Колин намека не понял. Он позвонил нам десять раз подряд и говорил десятью разными голосами, хотя, как только к телефону звали Джерри, мы понимали, кто это.
– Джерри здесь нет. Ее здесь вообще не бывает, – говорили мы ему снова и снова, а он нас просто не слышал.
Бывало, он выходил из себя, иногда начинал нас умолять, но чаще всего пытался нас надуть: представлялся агентом или фотографом, заявлял, что снимет ее за миллион фунтов стерлингов и тому подобное. Во всяком случае, я надеюсь, что это был он. Как бы там ни было, мы сообщили его номер и адрес полиции, они к нему зашли и припугнули арестом. Колин же, как любой нормальный псих, все отрицал. Он продолжил бесплодные попытки добраться до Джерри, звоня из таксофонов по всему Лондону. Я предложил Пэдди, чтобы одна из наших девушек позвонила ему, представилась Джерри и поддразнила бы, однако Пэдди рассудил, что это только усугубит ситуацию.
Прошло еще несколько недель, прежде чем Колин появился в офисе вновь. Внутрь он не заходил – ошивался где-то неподалеку и ждал... появления Джерри, наверное. Шансов у него было немного, поскольку Джерри жила в Будапеште и в офисе вообще не появлялась. Это также было сообщено Кол и ну во время очередного телефонного разговора, и он опять пропустил все мимо ушей. По его мнению, Джерри жила в Гилдфорде – он вычитал это в одном из написанных мной же интервью. Впрямую Колин ничего такого не говорил, но вы понимаете, о чем я. Возможно, мы слегка перестарались с шуточками, когда он еще только начинал свои розыски, а теперь его уже было не переубедить. Джерри жива, у нее все замечательно, она ждет не дождется, когда же он ее найдет, а мы – их враги – не даем им воссоединиться.
– И все же... Пусть Хейзл ему позвонит, – предложил я.
– И что она ему скажет? "Отвали, козел"?
– Нет, пусть скажет что-нибудь вроде: "Ах, Колин, мне тут рассказали, что ты меня ищешь. Они не позволяют мне с тобой поговорить, однако я все у них выяснила. Я так хочу уйти отсюда, хочу быть с тобой. Если бы я только знала наверняка, что ты тот мужчина, который мне нужен. Докажи, что любишь меня! Положи ногу под поезд!"
– Ага! "Эй, кретин! Ограбь "Барклиз-банк", будь добр!" – внес свою лепту Толстый Пол.
– А Колин не заподозрит что-то неладное? – спросил Пэдди.
– Ну, не знаю... Что я, психиатр?
– Я не собираюсь ему говорить ничего подобного! – запротестовала Хейзл.
– Слушай, мы ведь можем сказать ему, чтобы отвалил? Отделаться от него. Позвони ему, представься Джерри, скажи, что он тебе не интересен, или что ты вышла замуж, или еще что-нибудь, а если ему это не нравится, то пусть пойдет и утопится. Попытаться-то стоит? Хотя бы ради смеха.
– Нет, не буду.
– Ну и черт с тобой! Джеки, сделай доброе дело! Но и она отказалась. А также Мэри, Сьюзи и Уэнди. Я-то думал, что Мэри или тем более Уэнди отважились бы, да с бабами всегда так. Стоит одной о чем-нибудь высказаться, как остальные тут же к ней присоединяются. Будто в школе. Жил себе парень, вполне нормальный, ничем таким не выделяющийся, да тут какая-то девочка, невзлюбив его, объявляет, что от него плохо пахнет или он весь покрыт блохами, – и пиши пропало. Ни одна школьница с ним не заговорит, не сядет рядом, как бы она ни сочувствовала несчастному ублюдку: ведь теперь он – Блохастая Вонючка и недостоин ничего, кроме жестокого, веселого презрения. А стоит не подчиниться, и станешь Миссис Блохастая Вонючка. Какая же девочка захочет такого? Кстати, черкните мне открытку, если догадаетесь, какое у меня было в школе прозвище.
В конце концов мы не стали звонить Колину, однако скучать нам все равно не приходилось. За неимением Джерри он охотился за мной и Уэнди. Колин имел дело именно с нами и, кажется, больше никого не запомнил. Когда мимо него проходили Мэтт, Хассим, Толстый Пол и Хейзл, то, по их словам, он не обращал на них ни малейшего внимания, так что нам с Уэнди можно было только посочувствовать. Мы еще раз связались с полицией, Питер добивался временного запретительного приказа[13], а Колин тем временем возникал то там, то здесь.
Я до смерти боялся где-нибудь нарваться на него, а Уэнди и подавно. Он стал так часто мелькать на нашей улице, что нам пришлось ждать в офисе до тех пор, пока кто-нибудь нам не звякнет и не скажет, что он свалил. Пару раз мы выходили через черный ход, потому что Колин притаился где-то совсем неподалеку.
