Дождались! Сколько радости!
Не успел гость с Большой земли заглушить моторы, как его окружили партизаны. Первым посадил самолет прославленный летчик Лунц.
– Привет партизанам с Большой земли, – сказал он, вылезая из машины. – Налетай, братва, за гостинцами!
Еще не закончили разгрузку первого самолета, как прилетел второй, а за ним и третий.
В первую же ночь почти все тяжелораненые партизаны были отправлены на Большую землю. Улетел и Костя Рыбинский.
Это была, как говорится, первая ласточка. Теперь каждую ночь наш ледовый аэродром принимал по два, три, а иногда и по четыре самолета. Они доставляли взрывчатку, патроны, мины, снаряды, гранаты, газеты, теплую одежду и еще более теплые письма родных, знакомых и незнакомых. От нас увозили раненых.
Наши надежды оправдались, а ожидания были вознаграждены.
Князь‑озеро сослужило нам добрую службу!
ДАЛЬНЯЯ РАЗВЕДКА
В то время как на Князь‑озере Петр Петрович Вершигора принимал самолеты с грузом для соединения и отправлял раненых на Большую землю, помпохоз Павловский с десятью ротами разгромил гитлеровский гарнизон в бывшем совхозе «Сосны», превращенном немцами в откормочную базу скота для армии. В этом бою было уничтожено восемьдесят два гитлеровца. Сожжены автотракторная мастерская, двадцать два трактора, пенькозавод, сто тонн пеньки, четыре тонны горючего, около ста тонн сена, сто сорок тонн зерна на складах. Кроме того, захвачены большие трофеи, в том числе сто пятьдесят центнеров зерна, сто пятьдесят голов крупного рогатого скота, триста овец и пятьдесят лошадей.
Эта победа партизанам далась нелегко. Мы потеряли девять товарищей, а двадцать были ранены.
Разведчикам во время передышки хватало работы. В местечках и на железнодорожных станциях, расположенных вблизи Ляховичей, начали сосредоточиваться немецкие и полицейские части. В Житковичах обосновался батальон казачков‑власовцев. Он состоял, главным образом, из лиц, переметнувшихся на сторону врага. Но среди изменников в батальоне имелись и бывшие советские воины, которые попали в плен и насильно были зачислены в так называемые «Казачьи добровольческие отряды», предназначенные для борьбы с партизанами.
Наши разведчики проникали в расположение вражеских гарнизонов, изучали их силы и распространяли листовки, в которых рассказывалось о положении на фронтах. Листовки многим обманутым раскрывали глаза на истинное положение, и они убегали к партизанам.
Для уточнения гарнизона в Житковичах потребовалось захватить «языка». Выполнение этого задания поручили Кашицкому, бывшему учителю из Речицы на Днепре, человеку общительному и смекалистому. Он установил связь с местной молодежью и захватил двух пленных на вечеринке в Житковичах.
Кашицкий в период стоянки соединения на Князь‑озере был героем ближней разведки. Но никак он не мог потягаться с тихим и смирным Гомозовым в ведении дальней разведки. Николай Гомозов проявил себя способным разведчиком еще на Сумщине и при рейде из Брянских лесов.
Много раз водил Гомозов свое отделение на трудные задания и всегда с честью выполнял их. Неизменным его спутником и другом являлся Игорь Виноградов, выдержанный, скромный и бесстрашный разведчик.
Ведению дальней разведки командование придавало особо важное значение. Комиссар Руднев часто говорил: «Дальняя разведка избавляет нас от всяких неожиданностей». И не удивительно, что, будучи в Глушкевичах, Ковпак и Руднев интересовались обстановкой в Луцке, Ковеле, которые находились более чем в двухстах километрах от нас. Еще 10 декабря 1942 года туда была послана разведывательная группа в составе шести человек. Возглавлял ее Гомозов. А спустя сорок суток, 19 января 1943 года, в Ляховичи возвратились лишь Гомозов, Юдин и Хайчик. Они принесли важные сведения об обстановке в треугольнике Сарны–Луцк–Ковель. О результатах разведки обстоятельно доложил Гомозов.
