Из состояния задумчивости меня вывел комиссар.
– Письмо родным написал? – спросил он. Комиссар знал, что я с женой связи не имел, а родных только что разыскал. Им удалось переехать из Луганска в Майкоп.
– Написал. Спасибо тебе, друг, – поблагодарил я. Его чуткость растрогала меня.
До выезда на аэродром остались считанные минуты. Пообедали наспех.
– Теперь можно и в путь‑дорогу дальнюю, – сказал я, собираясь выйти.
– Минуточку. По русскому обычаю положено перед расставанием присесть и помолчать, – сказал скороговоркой Ковалев.
Он сел. Мы последовали его примеру. Посидели…
Сколько торжественности в этой минуте молчания. Мудрый обычай. За минуту можешь запомнить на всю жизнь тех, с кем расстаешься. В этот момент вспоминается только хорошее о них, плохого как не бывало.
– Ну вот. Теперь можно и за дело, – сказал Ковалев с сознанием исполненного долга.
– Друзья, запомните эту минуту, – сказал с волнением комиссар, подымаясь с ящика. – Когда‑нибудь после войны соберемся, ну, скажем, в Москве. Сядем вот так же и вспомним 11 июня 1942 года.
– Дай бог нашему теляти да волка поймати, – пошутил Ковалев.
Хорошие пожелания. Суждено ли им сбыться? Только вышли из помещения, как нас оглушила команда:
– Смирно! Равнение направо! Товарищ капитан, отряд построен для проводов вашей группы на выполнение задания в тылу врага. Дежурный по отряду лейтенант Гапоненко! – Закончив рапорт, он сделал шаг в сторону и поворот, давая мне дорогу.
Я в недоумении посмотрел на строй, а затем на комиссара. Бритаев выглядывал из‑за Ковалева и улыбался. «Его проделки», – подумал я.
Это было так неожиданно, что я растерялся и не знал, с чего начать. Поздороваться? Сегодня уже принимал рапорт и здоровался. Что же я стою? Надо что‑то сказать.
|
|
– Дорогие друзья! ‑ начал я. – Вот мы и расстаемся. Закончилась наша теоретическая подготовка. Предстоят практические дела. Но учтите, что учеба и там будет продолжаться. Многие из вас уже получили задания, – продолжал я, а сам думал: «Не то говорю». Надо что‑то важное сказать, а важное не шло на ум.
– Завтра вылетает группа лейтенанта Гапоненко. Затем группы комиссара, начальника штаба и другие. Но где бы вы ни были, не забывайте наш отряд, своих друзей… Разрешите от всего сердца пожелать вам удачи при выполнении задания и хорошего здоровья. Желаю всем вам возвратиться живыми и здоровыми. Будьте дисциплинированными. Крепите дружбу. Помните, что в этом залог успеха. До свидания. До скорого свидания, товарищи разведчики.
– До свидания.
– Желаем успехов, – отвечали хором разведчики.
– Разойдись! – скомандовал Гапоненко.
Сразу двор наполнился гулом голосов. Моя группа – в центре внимания. Сегодня нас провожают. Завтра – очередь группы Гапоненко. И так все дни до полной отправки всех групп.
– Калинин, Леша! Завтра встречай нас с Антоном Петровичем, – кричал Маркиданов.
– Прилетайте, – выкрикнул Петя Кормелицын. – Мы вам газетку подстелим.
– Прыгайте на мягкое место, на газетку, – подхватил Юра Корольков.
– Эх, хорошо бы встретиться в тылу противника всем отрядом. Это была бы сила, – сказал воодушевленно Рыбинский.
– Чтобы с оркестром встречали. Оркестр обязательно, – кричал громче всех Володя Лапин, командир отделения из группы Гапоненко.
|
|
– Смотри, чтобы на немецкую «симфонию» не напороться, – отвечал Стрелюк…
Прощание подходило к концу. Груз уложен на машину. Время отъезжать.