Как ни смешно, но мы с Уэнди даже сблизились на этой почве. Между нами, сам не знаю почему, с первого же дня установилась холодная вражда. Теперь же общая беда заставила нас почти забыть прежнее, мы и в самом деле начали ладить друг с другом. Мы сидели в офисе и болтали до тех пор, пока кто-нибудь не давал отбой, а потом шли вместе к метро, и каждый из нас отслеживал, чтобы другой благополучно туда зашел. Как там говорил Хамфри Богарт[14]? «Так началась эта замечательная дружба».
Я немедленно прикинул свои шансы. Вдруг удастся ее трахнуть? Как следует все обдумав, я решил не торопить события. Ничто так не бесило девушек, как моя попытка добиться с ними близости, – особенно тех, с которыми я успел подружиться (не самый длинный список). Наверное, они решали, что мне только это и было нужно, хотя ничего подобного! К счастью, парни мыслят иначе, иначе как бы вы могли тогда пригласить приятеля на игру в гольф? Он бы страшно обиделся и обвинил вас, что до сих пор вы только "делали вид", а на самом деле вам просто нужно было поиграть с кем-нибудь в гольф. О боже! Ладно... В общем, я пока не предпринимал никаких попыток, хотя решил взять ее на заметку и, возможно, отпраздновать Рождество вместе с ней. Дело вполне может выгореть, особенно если я по-прежнему буду старательно прикидываться "просто другом".
Сегодня была среда, и нам так никто и не позвонил. Мы с Уэнди сидели в офисе и ждали звонка от Толстого Пола, однако прошло уже двадцать пять минут, а от гада не было ни слуху ни духу. В последнее время все повадились забывать об этих звонках. Нас подвели уже в четвертый раз, и мы были просто вне себя от злости.
– Ой, забыл!
– У меня аккумулятор сел!
– Я думал, вам Пэдди позвонит!
– Я думал, вы сказали, что звонить больше не надо...
Впрочем, надо отдать им должное: если Колин попадался, они звонили обязательно. Поэтому я решил простить им такую забывчивость – они ж в половине случаев еще и лыка не вязали.
– Как по-твоему, ждем другие десять минут или сваливаем прямо сейчас?
– Давай свалим прямо сейчас.
Мы глянули вдоль улицы и убедились, что все спокойно. Вообще-то там было полно проституток, наркоманов и агрессивных, благоухающих мочой пьянчуг, но Колина не было. И мы пошли к метро.
– Надо нам с тобой в один из этих вечеров сходить куда-нибудь, выпить... – предложила Уэнди.
– Ага, было бы здорово, – согласился я. – Думаешь, пойти без затей в "Аббат" или еще куда-нибудь?
– Хм... Пожалуй, не туда. Не с этим идиотом, который все еще где-то тут ошивается. Не хотелось бы наткнуться на него по пути. Ближе к моему дому есть несколько замечательных пабов – если ты не против проехаться на север, – сказала она, взглянув на меня при этом так, что я поправил трусы без помощи рук.
– Ага, неплохо придумала, – буркнул я в ответ. Сам-то я жил на юге, и Уэнди это знала. Мы оба наклюкаемся, времени будет уже пол-одиннадцатого – так куда же я поеду, когда ее дом тут, за углом?
– Мы могли бы это проделать сегодня же вечером. Ты как? – спросил я, весь кипя.
– Боюсь, не получится. Сегодня вечером Ливерпуль играет на своем поле, – ответила она.
– А-а... – протянул я, все вдруг поняв. – М-м!
– Что?.. Нет-нет, ты не понял. Ливерпуль сегодня действительно играет на своем поле, в Лиге чемпионов. Матч будут транслировать, так что я поеду к брату смотреть.
– А, правильно... Я и сам собирался посмотреть. Тогда, может, завтра?
– Да, с удовольствием! – сказала Уэнди, улыбнувшись.
Вот здорово! Я ее трахну, все идет к тому! У нее очень хорошая фигурка. Сама она невысокая, с большими сиськами, белокурые волосы. Пока мы с ней шли, я пытался вообразить, как она выглядит без одежды, и тут же понял, что сразу по приходе домой мне придется... В фильмах парни лезут под холодный душ, однако в жизни они выходят из положения иначе.
Возможно, я слишком увлекся этими мыслями, поэтому и услышал не сразу. Меня звали. Правда, звучало не мое имя. Там звучало "Дон".
– Дон! Дон! Притормози! Подожди секунду! Нам надо поговорить! Дон!
Я несколько раз прослушал эту фразу. Она повторялась снова и снова. В сочетании с ней до меня доносилось стремительно приближающееся "топ-топ-топ". Я вернулся на землю. Оглядываясь, я чуть не свернул себе шею. Колин несся к нам с Уэнди. Сердце у меня чуть не выпрыгнуло из груди, а изо рта вывалилась жвачка: красные огоньки его глаз быстро приближались.
– Вот дерьмо! Рвем когти! – завопил я и рванул вдоль улицы, оставив Уэнди на произвол судьбы.