Нелегко досталось разведчикам выполнение этого задания. Гитлеровцы, потревоженные диверсиями на железной дороге, начали сосредоточивать силы против нашего соединения. Почти все населенные пункты севернее железной дороги Олевск–Сарны были заняты немецкими войсками. Приходилось обходить селения, чтобы не попасть в засаду.
Разведчики шли лесными тропами, просеками, а чаще всего по бездорожью. Увязали в снегу, выбивались из сил, но шли. Отдыхали в лесу около костра.
Иногда в лесной глуши попадались хутора. Там партизаны обогревались, получали от жителей нужные сведения и запасались хлебом.
Оттепель еще больше усложняла положение разведчиков. Как ни старались, а больше двадцати пяти‑тридцати километров в сутки не проходили.
На седьмые сутки в Цуманском лесу встретили разведчиков отряда полковника Медведева. От них узнали, что в Луцке стоит до пяти батальонов гитлеровцев.
Гомозов повел товарищей, чтобы лично убедиться в правильности полученных сведений.
К Луцку вышли засветло. Идти в город днем – безумие. Решили ждать вечера. Однако к вечеру отпала необходимость лезть в логово врага. По дороге из Луцка на Киверцы ехала пароконная подвода. Остановили ее. Пассажирами оказались два вооруженных полицейских. Для них появление партизан было настолько неожиданным, что гитлеровские пособники не успели и за оружие схватиться. Когда полицаев завели в лес подальше от дороги и начали допрашивать, то они, стараясь спасти свои шкуры, наперебой начали выкладывать все, что знали о гарнизоне…
В дополнение к сведениям, которые уже были известны разведчикам, полицаи рассказали, что получен приказ об усилении охраны железных дорог, особенно мостов. Видимо, сказывались результаты действий партизанских диверсионных групп на железных дорогах.
Получив данные о гарнизоне Луцка, разведчики пошли дальше к Ковелю. На отдых остановились в селе Навоз, расположенном среди лесов и болот на берегу Стыри, километрах в сорока севернее Луцка. Жители встретили приветливо, накормили. Остановились в хате на краю села. Но не успели уснуть, как Игорь Виноградов, стоявший на посту, поднял тревогу. Разведчики выскочили во двор и увидели приближавшуюся к дому цепь вооруженных. Кинулись за сарай, но и оттуда огородами подкрадывалось человек двадцать с винтовками. Отделение заняло оборону. Видно было, что двор окружили не немцы. На полицию они тоже не походили.
– Возможно, это партизаны, а нас принимают за немцев, – предположил Иван Юдин, одетый в немецкую шинель.
Неизвестные сжимали кольцо окружения.
– Стойте! Стрелять будем! – предупредил Гомозов и спросил: – Кто вы такие?
– А вы хто? – послышалось вместо ответа.
– Мы – партизаны.
– Мы тэж партызаны, – ответили те и остановились, не решаясь подойти.
– Если вы партизаны – пусть ваш командир подойдет, – сказал с облегчением Гомозов и поднялся из‑за плетня, намереваясь идти навстречу неизвестным.
– Ложись! – крикнул Виноградов. В тот же момент громыхнул выстрел, и пуля, пролетев над ухом Гомозова, впилась в бревенчатую стенку сарая.
Захлопали выстрелы. Разведчики недоумевали. Если те тоже партизаны, то зачем стрельба. А если не партизаны, то кто они? Скоро все выяснилось.
– Кидайте бронь и выходить! – предложили из цепи.
– Э, братцы, это бандеровцы, или бульбовцы, – наконец догадался Хайчик. – В сорок первом году они с чердаков во Львове пуляли нам в спину.
Да, это были изменники украинского народа, приспешники украинского буржуазного националиста Бандеры, находившегося на службе у Гитлера. До сих пор нашим разведчикам не приходилось с ними встречаться.