– Группа, к машине! – командует Калинин. – Садись.
Прощаюсь с офицерами. Подхожу к Гапоненко.
– Большое тебе, Коля, спасибо за последний рапорт, – сказал я, пожимая обеими руками широкую шершавую руку Гапоненко. – Желаю тебе всего наилучшего. Береги людей и себя. Не стесняйся советов Землянко и Лапина – они твои помощники.
Коля Гапоненко – молодой лейтенант из Донбасса. В отряд пришел несколькими днями раньше меня. Требовательный и в то же время заботливый командир и хороший товарищ, он быстро завоевал авторитет среди товарищей. На его обветренных губах всегда играла приветливая улыбка. В отряде он был командиром взвода. Теперь ему поручено командование группой. Его группе предстояло действовать в Курской области. Это был самый близкий к линии фронта район, а следовательно, самый трудный. В его группу были включены наиболее опытные разведчики, такие, как Землянко, Лапин, Маркиданов, Остроухов и другие.
– Итак, до свидания, Коля, – сказал я и обнял его на прощание.
Провожать группу на аэродром поехали Бритаев и Ковалев. Наиболее предприимчивым разведчикам – Лапину, Маркиданову и Демину – тоже удалось прорваться на аэродром.
На аэродроме нас встретил начальник воздушно‑десантной службы майор Юсупов. Широкоплечий, неуклюжий, как медведь, татарин, с широким обветренным лицом, казавшимся безразличным ко всему окружающему, он был известен всем разведчикам, которым приходилось иметь дело с парашютом в пределах Брянского фронта, как смелый десантник и чуткий товарищ. Он руководил подготовкой парашютистов, лично наблюдал за укладкой парашютов и руководил выброской десантных групп в тылу врага. Это он «помог» Юре и Маркиданову совершить пробный прыжок. Это у него прошел парашютную школу Вершигора Петр Петрович, выросший за время действий в тылу врага от разведчика до генерала, Героя Советского Союза, командира прославленного партизанского соединения.
|
|
– Снимите груз и постройте людей, а машину отведите в сторону, – сказал Юсупов с сильным татарским акцентом.
– Во сколько будете отчаливать? – спросил Ковалев.
– Еще точно не решили, – ответил майор.
Я ушел выполнять распоряжения майора Юсупова. Юсупов не спеша, вразвалку подошел к группе и так же не спеша, стараясь как можно точнее выговаривать слова, спросил:
– Как настроение?
– Бодрое, – ответил за всех Кормелицын.
– Ну, раз бодрое – значит, хорошо, – продолжал майор. – Объясняю порядок посадки. Сначала погрузим имущество. Для этого два человека подымутся в самолет, а остальные выстроятся у входа и будут подавать груз. Груз укладывать к стенкам, не загромождая прохода. Каждый должен свои вещи держать при себе.
Говорил он ясно, подробно и четко, как на занятиях по перевозкам.
– Когда будет подана команда на посадку, подходить к самолетам по одному. Не шуметь. В полете парашюты держать наготове. При выброске не задерживаться. Прыгать на плечах предыдущего, тогда приземление будет кучное. Вот так. Остальное я вам говорил на занятиях. Понятно?
– Понятно, – дружно ответили разведчики.
– Раз понятно, значит, хорошо, – сказал майор и, обращаясь ко мне, добавил: ‑ Пойдем к летчикам.
Возле самолета мы услышали оживленный разговор. Спорили начальник аэродрома и командир машины.
– Ответственность за выпуск самолетов возложена на меня, и при такой погоде я не дам разрешения на полет, – спокойно говорил начальник аэродрома, высокий и по‑юношески стройный полковник.
Вы не выпускали меня и прошлый раз, а я прилетел к объекту, – возражал человек в кожанке, нервно бегая вокруг полковника. – Погода благодать, костры как на ладошке. Видно, как возле костров бегают партизаны. Поймите, товарищ полковник, ведь люди ждут! Я им обещал прилететь, а теперь скажут: «Лгун, трус Кузнецов».
