– Ты его хорошо рассмотрел?
– А как же.
– Знаешь, кто он?
– Да. Человек по имени Ролан Томар. Был в Конго, но очень недолго, в основном промышлял в городе. Профессиональный убийца. Но не самого высокого качества. Такого солидный человек нанимать не станет. Скорее всего работал на своего постоянного босса.
– На кого именно? – спросил Шеннон.
– На Ру, – сказал Лангаротти. – На Шарля Ру. Шеннон тихо, но крепко выругался.
– Это ублюдок, тупой, ничего не смыслящий кретин. Готов завалить любую операцию только потому, что его не пригласили в ней участвовать.
Он на минуту замолк и задумался. Ру надо как‑то проучить, притом таким образом, чтобы он уже никогда не смог вмешаться в операцию с Зангаро.
– Поторопись, – сказал Корсиканец. – Я хочу уложить этого кандидата в постельку до того, как здесь кто‑нибудь появится.
Шеннон принял решение и скороговоркой за несколько секунд дал указания Лангаротти. Тот кивнул.
– Хорошо. Мне нравится. Это надолго выведет ублюдка из игры. Но за отдельную плату. Пять тысяч франков.
– По рукам, – сказал Шеннон. – Поезжай быстрее. Встретимся у входа в метро «Порт де ля Шапель» через три часа.
С Марком Вламинком они встретились за ланчем в маленьком городке Динан на юге Бельгии, как было условленно заранее.
Шеннон позвонил ему накануне, отдал распоряжения и назначил место встречи. Крошка Марк утром поцеловал на прощание Анну, и она вручила ему с любовью уложенный чемодан с личными вещами и пакет с полбуханкой хлеба с маслом и головкой сыра на завтрак. Как всегда попросила беречь себя.
Он пересек почти всю Бельгию с пятью двадцатилитровыми бочками смазочного масла фирмы «КАСТРОЛ» в фургоне. Его ни разу не остановили. Да и не было причин для этого. Документы на машину, страховка и права были в полном порядке.
Трое друзей сидели за столиком кафе на центральной улице городка. Шеннон спросил бельгийца:
– Когда будем переходить границу?
– Завтра утром, перед рассветом. Это самое спокойное время. Вам удалось поспать прошлой ночью?
– Нет.
– Тогда лучше отдохните, – сказал Марк. – Я пригляжу за фургонами. У вас есть еще время до полуночи.
Шарль Ру тоже чувствовал себя усталым в тот день. Весь предыдущий вечер, с тех пор, как ему позвонил Анри Алэн и сообщил, что Шеннон отправился ужинать в ресторан, он ждал новостей. До двенадцати ночи так ничего и не случилось, хотя в это время должен был позвонить Томар и сообщить, что все кончено. Не было звонка ни в три утра, ни на рассвете.
Ру был небрит, измотан ожиданием и удивлен. Он понимал, что Томар не смог бы тягаться с Шенноном на равных, но был уверен, что ирландца уложат со спины в тот момент, когда он будет проходить по какой‑нибудь пустынной улочке на пути к ресторану.
Поздним утром, когда Лангаротти и Шеннон на пустом фургоне без осложнений пересекли границу с Бельгией севернее Валенсьенна, Ру наконец напялил брюки и рубаху, чтобы спуститься на лифте с шестого этажа и проверить, нет ли чего в почтовом ящике.
Ничего подозрительного с замком ящика не приключилось.
Ящик как ящик – двенадцать дюймов высотой, девять – шириной и столько же в глубину, прикручен к стене в вестибюле дома, как у всех остальных жильцов.
Никаких признаков того, что он открывался, не было.
Взломщик должен был бы повредить замок. Но, тем не менее, кто‑то его наверняка открывал.
Ру достал ключ, засунул в скважину и распахнул дверцу.
Секунд десять он стоял не двигаясь. Внешне он никак не изменился, только щеки, обычно розово‑румяные, вдруг посерели. Не сводя застывшего взгляда с ящика, он начал бормотать: «Боже мой, Боже мой...» – бесконечно повторяя эти слова словно заклинание. Живот у него подвело, он почувствовал себя так же, как в Конго, когда конголезские солдаты начали допытываться, кто он такой, в тот момент, когда он, забинтованный с ног до головы, лежал на носилках и Джон Питерс пытался вывезти его из страны, чтобы спасти от неминуемой гибели. Ему захотелось помочиться, убежать куда глаза глядят, но он только стоял и потел от страха. С полусонным и тоскливым выражением полузакрытых глаз и плотно сжатыми губами на него взирала из глубины почтового ящика голова Раймона Томара.
