TENEBRARIUM: TRIP
Да, да, все началась не так уж давно, в одном небольшом городке. Меня зовут Макс. Я всегда несколько выделялся на фоне других детей, если не сказать больше. Мой отец был окружным прокурором, должность респектабельная, деньги были в доме всегда, да и позволить наша семья могла себе многое. Порядки в семье и характер поведения были похожи на аристократические, однако то были лишь попытки показать всем, в том числе и себе, собственную вычурность и благородство. Я же отличался от всех. Мне было все равно на всю эту денежную туфту с приставкой «голубая кровь». Я ходил в потертых джинсах и рваных кедах, моя голова была похожа на гнездо ворона, а поведение вряд ли можно было назвать сколь-нибудь похожим на благородное. С такими, как я, обычно запрещают общаться. Родители не могли понять причину такого поведения. Ведь они, видите ли, в ответе за мое поведение и им стыдно за меня.
В десятом классе мне удалось обзавестись несколькими друзьями. Я начал искать себя в книгах, в музыке, в словах и философии. Часто впадал в депрессию, закрывался в комнате на несколько дней и мучал себя темнотой. В очередные, летние, каникулы мои друзья вытащили меня на улицу и увезли вместе с собой на турбазу. Место удивительное. Вокруг, словно непроницаемой стеной, стоял хвойный лес, а в середине — это странное место, «Вечная осень». Мы расположились в наиболее просторном доме, в котором был бильярд, тренажерный зал и телевизор. Он находился в одной комнате с бильярдом и шумел так, будто стоял в доме престарелых.
В первую же ночь мы отправились на поле, которое представляло собой смесь из футбольной площадки, уличных тренажеров и разных каруселей. Границы поля упирались аккурат в стволы сосен. А потому вход в лес был довольно свободным. Небо в ту ночь сверкало мириадами звезд. Казалось, если еще шире открыть глаза, можно было увидеть Млечный Путь. Но нам до этого не было никакого дела. Я, мой длинноволосый, похожий на хиппи, друг и пародия на Будду уселись на скрипучую карусель, которой никто не пользовался уже лет так тридцать. Будда, при всех его габаритах, был довольно харизматичным парнем. И если бы я не знал, насколько он мягок со своим окружением, то пошел бы за ним хоть на войну. С его правого уха свисала серьга, покрытая черной матовой краской. Бежевый льняной костюм поверх тучного тела. Он был негласным, духовным лидером нашей команды. Знал, где растут грибы, естественно, для душевной самоорганизации, где достать марки и как правильно заваривать мухоморы. Но всего этого было бы недостаточно, если бы в роли психолога и мастера болтовни не выступал Марс. Прозвище Аполлон к нему не пристало, а вот Марс прилепилось намертво. А все потому, что когда-то в пятом классе длинноволосый часто попадал под издевки одноклассников и, не выдержав давления, избил макетом Марса обидчика, когда тот с классом находился в астрономической обсерватории. И они бы, Марс и Будда, никогда не встретились, если бы не возник я. Чем же обладал сам? Ничем, именно что ничем. Каким-то,непостижимым и до сих пор, образом мне удавалось и удается соединять несоединяемое.
После второго круга Будда заметил нечто интересное в своих мыслях, после чего начал нервно копошиться во внутренних карманах своей рубахи. Наткнувшись на искомое, толстяк замер.
— Вы никогда не думали, что мы схожи с растениями?
— Нет… —но мне не дали окончить мысль. Будда поднял большой палец и поднес его к своим губам.
—Тсс… До тех пор пока они в земле, их жизнь долговечна, но стоит сорвать, как век их начинает истончаться и увядать. Как и мы. Мне кажется, что, живя с пуповиной, ты живешь каким-то своим миром, жизнью и временем, пока не окажешься отрезанным от Бога. Ведь наша мать, пока мы в ее утробе, и есть для нас Бог.
— Матери бывают разными, ты в курсе? — Марс вертел в руках не пойми откуда взявшееся яблоко и смотрел на него, как на яйцо Фаберже.
— В курсе, но о том и речь. Миры у всех разные. Как и люди, как и их сны.
—Походу, сегодня какая-то особенная фаза луны! —тычав меня локтем, ворчал Марс. Но ему нравилось слушать Будду, как и мне.
Будда достал из кармана странный пакетик. На вид пустой, в темноте не особо видно. Но если приглядеться, то можно было различить небольшие бумажки, вырезанные квадратами. Под светом от экрана телефона на бумажках были видны небольшие руны. Мой философский друг раздал нам по бумажке и себе оставил одну.
— Это «Вечные письмена»! — Будда как-то нездорово воодушевился. — Они позволят нам проникнуть в мир, в котором мы жили до единственной и неизбежной поры. Но лишь на время.
Я был не против, Марс тоже. Будда знал больше нас, но говорить о чем либо, кроме времени пребывания там, не стал. Мы прекрасно понимали, что это за бумажки, но магия должна быть, даже если ее нет. Иначе будет скучно жить.