«Вот это кто, – подумал я. – Вот какой ты, прославленный летчик, Герой Советского Союза!»
– Не волнуйтесь, товарищ Кузнецов, – успокаивал полковник расходившегося летчика. – Я не меньше вас беспокоюсь о партизанах, о вашей репутации, о чести летчика. Сам летчик. Но поймите, что можно не достичь цели и потерять самолет и экипаж. К тому же я вам сказал – ждем ответа на наш запрос о состоянии погоды над объектом.
Несколько в стороне от споривших спокойно прохаживался командир второй машины – Таран. Невозмутимый и молчаливый, он, кажется, не интересовался исходом спора.
Нашей группе предстояло лететь на самолете Тарана.
Мы познакомились.
– Парашюты прикажите снять, – спокойно сказал Таран. – Летим к брянским партизанам с посадкой.
– Вы даете указания, а вопрос о полете еще не решен, – сказал я, имея в виду спор.
– Вопрос решен. Поспорят немного – и полетим, – по‑прежнему спокойным тоном ответил Таран.
Известие о полете с посадкой разведчики восприняли по‑разному. Одни радовались, в том числе и я, что не придется прыгать. Дуся даже повеселела от этой вести. Другие – любители острых ощущений – были разочарованы. Однако те и другие приказание выполнили быстро.
– Жаль, Юра лишается удовольствия еще раз прыгнуть с парашютом, – сказал с иронией Рыбинский.
– Пожалей лучше себя, – отозвался беззлобно Юра, снимая парашют.
Когда я возвратился к самолету, то застал такую картину: Кузнецов от души благодарил полковника.
– Вот это чуткость, – говорил он, сияя. – Прилечу и скажу партизанам, что есть такой человек на Большой земле, полковник, который в любую погоду, при любой обстановке пришлет вам помощь.
– Так уж и скажешь? – спрашивает с лукавой улыбкой полковник. – Как только закроешь за собой дверцы, так сразу и забудешь про меня. Знаю я тебя.
– Получено разрешение на вылет, – сказал Таран. – Начинайте грузить имущество.
Имущество грузили под наблюдением майора Юсупова.
Когда группа выстроилась для посадки, к самолету подъехал полковник Павлов.
– Как раз вовремя, – сказал он, здороваясь с летчиками. Затем подошел к разведчикам.
– Пришел к вам проститься и еще раз напомнить о важности выполняемой вами задачи. Рассчитывайте только на свои силы и возможности. Берегите друг друга. Учтите, что основная ваша задача – разведка, а диверсии и бой – вспомогательная. Охраняйте радистку и рацию. Потеряете связь – не выполните задания…
Полковник Павлов попрощался с разведчиками и, повернувшись ко мне, сказал:
– Помните, что данные о работе железной дороги Бахмач – Ворожба и передвижении войск противника для нас нужны, как воздух. Особое внимание обращаю на донесения. Информация, информация и еще раз информация. Берегите разведчиков и сами будьте осмотрительны. Желаю счастливого пути!
– Приготовиться к посадке! – подал команду Юсупов.
Истекают последние минуты нашего пребывания на Большой земле.
– На посадку, бегом марш! – услыхали мы последнюю команду.
Разведчики по лестнице вбежали в самолет. Быстро разместились, кто на чем. Радистке предоставили кресло возле окна. Она уселась, прижалась лицом к окну, жадно всматриваясь в очертания города, еле видимого в вечерней дымке.
Закрыта дверь. Взревели моторы. Мы все у окошек. Нам что‑то кричат и показывают руками. Ничего не слышно. Отрицательно крутим головами. Провожающие машут на прощание, кто рукой, кто фуражкой.
Самолет выруливает на стартовую дорожку и, дрожа всем корпусом, набирает скорость. Чуть заметный толчок – и мы в воздухе. Два прощальных круга над городом, и самолет ложится на заданный курс.