Уэнди в ужасе завизжала и тоже бросилась прочь – насколько позволяли высокие каблуки. Ушла она, как вскоре выяснилось, недалеко. Сделав полдюжины шагов, она упала сиськами вперед, прямо в рассыпанный кем-то шашлык. Колин, похоже, ее вообще не заметил: он пронесся мимо, словно у него не было других целей, кроме меня.
– Дон, ублюдок, подожди! Стой там! Дон, стой, а то я тебя самого отымею! Дон!
Это было не то поощрение, которое могло заставить меня притормозить. Говорят, сумасшедшие, когда взволнованы, обладают силой пятерых человек. Что ж, когда один из них возжаждал моей крови, я развил скорость десятерых гепардов. Я рванул от Колина, словно гоночная машина без тормозов. Сначала я хоронился за углами, но Колин и не думал отставать. Может, свернуть в переулок-другой? Нет! Если я там буду пойман и избит, то меня найдут только через несколько дней! Я решил держаться больших улиц, где, если что, мои дорогие лондонцы могут вмешаться и прийти мне на помощь.
Я несся по тротуарам, огибая прохожих; Колин делал то же самое. Мне удавалось не подпускать его к себе ближе, чем на тридцать футов (это около девяти тысяч миллиметров – если вы читаете этот текст в Европе и плохо разбираетесь в нашей чудной системе мер и весов), но мой образ жизни и Колин быстро меня догоняли: мускулы деревенели, и я готовился к неизбежному нападению.
– Отстань от меня, придурок! – то ли вопил, то ли умолял я. – Оставь меня в покое!
– Дон! Стой, мудила! До-о-он!
– Хрен тебе! – каркнул я в ответ и продолжил свой бег, стараясь унять невыносимую боль в боку.
Не знаю, сколько бы я еще так выдержал, да вот уверен я был в одном: я действительно не хотел останавливаться. В результатах торможения я не видел ничего хорошего.
Не пробежали мы и полумили, как мои мощные прыжки сменились какой-то заплетающейся чечеткой. Сил у меня не осталось – лишь нежелание не быть зарезанным.
– Давай! – задыхаясь, понукал я себя. – Давай! Ступни горели, бок разрывался, лицо заливал пот, который жалил глаза и обжигал щеки. Сердце колотилось. Я едва дышал, и еле продвигался вперед, но остановить меня не могло ничто – разве бы только сигареты из кармана выпали. Я обернулся. Колин был ближе, но расстояние между нами больше не сокращалось. Он перешел на мой шаг и держался футах в двадцати, а выглядел, слава богу, немногим лучше меня. Наша гонка неожиданно превратилась в войну на истощение. Победит самый целеустремленный. Колин хотел съездить мне по зубам. Я не хотел, чтобы ему это удалось. Вот как все упростилось.
Я не сдавался. С Уордор-стрит я свернул на Оксфорд-стрит. Толпы стали гуще, и я прикидывал, не удастся ли заскочить в какой-нибудь магазин, чтобы он потерял меня из виду. Не факт. Хотя, если там окажется большой круглый стол для демонстрации модной одежды, возможно, у меня получится поставить его между собой и Колином, а тем временем подоспеют охранники.
Спортивный магазин подходил как нельзя лучше, так что я пробился сквозь толпу и завалился внутрь. Колин не отставал и был уже тут как тут, а я оглядывался в поисках спасения.
Посередине стояла большая квадратная корзина с мячами. Подходящее препятствие. Я, покачиваясь, остановился рядом и схватился за край: ноги у меня подкашивались. Не успел я пару раз вздохнуть, а Колин оказался рядом; он сразу начал за мной гоняться. Сообразив, что я не подпушу его и что мы лишь бегаем по кругу, он неожиданно остановился и рванул в другую сторону. Однако я был начеку и сохранял между нами все те же досадные сто восемьдесят градусов.
– Иди сюда, ублюдок, я хочу с тобой поговорить!
– Дудки, приятель, ты просто псих!
– Остановись, сука! Умоляю!
– Выкуси!
– Я тебя убью, честное слово!
– На помощь! Помогите же мне, козлы! – завопил я, и полмагазина посмотрело в нашу сторону.
– Подожди минутку!
В голосе Колина слышалось крайнее отчаяние. Он юзом затормозил и сделал вид, что понесся против часовой стрелки, а сам опять кинулся по часовой, потом опять встал и начал делать вид, что бежит так и эдак, лишь бы меня поймать. К несчастью для Колина, я синхронно откликался на каждое его движение, и он не приблизился ко мне ни на дюйм (одна тридцатидевятитысячная километра) – мы лишь танцевали вокруг корзины.
– Подожди! Подожди же! – обратился я к нему. – Давай успокоимся и на мгновение остановимся... Ладно? Ладно?
