Общественный и государственный строй Киевской Руси
Введение
В той традиции государственности на территории России, которую можно проследить от наших дней как относительно непрерывную, Киевская Русь является первым звеном. Существовавшие до неё государственные образования либо заведомо не связаны с позднейшей славянской государственностью, как, например, греческие полисы в Причерноморье или тюркские империи в Сибири, либо эта связь не может быть пока документально подтверждена. Киевская Русь представляет собой государственное образование восточных славян, существовавшее в IX-XII веках на территории Восточно-Европейской равнины, которую сейчас занимают Российская Федерация, Республика Украина и Республика Беларусь. После него остался большой объём материальных и письменных источников, которые не просто подтверждают достоверность его существования, но позволяют составить достаточно целостное представление о его жизни и быте. Позднейшие государственные образования на территории России (самостоятельные «великие княжества» XII-XIV вв., и особенно Великое княжество Литовское и Московское царство) старательно подчёркивали свою преемственность с Киевской Русью и её государственной традицией как источник легитимности своей власти на данной территории. Русский народный эпос, как и другие «героические» жанры фольклора, именно к временам Киевской Руси относят деятельность героев, ставших образцами силы, мужества, разума.
Все эти факторы привели к всегдашнему повышенному вниманию к истории Киевской Руси, как со стороны историков, так и со стороны писателей, публицистов, широких кругов как образованного общества, так и народных масс. Из трудов, посвящённых древнерусской истории, начиная с XVII века (с «Синопсиса» И. Гизеля), можно сформировать целую библиотеку. Сохранность летописного фонда позволяет, посредством сопоставления и критического анализа разных текстов, составить достаточно подробное представление о событиях военной и гражданской жизни Киевской Руси, о перипетиях борьбы внутри господствующей элиты, о фактах культурной жизни. Однако, ряд важнейших вопросов истории Киевской Руси остаётся предметом оживлённой, а иногда даже ожесточённой академической дискуссии.
Первым, по-видимому, возник вопрос о появлении государственности у восточных славян и о роли в этом процессе «внешних» сил, прежде всего, скандинавских военных вождей (конунгов) и их дружин. Вокруг этого вопроса, начиная с середины XVIII века, идут дискуссии между «норманнистами» и «антинорманнистами», то есть, между сторонниками представления о том, что государство у восточных славян создали скандинавы (и далее предполагается веер вариантов того, почему они оказались на это способны) и сторонниками самостоятельного, автохтонного характера отечественной государственности. Одним из первых среди русских учёных отпор «норманнской» теории дал в своих трудах и публичных выступлениях М.В. Ломоносов.
Позднее, обозначились куда более глубокие и принципиальные вопросы. Как можно охарактеризовать государственный строй Киевской Руси и к какому типу отнести его? Он не похож на порядки, установленные в большинстве современных ему стран Западной Европы, поскольку не знает «феодальной лестницы», полного слияния политической власти с земельной собственностью, феодального иммунитета, и т.д. Он, однако, не представляет собой и сколько-нибудь деспотической самодержавной монархии, византийского или исламского типа, хотя бы потому, что власть любого русского князя не носила сакрального характера. Развитое самоуправление русских городов, наличие которого было в XX веке исчерпывающе доказано отечественными учёными, также не похоже ни на коммунальные порядки в Западной Европе, ни на ограниченное самоуправление разных слоёв горожан и частей города в странах Востока и в позднейшем Московском государстве, служившее, скорее, подспорьем для наместника монарха, чем ограничением его произвола. Так, западноевропейское средневековье не знает аналогов веча как сформированного института (народные сборища, выносящие решения в ходе восстаний, конечно, не в счёт). Не знает западное средневековье и каких-либо аналогов русского понятия «пригород», когда один город, обладая самоуправлением, был бы одновременно вассалом другого (западные города могли приносить вассальную клятву монарху, могли иметь статус «вольных», могли принадлежать крупному феодалу и пользоваться свободами по договору с ним, но феодальной лестницы между городами там не было). С другой стороны, средневековые западные города, получившие права коммун, старались всячески ограничить права и возможности крупных землевладельцев на своей территории, в то время, как на Руси именно такие землевладельцы представляли собой решающую силу в городском самоуправлении.