Размышлять не было времени. Националисты, а их было около пятидесяти человек, осмелели и, не прекращая стрельбы, начали приближаться к разведчикам.
– Прочь с дороги, гады! – потребовал Гомозов, а когда в ответ винтовочная стрельба участилась, подал команду: – Огонь!
Шквал партизанских автоматов заглушил разрозненные ружейные выстрелы националистов и заставил их залечь. Одна за другой замолкали вражеские винтовки. Наконец из цепи националистов послышалось:
– Прекратите стрельбу, мы вас пропустим.
Видя нерешительность противника, Гомозов ответил:
– Мы сами себе дорогу пробьем. – И, обращаясь к товарищам, приказал: – Приготовить гранаты!
Услышав эту команду, бандеровцы зашевелились, заерзали по снегу и начали отползать.
– Гранатами, огонь! – скомандовал Гомозов.
Две гранаты разорвались среди наступающих. Послышались крики и стоны. Уцелевшие один за другим поднимались и бросались наутек. Вскоре они все, подгоняемые очередями автоматов, обратились в бегство. На месте осталось свыше десяти убитых и раненых.
Это было первое знакомство наших разведчиков с украинскими буржуазными националистами, поставившими своей целью борьбу «за самостийную Украину».
Не задерживаясь дольше в Навозе, разведчики пошли к Ковелю. Однако чем дальше шли, тем чаще наталкивались на противодействие бандитов‑«самостийников». Они на каждом шагу устраивали засады, преграждали путь через населенные пункты. Только благодаря местным жителям, которые предупреждали о засадах, и находчивости Гомозова разведчикам удавалось избегать потерь.
По всему было видно, что здесь свили свое змеиное гнездо националисты. Пришлось возвратиться, оторваться от преследования, обойти этот район и пробираться к Ковелю иным путем. Однако возле села Рудники Колковского района разведчики вынуждены были вступить в бой одновременно против немцев и националистов, действовавших в полном согласии. Бой вспыхнул внезапно и был неравным. Шестерке храбрецов пришлось драться с противником, который имел десятикратное превосходство. Немцы были вооружены автоматами и двумя пулеметами. Националисты винтовками. Разведчики могли всему этому противопоставить лишь шесть автоматов, несколько гранат и отвагу.
– Надо отходить, долго нам не устоять, – сказал Гомозов.
Начали с боем отходить к лесу. Противник, чувствуя свое превосходство, наседал и не давал возможности разведчикам оторваться. Тогда Виноградов подполз к Гомозову и сказал:
– Коля, отводи ребят, мы с Гришей прикроем.
– Всем надо отходить, – возразил Гомозов.
– Не сумеем. Прощай! – сказал Игорь, коротко пожал локоть Гомозова и отполз в сторону.
Николай хотел возразить Игорю, но того уже не было рядом. Времени терять нельзя. Как только Виноградов и Ковалев возобновили стрельбу, Гомозов, скрепя сердце, подал команду остальным отползать к лесу.
Лес был не так далеко, но добирались до него мучительно долго. Позади стрельба то затихала, то вновь вспыхивала. Пули свистели над головами, не давая возможности приподняться. Гомозов следил за отходившими товарищами и прислушивался к бою.
Когда лес был уже рядом и опасность миновала, Николай оглянулся назад. В это же время среди наступавших гитлеровцев разорвались две гранаты. Немцы залегли и сосредоточили огонь по Игорю и Грише. Один пулемет молчал. Рядом с ним на снегу, почерневшем от взрыва гранаты, распростерлось тело убитого гитлеровца…
Замолчал и автомат Ковалева. И лишь Игорь продолжал уничтожать фашистов, подползших к нему почти вплотную. Вот он приподнялся и посмотрел назад. Видно, хотел убедиться, спасены ли товарищи. И вдруг опять рухнул в снег.
Возбужденные гитлеровцы, не встречая сопротивления, оживленно загалдели и гурьбой кинулись вперед. Человек десять обступили Игоря, начали переворачивать его. Вдруг раздался взрыв гранаты, разметавший фашистов.