Колин немного угомонился. Я воспользовался моментом и запустил ему мячом прямо в лицо – расплющив при этом нос и подбив сразу оба глаза. Колин, воя от боли, упал навзничь. Я уже собрался бежать дальше, да в этой суматохе потерял ориентацию и напрочь забыл, где выход. Колин опять висел у меня на хвосте и, судя по его взгляду, был готов оторвать мне голову голыми руками.
– Ублюдок! Я убью тебя! Кусок дерьма! А-а-а-а-а-а!.. – вопил он так, что я, сам заорав от страха, кинулся головой вперед прямо в стеллаж с кроссовками.
Я смог подняться. Колин нырнул за мной и схватил за лодыжку. Я пытался его стряхнуть, но он держался мертвой хваткой, так что я тащил его по выложенному плиткой полу и громко взывал о помощи.
– Ублюдок! – продолжал он кричать, пока я вез его лицом по полу.
– Оставь меня, козел! – вопил я, пиная его при каждом удобном случае.
Наконец к нам со всех сторон кинулись охранники, а покупатели бросились врассыпную. Парочка стражей упала на Колина и попыталась отодрать его от моей лодыжки. Не тут-то было! Он вцепился, словно бешеный пес, обещая сожрать меня живьем и много чего еще. Я начал молотить по его пальцам шипованными кроссовками для игры в гольф – только тогда он меня опустил.
– А-а-а!..
Напоследок я расплющил его пальцы об пол, и тут до меня добрались оставшиеся двое гардов: моя голова оказалась под мышкой у толстого ублюдка, сидевшего на мне верхом.
– Скажи, чтобы вызвал полицию! – прокричал он своему напарнику, лопотавшему что-то в уоки-токи.
Колин сражался изо всех сил, стараясь до меня добраться. Видно, так уж мне суждено. Я до смерти устал и был готов все это перетерпеть, только бы приехала полиция и забрала психопата в кутузку. Я не сомневался, что так оно и случится. Колина не единожды предупреждали, чтоб держался от нашей фирмы подальше, а он напал на одного из служащих. Правда, кретин был весь в крови и изранен с ног до головы, на мне же не было ни царапины... Ну и что? Сколько раз мы на него жаловались? Он не слушал. Только что за мной гнались, потом напали, а прямо сейчас Колин вопил, что откусит мне нос, – и это в присутствии пятерых охранников. Плохи были его дела, можно не сомневаться. Вот только посадят-то его не навсегда, и после он может опять начать меня преследовать. Больше я ни о чем не беспокоился.
– Джерри не твоя девушка, – сказал я, лежа на полу под охранником. – Ты с ней ни разу не встречался и никогда не встретишься. Ты просто псих!
– Нет, не псих! Я люблю ее, и она меня тоже полюбит! Почему вы не дали мне с ней поговорить, уроды?
– И не мечтай, придурок!
– Все, хватит! – перебил нас охранник. – Оставьте это до приезда полиции!
– Не встревай, жирный! Тебе-то что за дело? – ответил я.
– Да, тебя это не касается, так что отвали! – сказал Колин без обиняков.
– Твоя правда! – согласился я, пока мы корчились под охраной, обходящейся магазину в двадцать фунтов в час (это на четверых).
Вот оно, взаимопонимание. Одно причудливое мгновение взаимопонимания. Оно было под стать нашим отношениям – странным и причудливым... до ужаса.
Вопли-сопли
Колину дали восемнадцать месяцев и назначили проверку от шеи и выше, как говаривал Стив Райт[15]. Теперь мы могли немного расслабиться, однако я с ужасом ждал его освобождения. Как ни глупо это было с его стороны, он продолжал писать Джерри, клялся, что будет любить ее вечно, и рассказывал ей про цвет своей мочи: медикаментами его накачали по самое горлышко. Мы получали по три любовных письма в месяц.
Затем в какой-то момент это прекратилось. Понятия не имею, что с ним сталось. Возможно, власти пронюхали и запретили ему нам писать, или Колин вдруг протрезвел и увидел, каким придурком он себя выставил, или переключился на кого-то еще. Не исключено, что моя последняя догадка верна. Когда осознаешь наконец, что шансов у тебя никаких, разлюбить куда легче.
Кстати о шансах. Вышесказанное относится и ко мне с Уэнди. Я ведь рассчитывал затащить ее в постель. При следующей встрече она продемонстрировала прежнюю холодность, если не хуже. Не знаю, в чем я провинился.
– Как насчет вечера? Наш договор остается в силе? – спросил я ее утром и в ответ получил лишь жесткий, прямо-таки стальной взгляд, от которого меня пробрало холодом до самых костей.
– Что это с ней? – удивился Стюарт.
– Сам не понимаю, – ответил я. – Наверное, Ливерпуль вчера проиграл или еще что-нибудь...
Стюарт на мгновение задумался и сказал, что ничего не понял. В порноиндустрии всегда так. Столько специальных выражений и эвфемизмов, что недопонимание стало общим местом. Пэдди – тот вообще утверждает, будто два собеседника запросто могут не догадаться, что говорят на разные темы. Бред, конечно, чего уж там, но мысль здравая.