Первым «Вечные письмена» съел Марс, потом, неожиданно для себя, я. Обычно на странные и весьма опасные авантюры подписываюсь последним. А после был Будда. Он смотрел на нас с присущим ему спокойствием. Но вдруг его глаза округлились, а взгляд стал болезненно обеспокоенным.
— Друзья! Совсем забыл вам сказать. Не поддавайтесь тьме!
После этих слов Буддадостал из кармана старую трещотку и стал напевать мантру, вертя игрушку в руках. Признаюсь, это успокаивало и заставляло мозги думать. Так прошло два часа. Я успел за это время вспомнить свои прошлые годы, понять, в чем были ошибки и как их можно было исправить. Но как только я попытался очнуться от наваждения, то обнаружил, что Будда с его мантрой куда-то пропал. Марс тоже испарился, остался лишь я.
Мир вокруг оставался прежним, лишь несколько деталей заставляли смущаться в его подлинности. Был, мать его, закат и красные деревья! Словно напитавшиеся кровью, они окружали меня со всех сторон. И там, где прежде была турбаза, сейчас была тьма и бесконечный лес. А там, где еще пару мгновений назад сгущалась листва, виднелась тропа.
Земля под ногами была мертвенно сухой, и казалось, что в трещины, мелькавшие под ногами, можно было провалиться безвозвратно. Тем не менее я шел. Шел, как мне казалось, на выход. Но то был лишь вход. Тропа терялась в бесконечных поворотах, сквозь узкие коридоры и острые иглы сосен. Внезапно, после очередного поворота, передо мной вырос небольшой город. Белые стены домов в алом свете заката выглядели немного пугающе. Пустые оконные проемы, пыльные балконы и потрескавшиеся от старости лестницы. Дома выглядели старо. У некоторых было всего по три этажа.
Странно, но на некоторых домах висели керосиновые лампы, на острых шпильках, торчащие из кирпичей. Кто-то же их зажигал. На двух или трех балконах я заметил висящее на бельевых веревках старое, рваное тряпье. Как вдруг, через несколько шагов, я услышал пение детского хора. Звуки раздавались откуда-то издалека. Из глубин города. Словно в центре этого мрачного лабиринта был свой волчок, наматывающий нить жизни путников, ненароком попавших в его обитель. Это было немного… нет, это было пугающе.
Возможно, мои друзья были там. Все равно обратного пути не было. Вся история с самого начала какая-то туманная. Ведь я совершенно не помню, как попал в этот чертов лагерь. Ну не могли же парни забрать меня на машине. Хотя это вполне в их духе. На старой, никому не нужной семерке, стоявшей во дворе Будды. Марс и Будда неоднократно покушались на право сесть за баранку стальной колымаги.
Пока я шел, меня не покидало чувство, будто в спину мне упирается взгляд. Тяжелый и ядовитый. Мне чудилось, что вот-вот из-за поворота выйдет человек или ну хоть кто-то, кто скажет мне, что это за место. Пустота пугала. И вот, совершенно неожиданно, я вышел к пустырю. Огромный колодец, по краям которого расположились эти странные дома, а в центре затесалась площадка для отдыха, прогулок, ее как угодно можно называть. Несколько скамеек, пару фонарей, несколько детских качелей и карусель, которую я видел в лагере. А еще в центре, вокруг небольшого костра, восседали мои друзья. Надежда на это меня не покидала до самого конца. Но увидев их вновь, здесь, в голову закрались сомнения.
Я подходил все ближе. Но друзья словно не видели меня. Они о чем-то разговаривали, но, встав перед ними, я все равно не смог услышать отчетливо, о чем шла речь.
— Гхм… Может, привет? — Марс поднял на меня полные безразличия глаза и достал из костра палку с каким-то странным мясом. — Это что, шутка какая-то? Может быть, мы поговорим?
Будда внезапно поднял на меня свой кусок мяса.
— Да ты уже приходил. Вчера, и позавчера, и еще раньше. Говорил, что нашел эти самые письмена. А потом пропал. А сейчас ты только что умер, от какой-то хрени в животе. И снова тут. Чего ты еще хочешь?
— Что?! —я начал трясти Марса за плечо в надежде на его здравый рассудок. — Марс, ты мне хоть объясни, что за чушь он несет? Его еще не отпустило?
— Ему язык откусили,—и вдруг Будда замолчал. Он уставился туда, откуда я пришел. Повернув голову в сторону его взгляда, мне на мгновение показалось, что я видел Марса, плетущегося по дороге. Но повернувшись увидел двух огромных ворон, жадно раздирающих такую же огромную крысу.