Город остался позади, а вместе с ним – сборы, ожидания, друзья…
ПОЛЕТ СОСТОЯЛСЯ
До линии фронта более ста километров. Хотя уже наступили сумерки, но дороги и реки под нами вьются отчетливыми змейками. Постепенно успокаиваемся. Думать о прошлом не хочется, а будущее весьма туманно. Земные будничные заботы отошли на второй план.
Дуся смотрела вниз, увидела извилистую ленту, змейкой вьющуюся по земле, и взглядом спросила меня: «Что это?»
– Река, – прокричал я ей в самое ухо. Ее брови недоуменно поднялись:
– Неужели?
Оказывается, лететь не так уж страшно, как ей казалось до этого. Как в автомашине, даже плавнее, только иногда чувствуешь холодок внутри. Это самолет падает в воздушную яму.
Время идет. Самолет поглощает километр за километром. Я стараюсь определить, где обороняется дивизия, в которой прослужил два с половиной года до войны, принял боевое крещение и в течение восьми месяцев сражался в ее рядах.
Вдруг мы резко пошли на снижение. В чем дело? Неужели? По спине пробегает неприятный холодок. Нет, миновало… Самолет снова пошел ровно. И лишь теперь мы увидели гирлянды трассирующих пуль, снарядов и ракет за хвостом самолета. Не знаю, как остальные мои спутники, но у меня волосы зашевелились на голове. Скажу откровенно: прескверная штука летать на самолете без парашюта и попасть в зону неприятельского зенитного огня. К нашему счастью, это продолжалось недолго. Самолет вышел из‑под обстрела. Огненные светлячки остались далеко позади. На душе отлегло. Гробовое молчание прорвалось многоголосыми выкриками. Заговорили сразу все. Особенно старались самые юные.
– Да ты, Юра, не бойся, – подчеркнуто хладнокровно сказал Костя Стрелюк.
– А я не из пугливых, – задиристо ответил Юрка. – Наверное, сам струхнул?
– Красивая иллюминация, – сказал Володя Савкин, любитель споров и подковырок.
– Фейерверк.
– Еще бы повторить, – расхрабрился Юра.
– Не беспокойся. Фашисты могут удовлетворить твое светлейшее желание и прислать пару «мессеров», – сказал с издевкой Володя Савкин.
– Этим ты Юру не испугаешь. Он их ручными гранатами – и дело с концом, – подлил масла в огонь Стрелюк.
Взрыв хохота потряс самолет. Разведчики, стремясь успокоить товарища, на самом деле подбадривали каждый себя.
Дуся прислушивалась к словесной перепалке, и взгляд ее теплел, когда она смотрела на ребят.
Самолет окутался туманом. Мы в облаках. Однако не прошло и пяти минут, как начало быстро светлеть. Самолет подмял под себя облака и продолжал набирать высоту.
Разговоры постепенно стихают. Разведчики подремывают, прикорнув кто на чем. Сон овладевает и мною…
Резкая боль в ушах заставила проснуться. Проскользнула догадка: самолет идет на снижение.
– Костры, – сказал летчик, довольный удачным перелетом. – Хотите посмотреть?
Еще бы! Конечно, хочу! Вошел в кабину, и мне указали на пять точек, расположенных конвертом. Вот они – заветные костры. Сколько надежд на них возлагают партизаны и разведчики. По мере приближения огоньки увеличивались.
– Вот он, Партизанский край, – сказал я.
– Да еще какой – целое государство, – прокричал мне в ухо летчик.
Самолет шел на снижение прямо с курса. Видно, аэродром летчикам был хорошо знаком. Толчок, еще толчок, и самолет, замедляя ход, побежал, подпрыгивая на кочках. Приземлились на поляне, рядом с самолетом Кузнецова.