Я сел за свой стол, закурил и рассказал Стюарту о вчерашнем происшествии, о разговоре в полицейском участке, где я провел полночи, составляя заявление и снабжая копов телефонными номерами, чтобы они связались с Питером и убедились, что меня можно отпустить. Я попросился домой, но Стюарт и слышать ничего не хотел.
– Кому-то из нас обязательно надо остаться. Сильно сомневаюсь, что это буду я.
У Стюарта на сегодня была назначена встреча с внештатными сотрудниками. Возразить тут нечего. Кому ж встречаться с внештатными сотрудниками, как не редактору? Однако мне все равно хотелось домой. Не то чтобы я так уж устал или что-то там еще, просто я хотел свалить и не мог не воспользоваться таким хорошим поводом. Так ведь нет! Стюарт уходил, а я должен был остаться. Ладно, как только он уйдет, я тут же на весь день смоюсь в паб, так что все не так уж плохо.
И уж коли зашла речь о внештатных сотрудниках... Мне тоже приходилось иметь с ними дело. Большей частью с теми, кто придумывает для нас похабные истории. Я общался с ними каждый месяц, примерно в это время. Так я и познакомился с Софи.
Софи была полной противоположностью Колину. Она писала для нас уже несколько месяцев. Каждый раз, как я получал от нее электронное письмо с очередным рассказом, разговор у нас был один и тот же: "Не забывай о правдоподобии". Я говорю не о какой-то там особенной броскости. Просто в ее рассказах женщинам очень уж неймется, им только дай снять чулки – совершенно непонятно, с какой стати. Такое поведение имело мало общего с поведением реальных женщин. Во всяком случае, известных мне женщин. Из-за этой фальши ее истории сильно теряли в привлекательности.
Как я уже говорил, парни не верят в развратных красоток, которые кидаются к ним со всех ног и лезут в трусы, едва сказав что-нибудь вроде: "Привет, как дела? У тебя красивые ботинки! Меня зовут Дебби". (Если, конечно, эти парни – не миллионеры. Хотя даже самые бесстыдные шлюхи должны какое-то время походить вокруг да около, чтобы выяснить, стоит ли овчинка выделки.) Так к чему это я?.. Господи, да ведь каждая знает, что может потрахаться с вами в любой момент! У всех парней в голове горит, не выключаясь, зеленый свет, и, чтобы затащить кого-нибудь в койку, мастерства от девушки не требуется почти никакого. Хотите, обзывайте меня сексистом. Впрочем, если вы дочитали досюда, то вам, полагаю, с моими убеждениями и так все ясно.
Мне доводилось разговаривать в пабе с девушками, которые пытались казаться крутыми и впечатлить меня своими постельными подвигами. Они рассказывали о гиперактивной личной жизни, а я всякий раз отвечал одно и то же:
– Делов-то! Будь у меня сиськи и то, что у вас между ног, меня бы в следующее мгновение трахали прямо на этом столе!
Тут они пускались в рассказы о том, какие они нимфоманки, сколько парней имело их одновременно, да стоило полезть к ним в трусы, как сразу следовало: "Ишь чего захотел!", "Размечтался!" или "Не дотрагивайся, тебе это не по карману!"
Наверное, дело во мне. Наверное, я козел вонючий. Хорошо, договорились. Вполне разумно. Тогда я хочу найти утешение в порнухе, хочу поверить, что и для козла вонючего не все потеряно! И объясните мне толком, с какой стати она пошла трахаться с этим парнем? Вот только не надо мне рассказывать про неодолимое желание, про ее любовь к этому делу... Я встречал сколько угодно баб, которые утверждали то же самое, но ни к одной из них в трусы я так и не забрался. Такими соображениями я руководствуюсь, и именно это я, что ни месяц, объяснял Софи и, что ни месяц, получал в ответ один и тот же рассказ:
"Мы с подругами оделись в самые наши сексуальные наряды и рванули в ночной клуб. На мне было крошечное вечернее платье, чулки в крупную клетку, высокие каблуки, а нижнего белья вообще не было. Все парни на меня смотрели, и я сразу завелась. Этот парень подошел ко мне и сказал, что его зовут Брюс. Брюс оказался пожарником, так что тело у него было соответствующее. Голый по пояс, с загорелым накачанным прессом, а бицепсы у него были такие, что я не смогла бы обхватить их и двумя руками! Он притянул меня к себе, и я почувствовала, как к моей ноге прижались десять дюймов напряженной плоти. "Пойдем трахаться!" – предложила я и потянула его в туалет..." И так далее.