— Мать твою! —от моего возгласа вороны замерли и уставились на меня. А через секунду я видел их удаляющиеся силуэты в багровеющем небе. Похоже, и меня не совсем отпустило. Но вместо того, чтобы пялиться на место, где некогда сидели мои друзья, я направился к одному-единственному дому с открытой дверью. Звук пения оттуда был слышен сильнее всего. Не знаю, почему я раньше его не услышал.
Дом внутри выглядел немного странно. Если не сказать больше. Он был абсолютно пуст. Голые стены, больше напоминающие хижину отшельника, нежели нормальное жилище, низкие потолки и запах сырости. В доме не было разделения на квартиры и лестницы. Сразу после входа в дом я попал в чью-то обитель, и там же, сбоку от двери, была лестница на второй этаж.
Пройдя несколько комнат, я услышал голос Будды. Он был как глоток свежей воды в пустыне. Спутать его с безразличием в прошлой иллюзии было нельзя.
— Макс, это ты? —из второй от меня комнаты послышался скрип стула, и через мгновение в проеме появилось обеспокоенное лицо друга. Мне показалось, он даже немного похудел.
— Да, это я. Что за дерьмо тут творится? —эмоции стали вырываться наружу. Кажется, что до этого момента я сдерживал себя, свои нервы. И вот я посыпался, словно металл после сверхнапряжения. — Вытаскивай давай нас отсюда! Мы тут сдохнем нахрен!
— Ох, ну слава богу, это ты… — Будда обнял меня, будто пропустив все мимо ушей. — Идем скорее внутрь, я все тебе расскажу.
И вот на этом моменте я впал в ступор. Комната была сделана под стиль какого-нибудь монгольского хана. Единственное, что приближало ее к цивилизации, это большой монитор на низком столике и свет от лампы накаливания, хаотично болтавшейся под потолком.
— Это место, как бы правильнее высказаться… — Будда включил монитор. И пока экран загружался, меняя цифры на синем экране, мой друг продолжал. — Это наш внутренний Ад. И если ты его пройдешь, то обратно вернешься богатым. Ты сможешь все! Абсолютно! Главное, чтобы ты не нашел вечные письмена. Это книга, в которой хранится твоя суть. Приняв ее, ты превратишься… Хм, да никто не знает, в кого ты превратишься. Те, кто якобы доходили до нее, обратно не возвращались.
— Постой. Ты хочешь сказать, это все взаправду? Не иллюзия в моей башке? —я взял лежащую рядом красную подушку и прижал к себе. Так было спокойнее. — Как мы сюда попали? Кто нас привез? Что за пи…ц?! —к горлу подошел ком, не дававший нормально вздохнуть. На лбу выступил пот, и я начал падать в обморок.
— Ну, тихо-тихо. Успокойся, брат мой. На вот, выпей,—друг протянул мне чашку с чаем. Сделав пару глотков, мне действительно стало лучше. Он из раза в раз оправдывал свое прозвище.
— Нас сюда привезли родители Марса. А сейчас мы… —экран монитора включился, и я увидел нас троих. Мы сидели на старой детской карусели. Наши головы были опущены, и только Марс пытался поднять голову. Из его носа и рта капала кровь. — Мы не в своих телах, Макс. И Марса нужно спасать. Он застрял тут. Только где, не знаю. Еще немного, и если нам повезет, то вернемся только мы вдвоем. Я тут всего второй раз. Думал, это нас сплотит и мы станем великими людьми в мире. Прости, Макс, я не знал, что так выйдет!
— Ну ты и придурок,—в следующее мгновение мне показалось, что я услышал, как ломается челюсть Будды, но то был лишь скрип стула. Встряхнув кулак от боли, я с чистой совестью отхлебнул еще немного чая. — Пойдем искать Марса. Нам нельзя его бросать здесь.
— Что, прямо сейчас? —друг немного потер подбородок и выключил монитор. —Может, стоит немного отдохнуть?
— А ты долго здесь сидишь?
— По меркам этого мира, уже пятнадцать лет,—я хотел ему возразить и встал с места, но сразу же сел. Мой телефон разразился трелью. На маленьком экране высветилось имя человека, который несколько лет назад умер. И был стерт из контактов.
— Алло… —в моем голосе было больше страха, чем неуверенности. И я готов был выбросить телефон, если что-то пойдет не так, а это означало, что любой странный звук в трубке будет сигналом для броска.
— Макс, это я, Марс. Тут со мной человек, который говорит, что знает тебя,—я не выдохнул, но тем не менее успокоился. Сюрпризы продолжали сыпаться на меня, как новогодние подарки. Жуткие новогодние подарки.
—Здорова, я понял, дай ему трубку,—конечно, я старался держаться как можно хладнокровнее.
— Привет, Макс,—на том конце зазвучал слегка грубоватый голос с теплым и таким родным тембром.
— Привет, брат,—это та часть истории, которую я хотел забыть и не вспоминать. Оставить глубоко в чертогах родового фолианта. Оказалось, что его страница открыта здесь. — Давай без слюней и прочего скептицизма. Мы у старых ворот в кладбище. Его главная колонна видна из любой точки города. Она светится, если посмотреть на нее убитым глазом. Дуй сюда, время уходит.