На самолеты налетели партизаны. Закипела работа. Выгружали тол, патроны, снаряды. То и дело слышались команды, поторапливавшие партизан. Необходимо было спешить, чтобы до рассвета самолеты могли пройти опасные зоны.
– Васька, осторожнее. Это тебе не куль с мукой, а ящик с минами. Как ахнет, так и самолета не останется, – говорил один партизан другому.
– Так воны розряжени, – отвечал партизан тягучим голосом.
– А как с духовной пищей? – спросил высокий партизан.
– Есть и духовная. И письма есть, и газеты. Пройдите ко второй машине, – ответил Таран.
– Вот это красота! – обрадовался партизан.
– Может, кто угостит махорочкой? Отечественной хочется. Трофейные сигареты – дрянь. Никакого вкуса нет, один дым.
– Меньше разговоров, – поторапливал партизанский командир. – Быстрее разгружайте.
– Раненых на погрузку. Живо…
Видно было, что здесь все рассчитано до секунд. Каждый знает, что ему делать. В течение каких‑то восьми‑десяти минут груз был снят и раненые внесены в самолет.
– Смотрите, товарищи, как надо действовать, – позавидовал Калинин. – Как часовой механизм. Видно, обстановка научила ценить каждую минуту.
Кузнецов и Таран разговаривали с партизаном, которого все называли «товарищем командиром».
– Товарищ Таран, большое спасибо всему экипажу за благополучную доставку, – сказал я, когда он распрощался с партизаном.
– Не стоит благодарить. Это наше обычное дело, – сказал летчик.
– Прошу вас, передайте полковнику Павлову, что все в порядке.
– Обязательно передам. Желаю успеха. До свидания.
Самолеты, взревев моторами, подняли облако пыли, разбросали костры, разбежались, и один за другим оттолкнулись от партизанского аэродрома. Сделав круг над поляной, они помигали бортовыми огнями и легли на обратный курс.
В дальнейшем Таран не раз вызволял нас в тяжелые минуты, даже не подозревая, кому он доставляет груз. По‑иному сложилась судьба Кузнецова. Он погиб со всем экипажем…
– Старшего прилетевшей группы автоматчиков к командиру, – позвал кто‑то из партизан, когда стих звук моторов.
Меня представили командиру партизанского соединения Емлютину.
– Расположитесь в деревне, – сказал Емлютин после того, как состоялось наше знакомство.
– А почему в деревне? – спросил я.
– Все прибывшие с Большой земли задают один и тот же вопрос. Потому что у нас здесь Советская власть на месте и противника, вернее его войск, ближе тридцати километров нет, – сказал, улыбаясь, Емлютин. – Так что можете спокойно спать. Если в чем будете нуждаться – приходите в штаб. А сейчас отдыхайте. Вас проводят…
«Так вот почему Таран говорил, что здесь целое государство», – думал я, входя в партизанскую деревню.
ПАРТИЗАНСКИЙ КРАЙ
Брянский лес встретил нас суровой настороженностью.
Огромный массив Брянских лесов уже в то время получил название Партизанского края. Он включал в себя территорию нескольких районов, откуда народные мстители изгнали немцев и восстановили Советскую власть. Этот край являлся базой для развертывания партизанского движения, опорным пунктом для нанесения ударов по тылам врага на территории Брянской, Орловской, Курской, Сумской и Черниговской областей.
В Брянских лесах базировались многие прославленные партизанские отряды. Одним из них был отряд, возглавляемый Емлютиным, в прошлом работником органов внутренних дел. На аэродроме этого отряда мы и приземлились.
Группа расположилась в просторном доме в селе Вздружное. Непривычные к длительным перелетам, разведчики и радистка сразу же заснули на полу, устеленном свежим сеном. Сон был крепкий. Проснулись, когда солнце ярко светило в окна, а часы‑ходики показывали десять.