Что ж, от такого рассказа мне не шибко-то легчает. Было бы лучше вот как:
"Мы с подругами оделись в самые наши сексуальные наряды и... ля-ля-ля... ля-ля-ля... я сразу завелась. Этот тощий ублюдок подошел ко мне и сказал, что его зовут Брюс. Оказалось, что Брюс работает в пиццерии, а плащ он так и не снял. Говорит, чтобы не обчистили в гардеробе. Пока мы танцевали, он все время дотрагивался до моей ноги – всякий раз, как наклонялся за очками. "Пойдем трахаться!" – предложила я и потянула его в туалет. "Я забыл презервативы!" – воскликнул он".
Нет, так слишком уж по-идиотски. Мы знаем, что она не пойдет трахаться с этим парнем из пиццерии. С какой стати? А вот в этом и весь секрет хорошего порнорассказа. Найдите убедительный повод. Почему она пошла трахаться с каким-то неудачником? Согласен, в своем рассказе я перегнул палку, но признайтесь: вы ведь понимаете, о чем я? А Софи никак не могла понять. Она отправляла один рассказ за другим, и каждый месяц я писал ей: "Слушай, я не понимаю. Почему она трахается со своим инструктором по вождению?" "Потому что она изголодалась и страшно завелась", – приходило мне ответное послание. Тогда я писал (опять же по электронной почте, все по почте): "Она не станет так себя вести. Понравься ей инструктор, она попросила бы его купить что-нибудь выпить, или пригласила бы к себе пообедать, или еще как-нибудь. Но она не станет сворачивать с проселочной дороги прямо посреди урока и брать у него ни с того ни с сего за щеку. Женщины так себя не ведут".
И я вновь переписывал рассказ. Девушка уже семь раз провалила экзамен и вот-вот провалит опять. Тогда она решает пустить в ход свое оружие и заполучить наконец права ("Делайте со мной все, что хотите", – сказала она, потом оголила свою очаровательную жопу и перегнулась через капот"). Я не претендую на лавры Вильяма Шекспира, но такой маленький поворот делает рассказ несколько интереснее. Куда лучше, чем "... меня охватило желание [с чего бы это?], и я принялась за его член, которому досталось не меньше, чем шестеренкам в коробке передач минуту назад". Да, сразу хочется стать инструктором по вождению...
Софи и на этот раз не усвоила урок, и в следующий месяц я получил рассказ о здоровенном молодом продавце и старой, изголодавшейся домохозяйке. Она затаскивает его в кабинку для переодевания... Опять двадцать пять. Для наглядности я закончил свое последнее письмо так: "Посмотри на это вот с какой стороны. Если я предложу тебе приехать сюда и взять у меня за щеку, ты ведь не согласишься, верно?" Еще бы она согласилась! Живет далеко, в Бирмингеме, семья, двое детей, меня не встречала ни разу, да и предложить мне ей нечего. Конечно, никуда она не поедет.
"Кто сказал, что не соглашусь? – прочитал я в ответ. – Всегда мечтала побывать в Лондоне. До связи". Что ж! Завяжем узелок на память.
На следующий день Софи прислала рассказ, в котором я вызываю ее в Лондон, привожу в свой офис (да, у меня шикарный офис с мягким ковром для веселых утех и кожаной мебелью семидесятых годов) и заставляю проделать все, о чем она мне писала, желая убедиться, что она знает, о чем говорит. Этот рассказ был лучшим из когда-либо ею написанных, и я его даже распечатал, чтобы в сортире прочитать еще раз (возникла у меня такая острая необходимость).
Внизу была приписка: "Надеюсь, тебе понравилось. Теперь твоя очередь. Расскажи, что бы ты хотел со мной проделать". Я вернулся на свое рабочее место и перечитал подробный текст Софи. Оглянувшись через плечо, я убедился, что Роджеру нет до меня никакого дела: он опять переписывал свое резюме, уже в третий раз на этой неделе. Остальным было тоже наплевать. Все сидели по споим углам, работая или, наоборот, отлынивая, и я начал потихоньку стучать по клавиатуре, остановившись только два часа спустя. Закончив рассказ, я отослал его Софи со словами: "Я тут слегка увлекся. Надеюсь, ты меня поймешь". После чего отправился в сортир и отдыхал еще пятнадцать минут.
Я посвятил незнакомку в свои самые темные желания и теперь испугался. Только бы я ее правильно понял! А если нет? Что, если в ответ на вопрос "О чем мне писать в следующий месяц?" я отослал ей длинный порнографический заказ? Я чуть не обделался. Перечитывая ее письмо снова и снова, глядя на него так и эдак, я весь день трясся от страха и придумывал всевозможные оправдания на самый крайний случай.
Только я собрался уходить домой, как пришел ответ, что само по себе принесло мне небольшое облегчение: ненавижу письма, исчезающие в никуда. Моя переписка всегда содержала личную и самую что ни на есть непотребную информацию, поэтому я постоянно боялся ошибиться и отослать что-нибудь такое Стюарту или моей тетушке Пэт.
Несколько напряженных мгновений я смотрел на имя Софи, потом убедился, что никто из присутствующих не обращает на меня внимания, и открыл сообщение.