Ру никогда не был трусом, но и железной выдержкой тоже не славился. Он запер ящик, вернулся в квартиру и принялся за бутылку бренди, исключительно в медицинских целях. Ему требовалось много лекарства.
Алан Бейкер вышел из здания югославской оружейной компании на залитую солнцем улицу Белграда в хорошем настроении. Его удовлетворял ход событий. Получив 7200 долларов от Шеннона, он направился к официальному торговцу оружием, на которого в былые времена подрабатывал. Так же, как и в случае со Шлинкером, торговец считал, что объем предлагаемой закупки чрезвычайно мал, но внял аргументам Бейкера, что если покупатели будут удовлетворены товаром, то предложат значительно больший контракт.
Итак, он отдал Бейкеру распоряжение лететь в Белград и сделать заявку на покупку, используя сертификат из Того, в который вписаны соответствующие фамилии, а также рекомендательное письмо от заказчика, наделившего Бейкера полномочиями своего представителя.
Правда, в этом случае Бейкер терял часть своей доли, но это был единственный способ быть принятым в Белграде. При таком незначительном заказе он мог в любом случае рассчитывать не более чем на сто процентов прибыли.
Переговоры с мистером Павловичем, длившиеся в течение пяти дней, оказались вполне успешными и включили в себя посещение государственного склада, на котором он смог подобрать два миномета и две базуки. Боеприпасы к обоим видам оружия были стандартными – упаковки по двадцать ракет для базуки и десять мин для миномета в каждой.
Югославы приняли тоголезский сертификат получателя без сомнения. Сам Бейкер, официальный торговец‑посредник, и, весьма вероятно, мистер Павлович, прекрасно понимали, что сертификат – не что иное, как «липа», но все делали вид, что правительство Того горит желанием закупить югославское оружие для апробации. При этом мистер Павлович настоял на немедленной оплате наличными, на что Бейкер не мог возразить и выложил 7200 долларов – то, что дал ему Шеннон, за вычетом дорожных расходов – и плюс своих тысячу. Он был уверен, что потеря ему возместится из суммы в те же 7200 долларов, оставшихся за Шенноном. И даже после того, как свое получит посредник, Бейкеру ляжет в карман кругленькая сумма в 4000 долларов.
Во время утренних переговоров его заверили в том, что товар получит разрешение на экспорт и будет вывезен армейскими грузовиками на таможенный склад в северо‑западном порту Плоче, недалеко от курортов Дубровник и Сплит.
Именно в этом порту и должна была после 10 июня стоять «Тоскана» в ожидании груза. С легким сердцем Бейкер ближайшим рейсом вылетел через Мюнхен в Гамбург.
Утром 20 мая Йоханн Шлинкер находился в Мадриде. Он отослал на целый месяц раньше установленного срока подробный телекс о закупке девятимиллиметровых патронов, которые собирался переправить своему мадридскому партнеру, испанцу по национальности. И чуть позже вылетел в испанскую столицу сам, имея при себе иракский сертификат получателя и 26 тысяч долларов, присланные Шенноном.
В Испании пришлось соблюсти гораздо больше формальностей, чем в Белграде. Потребовались две справки – одна на закупку оружия, другая на его экспорт. Сертификат на закупку был заготовлен в Мадриде через три государственные инстанции, которые занимались подобными вопросами. Сначала Министерство финансов должно было подтвердить получение суммы в 18000 долларов в качестве оплаты за покупку, которая должна была быть произведена в твердой валюте и через определенный банк.
Еще несколько лет назад твердой валютой считались только американские доллары, но с недавнего времени Мадрид стал с удовольствием принимать немецкие марки.
Вторая инстанция – Министерство иностранных дел. Там нужно было получить подтверждение, что страна‑покупатель не является враждебной по отношению к Испании. С Ираком в этом смысле проблем не было, так как испанское оружие с давних времен поставлялось арабам, с которыми испанцы были в дружбе.
Поэтому разрешение этого департамента на вывоз в Ирак девятимиллиметровых патронов было получено беспрепятственно.