После трубка внезапно оборвалась. Будда смотрел на меня с огромным интересом, ожидая услышать любую новость. Мне пришлось все рассказать. Реакция на новость у друга была более чем странная. Он выхватил откуда-то старую ржавую вилку и выколол себе глаз. Мгновенно, без объяснений. А после с улыбкой протянул ее мне.
— Это мертвый глаз. Идем домой, друг мой…
Мы собрали все, что можно было, из комнаты и направились к кладбищу. Но едва вышли из дома, появилась новая проблема, о которой я почему-то забыл. И, слегка одернув друга за рукав льняной рубахи, остановился на полушаге.
— У меня два вопроса. Первый, немного запоздалый,—я слукавил. Конечно, он вертелся в моей голове еще несколько минут назад, но озвучить его, мне казалось, было бы бестактным. — Тебе что, совсем не больно? И сразу второй. У тебя случайно карты нет?
Друг болезненно посмотрел на меня и, протерев кровоточащий глаз, выдал совершенно бессмысленную ахинею:
— Судьба, брат мой, движется всегда по своей траектории. И даже когда кажется, будто ты в пропасти, знай, дерьмо ждет впереди. Промахнуться все равно не сможешь, а вот понять, куда идти, не всегда получается, и лишь посмотрев назад понимаешь, что все идет, как надо, только не для тебя. Так что идем. Куда-нибудь придем все равно. И думается мне, вовремя.
— Так а что с глазом-то?
— Да х…й с ним! — Будда махнул рукой и резво направился к предполагаемому выходу.
Небо было фиолетовым, словно кто-то поставил миру нехилый такой фингал. Мне казалось, мы провели в комнате целую вечность, но время снаружи тянулось иначе. Медленнее, тягучее. Как мед, зараженный плесенью. И даже пройдя всего, как мне показалось, несколько шагов, внезапно для самого себя я обнаружил огромную арку в закольцованном дворе. А обернувшись назад, несколько раз провел руками по лицу. Ведь мы еще две минуты назад были у входа в подъезд, а сейчас он был за три-четыре сотни метров от нас.
— Идем. Тут в некоторых местах есть штуки вроде моста Эйнштейна — Розена. Кажется, что далеко, а потом, ну сам видишь,— Будда печально смотрел на меня своим одиноким глазом. Вроде бы он со мной, но ощущение было, что все же для него этот мир был отличным от того, что видел я.
Как только мы вошли в арку, по спине пробежал странный холодок. Вроде того, который бывает при дежавю. Стены арки на глазах переходили от белого скупого кирпича к темному неотесанному камню. Будто вход или выход, врезанный в гору. За границей арки нас ждало новое потрясение. Перед нашим взором вырос средневековый город. Усеянный бойницами замок стоял на горе вдалеке, а под ним на земле росли полудеревянные, полукаменные жилища. У каждого дома стоял идеально ровный столб, пятиугольный, сделанный из обсидиана. На вершине столбов висели фонари с тлеющими угольками, слегка отдающими зеленоватым светом.
— Макс… — Будда начал говорить задумчивым голосом. Я видел, как его выражение его лица, некогда полного интереса и восхищения от этого места, сменялось на трепетный ужас.— Мне в детстве бабушка рассказывала истории про одиноких богов мысли. Они заточали целые города в зеркальные миры, чтобы те вечно жили в нескончаемом незнании времени. Ведь богам тоже бывает одиноко и тоскливо в бессмертной жизни. И в одном из ее рассказов был бог, который подарил людям фонарные столбы из необыкновенно красивого материала. И как только человек, зажигающий фонари по ночам, дошел до последнего, город исчез. Их, потерянных, можно увидеть, только если зажечь фонарь на столбе. — Я смотрел на друга, восхищаясь его памятью и познаниями. Как он не сошел с ума, как он может держать у себя в голове столько всего? Тем временем в городе была уж слишком громкая тишина. Мне казалось, я слышал, как бьется мое сердце. Даже ветер боялся тревожить хрупкие, на взгляд, деревянные двери хижин.
—Может, стоит пойти дальше и не трогать эту хрень? —я показывал на столб и пытался сдвинуть с места Будду. Но тот отрицательно мотнул головой.
— Видишь ее? —он повернул голову в сторону стеллы, к которой нам нужно было идти. — Чтобы выйти к ней, нужно открыть ворота,— Будда показал пальцем в сторону небольшой тропинки, заканчивающейся на склоне. Дальше ничего видно не было. — Там, вероятно, есть ворота, и чтобы их открыть, нужно зажечь фонарь. Так что помоги мне немного.