Ещё большей проблемой является характеристика социально-экономического строя Киевской Руси. Здесь основные дискуссии до сих пор разворачиваются вокруг вопроса о том, в какой мере её общественный строй может быть описан в категориях феодальной общественно-экономической формации, и если всё-таки может, то с какого времени можно говорить о феодализме на Руси, и в чём его принципиальные особенности (кто выступает в качестве господствующего класса, владеющего землёй и инфраструктурами её обработки как основным средством производства; как определяется поземельная зависимость эксплуатируемых классов; в каких формах и какими средствами производится эксплуатация, и т.д.). Основная дискуссия здесь идёт между «московской» и «петербургской» школами в историографии (первая отстаивает наличие, хоть и с оговорками, феодализма в Киевской Руси, вторая говорит об ином характере древнерусского общества).
В настоящей работе мы постараемся охарактеризовать общественный и государственный строй Киевской Руси, каким он предстаёт в свете данных современной науки. Мы рассмотрим основания для дискуссий, опишем социальную структуру Киевской Руси, отдельно остановимся на господствующих классах и зависимых категориях населения, чтобы определить основные формы эксплуатации и их соотнесения между собой. После этого, мы рассмотрим, как и в связи с чем видоизменялся государственный строй Руси, а также коснёмся «Русской Правды» как основного источника сведений о древнерусском праве (не менее важна она для нас и при характеристике социальной структуры и характера производственных отношений).
Проблема определения общественного строя Киевской Руси
Специальное изучение социально-экономического уклада и в связи с ним общественных отношений в различные эпохи, началось в отечественной историографии в конце XIX - начале XX века. Это изучение имело тогда едва ли не злободневный характер: Россия стояла перед выбором путей своего дальнейшего развития, перед альтернативой «ускоренное преодоление отсталости или постепенная потеря самостоятельности», и необходимо было понять, насколько модели развития, принесшие успех странам Западной Европы, в принципе соответствуют особенностям и задачам России как социально-исторического феномена, насколько наши пути развития сопоставимы, в чём причина отставания, и т.д. Именно в связи с этим, в исторической науке встал вопрос: существовал ли в Киевской Руси феодализм? Двумя поколениями раньше, историки «государственной школы», трактовавшие «феодализм» сугубо как политическую систему, в основе которой лежат система вассалитета и права иммунитета, отрицали наличие в России не только феодализм, но и возможности его появления, исходя даже из географических особенностей страны. Эта концепция находила поддержку среди националистически настроенной общественности, подчёркивавшей принципиальное отличие исторического пути России от Запада и прославлявшей «патриархальный» русский дух, якобы не допускавший феодального своеволия и произвола, а, напротив, предполагавший гармоничное взаимодействие между производящими и управляющими группами населения. Крупнейшие историки того периода, С.М. Соловьёв и потом его ученик, В.О. Ключевский, склонные к более глубокому анализу социальных процессов в разные эпохи, скорее, не поднимали вопрос о феодализме в Киевской Руси, чем отрицали его существование. Это, правда, также было связано с более или менее явно проводимой ими концепции исторических различий между Западом и Россией (большая роль «родового начала» в социальной организации России у Соловьёва, представления о расширенном значении внешней торговли для развития страны у Ключевского).
Начало XX века, усиление внимания к социологическим аспектам исторического знания, дало более тщательную проработку проблемы феодальных отношений на Руси. До революции основную роль здесь сыграли труды Н.П. Павлова-Сильванского. Его исследования показали беспочвенность противопоставления исторического процесса России и Запада. Обнаружилось, что на Руси существовали институты и учреждения, характерные для феодальных государств Западной Европы. Концепция замкнутости и национального своеобразия, нашедшая крайнее выражение в теории контрастов П.Н. Милюкова, пала раз и навсегда. В этом состояла важная заслуга Н.П. Павлова-Сильванского перед русской исторической наукой.
Однако, в его классической работе «Феодализм на Руси» рассматривается уже преимущественно эпоха монголо-татарского господства, и это позволяло предполагать, что феодализм мог сложиться на русской равнине уже после времён Киевской Руси.
Со времён С.М. Соловьёва и В.О. Ключевского актуальным был вопрос не только о главном типе социальных отношений в Киевской Руси, но и об основной производственной деятельности, свойственной этой эпохе в истории восточных славян. Ряд историков, и в их числе Ключевский, склонялись к тому, что земледелие получило преимущественное развитие на Русской равнине только в позднем средневековье, а до этого население жило преимущественно промыслами и торговлей продуктами этих промыслов.