И, наконец, на сцену вышло Министерство обороны, которое должно было подтвердить, что в ряду закупаемого оружия не находилось единиц, внесенных в списки секретного или не подлежащего экспорту. Патроны, которые закупались в данном случае, подозрений не вызвали.
И все же, несмотря на то, что никаких сложностей в этом процессе не возникло, он занял восемнадцать дней.
Восемнадцать дней сертификаты бродили по недрам трех высокопоставленных инстанций, обрастая постепенно все более плотной бумажной оболочкой, пока, наконец, на них не появилась долгожданная печать. Только тогда упаковки с боеприпасами были вывезены с завода «ЧЕТМЕ» и доставлены на испанский армейский склад в предместьях Мадрида. И только тогда к своим обязанностям приступило Министерство вооруженных сил, а именно – начальник военно‑экспортного отдела полковник Антонио Салазар.
Шлинкер лично прилетел в Мадрид, чтобы предоставить разрешение на экспорт. По прибытии он располагал всеми возможными сведениями о «Тоскане» и заполнил все семь страниц анкеты, досконально ответив на вопросы. Вернувшись в свой номер в гостинице «Минданао», немец и там не испытывал сомнений. «Тоскана» – суденышко чистое, хотя и небольшое.
Зарегистрировано в официальной корабельной компании «Спинетти Маритимо», как указано в судовом регистре Ллойда. В соответствии с текстом формуляра, она, «Тоскана», должна бросить якорь в Валенсии где‑то между 16 и 20 июня, взять на борт груз и проследовать прямиком в Латакию на побережье Сирии, где накладная на товары будет передана иракцам для переправки их сушей в Багдад. Получение разрешения на экспорт должно занять не более двух недель. Затем упаковки будут вывезены с армейских складов и переданы в распоряжение офицера, который возглавит сопровождение груза подразделение из десяти солдат. Под такой надежной охраной груз будет доставлен в порт Валенсии. Последняя предосторожность принималась ввиду печального опыта последних трех лет – на пути можно было ожидать нападения баскских террористов. Меньше всего правительству каудильо хотелось видеть Гражданскую Гвардию Коруны, прошитую мадридскими пулями.
Готовясь к отъезду из Гамбурга, Шлинкер считал, что его мадридский партнер вполне в силах сохранить и подстраховать добрые отношения с Министерством вооруженных сил, и поэтому сохранял уверенность, что груз появится в Валенсии вовремя и будет дожидаться прибытия «Тосканы».
В Лондоне произошла третья и, на первый взгляд, безотносительная встреча. В течение последних трех недель мистер Гарольд Робертс, кандидат на должность директора «Бормак Трейдинг Компани», обладатель тридцати процентов акций этой компании, обрабатывал председателя, майора Лютона.
Он несколько раз приглашал его на ланч и однажды даже нанес ему визит домой в Гилфорд. Они стали почти друзьями.
В дружеских беседах Робертс ясно дал понять, что для того, чтобы деятельность компании сдвинулась с мертвой точки и она, вернувшись в рабочее состояние, занялась делом производством каучука или какой‑нибудь торговлей, потребуется вливание свежего капитала. Майору Лютону тоже было это понятно. Уловив удобный момент, мистер Робертс предложил председателю, чтобы компания предприняла новый выпуск акций один к двум, общим количеством в полмиллиона штук.
Поначалу майор был явно ошарашен смелостью, даже скорее наглостью такого хода, но мистер Робертс заверил его, что банк, чьим представителем он является, сочтет такое вложение капитала вполне резонным. Робертс также добавил, что все новые акции, которые не раскупят старые или новые акционеры, будут приняты по полной стоимости Цвинглибанком с одобрения его клиентов.
Самым привлекательным оказался довод о том, что, когда сообщение о появлении новых акций достигнет биржи, изначальная стоимость акций «Бормак Трейдинг Компани» вырастет вдвое от прежней – один шиллинг и три пенса. Майор Лютон сразу вспомнил, что у него самого в наличии акций на сто тысяч, и согласился. Стоит человеку один раз дать слабину, он уже не сможет остановиться. Так было и с майором.
Все остальные предложения мистера Робертса были приняты безоговорочно.