Друг с трудом забрался на высоту фонаря. Осмотрелся вокруг и кивнул мне. — Да, там есть ворота. И нам их не открыть самим, я думаю, что даже зажги мы фонарь, нам вряд ли это удастся. Придется идти в замок. Там, вероятно, есть механизм, открывающий ворота.
— С чего ты это взял?
— С того, что там, на воротах, стоят огромные шестерни, а рычага или чего-то наподобие ручки, не вижу. Значит, только там. В замке.
— Ну логично.
— Макс,— Будда вдруг опомнился. — У нас спички есть?
Я немного пошарил в карманах, но кроме веревки, небольшого ножа и нескольких бумажек ничего не нашел. — Нет. Ничего. Слушай. Там же уголек тлеет?
— Ну да,—я протянул другу старые бумажки, взятые случайно из комнаты. — А-а, ты хочешь так сделать? Ну давай попробуем.
Будда закинул бумажки в фонарь и слегка дунул внутрь, как вдруг огонь зеленым пламенем вырвался через верх, обжигая его губы и лицо. Буквально свалившись на меня со столба, друг тяжело задышал. Я видел, как все его лицо и губы покрылись ожогами и словно источали жар. Из его рта начал выходить небольшой пар, а голос стал хриплым, рваным.
— С-сука… —пока Будда пытался что-то сказать, из-за угла вышел человек, которого я не ожидал здесь встретить. Даже в мыслях не было.
— Зря вы тут ошиваетесь,—перед нами стоял старый, поседевший дворник, который как-то внезапно пропал с улиц нашего двора. Его толком даже никто не искал. А спустя месяц и вовсе забыли. Хотя на улице всегда было чисто. И никто — ни я, ни Будда, ни Марс, ни взрослые — не придавали этому значения. Перед нами стоял высохший и жутко злой старик. А рядом с ним сидели две облезлые псины, чем-то смахивающие на борзых. У одной с челюсти свисала кожа, обнажая кости черепа и гнилые связки. У другой облезла кожа на спине, открывая взглядам мясо и серые кости позвоночника.
— Ах ты, старый педераст, ха-ха-ха! — Будда на последнем издыхании пытался выглядеть героем, что ему совсем не свойственно. Наверное, мы так все перед смертью, терять особо нечего. Кроме близких…
Я не знал, как на это реагировать. У меня на руках умирал лучший друг. И мне нечем было ему помочь. Комок отчаяния и ужаса подкатывал к горлу некстати. Паника заставляла трястись руки, глаза разбегались в поисках места, куда можно спрятаться от этого безумия. На глазах стали выступать тени и очертания людей. И как только я увидел первого человека, прошедшего от фонаря к своей хижине, старик оживился.
— Я вас… СОЖРУ!!! —голос старика со свинячьего визга постепенно переходил к жуткому рыку. Он вдруг схватился за свое лицо и желтыми ногтями стал сдирать кожу вместе с мясом, корчась не то от боли, не то от злости. Старика трясло, он продолжал вопить, издавая нечеловеческие звуки. А потом его вывернуло наизнанку, в прямом смысле слова, и передо мной стоял уже не старик, а странного вида существо. Огромный скелет с оленьими рогами на голове, бесконечно вьющимися в геометрические узоры. Пока я смотрел на старика и его обращение, псы обращались вместе с ним. И теперь на меня смотрели не облезлые шавки из темных подворотен, а самые настоящие, жуткие, мать их, оборотни! — Нунвэ, санкаку. Хэн!
Скелет заговорил на странном языке. Оборотни, даже не посмотрев на него, ринулись в мою сторону. Я продолжал тянуть своего друга в направлении ближайшей хижины, на что Будда лишь отдернул свою руку. Не успев ничего сказать, кто-то, схватив меня сзади за шиворот, оттащил за угол и бросил в колодец. Упав в вязкую жижу, я тут же посмотрел наверх. Мне краем глаза удалось увидеть лицо молодой девушки, которая сказала мне сидеть в колодце до тех пор, пока не сядет солнце.
Как только лицо девушки исчезло, я услышал хриплые, раздирающие душу вопли Будды. Еще минута, и все стихло. Мне больше ничего не оставалось, как просто кричать самому. И я кричал, бил кулаками о каменные стены колодцаи рвал на себе одежду.
Не помню, сколько времени прошло с тех пор, как мне помогли окунуться в дерьмо непонятного колодца. Я сидел, поджав колени к груди. Есть и пить хотелось неимоверно. Глотать было нечем, каждый вздох обжигал горло и легкие. В конце концов, я просто свалился на бок и провалился сознанием во тьму. Для меня не прошло и мгновения, как я очнулся. Но времени прошло очень и очень много.
Открыв глаза, я обнаружил себя на небольшой старой кровати, которая скрипела от любого движения. Вокруг были какие-то вещи, два шкафа, ломящиеся от старости и пыли, два окна в полстены, несколько лучин, еле освещавших комнату, и старый шерстяной ковер с узорами, на котором сидела в позе лотоса та самая девушка, кинувшая меня в колодец. Увидев, что я очнулся, она тут же подскочила и почти подбежала ко мне. Проверив, нет ли у меня жара, она налила в деревянную кружку непонятного вида пойло и велела мне выпить его. Как ни странно, но на вкус то, что девушка дала, было не таким уж и плохим, как я ожидал.
