Когда план проходки был готов, начальник строительства спросил меня:
— Возьмешься, Медведев?
— Давно об этом думал.
Восемнадцать погонных метров ствола с полной отделкой мы прошли за двадцать семь дней, то-есть на два месяца быстрее, чем предполагалось при старых методах. Так стахановский труд в соединении с наукой принес нам победу.
В конце 1945 года нашу бригаду командировали на строительство Сталиногорской шахты № 21-бис. Когда я первый раз спускался по стволу, то попал под «дождь». Через несколько секунд промок до нитки. Позднее выяснилось, что рядом находились какие-то подземные воды. Они проникали в ствол, затрудняли подъем. Много времени потеряли мы на глубинную разведку, но зато обнаружили что вода находится в расположении угольного пласта, заключенного между известняками и породой. Надо было «поймать» воду, напра
вить ее в одно русло. Как это сделать? Помогли инженеры. Поскольку водоносный угольный пласт примыкает к стенке ствола, решили вырубить этот пласт. В стене ствола прорубили окно, сюда пустили воду. Чтобы вода не уходила в породу и известняки, пространство, освобожденное от угля, забетонировали. На породу, кроме того, наложили железные листы. Так мы избавились от воды.
* * *
Лето 1949 года справедливо называют в Мосбассе «летом рекордов». И что важно, — достигались они разными коллективами и совершенно различными методами. Вызвано это было историческим постановлением партии и правительства об увеличении добычи угля на шахтах Подмосковного бассейна.
Чтобы обеспечить рост добычи угля в ближайшие пять лет в полтора раза, шахтостроители обязаны были сократить сроки сооружения новых угольных предприятий, быстрее сдавать их в эксплуатацию. Эту задачу шахтеры восприняли как свое родное, кровное дело. С карандашом в руках подсчитывали они новые резервы, намечали пути выполнения задания. А вскоре с шахт-новостроек стали поступать радостные вести о невиданных дотоле темпах прохождения стволов, горных выработок, сооружения новых домов.
Первый всесоюзный рекорд проходки штреков был установлен бригадой Михаила Кузнецова. Она продвинулась за месяц на 420 метров. Весть об этом выдающемся достижении взволновала всю нашу бригаду.
— Что же, Аристарх Иванович, — неужели мы в долгу останемся?— спросил Василий Гавричкив.
— Или сил у нас нехватит?—поддержал товарища Иван Рылько.
— Сил-то, может, и достаточно, — уклончиво отвечаю им, — да условия в забое тяжелые. Сами видите — плывуны, вода, кровля слабая. Как бы не оскандалиться!
Признаться, я и сам давно обдумывал план скоростной проходки. Ясности еще этот план не приобрел, но зацепиться было за что. Я многое слышал о потоке, о часовом графике. Мне казалось, что
равномерное, рассчитанное по часам и минутам производство операции может быть осуществлено и при нарезке штреков. Рассказал об этом бригаде.
— Я так считаю,—сказал молодой проходчик Слава Котляров,— повторять достижение Кузнецова нам не к лицу, надо прыгнуть выше. На это и будем рассчитывать.
После разговора в бригаде я направился к начальнику Сморо- динского строительного управления Константину Григорьевичу Акименко. Рассказал о нашем плане скоростной проходки, о боевом настроении бригады.
— А я так и думал, что ты придешь с хорошим предложением, — сказал Акименко.
Через два дня в кабинете начальника собрались на совещание инженеры, техники, члены моей бригады. Каждый пришел с готовыми, тщательно обдуманными предложениями. Когда главный инженер Афиногенов изложил проект скоростной проходки, начались оживленные споры. Они в основном касались способа отбойки и транспортировки угля.
— Транспортировать уголь, — говорил механик Иван Васильевич Горбачев, — рекомендую скребковым конвейером.
— Да, но его нужно часто удлинять, а это отнимет много времени, — ответил ему Афиногенов.
— Сумеем удлинять его без остановки проходки, — вмешался я в разговор, а затем подробно изложил свое предложение.