Новоявленный директор доказывал, что они в паре составят кворум и полномочны принять резолюцию о расширении деятельности компании. По настоятельному требованию майора остальным четырем директорам были все же отосланы письма, уведомляющие о созыве внеочередного заседания совета, на котором будет обсуждаться нынешнее положение дел компании и возможность выпуска дополнительного пакета акций.
На заседание явился только секретарь компании, городской поверенный. Резолюция была принята, и появление на бирже новых акций объявлено. Созывать собрание всех акционеров не было никакого смысла, так как еще в далеком прошлом в уставе было записано одобрение возможного притока нового капитала, но с тех самых пор это событие еще ни разу не произошло.
Старым акционерам был дан приоритет в приобретении новых акций, для чего разосланы письма с указанием количества этих акций. Разрешалось также приобретать любые акции из тех, которые ранее были отвергнуты другими акционерами.
Спустя неделю все бумаги и чеки, подписанные месье Адамсом, Боллом, Картером и Дэвисом, заверенные Цвинглибанком, сосредоточились в руках секретаря компании.
Каждый намеревался закупить новых акций по 50 000 штук, включая ту долю, которая была им предназначена изначально.
Акции должны были быть выпущены равноценные – на четыре шиллинга каждая, а при существующих ценах на старые акции почти в треть от этой суммы предложение становилось не слишком выгодным. Два биржевых спекулянта, заметив объявление в прессе, быстро вылезли с предложением застраховать выпуск акций, чуя, что пахнет жареным. И они бы наверняка преуспели, будь на месте мистера Робертса кто‑нибудь другой. На бирже уже была его собственная заявка от имени Цвинглибанка о намерении скупить все акции, оставшиеся от распределения между акционерами «Бормак Трейдинг Компани».
Какой‑то идиот из Уэльса закупил тысячу акций по самой высокой цене, а еще три тысячи были раскуплены восемнадцатью акционерами, разбросанными по всей стране, которые, видимо, с детства не проявляли способностей к арифметике или считали себя ясновидящими. Мистер Робертс сам не спешил покупать эти акции. Он был только кандидатом в директора и своей доли не имел. Но все оставшиеся в день закрытия распродажи, в три часа дня 20 мая, он выписал на имя Цвинглибанка, который, в свою очередь, выступал в интересах клиентов – неких господ Эдвардса и Фроста. И вновь банк воспользовался открытыми счетами компании.
Правила Устава компании тоже не помогли разоблачению.
Месье Адамс, Болл, Картер и Дэвис владели теперь каждый по 75 000 акций от первой продажи и по 50 000 – от второй. Но поскольку количество акций в обращении теперь возросло от миллиона до полутора, каждый из них стал обладателем не более чем десяти процентов пакета и, таким образом, мог сохранить свою анонимность. Месье Эдварде и Фрост являлись обладателями 148000 акций каждый, что соответственно тоже не превышало десяти процентов.
А вот что осталось в тайне от публики и даже от директоров, так это то, что сэр Джеймс Мэнсон являлся обладателем 796 000 акций компании «Бормак», то есть преобладающей части всего пакета. Пользуясь услугами Мартина Торпа, он держал под контролем всех шестерых несуществующих акционеров, которые с таким трудом наскребли свои десять процентов. И теперь они все с тем же Мартином Торпом могли давать указания Цвинглибанку по связям с компанией. Банк же, в свою очередь, действовал через своего преданного слугу мистера Робертса. Используя свои полномочия, шестеро невидимок за спиной Цвинглибанка действовали руками Гарольда Робертса и могли теперь вертеть компанией, как хотели.
Сэру Джеймсу Мэнсону пришлось выложить за 300000 акций 60000 фунтов стерлингов, а за полмиллиона нового выпуска 100000. Но к тому времени, когда каждая акция потянет на рынке 100 фунтов стерлингов, а это должно было произойти после «неожиданного открытия» Хрустальной горы компанией «Бормак» в самом сердце Зангаро, он рассчитывал вернуть затраты с лихвой – доход превысит 80 миллионов фунтов стерлингов.
Мистер Робертс летел, как на крыльях, из конторы «Бормак Компани», узнав, что его клиенты – шестеро швейцарских акционеров – получили по неплохой доле. Он прекрасно знал, что, сосредоточив биржевые сертификаты в руках доктора Мартина Штейнхофера, он обеспечивает себе в будущем неплохой куш. Правда, его и сейчас трудно назвать бедным человеком, но старость – не радость... Ну что ж, теперь она во всяком случае будет безбедной.