На основании этих представлений, один из основателей марксистской историографии в России и позднее в Советском Союзе, М.Н. Покровский рассматривает Киевскую Русь как преимущественно торгово-рабовладельческое государство, во многом схожее с городами-государствами античной Греции, в которой мореплавание, торговля и ремесло имели куда большее значение, чем земледелие. Согласно концепции Покровского, Киевская Русь представляет собой «варварское государство», господствующий слой которого представляет собой, подобно героям Гомера, одновременно купцов и пиратов, основывавших своё благосостояние на организованном (внутри страны) и неорганизованном (во время внешних войн) грабеже и продаже его продуктов. По мере общественного развития, организовались устойчивые политические центры, которыми стали русские города с их влиятельными общинами богатых торговцев. Но это были именно административные и торговые центры, производившие ограбление округи, жившей лесными промыслами, свиноводством и «кочевым» земледелием, и сбыт этих продуктов в интересах торговой аристократии.
Советские историки и археологи окончательно подтвердили те выводы, которые некоторые исследователи сделали уже в начале века - о преимущественно земледельческом характере хозяйства Древней Руси, что, однако, предполагало и комплексное развитие земледелия, скотоводства и разнообразных промыслов, основными из которых были охота, рыболовство и бортничество. Этот тезис сейчас никем не оспаривается.
Гораздо более спорным является вопрос о характере землевладения в древнерусский период. До середины 30-х годов господство феодальных отношений в Киевском государстве считалось проблематичным. Некоторые исследователи (И.И. Смирнов, М.Н. Тихомиров и др.), вслед за М.Н. Покровским, рассматривали изначальную Русь как рабовладельческое общество. После 30-х годов это мнение было опровергнуто, хотя и в наше время оно имеет сторонников (В.И. Горемыкина, отчасти - И.Я. Фроянов).
В 1930-е годы был выдвинут тезис о господстве крупного феодального землевладения, начиная чуть ли не с IX в. Согласно воззрениям школы Б.Д. Грекова, именно феодализм, постоянно развиваясь в Киевской Руси в XI-XII вв., приводит к феодальной раздробленности. Помимо самого Б.Д. Грекова, в разработке данной проблематики активно участвовали С.В. Бахрушин, С.В. Юшков, Н.П. Рубинштейн, В.А. Пархоменко и др.
Однако уже в 1950-е гг. ученым стало ясно, что, опираясь на исторические источники, доказательства раннего развития крупного феодального землевладения на Руси оказываются проблематичными. В материалах X-XI вв. не удавалось обнаружить то, что, по образцу Западной Европы, считалось его главную компонентой, - крупную феодальную вотчину, обрабатываемую трудом зависимых людей, как массовое явление, основной институт эксплуатации производителей. Напротив, источники свидетельствовали о том, что основная масса населения оставалась свободной или, по крайней мере, полузависимой (что никак не вязалось с классическими принципами западного феодализма: «Нет земли без сеньора» и «Каждый свободный да приищет себе господина»). Кроме того, феодальная раздробленность, начавшая развиваться по смерти Ярослава Мудрого в 1054 году, изначально имела в своей основе проблему эффективного управления огромной страной с достаточно редким населением, а не развитость частных вотчин. Классическая феодальная раздробленность предполагает иммунитет на своей земле любого её держателя, от герцога до простого рыцаря, чего в то время на Руси не было, поскольку княжий суд был общим для всех.
В связи с этим, выдающийся историк Л.В. Черепнин выдвинул и достаточно полно обосновал гипотезу о верховной феодальной собственности в Древней Руси. По его мнению, уже первые известные нам русские князья были верховными, собственниками всей русской территории на феодальном праве, а дани, которые они собирали с подвластного населения, были не контрибуцией, платой за мир, а феодальной рентой. Собственно говоря, сама по себе контрибуция и тем более, плата за мир в эпоху военной демократии, и далее раннефеодальный период, являются своеобразной рентой, получаемой военным вождём и его дружиной за их способность к военному принуждению. Княжеская власть, реализуемая самим князем, его двором и дружиной, выступала как «коллективный феодал», который сначала осуществляет эксплуатацию свободных общинников посредством сбора дани, а позднее, заводит крупные земельные хозяйства, в которых работают сначала военные пленники (фактически, рабы), а потом попадающие в зависимость местные вольные люди. Процесс перехода от эксплуатации через сбор дани к эксплуатации посредством функционирования крупных княжеских хозяйств занял X-XI века и получил наименование «окняжение земли». Уже в XII веке можно найти известия о боярских частновладельческих вотчинах, в том числе, о притязаниях бояр на самостоятельную юрисдикцию на своей земле (особенно, в Галицко-Волынском княжестве). Это «обояривание» земли знаменует полное торжество феодализма на Руси - но оно происходит уже после распада единого государства на земли-княжества (большинство которых, правда, по своей территории и мощи были сопоставимы с крупными европейскими королевствами того времени).