Еще перед совещанием мы с И. В. Горбачевым обдумали, как можно удлинить конвейер без остановки проходки. Суть нашего предложения заключалась в следующем. Пока старый конвейер будет отгружать уголь, над ним, на определенном расстоянии от забоя, на металлических подставках надо монтировать привод, а от него — секции и рештаки. Последние надо подвешивать к головкам крепления. Когда нужно, старый конвейер выключается, секции нового конвейера соединяются с натяжной головкой, и конвейер снова включается в работу. Все это займет не больше тридцати минут. Но чтобы и в эти полчаса не приостанавливать проходку, привод надо подключать в то время, когда под забой становится крепежная рама.
Правда, на это предложение последовало возражение. Один молодой проходчик сказал, что, когда поставят транспортер и настелят пути, в штреке и так тесно будет, а тут еще привод надо будет монтировать.
— Выход есть, — ответил Горбачев, — для привода в стенке штрека вырубать будем ниши.
После детального обсуждения наше предложение было принято. Это обеспечивало непрерывность производственного процесса.
Так, шаг за шагом из многих предложений отобрали лучшие и составили подробный план скоростной нарезки горных выработок. Я не стану касаться здесь всех технических подробностей этого плана. Главное в нем было то, что все основные операции по проходке штреков переводились на поток. Это в свою очередь требовало совершенной точности и своевременного проведения всех работ. Малейшее нарушение графика одним человеком обрекало на неуспех весь коллектив.
Моя бригада, пополненная опытными рабочими, была разделена на три звена по восемь проходчиков. Каждое звено производило зарубку угля, его транспортировку, устанавливало крепление, наращивало конвейер.
План предусматривал повышенную техническую вооруженность забоя. Например, решили использовать четыре отбойных пневматических молотка. Чтобы все они действовали одновременно, мы ввели новый способ выемки угля — уступами. Что это значит? Представьте себе забой. Высота его 2,2 метра. Сначала уголь отбивается в верхней половине на глубину больше метра, потом в нижней половине, и так непрерывно. Однако брать верхний ярус угля сразу четырьмя молотками оказалось невыгодно: проходчики мешали друг другу. Стали сверху отбивать двумя молотками. На нижней же пачке действовали попрежнему четыре молотка.
'Усовершенствовали мы также процесс крепления забоя, навалки угля, откачки воды. Словом, всюду сумели найти дополнительные резервы, лучше организовать труд, правильнее использовать технику.
С первых дней работы по-новому среди проходчиков развернулось боевое социалистическое соревнование. Люди глубоко чувство
вали свою ответственность перед Родиной. Часто навещал я проходчиков первой и второй смен. Сам я работал в третьей. Горняки рассказывали мне о своих успехах. Однажды радостный и возбужденный Василий Акопян, встретив меня, сказал:
— Аристарх Иванович, я выполнил норму на 180 процентов. Обязательство перекрыто.
Через минуту слышу голос Славы Котлярова:
— Поздравь меня, Аристарх Иванович, две нормы дал.
Такие же хорошие новости сообщил мне Евгений Волобуев, Иван
Прудкин и другие товарищи. Начинается обсуждение итогов смены. Все интересуются работой друг друга, обмениваются опытом с лучшими стахановцами. Некоторые проходчики просят:
— Аристарх Иванович, поставь меня завтра в паре с Котляровым. Посмотрю, почему он вырабатывает больше, чем я, и поучусь у него.
Пятнадцать метров в сутки проходила бригада, невзирая ни на какие трудности. В месяц это составило 450 метров!
Когда были пройдены последние метры штреков пусковой шахты и расчищен путь для наступления на уголь, товарищи по работе крепко пожимали нам руки. Это было от всего сердца.
После того как моя бригада установила новый рекорд проходки, превысив на 30 метров прежний рекорд бригады Михаила Кузнецова, к нам в забой стали приезжать горняки других бассейнов. Были туляки, уральцы. С лауреатом Сталинской премии бригадиром скоростников-проходчиков бокситовых рудников Урала Нигмаджаном Минзариповым мы особенно долго беседовали. Он изучил наш метод проходки и, покидая шахту, сказал:
— Спасибо, товарищи! Многому у вас научился. По-новому вы организовали транспортировку угля, а у нас это занимает очень много времени. Применим ваши методы у себя на Урале.