С наступлением темноты Шеннон и Лангаротти проснулись в кузове пустого французского фургона в Динанте. Разбудил их Марк.
– Труба зовет, – объявил бельгиец.
Шеннон взглянул на часы.
– Ты же сказал, что отправимся с рассветом, – проворчал он.
– К этому времени все должно быть закончено, – сказал Марк. – Надо вывезти отсюда фургоны, пока их не заметили.
Можем до конца ночи притулиться где‑нибудь у обочины дороги.
Так и сделали, но больше уже никто из них не заснул. Они курили, играли в карты колодой Вламинка, сохранившейся в «бардачке». Сидя под деревьями в стороне от бельгийской дороги и подставляя лица свежему ночному ветерку, они представляли себе, что ожидают рассвета где‑нибудь в джунглях Африки, готовясь к началу военных действий. И только проникающий сквозь ветви деревьев яркий свет фар автомобилей, несущихся в сторону Франции, разрушал их мечты.
Коротая предрассветные часы, отбросив надоевшие карты и стараясь утихомирить возбуждение, мешавшее заснуть, каждый занимался привычным делом. Крошка Марк дожевывал последние крошки хлеба и сыра, которые ему дала с собой заботливая подружка Анна; Лангаротти точил лезвие ножа – пусть будет еще острее. Шеннон любовался на звезды и тихо насвистывал.
Глава 17
Переправить через бельгийско‑французскую границу нелегальный груз, в том числе и оружие, не составляет никакого труда.
Между морем в Ла Панн и узловой станцией по дороге в Люксембург, недалеко от Лонгви, такая граница протянулась на многие мили, и большая ее часть, на юго‑востоке, идет по охотничьим угодьям, покрытым густыми лесными зарослями.
Правда, здесь же границу пересекают несколько дорог и тропинок, ведущих через лес, но ни на одной из них живой души не встретишь.
Правительства обеих стран решили установить все же некий контроль, используя, как они говорили, douanes volantes, то есть передвижные таможни. Это подразделения, которые устанавливают контроль над одним из пограничных участков.
Имея такую таможенную службу, можно быть уверенным в том, что, как минимум, один из десяти грузовиков, пересекающих границу, будет остановлен и досмотрен. А в том случае, если дороги особенно пустынны, то, скорее всего, и каждый грузовик подвергнется осмотру с той или другой стороны границы. Но, конечно, в том случае, если эти подразделения в течение всего дня не покинут свой пост. Так что рискнуть всегда можно.
Третий вариант – поехать той дорогой, где таможенников не будет наверняка. Именно такой способ перевозки грузов через границу предпочитают поставщики контрабандного французского шампанского. Они считают, что этот эликсир веселья ни в коей мере не должен отвлекать внимание хмурых бельгийских таможенников от более важных и не столь веселых дел. Будучи владельцем бара, Вламинк знал о таком маршруте. Его называли Шампанская Тропа.
Начав свой путь на юг от Намюра, старинного крепостного города Бельгии, двигаясь параллельно реке Мез, вы попадаете сначала в Динан, а потом точно на юг, через границу, в первый на пути французский город Живе. Вдоль этой дороги вы пересекаете французскую территорию, тонким длинным отростком втискивающуюся в этом месте в Бельгию. Этакий французский коридор бельгийской квартиры. Здесь тоже есть охотничьи угодья, пересеченные дорогами и тропинками. Основная дорога из Динана в Живе имеет, нужно сказать, пограничный пост. Даже два – один с французской, другой с бельгийской стороны. Они расположены в четырехстах футах друг от друга, но в зоне прямой видимости.
Незадолго до рассвета Марк достал свои карты и коротко поведал Шеннону и Жану‑Батисту все, что необходимо сделать для того, чтобы проскочить границу незамеченными. Поняв, что требуется, они распределились так: впереди бельгийский фургон с Марком за рулем, в двухстах ярдах позади двое других во французском.