Следующим шагом за концепцией Л.В. Черепнина было выдвижение И.В. Фрояновым в первой половине 1970-х годов гипотезы о «дофеодальном» характере общественного строя Киевской Руси. Если изначально речь идёт об эксплуатации производителя «коллективным феодалом» посредством сбора даней, то нужно понимать, что является основной ячейкой такого общества. И ответ напрашивается сам собой - такой ячейкой является свободная община, как сельская, так и городская. Концепция И.В. Фроянова и всей ленинградской школы в историографии опирается на представление о Киевской Руси как о государстве свободных общин, находившихся с княжескими дворами в своего рода договорных отношениях. Сельская община (вервь) платит дань и несёт определённые (нормированные) повинности в пользу княжеских чиновников (эти повинности хорошо отражены в «Русской Правде»), князь обязуется не столько даже поддерживать мир и защищать общину от врагов, сколько не вмешиваться в её дела и не чинить насилия. Вервь отвечала перед князем за порядок на своей территории (редакция «Русской Правды», сделанная сыновьями Ярослава Мудрого, недвусмысленно указывает на штрафы, налагавшиеся на общину целиком за не найденного на её территории преступника). В ситуации «нормального» феодализма такая ответственность возлагалась бы великим князем на местного феодала как субъекта права, и уже тот, в свою очередь, мог вменять что-либо зависимой от него общине.
При этом, ленинградская школа в историографии не отрицает наличия в Киевской Руси крупной вотчины. Однако, с точки зрения её представителей, при том, что рабовладение не было господствующим строем, именно вотчина и являлась оплотом рабовладения. Вотчинное хозяйство обеспечивалось ни кем иным, как зависимыми людьми, полностью или частично потерявшими свободу не вследствие общего закона, а в силу личной «несостоятельности» в том или ином смысле (военнопленные, должники, в том числе, преступники, не уплатившие штрафов, покорённые роды и племена, в том числе, не славянские, переселённые на земли вотчины). Именно такие люди, а также члены их семей, и являлись рабами в классической древности. Таким образом, население, которое работало в вотчине, было лично-, а феодально-зависимым (то есть, зависимым поземельно, в связи с фактом использования земли и, возможно, инвентаря данного господина). И вотчины, по выражению И.В. Фроянова, «выглядели подобно островкам, затерянным в море свободного крестьянского землевладения и хозяйства, господствовавшего в экономике Киевской Руси».
Подобные социальные системы были описаны выдающимся российским медиевистом А.И. Неусыхиным, специалистом по раннему средневековью в истории Западной Европы, на материале варварских королевств, от завоевания германскими племенами разных земель Римской империи до Каролингов создания и распада империи Карла Великого. Им свойственно сочетание прежних римских латифундий (преимущественно в Средиземноморском регионе), функционирующих на основе труда полузависимого населения, с германской соседской общиной, отношения внутри которой регулировали законодательные своды, однотипные с «Русской Правдой», а также с общинами прежних жителей этих земель, находившимися в подчинённом отношении к общинам завоевателей, и с имениями короля и его приближённых. Функция короля и королевского двора сводилась к регулированию отношений между этими разнородными элементами, а также к сбору налогов и податей на своё существование. При этом, германские свободные общины составляют относительное большинство населения и находятся в привилегированном положении даже относительно прежних римских латифундистов. Потребовалось около 3 веков, чтобы в этом обществе утвердилась феодальная вотчина как главная его ячейка, притом, трёх веков не только интенсивного внутреннего развития, но и действия критических внешних факторов (новые волны варваров, арабское завоевание Пиренейского полуострова, и т.д.). Поскольку это общество точно уже не является рабовладельческим, предшествует феодальному как его основа, но само по себе не является и феодальным, А.И. Неусыхин назвал его «дофеодальным», и этот термин прочно вошёл в обиход медиевистов. Ленинградская школа в историографии настаивает на том, что и общество Киевской Руси носило отчётливо дофеодальный характер. Феодализация началась уже в XII веке через постепенную замену труда лично несвободных или полусвободных людей в вотчинах трудов окрестных крестьян. Но поскольку верви держали свои земли «по обычаю», а князь господствовал над ними не потому, что они были держателями его земли, а отчасти по праву сильного, отчасти по праву легитимной власти, превращение вотчины в феодальную требовало радикального изменения всей системы имущественных и властных отношений. Такое изменение произошло уже в пору монгольского господства, когда прежние социальные связи в большинстве русских земель оказались порваны.