—Хугин, Мунин! —девушка внезапно кого-то позвала. Я услышал за дверью громкие шаги и, вроде, звуки, похожие на шуршание крыльев. Дверь открылась, и на порог зашли… Марс и Будда.
Я тут же вжался от неожиданности в стену позади меня. — Хватит! Хватит, умоляю! Убейте меня уже наконец! Я не выдержу всего этого, я так больше не могу! —мысли в голове путались. Одна непонятнее другой. Все сворачивалось в какую-то странную петлю, резко затягивающуюся у меня на шее. Разум наполняло безумие, и казалось, чуть надави, остатки разума брызнут наружу кровью из пустых глазниц. Потому что я вырву их. Глаза!
— А ну-ка… —девушка вдруг вскинула взявшийся словно из воздуха нож и порезала руку. — Были ушедшими из живых, станьте собой, пришедшие из мрака!
Существа, некогда бывшие Марсом и Буддой, вдруг вывернули свои головы под неестественным углом и, схватившись за рты, будто пытаясь разорвать челюсть, растянули их так, что вместо их лиц была одна сплошная тьма. А потом они просто опустили их до пола, как верх комбинезона. Спустя секунду передо мной стояли два огромных ворона, которых я уже видел раньше.
— Успокойся, человек. Ты уже не в живых, беспокоиться не о чем,—из открытого клюва ворона, того, что стоял ближе к двери, полилась человеческая речь. Мне казалось, что со мной разговаривает не птица, а кто-то за нее. — Тем проще будет дойти снова,—опять эти слова! Что он имел ввиду?
— Ты ведь думаешь, что все это дурман и ты жив? —второй ворон начал говорить, словно обращаясь не ко мне, а к девушке. Он был совершенно безучастен к разговору до тех пор, пока у меня не появились сомнения. Видимо, в их мире это происходит не впервой. — На вот, посмотри,—из-под перьев второго ворона вылетел глаз. Схватив его в руку, я попробовал посмотреть внутрь и тут же отбросил в сторону. На месте, где я лежал, находился старый темный лес, в который мы с ребятами, по-видимому, зашли. Ветки деревьев выглядели довольно странно. Они скручивались между собой, заострялись на конце, а некоторые и вовсе выглядели, как чьи-нибудь руки. Корни деревьев торчали из-под земли, обнажая странные побагровевшие отростки. Листья на этих деревьях, казалось, были вечнозелеными. Мне чудилось, словно я вижу, как сок пульсирует внутри них. Повернув голову назад, я увидел то, что заставило меня отбросить глаз. Посреди всего этого странного леса возвышался старый огромный дуб. Будто столп, держащий кроной небо. У его основания сидел я, вернее, мое поникшее тело. Корни дуба обхватили мое тело и медленно втягивали под землю, багровея, напитываясь некогда живой бурлящей кровью.
— Тебе нужно вытащить хотя бы одного,—первый ворон вновь заговорил, но теперь уже с нотками сожаления в голосе. — Меня зовут Хугин. И я знаю, каково это. Когда-то и я был человеком. Я жил в старой деревне, недалеко от Челябинска. К нам приехал купец с севера и предложил купить дурман. Говорил о знаниях, о богатстве. Я тогда ухаживал за дочерью местного кузнеца. И, по воле случая, его позвали в столицу, вместе с семьей. Сам понимаешь, тогда у меня земля из-под ног ушла. Я никак не мог дать этому случиться. Ведь тогда бы я лишился единственной возможности обрести любовь. Естественно, я купил дурман, а потом стал таким,—ворон покрутился на месте, немного растрепав свои крылья. — У Мунина примерно такая же история. Только случилась она гораздо раньше моей. Он был самураем. А теперь вольная птица. Кстати… — Хугин слегка замялся, опустив голову. — Ты позволишь нам принять человеческие облики твоих друзей? Быть птицей дико неудобно. Перья мешаются, того гляди, вырвут.
— А нельзя поменять облик? Будда, он… Его можно,—я говорил как можно спокойнее, стараясь не выдать оставшуюся печаль, вырывающуюся криком. — Но Марс, он ведь жив! Не хочу видеть его среди… —и тут я замешкался в поисках правильного слова.
— Все верно, Макс,— Мунин кивнул головой в знак согласия с тем, что вертелось у меня на языке. — Среди мертвых.
— Да. Так что не мог бы ты стать кем-нибудь еще? — Мунин вновь молчаливо кивнул.
Вороны переглянулись между собой и тут же обернулись. Хугин стал Буддой, а Мунин обернулся в необычайно красивую девушку. Я не мог не спросить, кем она была.