"Годфри... Ну и ну... Кто тебя воспитывал? Плохой мальчик! Никогда в жизни мне не доводилось читать такие мерзости и гадости! Ты себе представить не можешь, сколько раз я кончила. В последний раз я так дрочила еще школьницей. Догадайся, где сейчас мои пальцы? (Уже догадался.) Годфри, этим оргазмом я обязана тебе! Жаль, ты его не видел... А писать можешь все, что захочешь. Меня ничем нельзя удивить. Чем жестче, тем лучше. Я хочу, чтобы в следующий раз ты трахнул меня в задницу. Напиши мне, как ты будешь это делать. Софи".
Моей эрекции позавидовал бы сам Пиноккио.
В тот вечер я заработался допоздна, судорожно сочиняя ответный рассказ. Наконец я нажал "ОТОСЛАТЬ" и чуть не кончил прямо в трусы. Я еле дотерпел до утра и, придя на работу, сразу полез в почтовый ящик. В добавление к прежним фантазиям Софи рассказывала о комнате в лондонском отеле. По моей указке она становилась перед камерой в разные позы, а потом я шлепал ее до тех пор, пока ее задница не заблестела, как нос у северного оленя из песенки про Санта Клауса. Вообще-то я не большой любитель порки. Особенно когда пришла моя очередь, и Софи пустила в ход здоровенную колючую щетку для волос (случись такое наяву, я выбил бы тебе оба глаза, любимая!), зато остальное вызвало у меня самый живой интерес.
В очередном письме я спросил ее, когда она собирается в Лондон, и получил в ответ что-то вроде "умеющий ждать получает все". Софи считала нас страшными грешниками, и моя доступность (короткая железнодорожная поездка) чрезвычайно ее возбуждала. "А что еще бы ты хотел со мной проделать? Расскажи! Не стесняйся, похабничай сколько влезет! Давай удиви меня!" – подначивала она. И я написал ответ...
На ближайшую неделю или около того ее рассказы поглотили мое внимание целиком. Я ни на чем больше не мог сосредоточиться и непрестанно мечтал о встрече с Софи, чтобы пришпилить ее наконец к стене. Мои веселый счет взлетел под небеса: я так часто отлучался в туалет, что Пэдди даже спросил, не пронесло ли меня.
Рассказы приходили один за другим, ответы тоже не заставляли себя ждать. Не получив ее письма, я засиживался на работе допоздна и уходил домой весь разбитый. Как мне хотелось увидеть Софи без одежды! А я даже не знал, как она выглядит... По ее собственным описаниям, совсем неплохо: только что разменяла пятый десяток, большие сиськи, брюнетка, большие сиськи, длинные ноги, большие сиськи и большие сиськи. Я почти видел ее, скачущей на мне верхом, вверх-вниз, с великолепными большими сиськами прямо у меня перед носом. О небеса!
"Как насчет следующей недели? Сможешь выбраться на одну ночь?" – спрашивал я. – "Ты мой маленький нетерпеливый мужчинка! Мечтаешь обо мне? Если я приеду сегодня вечером, что ты предпримешь? Расскажи, чтобы я была готова".
Я разражался похабнейшим рассказом слов в пятьсот и отсылал ей. Она в ответ признавалась в страстном желании испытать все это на себе, да вот беда: у нее не получается выбраться этим вечером, так что придется ограничиться играми воображения.
"Я оттрахаю тебя у себя в голове, милый!" – писала она, а я очень хотел ответить: "Весьма признателен! А то сколько можно мне мозги... терзать".
Всю следующую неделю я тряс ее на предмет встречи. С тем же успехом. Всякий раз, когда я предлагал день или неделю, она уходила от прямого ответа, отделываясь легкомысленными комментариями и рассказывая, какой я "нехороший". Тогда я предложил, что сам приеду в Бирмингем, если ей так проще. Можно снять комнату в гостинице, а она туда выберется как-нибудь днем. Пусть даже на час. По крайней мере мы принесем друг другу хотя бы частичное облегчение. Если ей так же плохо, как и мне, то даже пяти минут будет достаточно. На следующий день я получал рассказ. Софи приходила ко мне в гостиницу и как последняя дура трахалась со мной весь обеденный перерыв. Вот так... Еще один рассказик...
"И когда мы проделаем все это наяву?" – спрашивал я.
"Очень скоро, поверь мне! Что, тяжело? Понравился рассказ про гостиницу? Напиши, как ты меня будешь трахать где-нибудь в роще..."
Недоумение, обида и растущее раздражение устроили в моей голове настоящую сумятицу. Я вышел на улицу и за десять минут выкурил две сигареты.