Но, несмотря на всю убедительность концепции «дофеодального строя» по отношению к Киевской Руси, на то, что она позволяет объяснить совмещение в одном времени и пространстве многих разнородных социальных явлений, против неё возникают существенные возражения. Например, выдающийся украинский медиевист М.Ю. Брайчевский, считает главной ошибкой «дофеодальной» концепции отсутствие четкого понимания сути феодализма как способа производства, когда общее понятие феодализма отождествляется с какой-то конкретной его формой (вотчинной или сеньориальной системой землевладения, крепостничеством и т.п.), и одно лишь отсутствие этой формы в том или ином обществе в данное время приводит к выводу, что это общество не является феодальным. Основные компоненты феодализма: несовпадение формальной собственности и владения землёй, порождающее более или менее длинную «лестницу» взаимных феодальных отношений; наличие у производителя собственного мелкого хозяйства и экономической независимости от господина; связанный с предыдущим признаком «силовой» характер господства и эксплуатации - по мнению М.Ю. Брайчевского прослеживаются в Киевской Руси (если, конечно, признать, что княжеская власть означает владение всей землёй его государства). Конкретные формы эксплуатации являются вторичными по отношению к общему способу производства.
«Главной формой эксплуатации на Руси была продуктовая рента, а не отработки, как на Западе, во Франкском государстве, - пишет М.Ю. Брайчевский. - Древнерусское государство переходило к феодализму не от рабовладельчества, а от первобытнообщинного строя. Предшественником феодала здесь был не рабовладелец-латифундист, имевший хорошо организованное хозяйство, а бывший общинный староста, привыкший наживаться за счет всей общины. С другой стороны, феодально зависимым продуцентом становился не бывший раб, совершенно лишенный средств производства, а свободный общинник, который владел земельным наделом, имел свое хозяйство… Таким образом, отработочная рента на Руси не имела надлежащей экономической базы. Отчуждение молодым феодальным классам прибавочного труда крестьян осуществлялось в виде прибавочного продукта, создаваемого в рамках мелкого крестьянского хозяйства. Эта форма эксплуатации известна в источниках под названием дани». Дань, по мысли историка, является хоть и примитивной, но частной формой вполне феодальной эксплуатации.
Другим аргументом М.Ю. Брайчевского в пользу феодального характера общества Киевской Руси уже с IX века, являются найденные археологами дружинные некрополи (Киев, Чернигов, Шестовица, Гнездово под Смоленском и т.д.), говорящие о наличии господствующего класса, осознающего своё внутреннее единство и противопоставляющего себя основной массе народа. (Правда, называя эти некрополи «коллективными захоронениями возникающего рыцарского сословия», историк, на наш взгляд, допускает неточность, поскольку дружинник и рыцарь заведомо не тождественны, и если рыцарь является самостоятельным феодалом, то дружинник - лишь агентом и составной частью «коллективного» феодала, каковым является дружина во главе с военным вождём.) Многочисленные «города» на Русской равнине, благодаря которым страна получила у скандинавских соседей название «Гардарика», по мнению М.Ю. Брайчевского, на самом деле - феодальные замки с посёлками, возникавшими возле них.
Другим, на наш взгляд, более весомым аргументом в пользу ранней феодализации Киевской Руси, является церковное землевладение, активно развивавшееся со времён сыновей Ярослава Мудрого. Если князь Владимир установил, по образцу Рима и Византии, церковную десятину как источник средств для существования церкви (и десятина на практике и в сознании тогдашних людей вполне соответствовала привычной дани), то к времени основания Киево-Печерского монастыря, то есть, в период между 1054 и 1068 гг., относится первое достоверное известие о пожаловании земель монастырской обители. И если само это пожалование не имело характера и значения бенефиция (речь шла о пустующих землях, без крестьян, выделяемых для поселения монахов), то уже вскоре появляются упоминания о сёлах, принадлежащих Печёрскому монастырю. Ипатьевская летопись говорит о большом бенефиции Ярополка Изяславича Печерскому монастырю; он отписал ему «всю жизнь свою» и частные владения в четырех волостях. Дочь Ярополка Анастасия отписала Печерскому монастырю ещё пять сел с челядью. Однако, сам термин «челядь» обозначает, скорее, военнопленных рабов, а не зависимых крестьян. Так что и этот аргумент М.Ю. Брайчевского следует принимать с большой осторожностью. Тем более, что дальше он сам указывает: «Наиболее распространенную форму материальной поддержки церкви, очевидно, представляли денежные вклады или ценности», - что естественно для господствующего слоя, живущего от распределения налогов и сборов, но не так естественно для феодала, чьей собственностью являются его земли и продукты работы на них, которые уже потом можно обратить в деньги.