– По фашистам огонь! Огонь! – командовал Гомозов.
Уцелевшие разведчики обрушили огонь автоматов на противника. Но было поздно. Игорь Виноградов и Гриша Ковалев были мертвы…
Углубившись в лес, разведчики уходили от рокового места. Усталые от боя и потрясенные гибелью товарищей, шли, еле переставляя ноги, молчали.
Гомозов шел впереди поредевшего отделения, перебирая в памяти все, что было связано с Игорем и Гришей. Гриша всегда ходил с ним на ответственные задания. Но особой дружбой Николай был связан с Игорем Виноградовым. Вместе они сражались на фронте, пережили тяжелые дни окружения. Вместо пришли в партизанский отряд, в разведку. Они не расставались не только при выполнении заданий, но и в партизанском лагере. Их крепкая дружба была примером для многих.
Гомозов обвинял себя в гибели товарищей. Снова и снова перебирал подробности боя. «Надо было самому остаться», – думал он. Но внутренний голос отвечал ему: «Ты не прав. Ты командир и твои друзья‑подчиненные Игорь и Гриша – не допустили бы этого… Не они, так другие. На их месте ты поступил бы точно так же». Но это не успокаивало Николая…
Незаметно прошла ночь. Наступил новый день. Казалось, солнечный день принесет радость. Но не тут‑то было! Разведчикам предстояло перенести новый удар.
Разведчик Грушинский поминутно наклонялся, захватывая горстью снег, жадно ел его и все чаще присаживался отдыхать. Наконец он сел и не смог подняться. Гомозов подошел, чтобы помочь, дотронулся до руки Грушинского и с тревогой произнес:
– Что с тобой? Ты весь горишь!
Силы окончательно покинули Грушинского. Он временами терял сознание, метался в жару, бредил. Болезнь товарища заставила временно забыть о вчерашнем. Все внимание Гомозова переключилось на заботу о больном. Сначала его несли на себе поочередно, а затем соорудили носилки.
Больше пятидесяти километров по бездорожью, утопая в снегу, несли разведчики больного товарища. Состояние Грушинского ухудшилось настолько, что стало опасным переносить его. Вынуждены были оставить тяжелобольного в крестьянской семье на хуторе Подъясном Олевского района… Грушинского свалил сыпной тиф.
Гомозов надеялся застать соединение в Глушкевичах, взять подводу и привезти больного товарища. Однако разведчиков ждало глубокое разочарование. Соединения там уже не было. На месте села увидели одно пепелище. Вокруг следы боев. Только переправившись через Припять, разведчики от партизан Бати узнали, куда направились мы…
Докладывая результаты разведки, Гомозов даже не предполагал, что ровно через месяц соединение выйдет в те места, где погибли Игорь Виноградов и Гриша Ковалев и откуда он с товарищами только что вернулся. Но отважного партизанского штурмана, разведчика Гомозова, к этому времени среди партизан уже не было. Не на много он пережил своего друга Игоря. Из Ляховичей он был снова послан в дальнюю разведку и в отряд больше не вернулся. Обстоятельства его гибели так и остались неизвестными.
РАДОСТНЫЕ ВЕСТИ
Последнее время внимание партизан было приковано к событиям, которые происходили на подступах к Волге.
Партизаны осаждали радистов в надежде услышать от них свежие сводки о положении на фронтах. Не было покоя и Ане Маленькой. Несмотря на то, что Вершигора перешел в штаб, Аня не пожелала расставаться с друзьями из бывшей тринадцатой роты. Она обосновалась среди десантников во взводе лейтенанта Гапоненко. От нее мы узнавали все новости, которые происходили на Большой земле. Но на этот раз наше любопытство не удовлетворялось. Приходилось по нескольку раз перечитывать газеты, доставленные на самолетах.