Хозяйка, пожилая женщина в ситцевой кофточке, домотканой холщовой юбке и таком же фартуке, спокойно и уверенно действовала ухватом в печке, переставляя чугуны. Комната была наполнена приятным запахом жареной баранины.
– Проснулись, соколики? – сказала хозяйка, шепелявя беззубым ртом. – Не могла дождаться, когда вы проснетесь.
– Доброе утро, мамаша, – сказал Леша. – Что же вас интересует?
– Ох, касатики, многое нас интересует, – вытирая руки о передник, продолжала хозяйка. – Скажите, скоро ли придет к нам Красная Армия?
– Фашистов прогонит и придет, – ответил Леша.
– Ага. А когда же их прогонят?
– Этого сказать не могу. Сам не знаю.
– Выходит, что и вам не все известно, – сказала разочарованно хозяйка.
Помолчали.
– А как люди?
– Люди работают, – сказал Калинин. – Перед вылетом сюда я получил письмо из Саратова. Есть такой город на Волге. Слыхали?
– Так, так. От мамы, значит, весточку получил, – сказала хозяйка, и на ее лице появилась добрая улыбка, как будто хотела сказать: «Вот какие мы, матери! При любых условиях не забываем вас».
– Угадали. От нее. Так вот, она пишет, что работают по нескольку смен, не выходя из завода. Пенсионеры и те пошли работать. У станков и едят.
– А как с продуктами‑то?
– Трудновато. По карточкам получают…
– Всем приходится трудно, – сказала с печалью хозяйка. – Намедни нам партизанский комиссар говорил на счет второго фронта. Не слыхать, когда он там откроется? Все бы нам облегчение было.
– Есть поговорка, мамаша, – вмешался в разговор Кормелицын, – на бога надейся, а сам не плошай.
– Ишь ты! Молодой, а старинные поговорки знаешь, – сказала довольная тетя Фрося – так звали нашу хозяйку.
– Второй фронт – это партизаны. Партизаны должны больше бить фашистов с тыла…
Разведчики выходили во двор, умывались, а тетя Фрося продолжала осаждать Лешу и Петю вопросами.
– Что правда, то правда, насчет партизанов‑то. Да только опять же нужно оружие. А какое у наших оружие – одни ружья? Ни тебе танков, ни тебе автоматов. А разве без автоматов супротив танки управишься? Хорошо ковпаковцам: у них есть и танки, и еропланы…
– Бабушка, да с автоматом против танка ничего не сделаешь, – солидно сказал Юра под общий смех товарищей. – Для этого нужны гранаты, бронебойки и орудия.
– Что же вы смеетесь? – недовольно сказала тетя Фрося. – Я говорю то, что другие сказывают.
– Не обращайте на них внимания, – решил выправить положение Леша. – Нужны и автоматы, и орудия, и гранаты. Все это получат партизаны.
Хозяйка смахнула со стола хлебные крошки, оставшиеся после ужина, и начала готовить на стол. Она нарезала большими ломтями черный хлеб, поставила большой чугун с тушеной картошкой и бараниной.
– Я же и говорю, что без автоматов нам не одолеть Гитлера, – сказала тетя Фрося, с благодарностью адресуя ответ Леше.
Когда хозяйка вышла во двор, Калинин, обращаясь к разведчикам, сказал:
– Зачем обижаете старого человека? Понимать ее надо. Иной раз ей поддакнуть можно. Видите, как она для нас старается?
Вошла тетя Фрося, и на столе появился свежий, только что сорванный с грядки лук.
– Садитесь завтракать. Не знаю, угодила вам или нет. Кто хочет, можно с лучком, – сказала она и, сложив руки на груди, стала у печки.
Ели с преувеличенным аппетитом, похваливая завтрак. Хозяйка заметно веселела. Глаза ее потеплели.
Когда с картошкой покончили, на столе появился второй чугун с кипятком, заваренным фруктовым чаем. Этот чай напомнил мне далекое детство. Такой чай, кирпичиком, я любил есть вместо повидла. По‑видимому, бережливая хозяйка держала его для дорогих гостей.