На юг от Динана местность достаточно густо заселена. По обеим сторонам дороги одна за другой выстроились деревни, и их поля тесно примыкают друг к другу. В предрассветной тишине эти мирные деревеньки казались мрачными и безлюдными. Через шесть километров на юг от Динана вправо ответвляется боковая дорога. По ней и поехал Марк. Здесь они в последний раз увидели Мез. Следующие четыре с половиной километра они ехали по холмистой территории, покрытой густыми лесами, которые в это время года, в конце мая, шелестели свежей листвой. Дорога шла параллельно границе в самое сердце охотничьих угодий. Не предупредив, Вламинк вдруг резко подал влево, в сторону границы, и через три‑четыре сотни ярдов остановился на обочине. Выйдя из кабины, он направился к французскому фургону.
– Рвем когти, – сказал он. – Долго я здесь ошиваться не могу. С остендскими номерами, дураку понятно, куда я намылился. – Он показал вдоль дороги.
– Граница вон там, ровно через полтора километра. Даю вам двадцать минут, а я пока сделаю вид, что меняю колесо. Потом возвращаюсь в Динан, и мы встречаемся в кафе.
Корсиканец кивнул и включил зажигание. Трюк заключался в следующем. Если французские или бельгийские таможенники установили передвижной проверочный пункт, то первый из подъехавших грузовиков позволяет себя досмотреть. Поскольку он, естественно, чист, то после досмотра едет дальше на юг, выезжает на главную дорогу по направлению к Живе, поворачивает на север и возвращается через обычный пограничный пост в Динан. Если какой‑либо из постов в действии, через двадцать минут он вернуться не сможет.
Ровно через полтора километра Шеннон с Лангаротти заметили бельгийский пограничный пост. С обеих сторон дороги были установлены вертикальные стальные столбики, укрепленные на бетонном основании. Справа притулилась деревянная застекленная будка, в которой обычно отсиживались таможенники, пока водители робко протягивали им через окошко свои документы. Если пост в действии, стальные столбики будут удерживать поперек дороги шлагбаум, выкрашенный в белую и красную полоску. На этот раз его не было.
Лангаротти медленно проехал мимо, а Шеннон напряженно вглядывался в окна будки. Ни души.
С французской стороны было любопытней. Полкилометра дорога петляла между склонами холмов, скрытых от глаз бельгийских таможенников. Вот, наконец, и французская граница. Никаких постов, никаких будок. Просто карман с левой стороны дороги, где обычно паркуется французский фургон с таможенниками. Там никого не было. Они уехали за пять минут до этого. Шеннон знаком велел Корсиканцу проехать дальше за поворот, но ничего нового не обнаружил. Над кромкой леса на востоке стало светлеть.
– Разворачивай, – скомандовал Шеннон. – Поехали!
Лангаротти заложил крутой вираж, почти вывернул машину в обратном направлении, подал назад и рванул в сторону Бельгии, как пробка из бутылки самого отменного шампанского. Теперь счет шел на секунды. Они проскочили мимо французской границы, бельгийского пограничного поста и через полтора километра заметили силуэт стоящего у обочины фургона Марка. Лангаротти мигнул фарами, два раза коротко, один – подольше, и Марк запустил двигатель. Секунду спустя он промчался мимо них в сторону Франции.
Жан‑Батист теперь уже без спешки развернулся и последовал за ним. Если Марк поднажмет, то проскочит опасную зону через четыре минуты, даже с тонной груза в багажном отсеке. Если в эти роковые пять минут где‑нибудь вздумают возникнуть таможенники, значит, не повезло. Марк попытается навесить им лапшу на уши, сказать, что заплутал, и остается лишь надеяться, что бочки с маслом выдержат пристальный досмотр.
Но и во второй раз им не встретились представители власти.
Сразу за пустынным французским пропускным пунктом дорога шла на юг относительно прямо, на протяжении пяти километров.
Здесь тоже частенько патрулирует французская жандармерия, но на этот раз не было никого. Лангаротти нагнал фургон бельгийца и пристроился в двухстах метрах за ним. Через пять километров Марк свернул с шоссе направо и шесть километров петлял по проселкам, пока наконец не выбрался на приличную дорогу. На обочине стоял дорожный указатель. Шеннон видел, как Марк высунул руку в окно и жестом указал на него. На указателе было написано «Живе» там, где стрелка указывала в направлении, откуда они приехали, а впереди значилось:
«Реймс». Из переднего фургона до них донесся невнятный бодрый клич.