Скупые сводки Совинформбюро не позволяли сделать определенного вывода о положении на фронте. Однако, наблюдая за тем, как нервничали гитлеровские власти на оккупированной ими территории, не трудно было догадаться, что на фронте их войска постигла неудача. Об этом говорили и сведения, которые доставляли наши разведчики. В их докладах все чаще и чаще стали упоминаться эшелоны с ранеными гитлеровцами и разбитой техникой, которые уходили на запад.
И здесь, в глубоком тылу врага, чувствовалось дыхание фронта. Даже мирное население как‑то приободрилось. Видимо, и до них незримыми путями доходили сведения с фронта.
Наконец в последних числах января не только партизаны, но и весь мир узнал о грандиозном успехе Советской Армии, нанесшей сокрушительные удары по фашистским войскам под Ленинградом и на Волге.
Эти радостные вести сообщила нам сияющая радистка Аня.
– Как тебе нравится? Разгромлено сто две дивизии, свыше двухсот тысяч гитлеровцев захвачено в плен, тринадцать тысяч орудий, – радостно заговорил политрук Ковалев, прослушав сводку Совинформбюро, которую нам прочитала девушка. – Ты только подумай: продвинулись вперед на четыреста километров… Надо, чтобы об этом знали все разведчики, все советские граждане, где бы они ни были. Идем во взводы! – решительно закончил он и начал одеваться. Я последовал примеру политрука.
Мы уже готовы были выйти из дома, но мне бросилась в глаза рваная шинель, в которую был одет Ковалев. Надо сказать, что в партизанских отрядах не обращали особого внимания на одежду. Кто что имел, то и надевал. Большинство разведчиков было одето в немецкое обмундирование.
Иван Федорович заботился, чтобы все разведчики были одеты и обуты, но о себе ничуть не беспокоился. Старшина роты Зяблицкий несколько раз предлагал новую немецкую шинель, взятую на складе в Лельчицах, однако всякий раз политрук отказывался.
– Иван Федорович, придется тебе по случаю торжества сменить шинель… Посмотри, на что она похожа, – сказал я своему другу.
На этот раз Ковалев согласился без особых споров. Шинель оказалась подходящей, только длинной. Это нас не испугало. Зяблицкий прямо на политруке укоротил ее. Теперь Иван Федорович выглядел молодцом, но чувствовал себя несколько стесненно.
Погода стояла под стать праздничному настроению партизан. Улицы села залиты солнечным светом. Даже мороз и тот поубавил свою прыть.
Повсюду видны группы партизан и местных жителей. Слышен оживленный разговор. Обсуждались последние новости. Видимо, здесь уже побывали комиссар, секретарь парторганизации и помощник комиссара по комсомолу.
Всколыхнулось все село.
– Оказывается, мы опоздали, – сказал я Ковалеву.
– Добрая весть птицей летит, – заметил политрук. – Послушаем, что народ говорит…
Наше внимание привлекла группа веселых партизан и жителей, обступивших Гришу Дорофеева. Гриша что‑то говорил, дружные взрывы хохота то и дело прерывали его рассказ.
– Выходит, наступил на русскую землю, да оступился! – донесся до нашего слуха высокий голос нашей хозяйки.
– Выходит так, – ответил Гриша.
– Вы только послушайте, что Циркач рассказывает, – пригласил нас Митя Черемушкин.
Гриша Дорофеев продолжал:
– После того как фашистские войска получили по рылу, фюрер призадумался, как быть дальше. Но, поскольку его ефрейторская голова скудна на мысли, он ничего не мог придумать. Вызволил Геббельс, посоветовав пойти к гадалке. Одел, значит, фюрер шоферский комбинезон и направился к заветной старушке.
– Ишь ты, шофером захотел стать, – вставил Леша Журов.
– Маскировочку решил применить, чтобы гадалка не узнала. А старушка, действительно, оказалась опытной. «Плохие твои дела, шофер, – сказала она, как только выслушала просьбу. – Предстоит тебе перенести три удара. – От этих слов фюрера передернуло. Гадалка продолжала: – Во‑первых, у твоей машины сломается ось; во‑вторых, на полпути горючего не хватит; в‑третьих, отберут шоферские права».