Записная книжка знаменитого проходчика Минзарипова была вся заполнена цифрами, схемами, расчетами, показывающими организацию работ в нашем забое.
Мы от всей души приветствовали гостей из других бассейнов. Подробно рассказывали им о том, как советские специалисты помогли нам составить план скоростной проходки и умело применить нашу
богатейшую советскую технику. Наш успех — это успех не только моей бригады, но и всего коллектива шахты, всего треста, всего Мосбасса.
Мы совершенствовали методы проходки штреков, добивались высокой производительности труда не ради похвалы или большого заработка. Мы думали только об одном: досрочно сдать в эксплуатацию шахту-новостройку, чтобы уголь из нее могли добывать не через год, как было запланировано, а через четыре месяца.
Отрадно сознавать, что наш пример нашел многих последователей и способствовал дальнейшему росту рядов стахановцев. Давно ли молодой проходчик Николай Телегин был рядовым? Теперь он руководит стахановской бригадой скоростников, стал знатным человеком Мосбасса. В апреле этого года его бригада, состоящая из выпускников горнопромышленной школы, за десять дней прошла 104 погонных метра штрека.
Доволен я и тем, что мы не только сумели доказать возможность внедрения потока в сложное горнопроходческое дело, но и добились коллективного стахановского труда. В нашей бригаде не было ни одного проходчика, который давал бы меньше 180 процентов нормы.
Никогда не забуду день 4 марта 1950 года. Группе инженеров и стахановцев, в том числе и мне, за усовершенствование скоростных методов прохождения горных выработок присуждена Сталинская премия. Это огромное событие в моей трудовой жизни. Еще глубже оценил я заботу большевистской партии и советского правительства о простых тружениках нашей страны.
С какой радостью и гордостью поздравляли меня друзья по работе. Добился успеха — доволен, а с тобой вместе доволен коллектив шахты, весь советский народ, любимый товарищ Сталин. Знает он, что где-то в забое Аристарх Медведев пробивает дорогу, по которой потечет уголь.
* * *
Неузнаваемо изменился Мосбасс в годы послевоенной сталинской пятилетки. Вместе со своей бригадой строил я много новых
шахт, часто бываю в них. Наши шахты стали лучше, красивее, чем до войны, а главное — оборудованы они новейшей техникой.
Растут, хорошеют наши горняцкие города и поселки. Нельзя сравнить довоенный Сталиногорск — центр Московского угольного бассейна — с нынешним Сталиногорском. Теперь это большой промышленный город, окруженный кольцом механизированных шахт. Озелененные и асфальтированные улицы, дворцы культуры, кинотеатры, магазины, парки, скверы — таким стал этот город за двадцать лет со дня его основания.
Мне особенно видны перемены, которые произошли на шахтах в послевоенные годы. Нам, рядовым труженикам, отрадно, что эти перемены — результат отеческой заботы партии и правительства о горняках, об их здоровье, об охране труда.
Взять, к примеру, новую, сорок первую шахту треста «Донской- уголь», которую мы строили. Подъемный, или, как мы называем, рудничный двор этой шахты напоминает станцию московского метро. Рудничный двор высок, просторен, закреплен железобетоном, освещен лампами дневного света. Воздух чистый и свежий. В рудничном дворе нет сутолоки. К стволу подходят груженные углем вагонетки. Слышатся звонки электровозов, доставляющих вагонетки к подъему.
Чисто, светло в подземных тоннелях-штреках. Поблескивают узкоколейные пути, сверху проложены троллейные провода. Проносятся на полной скорости подземные поезда. Опустись в такую полностью механизированную шахту — забудешь, что находишься под землей. Советская совершенная шахта — это завод, добывающий уголь — хлеб нашей промышленности.
Лавы, где непосредственно добывается уголь, оснащены разнообразными машинами. Они освобождают горняков от многих трудоемких работ. На этой шахте завершается комплексная механизация. В лавах и забоях уже теперь действуют горные комбайны. Эти агрегаты механизируют все процессы добычи. Уголь от места его залегания до железнодорожных вагонов на поверхности подается машинами, идет на-гор& непрерывным потоком, как по конвейеру.
