Как-то раз Владимир Ильич Калабин, у которого я много лет останавливался на постой в Новотроицке, показал мне сгорбленную невероятно древнюю старушку, которая степенно передвигалась по центральной улице села в сторону магазин
- Это баба Маня, гроза медведей.
Неожиданно баба Маня разразилась грубой руганью и попыталась навернуть Калабина своей клюшкой. Немного погодя я спросил у Владимира Ильича, а что собственно произошло. И в ответ услышал следующую историю.
В Новотроицке, окруженном со всех сторон достаточно дикой черневой тайгой, скотина гуляла и паслась сама по себе. Далеко уходить коровки и свинки не решались, так как лес все же был населен не очень мирным зверьем. К вечеру животные возвращались, но иногда не все. И волки, и медведи свой процент брали. Телок бабы Мани к вечеру не вернулся. Был он вредным, упрямым и рыже-коричневым бычком-подростком. Ругаясь на всех телков и бычков, баба Маня взяла палку покрепче и двинулась осматривать любимые места пастьбы своего чада. Как истинная таежница, прожившая здесь много десятилетий, двигалась баба Маня бесшумно, надеясь подкрасться к телку и повоспитывать его палкой. Через некоторое время телок был найден. Баба Маня тихонько к нему подкралась и изо всех сил навернула своим оружием по рыже-коричневой спине. К ее крайнему удивлению телок обернулся медведем, который с громким ревом ломанулся в лес. Баба Маня с таким же ревом и воплями бросилась в деревню. Там она с плачем и причитаниями всем рассказала о горькой доле и судьбе теленка (который, кстати, к этому времени уже явился во двор и спокойно уплетал свой заслуженный ужин). Мужики вытащили из своих загашников берданки, которых, как известно, у мирных колхозников быть не может, и под руководством бабы Мани пошли разбираться с нехорошим медведем. Однако разбираться не пришлось. Медведь после удара палкой пробежал несколько десятков метров, забрызгав свой путь жидкими экскрементами, и помер. Медведя понять можно – спокойно ел себе малину и тут по спине – хрясть, ужас-то какой! Вот и случился разрыв сердца.
Событие это было давно, но все селяне постоянно бабу Маню доводили своими шутками, называя то «грозой медведей», то «богатыршей», то «гром-бабой». Оттуда и реакция бабы Мани на фразу Калабина.
Отдохнув, обсохнув и подкрепившись, мы нагрузились рюкзаками и тронулись в сторону Новотроицка. Окрестности вокруг незаметно менялись. Березовые колки вначале как будто прорастали темно-зелеными свечками елок и пихт. Очередной поворот дороги открывал уже не березовые, а сосновые колки, за низиной с протекавшей по ней речкой Чулдой зубчатой стеной поднимался темный массив черневой тайги. Справа осталась брошенная местными жителями деревня Вознесенка. Местность, именуемая очень живописно – «чулдинские броды» – была, по сути дела, последним препятствием нашего маршрута, которое было преодолено достаточно легко. Далее дорожка вновь пошла наверх, на Солдатскую гору. Название было связано с давней традицией проводов жителей Новотроицка на службу в армию. Вначале еще в XVIII - XIX веке – рекрутов, затем призывников или мобилизованных на войну. На горе сельчане окончательно прощались с новобранцами, последний раз чокались и выпивали «стременную», «забугорную» и те уходили. Иногда на долгие годы, а иногда и в вечность. В 1984 году традиция соблюдалась свято.
Уже на спуске с Солдатской горы нас обогнал «Урал», тормозить его вторично не стали, уже показались крайние избы Новотроицка и наше путешествие подходило к концу. С горы было хорошо видно все село, занимавшее предустьевое расширение долины реки Ушлеп. Речка, оправдывая свое название (один из переводов звучит как «змеиная вода») старательно петляла по своей долине, то тут, то там виднелись усадьбы, кудрявились сады, в окружении изгородей угадывались прямоугольники полосатых огородов. Прямо напротив нас над одноэтажным зданием школы, затененным строем высоченных тополей, высилась выступом-носом гора с палеолитической стоянкой, которой я дал имя Ушлеп-3. Ее мы и будем копать.
Устроились мы у Калабиных, моих давних знакомых. Владимир Ильич Калабин как-то подобрал меня с напарником на полпути к Новотроицку и довез до своего дома, предложив там пожить, пока мы ищем древности вокруг села. Нашли мы тогда несколько стоянок охотников на мамонтов и бизонов. Все они располагались на мысах окружающих долину с Новотроицком холмов. Однако самую первую стоянку речка Ушлеп успела разрушить, и находки каменных орудий из светло-серого полосчатого кремня мы сделали на галечных отмелях речки. С мыса со стоянкой Ушлеп 3 открывался чудесный вид на пойму Нени с синеющей вдали горой Кивда. И одуряющее пахло душицей, покрывающей склон мыса до самого подножья. Показал своим работничкам душицу и рассказал, что ее в чай можно добавлять, ментоловая травка и ароматная. В первый же перерыв (а работали мы всегда 45 минут и 15 минут отдыхали) на краю раскопа образовался целый сноп душицы, которая потом сохла на веранде дома, распространяя чудесный аромат.
Уже на третий день раскопок у нас стали попадаться находки – тонкие и звонкие острейшие пластины, разнообразные скребки и скребла, оббитые валуны и многое другое. Устич будучи уже достаточно опытным исследователем каменного века на удивление доходчиво объяснял остальным что мы находим. Я же добавил, что на этих склонах никаких случайных камней быть не может, суглинок их слагает. Все что не грунт – то находка, и ее положено очистить, замерить, зафиксировать на плане и ни в коем случае не сдвигать! Со временем на зачищенной площади раскопа проявлялись свидетельства жизни древних охотников. В одном месте мастер-умелец раскалывал кремень, сбивая с ядрища-нуклеуса каменные заготовки для ножей и наконечников, в другом женщины обрабатывали шкуры животных, бросая в сторону затупившиеся каменные скребки и скребла. Чуть в стороне горел костерок, а на каменной выкладке метрового диаметра был устроен импровизированный дастархан. Вместо скатерти использовалась, скорее всего, хорошо выделанная шкура, на листьях лопухов или деревянных плошках раскладывалось прожаренное мясо. Все действия и поступки людей оставляли свои следы и мы, раскапывая стоянку, потихоньку их распутывали. А вечером, сидя на крылечке с кружкой ароматного чая, я по традиции заведенной еще во время июльских раскопок на Катуни рассказывал истории, которые происходили со мной в многочисленных экспедициях. Ну вот, например, одна из них.