Последние слова Гриши вызвали новый взрыв смеха.
– Здорово она сказала про ось, – восхищался Журов.
– А насчет шоферских прав – прямо в точку попала. Доберемся мы до Берлина и потребуем у него права, – сказал Юра Корольков.
– Что же фюрер? – спросил Павлик Лучинский.
Дорофеев не торопился с ответом. Он испытал терпение товарищей, а затем сказал:
– Что ему оставалось делать? Поблагодарил и заплатил за труды праведные. Пришел домой и так ему захотелось с кем‑либо словом переброситься. Но поблизости никого не оказалось. Тогда он подошел к собственному портрету и спросил: «Скажи, фюрер, что с нами будет дальше?» Фюрер на портрете задергал усиками и отчетливо ответил: «Ничего особенного, просто мы поменяемся местами – меня снимут, а тебя повесят!»
– Вот так достукался! – перекрывая смех товарищей, пророкотал Журов.
– Интересно, какое ему наказание придумают? – поинтересовался Вася Зяблицкий, когда мало‑мальски успокоились партизаны.
– Невелика забота, когда быть собаке битой, найдется и палка, – сказала, словно отрезала, пожилая женщина…
Вечером в главразведку пришел Панин. Он принес пачку листовок для распространения среди населения других деревень.
– Смотрите, елки с палкой, чтобы ни одна не пропала, – предупредил Яков Григорьевич, передавая листовки Ковалеву.
– Наступают веселые денечки, – помолчав, заговорил Панин. – Не то, что было в 1941 году, когда мы еще не имели связи с Большой землей. Жили, как в потемках. Приходилось охотиться за немецкими газетами.
– Для чего они вам потребовались? Ведь в них одна ложь, – сказал я.
– В том‑то и дело, елки с палкой, что одна ложь. Причем каждая газета врет по‑своему… Жители обращались к нам со множеством вопросов: что да как. А мы и сами ничего толком не знали. Вот тогда‑то Семен Васильевич и распорядился собирать немецкие газеты по всем районам области. «Будем бить врага его же оружием», – сказал Руднев. Специально разведчиков посылали за газетами. Иногда, бывало, читаем и возмущаемся. Какой только брехни не придумывали фашисты! А возьмешь, сопоставишь две‑три газеты и смех тебя разбирает – настолько они противоречивы одна другой. Грубая работа. Этот разнобой мы и использовали в своей работе с народом. Вот, мол, смотрите, какой из них верить? Крестьянин повертит эти газетки, пощупает собственными руками и глазами, да и плюнет на них. Перестанет им верить и другим подскажет… Важно было раскрыть глаза людям на фашистскую ложь. Нам это удавалось… А теперь что? Радио есть, сводки принимаем своевременно, газеты хотя с перебоями все же присылают, походная типография тоже есть.
Слушая Панина, я восхищался оперативностью комиссара, который в любой обстановке умеет организовать работу среди партизан и населения…
В народе говорится: радость, как и горе, не приходит в одиночку. Так случилось и у нас. Самолетом с Большой земли прилетел депутат Верховного Совета Василий Андреевич Бегма. Он привез правительственные награды и должен был от имени Президиума Верховного Совета вручить их партизанам.
Не очень теплой была первая встреча Бегмы с Ковпаком. Как только он вышел из самолета, его окружили партизаны. Василий Андреевич их приветствовал, поздоровался с каждым за руку. Нашлись такие, которые кинулись обнимать дорогого гостя. Не было среди встречающих только Ковпака и Руднева.
– Где можно увидеть Ковпака – спросил Бегма Вершигору.
– Сидор Артемович с комиссаром вон у того костра, – указал Петр Петрович.
Подойдя к костру, гость сразу же узнал Ковпака в старике, одетом в длинную шубу.
– Здравствуйте, товарищ Ковпак, – сказал Бегма как старому знакомому.
– Здравствуйте, – зло ответил Ковпак, не поворачивая головы и продолжая шуровать палкой в костре.
– Что‑то вы не радуетесь гостям? – удивился Бегма.