— В наши шахты скоро можно будет спускаться в праздничной одежде, — сказал как-то мне Слава Котляров.
— Да, скоро, — отвечаю ему. — Быстро идет вперед техника. Механизмы все больше вытесняют ручной труд...
— Что ж, механиками будем, специалистами.
— Выходит, что так...
И горняцкие поселки преобразились, а вновь построенные похожи на небольшие города. Вот, к примеру, наш поселок, возникший около шахт-новостроек. Каждый день хожу я по его улицам и каждый раз с гордостью гляжу на прекрасные двухэтажные дома. Вдоль улиц посажены деревья, в центре поселка и у общественных зданий разбиты скверы.
В поселке есть школа-десятилетка, большой клуб, несколько магазинов, столовая, поликлиника. Ребятишки наши воспитываются в детских яслях и детских садах. Квартиры шахтеров удобны, благоустроенны.
В прошлом году в Мосбассе побывала делегация шотландских шахтеров. Иностранные гости всему удивлялись: и быстроте, с какой после войны советский народ восстанавливает свое хозяйство, и нашим механизированным шахтам, и нашим стахановцам. Судя по их рассказам, столица Англии — Лондон, сильно пострадавшая от налетов гитлеровской авиации, сейчас, в мирное время, почти не восстанавливается. Прошло уже более пяти лет, а в городе можно еще увидеть следы больших разрушений. Очень много домов-полуразвалин. Наши гости рассказали, что сегодняшний Лондон имеет такой вид, будто он переживает первые дни после окончания войны. На месте разбитых зданий для английских рабочих построены так называемые «бевинские» домики-халупы, которые не защищают даже от ветра.
Советские шахтеры отлично знают, кому они обязаны своим счастьем, знают, кто зажег свет под землей. Мы глубоко благодарны своему первому другу, заботливому и любящему отцу Иосифу Виссарионовичу Сталину. Его заботами возвеличен в нашей стране шахтерский труд.
Вместе со всей горняцкой армией шахтостроители Мосбасса отвечают на эту заботу стахановским трудом. В Донском районе ныне действует несколько новых шахт. В их сооружении участвовала и моя бригада. Первую из них мы строили около пяти лет, вторую — три с половиной года, третью — два с половиной, а четвертая, где мы установили рекорд проходки, построена за полтора года.
Это результат роста технической культуры советских людей, роста всей нашей страны, результат социалистического соревнования.
Сейчас с новой силой разгорается соревнование среди шахтеров Советского Союза. Горняки Мосбасса в письме товарищу Сталину обязались досрочно выполнить план 1950 года.
Это письмо вместе со всеми горняками Мосбасса обсуждала и принимала наша бригада. Есть у нас такая думка: превзойти свой рекорд, пройти за месяц не меньше 500 метров штреков.
И мы этого добьемся, потому что слово шахтера твердое слово.
АРИСТАРХ ИВАНОВИЧ МЕДВЕДЕВ
А. РИИЗМАА,
торфмейстер торфобрикетного предприятия Тоотси, лауреат Сталинской премии
КОЛЛЕКТИВ НОВАТОРОВ
Ранней весной 1945 года я впервые приехал работать на торфобрикетное предприятие Тоотси.
Мне было уже тридцать два года, но хорошей специальности, которой бы я отдался целиком, всей душой, у меня еще не было. Я волновался, ибо мне предстояло взяться за новое, незнакомое дело. Когда-то я немного работал землемером.
— Это хорошо, — сказали мне. — Ваши знания нам пригодятся. — Меня приняли десятником на торфяное болото.
Эстония переживала тогда трудные дни. Повсюду виднелись следы недавней войны. Разрушенные фабрики и заводы, запущенное сельское хозяйство — вот что оставили после себя гитлеровские захватчики.
Торфяное предприятие, где мне предстояло работать, тяжело пострадало в результате вражеского нашествия. Многое фашисты разграбили, оставшаяся техника была приведена в полную негодность.
По существу все надо было создавать заново. Наши рабочие, мастера и инженеры взялись за восстановительные работы со всей энергией.