— Кто эта девушка, Мунин? — Хугин как-то недовольно отвернулся к девушке, приволокшей меня сюда.
— Это сестра возлюбленной Хугина. Она любила его больше жизни и, узнав о кончине своего любимого, съела оставшуюся часть дурмана. Тебе, Макс,— Мунин указал на меня женским перстнем,—тоже нужно новое имя.
— Зачем оно мне?
Хугин внезапно подвел ко мне хозяйку хижины.
— Это Хильда. Она единственная способна давать нам имена. С именем живого ты здесь не протянешь и дня. Тебя засосет в бесконечное забвение, и ты станешь ничем. А так у тебя есть шанс ходить между мирами. Быть и там, и здесь. Главное дойти к вечным письменам еще раз. Ты все забываешь именно потому, что носишь имя человека. А тебе нужно имя Ходящего!
— Хорошо. Давайте это свое имя,—по словам моих новых знакомых, у меня был шанс становиться живым, хоть и ненадолго. Это вселяло надежду увидеть родных последний раз.
— Но ты,— Хугин положил свою руку мне на плечо, как старому другу,—должен будешь вывести ее из этого города, к кладбищу, куда и тебе лежит путь. Хильда тут быть не должна.
— Хорошо. Если меня не съедят, я сделаю это,—честно говоря, в голове у меня была сплошная каша, и я совершенно не был готов идти куда-либо сейчас. Но, как говорится, путь к успеху — это путь через тернии. Нужно было просто встать и идти, не думая о том, как, а думая о том, зачем идти.
Хильда подошла ко мне почти вплотную. Я почувствовал ее сладковатый аромат. Сев на постель, девушка прижалась ко мне всем своим телом, опуская лицо к моим ушам.
— Я дам тебе имя. Мы должны вместе пройти через ритуал, который нашепчет мне Он. Он всегда разный, надеюсь, тебе понравится,—голос девушки был похож на струну гитары. Тонкий, чистый, без единого запинания. — Скажи мне, ты голоден?
И в тот же миг я почувствовал неутолимую жажду мяса. В моем теле словно появилось миллион ртов, готовых рвать и сжирать все, что видят мои глаза. Мне казалось, еще чуть-чуть и мои руки разорвут эту хрупкую девушку.
— Хугин, Мунин, идите вон. Ритуал начинается,—девушка говорила с воронами, будто они ее братья. Не церемонясь и не стесняясь в выражениях.
— Ты, мой хороший, должен выдержать ритуал до конца и не сожрать меня. Иначе путь домой тебе заказан. Кивни, если готов начинать,—сделать что-то иное, кроме кивка, я был не в силах. Мог лишь держать себя в руках, не давая голоду вырваться. Все это было старомодно, абсурдно и нелепо. Но жажда пищи была реальна, бросая меня в дрожь и океан новых чувств, она словно жгла меня изнутри.
Хильда сбросила с себя одежду, обнажая идеальное тело. И тут же принялась ласкать меня. Ее язык и руки были нежны и подобны скорее прикосновению богов, нежели некогда бывшего человека. Когда она дошла до бедер, мое сознание провалилось в сладкую беспробудную бездну. Несколько раз я приходил в себя, понимая, что мы занимаемся грязной, животнойлюбовью. Я видел ее лицо, искаженное в мрачной усладе, я слышал ее стоны, переходящие в хрипоту. Видел, как ее тело извивается на мне, как она задирает голову, испуская звуки удовольствия. Последнее, что я запомнил, как Хильда валится с меня на пол, проговаривая:
— Имя тебе Фреки — прожорливый.
Грязное море
Машины снуют по дороге в каком-то хаотичном движении, объезжая лужи и выбоины. Дождь не прекращая лупит по крышам домов и зонтам ленивых прохожих. Кажется, им некуда спешить. Ведь человек, взявший зонт в такую скудную погоду, явно не торопится идти домой. Он знает, что не промокнет, он хочет просто побыть один. В такие дни дождь словно разделяет людей, и сколь много ни было бы их на тротуаре, каждый из этих прохожих будет бесконечно одинок в своем пути. Дождь смывает с улиц суету, обнажая пустынные дворики и разукрашенные скамейки у подъездов.
Иногда, проходя мимо особенно пустынных дворов, можно заметить, будто деревья стали выше, превратившись из осунувшихся стариков в горделивые сосны. Ветер в такие дни, словно оставленный без присмотра ребенок, гуляет там, где ему вздумается, разрываясь в бессмысленной свободе. Он словно кричит: «Мне больше нечего скрывать!»—сегодня на его пути стою лишь я. О, у меня нет причин останавливать его, грозить пальцем и жаловаться на бесконечную возню в убитых переулках. От того ветер лишь касается меня, пробует на свой престранный вкус.