Они свернули с дороги на специальную асфальтированную стоянку напротив дорожного кафе к югу от Суассона. У фургонов открыли задние дверцы и поставили их багажниками вплотную друг к другу, после чего Марк перетащил пять железных бочек из бельгийского фургона во французский. У Шеннона и Лангаротти это отняло бы все силы, потому что груженый фургон просел на рессорах, и пол в кузовах машин был на разной высоте. Чтобы попасть в пустой фургон, надо было преодолеть ступеньку высотой в шесть дюймов. Марк справился с этим в одиночку, обхватывая бочку сверху своими могучими ручищами и перекатывая ее из стороны в сторону на нижнем ребре.
Жан‑Батист пошел в кафе и вернулся с завтраком, состоящим из длинного с хрустящей корочкой батона хлеба, сыра, фруктов и кофе. У Шеннона ножа не было, поэтому все пользовались ножом Марка. Лангаротти ни за что не дал бы свой нож для таких целей. У него на этот счет были свои принципы.
Разрезать апельсин таким ножом – значит унизить его.
В одиннадцатом часу они снова тронулись в путь. Теперь ситуация поменялась. Бельгийский фургон, старый и тихоходный, вскоре завели в овраг и оставили, предварительно сняв номера и выбросив их в реку. Кому какое дело, откуда он взялся, все равно машина была французского производства. После этого все трое ехали вместе.
За рулем сидел Лангаротти. По документам это была его машина. Если вдруг остановят, он скажет, что везет бочки с машинным маслом на юг, своему приятелю, у которого ферма неподалеку от Тулона, и три трактора. А двоих пассажиров прихватил по дороге – просили подвезти.
Они съехали с шоссе А1, обогнули Париж по окружной и выехали на шоссе А6, ведущее в Лион, Авиньон, Экс и Тулон.
Отъехав немного к югу от Парижа, они увидели указатель, справа, у поворота на аэропорт «Орли».
Шеннон выбрался из машины, и они попрощались.
– Вам понятно, что надо делать? – спросил он. Оба кивнули.
– Хорошенько припрятать машину до тех пор, пока ты не приедешь в Тулон. Не волнуйся, малышку ни одна живая душа не обнаружит, если я ее спрячу, – сказал Лангаротти.
«Тоскана» должна прийти не позднее 1 июня, может быть, раньше. К тому времени я уже буду с вами. Понятно, где встречаемся? Желаю удачи!
Он пожал им руки и пошел своей дорогой, а фургон покатил к югу. Из ближайшего гаража он по телефону вызвал такси из аэропорта и уже через час прибыл туда. Заплатив наличными, купил билет на Лондон и к заходу солнца был в своей квартире на Сент Джонс Вуд. Из отпущенных ему ста дней он уже израсходовал сорок шесть.
Хотя сразу по приезду домой он послал телеграмму Эндину, было воскресенье, и Эндин позвонил только через двадцать четыре часа. Они договорились встретиться во вторник утром.
Целый час ушел на то, чтобы рассказать Эндину все, что произошло за неделю, прошедшую с их последней встречи. Он сказал также, что потратил уже все деньги, как наличные, что оставались в Лондоне, так и те, что лежали на счету в Бельгии.
– Что теперь на очереди? – спросил Эндин.
– Я должен вернуться во Францию в ближайшие пять дней и проследить за погрузкой первой партии груза на «Тоскану», сказал Шеннон. – С грузом все чисто, за исключением того, что спрятано в железных бочках. Четыре контейнера с экипировкой и вспомогательным оборудованием попадут на борт без каких‑либо проблем, даже если таможня решит произвести досмотр. Это же относится к товару невоенного назначения, купленному в Гамбурге. Все, что там есть, попадает в категорию обычного корабельного снаряжения: сигнальные ракеты, ночные бинокли и так далее.
Надувные лодки и подвесные моторы предполагается доставить в Марокко, во всяком случае так будет записано в маршрутном листе. Опять‑таки все совершенно легально. Пять бочек с машинным маслом должны быть взяты на борт под видом пополнения необходимого корабельного запаса. Конечно, может показаться, что мгновенно, но помимо этого проблем возникнуть не должно.
– А если они возникнут? Вдруг тулонские таможенники решат проверить содержимое бочек? – спросил Эндин.
– Тогда нам крышка, – просто ответил Шеннон. – Корабль конфискуют, если только капитану не удастся доказать, что он и знать не знал о том, что происходит. Экспортера арестуют.
Операция сорвется.