Правда, в первые дни после изгнания фашистских оккупантов работу пришлось начинать вручную или с помощью таких устаревших типов машин, от которых в других республиках и областях Советского Союза давно уже отказались. Но важно было начать.
Уже в первом послевоенном году Эстонская ССР стала ощущать огромную братскую помощь народов нашей Родины, и в первую очередь русского народа.
Ежедневно прибывали в Таллин, Тарту, Нарву, Пярну, на сланцевые шахты и в другие пункты республики сотни вагонов. Непрерывным потоком к нам поступало заводское и шахтное оборудование, тракторы, комбайны, минеральные удобрения, хлопок... На наших глазах вставали из развалин фабрики, заводы, рудники, отстраивались города.
Повседневную помощь и заботу большевистской партии и советского правительства ощущают на себе и торфяники Эстонии. И наше торфопредприятие Тоотси получило огромное количество нового оборудования и крупные денежные средства.
Мне хочется для наглядного сравнения сказать несколько слов о том, каким было наше торфопредприятие в старое время буржуазной диктатуры.
Капиталисты построили здесь торфобрикетный завод, который принадлежал акционерному обществу «Эсти турбатээстусед». Завод этот работал только на половину своей мощности. Разработки велись хищническим образом.
То, что были не в силах сделать капиталисты, сделали советские люди. Теперь наше торфопредприятие ничуть не похоже на прежнее, на то, что было раньше.
На торфяных полях работают теперь тракторы Челябинска, Сталинграда, Харькова, Владимира. Барабаны для фрезерования торфяной залежи и современные лопастные ворошилки к нам поступили из Ленинграда. Уборочная машина и машина для создания крупных караванов торфа прибыли из Пензенской области. Грейдеры пришли из Липецка, бульдозеры — из города Осипенко, выпрямительная электроподстанция—с Урала.
Смотришь на эти прекрасные машины, и душа радуется. Наше Советское государство создает первоклассную торфяную промышленность, оснащает ее передовой техникой.
10. Нас вырастил Сталин
Фрезерный торф, гидроторф, багерный способ добычи с электростилочными машинами, искусственное обезвоживание торфа, химическая переработка торфа — все это, разумеется, работа советских ученых, инженеров и техников.
В настоящее время созданы машины, позволяющие полностью механизировать все стадии технологического процесса добычи фрезерного торфа.
Всех нас: и рабочих, и мастеров, и инженеров — окрыляла и окрыляет могучая поддержка нашей страны. Мы, еще недавно жившие в условиях капитализма, почувствовали радость свободного труда, работы на себя, на свое государство.
Весь наш коллектив живет одним стремлением — дать как можно больше продукции высокого качества для социалистической Родины.
Конечно, успехи не пришли к нам сразу. Пришлось много поработать, преодолеть немало трудностей.
Уже в первые послевоенные годы нам стало ясно, что теми способами, которыми мы работали, и при том машинном парке, который мы имели, добыть нужное количество торфа нам не удастся. Поэтому мы решили приложить все усилия к тому, чтобы путем рационализации, технических усовершенствований и организационной перестройки найти новые пути повышения добычи торфа.
Решено было полностью механизировать все технологические процессы добычи фрезерного торфа и всех подготовительных работ. Люди взялись за решение этой задачи со всей энергией.
У нас имелось десять устаревших уборочных машин марки «УМФ-2», оставшихся еще от довоенного времени. Машины эти с большими конструктивными недостатками.
В 1948 году мы получили более совершенную уборочную машину «УМПФ-4», создатели которой удостоены Сталинской премии. Эта машина стала собирать торф более сухим, влажность уменьшилась на пять процентов. А торфяники знают, что уменьшение влажности даже на один процент имеет огромное значение. К тому же производительность этой машины была значительно выше.
Появление новой машины заставило наших специалистов и передовых рабочих-новаторов серьезно задуматься. Возникла мысль: нельзя ли переделать нашу «УМФ-2» на «УМПФ-4»?
Эту мысль высказал наш новый директор, ныне лауреат Сталинской премии Антон Кузьмич Халуга. Уроженца индустриального Урала, офицера Советской Армии, участника Отечественной войны Антона Кузьмича наш коллектив полюбил за инициативу и хорошие организаторские способности.