– Почему я должен радоваться? Мне нужны боеприпасы, взрывчатка, а тут тебе шифровка: «Встречайте ценный груз». Ценный, – хмыкнул старик.
– Ведь я тоже привез оружие, правда иного рода. Михаил Иванович Калинин поручил мне, как депутату, вручить вашим партизанам правительственные награды, – сказал спокойно гость и представился: – Бегма, Василий Андреевич, секретарь Ровенского обкома партии.
Ковпак резко повернулся и устремил внимательный взгляд на гостя. Ощупал своими колючими глазами всю его плотную фигуру в кавалерийской бурке, открытое с крупными чертами лицо и встретил смелый взгляд Бегмы.
– Ну, колы так, то прошу к костру… Хотите печеной картошки в «мундире»? – заговорил он, вытаскивая из костра обгорелую картошку и стараясь скрыть неловкость.
Выручил Руднев.
– В тылу врага хватит всем места, тем более работы, а секретарю обкома, в особенности, – сказал он. – Я думаю, Василий Андреевич, вы понимаете Сидора Артемовича? Засиделись мы. Надо уже уходить, а грузы получили еще не полностью.
– Понимаю, понимаю и не обижаюсь. Я ведь сюда не на один день, – ответил Бегма. – Вручу награды вашим партизанам, а затем сабуровцам и останусь руководить партизанскими отрядами на Ровенщине.
– Оце добре! – оживился Ковпак – Будем соседями.
Так состоялось знакомство. Когда же в Ляховичах Руднев пригласил Бегму к себе, дед обиделся:
– Чему цэ до тебя? К кому он прилетел?
Василий Андреевич остался у Ковпака. Впоследствии они стали хорошими друзьями. Узнав поближе Ковпака, Бегма однажды сказал: «Сидор Артемович свирепый лишь на вид, а на самом деле добрейшей души человек…»
Вместе с Бегмой прилетел корреспондент газеты «Правда» Леша Коробов. Одет он был в шинель, на голове шапка‑ушанка, на руках большие меховые рукавицы. На груди фотоаппарат. Невысокий, юркий, с живыми маленькими глазами, он сразу же оказался в центре внимания партизан. Новости посыпались, как из рога изобилия. Не прошло и часа, а Коробов уже перезнакомился со многими ковпаковцами, перешел с ними на «ты». Казалось, он давно среди нас.
– Так быстро входить в коллектив могут только корреспонденты, – улыбаясь, говорил Вершигора. – Коробов пойдет с нами в рейд. Жаждет приключений… Возьми, капитан, его к себе в разведку.
Так в главразведке прибавился еще один партизан.
Леша оказался словоохотливым. Интересовался партизанской жизнью. Слушая разведчиков, он часто вынимал из кармана блокнот и делал в нем заметки… За участие в войне с финами Коробов был награжден орденом Ленина и теперь побывал на многих участках фронта. Знал последние новости и щедро ими угощал нас. Привез новые фронтовые песни, которые партизаны тут же переписывали и вскоре начали распевать.
В честь гостя Зяблицкий организовал партизанский ужин…
Весть о наградах молнией облетела подразделения.
– Завтра построение, будут награды вручать, – сообщил однажды сияющий Семенистый. Ему тоже привезли медаль «За отвагу».
Хлопцы к этому торжественному событию начали готовиться с вечера: приводили в порядок одежду, снаряжение, чистили обувь.
– Не ладно получается: советские награды, а получать их приходится в немецком обмундировании, – беспокоился политрук Ковалев.
С утра 26 января к месту построения на площадь против штаба, потянулись стройные ротные и взводные колонны. Выстроились перед штабом. Посреди площади стояли столы, накрытые красными полотнищами. На столах разложены коробочки с орденами и медалями.
Командиры рот наводили порядок в своих подразделениях.