Проанализировав взгляды различных историографических школ на сущность общественного строя Киевской Руси, можно сделать следующие выводы:
. Социальный строй Киевской Руси уже возможно охарактеризовать как классовый, поскольку наличие господствующей группы, изначально консолидированной вокруг князя и представлявшей собой агентов его власти, а также наличие зависимых людей подтверждается и письменными, и материальными источниками. Даже ленинградская школа в историографии, упорно характеризовавшая Киевскую Русь как бесклассовое общество, признавала наличие господских усадеб с ведением собственного хозяйства. Археологические находки позволяют говорить о появлении таких «замков», отдалённых от основных поселений и отличавшихся по образу жизни хозяев, уже в VIII-IX вв.. При утверждении княжеской власти подобные замки стали строиться сначала - при княгине Ольге, - как пункты сбора дани и контроля за определённой территорией и живущими на ней вервями, а потом, с XI века, как центры собственно княжеского хозяйства.
. Классовая структура Киевской Руси не соответствует современной ей структуре феодального общества в Западной Европе (нужно заметить, что социальная структура современных ей Скандинавских стран и Британских островов близка к ней, хотя бы по признаку большого количества свободных производителей и «придворного» хозяйства правящего класса). Такие структуры известны в раннеклассовых обществах не только европейского средневековья, но и ранней древности на Востоке, когда военный вождь признавался верховным властителем данной территории и взимал с неё дань «по праву легитимности», которое давалось ему его происхождением или же фактом завоевания территории; при этом, население оставалось свободным и могло распоряжаться продуктами своего труда, оставшимися после уплаты дани. По мере развития производительных сил и усложнения потребностей правящей группировки, происходит постепенный переход государя, а потом и его дружинников, к ведению собственного хозяйства, но поначалу оно не подчиняет себе крестьянские общины, а существует одновременно с ними, обрабатываясь трудом невольников (военных или кабальных рабов). Таким образом, классовые противоречия в Киевской Руси можно выделить по 2 направлениям: княжий двор - верви, эксплуатируемые посредством даней и повинностей, и аристократия - зависимые и полузависимые люди, работающие в её хозяйствах. О наличии третьего направления противоречий - между имущими и неимущими членами общины (преимущественно, правда, города как общины) - говорят летописные сведения о восстаниях в древнерусских городах, направленных против закабаления общинников, против ростовщичества, против перехвата имущей верхушкой власти. Феодальным (даже раннефеодальным) такое общество можно назвать, только если мы принимаем власть князя и, соответственно, княжьего двора как поземельную, связанную с верховной собственностью на землю, в том числе, обрабатывающуюся общинниками, а не как сакральную, основанную на признании этими общинниками данного военного вождя своим верховным господином. Тот факт, что отражённая в «Русской Правде» разница в штрафах за одно и то же преступление, если оно совершено против князя (княжьего имущества) или против общинника, не противоречит ни поземельному, ни «сакральному» характеру княжеской власти.
. Вопрос о времени феодализации раннеклассового общества Киевской Руси может быть решён только в том случае, если мы докажем факт подчинения вервей княжеским, и затем боярским усадьбам - «замкам» как центрам производства уже в X-XI вв. На сегодняшний день, ни археологические, ни письменные источники не позволяют нам с уверенностью это констатировать. Из «Русской Правды» отчётливо следует наличие крупного княжеского хозяйства (и это характерно, что преимущественно княжеского), но в качестве принадлежащих к нему работников упоминаются заведомо зависимые люди, не являющиеся общинниками, из которых на господскую землю были посажены лишь смерды - как показывают последние исследования, военнопленные, наделённые землёй. Именно в развитии института смердов можно видеть одну из основных линий феодализации Киевской Руси, но эта проблема ещё недостаточно изучена.