— Как вы думаете, — спросил он у главного инженера Рихарда Яковлевича Вебера, — сможем мы у себя на месте, в нашей ремонтно-механической мастерской взяться за эту работу? Переделка будет довольно сложная.
Главный инженер ответил утвердительно.
— Без переделки, — сказал он, — машины «УМФ-2» нам почти бесполезны. А если мы их преобразуем, они принесут огромную пользу.
Производственно-техническое совещание поддержало предложение директора. Началась горячая работа.
У нас в Тоотси есть люди с «золотыми руками». Это прежде всего наш главный механик Ян Покк, удостоенный Сталинской премии. Он замечательный механик, конструктор, рационализатор, великолепный слесарь, токарь и сварщик. Ян Покк все умеет делать сам, в любое время может стать к станку и показать, как нужно работать.
Подстать нашему главному механику — его помощник сталинский лауреат Эрвин Рийманд. Его у нас называют старым ветераном Тоотси. Он начал работать здесь со дня основания предприятия в качестве чернорабочего. Это было в годы буржуазного господства в Эстонии. Не будь Советской власти, он бы всю жизнь тянул лямку, работая на капиталистов и вечно беспокоясь о завтрашнем дне.
Наши рабочие, испытавшие ужасы капитализма, особенно сильно ощущают великие преимущества советского социалистического строя. В советских условиях перед каждым тружеником открыты широкие перспективы. Работай, твори, дерзай — и твой труд будет достойно оценен.
И вот наш боевой коллектив ремонтно-механической мастерской сначала переделал три машины, а сейчас заканчивается переделка остальных.
Энтузиасты-рационализаторы — наши мастера и рабочие освободили предприятие от необходимости покупки новых машин и заводы торфяного машиностроения — от дополнительных заказов. В прошлом году переделанные машины убрали с полей большое количество торфа. Каждая из них достигла почти такой же сезонной производительности, как и новые машины.
Но наши новаторы не успокоились на этом. Переделывая старые машины, они увидели все их недостатки и пришли к выводу, что можно и нужно создать еще более совершенную торфоуборочную машину. Правда, вскоре стало ясно, что им одним в своей мастерской с этой задачей справиться не удастся.
До Советской власти это было бы непреодолимым препятствием. А главное — в то время рабочие и не старались бы трудиться на капиталистов.
В стране социализма совсем иное дело. На помощь нашему предприятию в этом большом деле пришли научные работники Таллинского политехнического института и коллектив Таллинского машиностроительного завода Ильмарине. Началось тесное и плодотворное сотрудничество трех коллективов, решивших создать новую машину. Это было настоящее творческое содружество науки и производства.
Изготовление чертежей машины взял на себя доцент Таллинского политехнического института инженер Эуген Аугустович Соонвальд. Нужно сказать, что работал он с огромным увлечением. От Таллина, где он живет и работает, до Тоотси более ста километров. Несмотря на это, он был у нас на производстве частым гостем. Вот почему мы все были очень рады, когда вместе с нами Сталинскую премию получил и инженер Соонвальд.
Наши специалисты и стахановцы в свою очередь подсказывали ученому, в каком направлении ему нужно работать, поправляли его эскизы, помогали доводить конструкцию до совершенства. Вместе с ним они с волнением следили за ходом изготовления машины на заводе Ильмарине. Приезжали на завод, рассказывали о конкретных условиях работы будущей машины на болоте, сравнивали отдельные детали и узлы новой машины со старыми, работающими у нас.
Такое замечательное содружество науки и практики возможно только в нашей советской, социалистической стране, где интересы всех тружеников едины и направлены на благо Родины. Коллективными усилиями была создана новая высокопроизводительная уборочная машина «ФТК», которая отличается от всех других уборочных машин, применяющихся на торфопредприятиях нашей страны и за границей. Она работает по совершенно новому принципу и является основным агрегатом на уборке торфа. В 1949 году новая машина себя блестяще оправдала и позволила нам перейти полностью на механизированную добычу фрезерного торфа.