– Большое вам спасибо за завтрак, – сказал я, подымаясь из‑за стола. – Давно мне не приходилось есть такой вкусной картошки. Но особенно мне понравился чай.
– Спасибо…
– Благодарим, – наперебой заговорили разведчики.
– На доброе здоровье, сыночки, – расплылась в улыбке тетя Фрося. – Не обессудьте. Как умела, так и приготовила…
После завтрака Дуся с помощью Сережи Рябченкова и Юры развернула рацию и впервые связалась с Большой землей. Она передала мое донесение о результатах перелета. И только успела убрать рацию, как попала во власть гостеприимных хозяйских дочерей и их партизанских подружек.
Нам тоже пришлось выдержать бурную «атаку» партизан, ожидавших нас на улице. Вопросы сыпались со всех сторон, только успевай отвечать.
– Как дела на фронте?
– Когда откроется второй фронт?
– Много ли у нас самолетов и танков? Чьи лучше – наши или немецкие?
– Знают ли на Большой земле о партизанах?
– Останетесь в нашем отряде или дальше пойдете?
Мы еле успевали отвечать. Конечно, наши ответы не могли в полной мере удовлетворить любопытство наших новых друзей.
– Правда ли, что нам пришлют новое оружие? – спрашивали они.
– Раньше вы не получали ни патронов, ни взрывчатки, а теперь получаете. Скоро получите автоматы и бронебойки, – заверяли мы партизан.
– Правильно капитан говорит, – поддержал меня один из партизан, обладатель немецкого автомата. – Видишь, их вот прислали с автоматами, а раньше присылали с винтовками.
– Говорят, что отряду Ковпака уже прислали автоматы, – сказал рябоватый детина.
Мы в свою очередь расспрашивали партизан об их действиях, о диверсиях, а также об обстановке в Брянской и Сумской областях…
Для получения наиболее полных данных, интересующих нас, мы пошли в партизанский штаб.
– Леша, запасайся махоркой, – рекомендует Петя.
– Да, с куревом у них дело дрянь, – говорит Калинин.
Идем по улице. Не верится, что находимся в нескольких сотнях километров за линией фронта.
– Неужели мы в тылу врага?! – с наивным восхищением спрашивает Петя.
– Смотрите, женщины в поле работают, – удивляется Лёша.
– Точно так же, как в деревнях под Ельцом…‑ вспоминаю я.
Война войной, а жизнь идет своим чередом. Для того, чтобы жить, надо иметь пищу. А для того, чтобы ее иметь, надо работать.
При выходе из села нас остановила девушка с винтовкой.
– Куда идете? – спросила она официальным голосом.
– Нам надо в штаб, красавица, – ответил игриво Кормелицын, поправляя пышный чуб цвета спелой соломы.
– Кто вы такие, что вам нужен штаб? Предъявите, документы, – строго потребовала партизанка.
– Какие у нас могут быть документы?‑вмешался я.
– Пропуск на право выхода из села должен быть, – сказала девушка, – иначе не выпущу.
Мы стояли в растерянности. Черт его знает, какие здесь порядки, но нарушать их не следует. Решили попробовать договориться с девушкой мирным путем. ]
– Мы прилетели ночью. Нам надо пройти к вашему командиру. Он нас ждет, – объяснял я партизанке.
– Командир наш в деревне. Тетя Варвара – наш командир. Она обороной заворачивает. Без ее разрешения никого не пропущу, – отрезала она.
– Брось шутить, красавица, – сказал Кормелицын, намереваясь пройти.
– Стой! Кому говорю!? Стрелять буду! – выпалила одним духом партизанка, беря на изготовку винтовку выпуска двадцатых годов.
– Что же нам, возле тебя сидеть?‑ спросил Леша Калинин.
– Не мое дело. Что хотите, то и делайте. А без пропуска не выпущу, – последовал ответ.