– Носочки, носочки подравняйте! – покрикивал на своих лихих хлопцев командир третьей роты сержант Карпенко. – Видеть грудь четвертого человека, считая себя первым! Мудрый, голову повыше…
Непривычно было слышать такие команды в тылу врага. Все это напоминало занятия по строевой подготовке в мирное время. Партизаны понимали торжественность обстановки, подтягивались, выпячивали грудь колесом, улыбались.
Раздалась команда:
– Равняйсь! Смирно! Равнение на средину!
Ряды замерли. Все взоры обращены к штабу. Оттуда шли Бегма, Ковпак, Руднев, Базыма и Панин…
Комиссар объявил порядок получения наград. После чего к столу подошел начальник штаба Базыма. Он раскрыл папку, поправил очки, кашлянул раз‑другой и начал читать:
– Указом Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик от 24 декабря 1942 года за мужество и героизм, проявленные в боях с немецко‑фашистскими захватчиками… наградить: орденом Ленина – Мычко Федора Антоновича…
– Я! – рявкнул лихой разведчик и, выпятив могучую грудь, качающейся морской походкой направился к столу. Получив орден из рук Бегмы, ответил: – Служу Советскому Союзу! – повернулся через левое плечо и возвратился в строй.
– Черемушкина Дмитрия Петровича! – выкрикнул Базыма.
Митя четким шагом пересек площадку, но, подходя к столу, поскользнулся и чуть не упал. По рядам пронесся приглушенный смешок. Черемушкин растерялся и в ответ на поздравления депутата невнятно произнес:
– Служу Советскому Союзу.
Возвращался он не таким уж бравым, а когда встал в строй, политрук Ковалев зло прошипел:
– Тоже мне, получить награду толком не умеешь!
Мне обидно было за оплошность этого замечательного разведчика. Дернув за рукав шинели Ивана Федоровича, я тихо сказал:
– Зато заслужить сумел.
За Черемушкиным вызвали разведчика Чусовитина…
Когда были вручены ордена Ленина, начальник штаба зачитал:
– Орденом Красного Знамени – Бардакова Николая Тимофеевича.
– Погиб смертью храбрых в боях с фашистскими захватчиками за честь и независимость своей Родины! – отрапортовал я, как учил комиссар, и почувствовал выступившую на спине испарину…
Один за другим подходили партизаны к заветному столу, получали награды и возвращались в строй. Среди награжденных было двадцать четыре разведчика. Некоторые были удостоены двух наград. Те же, кто еще не заслужил, главным образом новички, с завистью посматривали на своих боевых товарищей и мечтали о том счастливом дне, когда и им будут вручены высокие правительственные награды.
– Высокими наградами партия и правительство отметили наши боевые успехи, – сказал Руднев. – Но не всем было суждено дожить до их получения. Многих награжденных товарищей среди нас нет, они пали в боях за Родину. Почтим же их память минутой молчания…
Над площадью повисла тишина. Даже местные жители, толпившиеся возле изб, притихли. Минуту спустя заговорил Ковпак.
– Товарищи партизаны и партизанки, разрешите поздравить вас с высокими правительственными наградами, – начал Сидор Артемович официальным тоном, но тут же перешел на свой обычный. – Только хочу я вам сказать, хлопцы и девчата, что эти награды не задарма даются, они кровью людскою облиты. Эти ордена и медали обязывают нас еще крепче бить фашистов, создавать для врага такие условия, чтобы он, проклятый, чувствовал себя так, как судакна раскаленной сковородке, щоб земля под ним горела. Не зазнавайтесь, чтобы нам с комиссаром перед народом краснеть не пришлось. По вас должны равняться наши новые товарищи. Скоро мы выступим в новый рейд. Надо его провести без сучка, без задоринки. Надеюсь, наши партизаны не уронят чести своего соединения. Разрешите от вашего имени передать наше партизанское спасибо Центральному Комитету партии и Советскому правительству за ту повседневную заботу, которую они проявляют о нас, партизанах, – Сидор Артемович вдруг встрепенулся, заволновался, на его шее набухли вены, он резко махнул рукой и во весь голос выкрикнул: – Славной Коммунистической партии, ура!