Человеческая рука теперь не прикасается к торфу на всем его пути от фрезерных полей до брикетного склада.
Производительность этой машины намного выше всех других известных нам уборочных машин. Средняя сезонная производительность машины «УМПФ-4» составила у нас 5 600 тонн торфа, а четыре новые машины собрали за один сезон 60 тысяч тонн, или в среднем по 15 тысяч тонн каждая. Такой рекордной выработки еще ни одна уборочная машина в торфяной промышленности не давала.
Наш коллектив справедливо считает, что достигнутая в 1949 году производительность новой машины не является предельной. При благоприятных климатических условиях она может собрать до 25 тысяч тонн фрезерного торфа. Мы надеемся добиться такого показателя в ближайшее время.
Для нашей новой уборочной машины потребовался и новый тип трактора — сильный, с замедленным ходом, способный работать на болоте. Ни один местный машиностроительный завод такого специального трактора изготовить не мог.
Нам прислали несколько новых прекрасных челябинских тракторов «С-80». Эти красавцы способны двигать машину «ФТК». Но они не были приспособлены для работы на болоте, имели большую скорость и большое удельное давление на почву.
Наш коллектив по предложению главного механика Покка решил переделать эти тракторы. Изменили ряд частей, поставили два боковых редуктора, сделали новые широкие деревянные гусеницы, и тракторы прекрасно пошли по болоту, стали хорошо работать.
Весть о делах наших лучших стахановцев и новаторов облетела все предприятия. О Покке и Рийманде, о токарях и слесарях ремонтно-механических мастерских Арнольде Поом, Рейнхольде Кийге, Александре Хеленд, Константине Мюллер, начальнике ремонтно-механического цеха Петере Кенг и других теперь знают в столице Эстонии Таллине, знают на торфопредприятиях всей республики.
Ян Покк работает без устали. Он непрерывно совершенствует и создает новые торфяные машины. Для корчевки пней он сконструировал и изготовил прекрасный высокопроизводительный пнекорчеватель. Он же ввел механическую разделку пней. Ян Покк — беспартийный, но в нашей коммунистической партии он, как и все трудящиеся республики, видит свою родную партию, которая учит бороться за светлую радостную жизнь, за коммунизм.
То же можно сказать и об инженере-ученом Эугене Соонвальде. В содружестве с нашим коллективом он сейчас успешно работает над новым, более совершенным типом валкователя, собирающим на поле сухой торф.
Нашему предприятию помогает не один только инженер Соонвальд, но и другие научные работники Таллинского политехнического института. Доцент Пауль Плакк работает над автоматическим определением влажности торфа, так называемым электровлагомером; доцент Роман Холман составил проект электрического пускового устройства брикетного пресса; кандидат технических наук Лео Тепакс консультирует по вопросам водоснабжения.
Именно такое содружество коллектива торфяников Тоотси, научных работников Таллинского политехнического института и коллектива завода Ильмарине позволило нам полностью механизировать наши работы по подготовке и ремонту полей, добыче и уборке фрезерного торфа. Это была наша цель, и мы ее достигли.
У нас теперь механизирован каждый процесс. На фрезерование залежи поставлены барабаны последней конструкции — «ФД-4». Они обеспечивают нам хорошее дробление торфа в первом же процессе работы. Вместо устаревших и несовершенных ворошилок у нас работают новые ворошилки, значительно улучшающие сушку торфа. Введена также операция валкования. Это дает нам возможность соб и - рать все более и более сухой торф.
Сбылась заветная мечта работников торфяной промышленности — работать на машинах, освободиться от сезонного ручного труда, от тяжелого женского труда—«торфушек», как когда-то с горечью называли в просторечье работниц на болоте.
Вместе с механизацией производства появились и новые кадры. На машинах, механизмах и целых агрегатах работают теперь высококвалифицированные рабочие, прекрасно знающие технику и технологию производства. Это не временные, сезонные рабочие, как было раньше. Это постоянные, штатные работники, — стахановцы, новаторы, по своему уровню приближающиеся к работникам инженерно- технического труда.
Новая организация производства позволила значительно увеличить цикличность машин. Был установлен цикловой график, развернулась энергичная борьба за его выполнение.