По всему было видно, что придется возвращаться в деревню. К счастью, подошел партизан, который устраивал нас на отдых.
– Здравствуйте, товарищи. Что, Любаша, уже познакомилась? – спросил он.
– Да вот им нужно пройти в штаб, – кивнув головой в нашу сторону, стараясь быть безразличной, сказала девушка.
– Я туда иду. Идемте, товарищи.
Мы облегченно вздохнули. Наконец‑то прорвали одну блокаду.
– Это хорошо, что ввели пропуска. Посторонний не попадет к партизанам, – сказал я, довольный оборотом дела.
– Какие пропуска? – удивленно спросил провожатый.
– На право передвижения из одного села в другое.
– У нас таких пропусков нет, – еще больше удивился тот.
– Как нет? У нас девушка спрашивала пропуск, – в один голос заговорили мы.
– Кто? Любаша? Это она решила над вами подшутить, – сказал партизан и улыбнулся.
– Не может быть! – удивились мы. – Она вполне серьезно спрашивала.
– Вот те на! – протянул Петя и почесал затылок. – Теперь смеху будет.
– Не вы первые попадаетесь ей на удочку. Просто ей приятно было с вами побеседовать. Хотела показать, что и она начальник. Она у нас такая, – с гордостью сказал партизан.
Мы были осмеяны на первом шагу.
Весь путь до партизанского штаба прошли лесом и не встретили ни одного человека, за исключением часового, непосредственно охранявшего штаб.
В моем представлении штаб сохранился таким, каким я привык его видеть в полку, дивизии, армии. Это хорошо слаженная машина, со множеством различных специалистов, где обязанности строго распределены между исполнителями.
Штаб партизанского отряда я представлял как штаб полка, а штаб соединения – как штаб дивизии. Штаб, в который мы пришли, по значимости можно было приравнять к дивизионному. Но по методам работы и по его организации он во многом отличался от дивизионного. В нем не было специалистов. На командные и штабные должности шли люди, не проходившие никакой подготовки. Народ сам выдвигал командиров.
В штабе царило оживление. Партизаны готовились к проведению очередных операций. Прибывали командиры отрядов, рот и групп, получали задание и уходили. Одни должны были произвести диверсии на железной дороге, другие – разгромить гарнизон противника, третьи – устроить засаду на шоссе. Во всех направлениях непрерывно действовали разведывательные группы. Сюда, в штаб, стекалось множество различных сведений. Все делалось без всякой официальности, по‑домашнему. Но это ничуть не вредило делу.
В штабе мы задержались недолго.
– Пойдете на юг, встретите Севский партизанский отряд или ковпаковцев – они расскажут обстановку в Сумской, Курской и Черниговской областях. Эти области им более знакомы, – посоветовали нам в штабе.
На ближайшее время нас устраивали данные, полученные здесь. Район нашего действия находился в Сумской области, на расстоянии более двухсот километров. Туда и надлежало нам идти.
Но, прежде чем выйти из пределов Партизанского края, нам предстояло покрыть расстояние свыше пяти‑десяти километров, поэтому товарищ Емлютин предложил нам подводу под груз, которую мы с благодарностью приняли.
Выход группы был назначен на 15 июня.
ШУМЕЛ СУРОВО БРЯНСКИЙ ЛЕС
Еще до восхода солнца группа покинула расположение брянских партизан и направилась на юг. Груз был уложен на повозку и мы шли налегке, лишь с автоматами. Шли сплошным лесом, мимо кряжистых дубов, веселых березок, стоявших в обнимку с елками и сосенками, мимо кленов с зубчатыми листьями и лип, пряно пахнущих медом. Несмотря на знойное солнце, которое успело взбежать по небосводу почти в зенит, мы не испытывали особенной жары. Лес прикрывал нас от его палящих лучей. Дорога вилась, обходя кустарники, высотки и заболоченные места, изредка пересекала поляны.