В чем дело? Она меня дурачит смеха ради или в самом деле хочет встретиться? Болтать с кем-нибудь на такие темы ужасно весело, особенно если вы не стесняетесь и предельно откровенны в описании своих фантазий, да со временем ощущения притупляются. Прекрасно, я у тебя на крючке, я готов – давай же перейдем к делу. Неужели она не понимает, что порнорассказов мне хватает и так? Конечно, в этих историях значится мое имя, и все же это мало что меняет. Точнее, меняло раньше, но лишь потому, что я считал это прелюдией к настоящему сексу. Сами по себе рассказы лишь дополнительная нагрузка, не более того. Интересно, когда Софи приходит в ресторан, она три часа кряду читает меню? Я вернулся и написал ответ:
"Дорогая Софи! Ты хоть представляешь, как сильно я тебя хочу? Я того и гляди лопну от желания! Нам надо встретиться прямо сейчас! Мое расписание свободно до самой смерти. Я готов прогулять любой день и встретиться с тобой где угодно, в любое время! Мы должны хоть что-нибудь воплотить в жизнь. Год".
Не прошло и часа.
"Дорогой Год! Какие нехорошие у тебя мысли! Я вся мокренькая от предвкушения! В ближайший приезд я обязательно воспользуюсь твоим приглашением. Мы остановимся водном из тех непотребных отелей, где собираются проститутки. Хочешь, я оденусь шлюхой и ты подцепишь меня прямо на улице? Опиши это в рассказе. Софи".
И тут я взбесился по-настоящему.
"Иди в жопу со своими рассказами, я сыт ими по горло! Я хочу трахаться наяву, понятно? Ненавижу рассказы!"
Ужасно хотелось написать ей что-нибудь такое, но я понимал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Меня обманули. Я почувствовал себя настоящим теленком. Она хотела лечь со мной в постель не больше, чем... любая другая из встреченных мною баб. Ей был нужен друг по переписке, с которым можно заниматься сексом по электронной почте. Несмываемое пятно в биографии старой домохозяйки. Зато риск – нулевой. Спасибо, что-то не хочется! Боже милостивый, у меня так давно никого не было, зачем мне все это? Я сделал несколько глубоких вдохов (с сигаретой в зубах) и составил ответ:
"Софи. Больше никаких рассказов. В моих глазах они потеряли всякую привлекательность. Я начал их писать лишь потому, что рассчитывал на что-то еще. Как видно, зря. Глядя на вещи прямо, я не могу видеть нас вместе, и это ужасно меня мучает. Извини за откровенность, да только порнорассказы я и так читаю целыми днями. Это мой заработок. А коли мы никогда не встретимся, то и наши письма – всего лишь очередные рассказы. Я хочу прекратить эту пытку. Всего наилучшего. Год".
Я нажал "ОТОСЛАТЬ" и с облегчением перешел к другим делам. Она ответила в тот же день.
"Ты знаешь все обо всем! Откуда тебе известно, что мы никогда не встретимся? У тебя есть магический кристалл? А вдруг я собираюсь приехать в ближайшие выходные? Я не претендую на чтение твоих мыслей. С чего ты взял, что можешь читать мои? Софи".
Она что, держит меня за идиота?
"Дорогая Софи, я не читаю твои мысли. Я сказал лишь, что ты не собираешься ложиться со мной в постель. Если я не прав – замечательно. Но тогда ты должна доказать свои слова на деле".
"Я никому ничего не должна. Если не хочешь утрахаться до потери пульса – что ж, тебе же хуже. Лично я предпочла бы..." За этим следовал рассказ на пятьсот слов с описанием всего, что она решила со мною проделать. Закончила она словами: "Насколько я поняла, тебе это больше не нужно. Или я ошиблась? Софи".
"Очень, очень нужно! Но заниматься этим, а не читать. Почему бы не перестать посылать фотографии голых задниц голодающим Африки? Если хочешь заняться со мною любовью, давай встретимся на следующей неделе. Я приеду в Бирмингем и сниму комнату в гостинице. Договорились?"
"Мне очень жаль, но если ты будешь так себя вести, то вряд ли я захочу с тобою встречаться. Софи".
"Вот видишь. Об этом я и говорю. Мы не встретимся никогда. Давай отбросим игры и поговорим начистоту. Я хочу заняться с тобой любовью, наяву. А ты хочешь заняться со мной любовью? Наяву? Это такой простой вопрос!"
"Вовсе он не простой... Я хочу, очень. Иногда меня так разбирает, что я не могу думать ни о ком, кроме тебя. Увы, я замужем и люблю своего мужа. Мне нелегко, поверь! Прошу тебя, пойми: я не шутила. Я правда хотела с тобой трахаться, правда-правда, но это невозможно... Дело не только во времени. Где ты был двадцать лет назад? Софи".
Наконец мне сказали правду.
Наверное, все началось с того, как я хотел донести до нее, что ее сюжеты недостаточно добротны, что женщины так себя не ведут. В том первом письме я сказал: "Если я предложу тебе приехать сюда и взять у меня за щеку, ты ведь не согласишься, верно?" И она ответила: "Кто сказал, что не соглашусь?" Так началась эта грустная сага.
Что ж, я оказал<