмён.
— Ты злой, — скулит Чонин, но руки убирает. Чунмён водружает аккуратную горку в промежности и сам краснеет.
— Ой, мальчики, что вы тут делаете? — удивляется Мира вполне искренне.
— Это не то, что ты думаешь! — хором отвечают они.
— Да? Ну ладно. Я думала, вы на Чонина сливки намазывали… — Чунмён фэйспалмит, Чонин мечтает провалиться сквозь землю. — Чунмён, сделай еще сливок, а я пока эти украшу.
Мира раскладывает клубнику, получается и правда красиво.
— Почему ты мне помогаешь?
— Это весело, — пожимает плечами Мира. — Мне нравится Сехун и забавно наблюдать за Чунменом. Оппе полезно делать глупости. Хочешь клубничку?
— Не…
Чонин хочет отказаться, но Мира быстрее.
— Что вы тут делаете? — Чунмён поднимает брови, глядя, как Мира стирает сок их уголка рта Чонина.
— Это не то, что ты думаешь, — смущенно улыбается Мира. Чонину снова хочется провалиться сквозь землю.
— Мм, какая ты. Может, уже и сливки попробовала, пока я на кухне?
— Еще нет, но теперь, когда ты сказал…
— Чунмён! — Чонин стонет и закрывает лицо руками.
— Что Чунмён, дай мне тоже получить удовольствие, — Чунмён подходит ближе и ведет рукой по его груди и животу. — Всегда мечтал это сделать.
— Ой, я тоже хочу! — Мира гладит внутреннюю сторону бедер Чонина.
— Эй, хватит! — Чонин испытывает стыд и возбуждение, и от этого стыдно еще больше. Он пытается выползти, сливки угрожающе качаются, Чонин замирает.
— Давай нарисуем сердечки и стрелку вниз.
— Давай. А сливок хватит?
— А мы сначала стрелочку.
Чонин притворяется, что его тут нет, что это не его стройное красивое тело подвергается клубничке и поруганию. Когда Чунмён и Мира заканчивают, он уже закрывает глаза и со всем смиряется. То есть…
— Ты что это делаешь? — он распахивает глаза, услышав щелчок. Мира делает еще несколько снимков с разных точек. — Кыш, кыш! Чунмён!
— Это награда, — невозмутимо говорит Чунмён, — не бойся, в наших сексуальных играх снимки участвовать не будут.
— Ну спасибо, — шипит Чонин.
— Мы пошли, — машет рукой Мира. — Сехун смс прислал.
— Идите-идите! Ненавижу вас.
— Очень красиво получилось, мы тебе покажем потом. Пока-пока!
— Выметайтесь!
Они уходят, а Чонин понимает, что, черт возьми, рано он обрадовался. Он чувствует себя на редкость глупо, лежа голышом, обмазанный сливками, в полном одиночестве. Но прежде, чем он успевает что-то сделать, открывается входная дверь.
— Чонин? — у него перехватывает дыхание. — Чонин… Надо же!
— Привет, — Чонин пытается улыбнуться лениво и соблазнительно.
— У нас дата какая-то?
— Ну-у, — черт, а вдруг правда дата? — Какая разница?
— Ладно, — Сехун садится рядом, подцепляет сливки пальцем и облизывает. — Вкусно. Тебе идет.
— Да пошел ты!
— Правда идет, — смеется Сехун. — Ты красивый. — Он наклоняется и слизывает сердечко с живота. Чонин трепещет. — Подожди, я сейчас.
Он выходит, а Чонин предвкушает что-то необычное. Внизу живота собирается тепло, место, которое лизнул Сехун, горит, тело наполняется легкостью. Чонин все еще немного волнуется и робеет перед каждой близостью, словно не может поверить, для него это больше, чем секс, важнее, чем все, что было раньше. Он надеется, что для Сехуна это тоже важно.
Сехун возвращается быстро и с ложкой наперевес.
— Сехун-а, что ты собираешься… — осторожно спрашивает Чонин.
Сехун зачерпывает сливки прямо… прямо оттуда! Зачерпывает и ест, и жрет, поганец, облизываясь!
— Хорошая сервировка, мне нравится.
— Это не еда! — стонет Чонин, растеряв весь романтический настрой.
— А что это?
— Это сексуальная игра, фудплэй называется.
— То есть я должен есть все это с тебя ртом и возбуждаться?
— Да!
— Еще чего!
— Ты же облизываешь меня во время секса!
— Мало ли что я во время секса облизываю, это же еда!
— Где ты тут еду нашел, тут все для секса приготовлено, понимаешь? Для секса!
Сехун зачерпывает ложку с клубничкой и сует Чонину в рот.
— Вкусно.
— А я что говорю? Ешь давай.
— Но я хотел…
Сехун наклоняется и чмокает его в живот.
— Сексом займемся, когда отмоешься.