Я миновал дорогу спустя два или три двора. И каждый из них был пуст. Лужи в полумраке отражали тусклый свет фонарей, пытаясь заглушить и его мелкой рябью. Впереди виднелась небольшая аллея с прилегающей к ней церковью. Даже сейчас она выглядела, как оплот иного мира, вшитого в серость наших будней. Красиво.
Над лавочками в этой небольшой аллее висели длинные козырьки, создавая островок внутри опьяняющей погоды. Третья… третья лавочка слева. Слева от чего? Я достал из кармана небольшой листок, вырванный из школьной тетради. На нем красовалась простенькая схема, где стрелкой обозначалась лавочка, а… А, вот она! Рядом со статуей коня и всадника. Мда… Вот повезло. Именно эта лавочка была со сломанным козырьком. Нет, она не была мокрой, скорее наоборот, сухой, что и было странным. Тем не менее мне было велено ждать на ней. И вот зачем я сижу здесь, жду непонятно кого, когда работы столько, что можно укрыться ею, не боясь промокнуть и замерзнуть в самую студеную зиму! Ну да, вспомнил. Я ведь схожу с ума.
Несколько дней назад в моем отделе объявилась «черная ласточка». Это дело, которое по своей сложности напоминает именно черную ласточку, некий экспонат из сгоревшего блюда. Его не то что есть неохота, рядом находиться противно. И как это обычно бывает, чего больше всего боишься или не хочешь, ну конечно, бинго! Оно становится твоим!
В городе стали пропадать люди. Причем двое из десяти пропавших найдены мертвыми по неизвестным причинам. Словно их выключают или вытаскивают душу. Я прошелся по всему городу в поисках ответа на вопрос, но наткнулся на мертвеца. Так он мне представился сам. Его история была похожа на сказку из старых книжек с ужасами. Но в истории фигурировало кое-что очень интересное. Наркотик, который назывался «Вечные письмена».
Поверить наслово этому чудаковатому человекуозначало принять его историю. А сегодня я должен был узнать, где находится еще одно тело. Мое сердце начинало колотиться, словно бешеное, при одной только мысли, что я смогу раскрыть всю эту хрень. Но буду честен. Причиной моего ликования должен был стать не факт раскрытия, а находка этого наркотика. Ведь если слова моего информатора правдивы, то я, не раздумывая, сожру его! Вечные письмена, мать их! Проблему нужно решать изнутри. Во всяком случае, цепочку придется замкнуть на мне.
— Привет,—от резкого появления информатора меня передернуло. Еще не хватало, чтобы я взвизгнул, как девчонка, хотя это уже придирки к самому себе.
— Ты б хоть постучался! Понимаешь хоть, кого пугаешь?
— Мне все равно,—информатор вдруг с раздражением посмотрел на меня, раскрывая клыкастую пасть. — Ты либо слушаешь, либо варишься у меня внутри, понимаешь?
— Вот за что я люблю современное поколение! Дерзость и острота ума! — попытка свести неудобную паузу в шутку обернулась жалким пресмыканием перед странным «Кем-то».
Информатор присел рядом со мной. Выглядел он так, словно ему все равно. Тем не менее парень достал из кармана штанов небольшую упаковку сигарет и протянул мне одну.
— Ты же знаешь, у нас не принято вот так, в открытую… —мой мир отличался от того, в котором жил когда-то информатор.
— Тут никого нет и не будет до самого утра. Как это называется у вас? —я покорно взял сигарету и поднес к тотчас зажженному огню зажигалки.
— Начало комендантского часа,—вдохнув терпкий дым, я с какой-то необычайной легкостью вытолкнул его из себя с проблемами, ложью и этой дурацкой работой. Сигарета медленно тлела, приятно потрескивая при каждой затяжке. Я должен был блюсти закон и порядок, а сам сейчас нарушаю и то и другое. Но мне приятно.
— Да. Люди боятся ночи. Хотя, мне кажется, в ней только и есть подушка для сна,—информатор достал из кармана очередной листок и всучил мне в руки. — Тут телефон лесничего. Позвони ему и скажи, что тебе нужно к дубу. Это просто. А он все поймет.
Парень встал и собрался уходить. Знаю:только моргну и он исчезнет. Но пока мы оба тут.
— Почему ты выбрал именно мой мир? В твоем наверняка есть толковые ребята, они бы справились!
Парень даже не повернул головы.
— Мой мир прогнил… —информатор сделал два шага и растворился в полумраке. Вот оно, идеальное преступление. Свести с ума, исчезая, не дав в себя поверить.
Идти обратно в управление? Нет, это не вопрос. Идти, однозначно. Найдя в своем телефоне номер служебной машины, я не задумываясь нажал на вызов. Кажется, пора начинать работать.
В душной кабине бронетехники хотелось открыть все окна и дать насытиться дождливым воздухом прожорливому стальному зверю. Но мне почему-то стало лень. Навалилась мертвецкая апатия, и если бы не задорный голос моей напарницы, п