То, что, вопреки позиции ленинградской историографической школы, Киевская Русь была классовым государством, и этот характер она носила ещё с IX века, подтверждается свидетельствами иноземных путешественников. «У русов существует класс рыцарей», - сообщает безымянный среднеазиатский географ. Другие восточные авторы говорят о делении славян на простых и знатных, о князе, собирающем дань, творящем суд, имеющем в своём подчинении «правителей отдалённых областей», распоряжающемся конницей. Вопрос состоит в характере господствующего класса, в источниках его командующего положения, в способе эксплуатации им непосредственных производителей и в целом в его роли в системе производства и управления.
Традиционно принято считать, что господствующий класс Киевской Руси сложился из местной родоплеменной аристократии, которая попала в зависимость от Киева, и из мужей (дружинников) киевских князей. Эти дружинники с XI века в управление, в держание, а с XII - в вотчину княжеские земли. Означало ли это феодализацию дружинников, рассмотрим немного позднее. То, что местная родоплеменная знать существовала, подтверждается как летописными свидетельствами (история древлянского князя Мала и других подобных ему фигур, покорённых Киевом), так и археологическими находками. Менее известно, каким образом и на каком основании она вошла в состав общерусского правящего класса, и вошла ли вообще, не будучи отчасти истреблена более сильным киевским соперником, отчасти слилась с основной массой общинников. Во всяком случае, политика киевских князей по разделению территории страны между братьями и сыновьями для управления «на местах» была связана именно с нежеланием киевских князей полагаться на местную аристократию и с их стремлением укоренить в подвластных землях свою династию. Скорее всего, в одних землях местная знать была ликвидирована, в том числе, физически (как в древлянской земле княгиней Ольгой), а в других вошла в состав приближённых новых князей, поставленных Киевом (как было в Новгороде, где сначала Владимир Святославич, а потом Ярослав Мудрый опирался на местную элиту в борьбе с Киевом, до того, как сами стали великими князьями, а также в Суздальской земле). Так что полного разграничения местной родоплеменной верхушки и княжеских дружинников как источников формирования господствующего класса, не было.
Момент окончательного оформления господствующего класса Киевской Руси относится к X веку, когда дружина начала отчётливо делиться на две части. Это доказывается археологическими находками при раскопках курганов данного времени. По богатству положенных с покойниками вещей и по размерам курганов можно разделить их на три группы: курганы простых дружинников, бояр и князей. В курганах двух последних групп встречаются наборы разнообразного оружия и доспехов, серебряные и золотые вещи, дорогие привозные сосуды, остатки сожжённых рабынь и рабов. Для княжеских курганов характерно наличие предметов языческого культа - жертвенных ножей, идолов, священных турьих рогов. Интересную картину представляют, например, черниговские курганы. В окрестностях древнего города Чернигова имеется несколько отдалённых друг от друга дружинных кладбищ, на которых находятся погребения рядовых воинов (часто по много человек в одном кургане), и несколько крупных боярских курганов с захороненными в них ценными вещами.
Бояре представляли собой «старшую дружину», непосредственных приближённых князя. Они осуществляли не только командование войсками, но и гражданское управление, суд, и т.д. (что было естественно для тех времён, когда военная сила была решающим фактором любого управления). Старшая дружина представляла собой и государственный совет при князе. Именно они были основными получателями средств, собранных в виде даней и податей, им позднее делегировалось управление на местах и, соответственно, получение дани в свою пользу. Младшая дружина не претендовала на участие в княжеских доходах и довольствовалась содержанием, которое ей обеспечивал князь.
Первоначально князь с дружиной, объезжая завоеванные земли, собирал дань натурой - мехами, медом, воском. Это называлось «полюдьем». В IX - первой половине X века полюдье по основным подвластным ему землям киевский князь собирал лично, проезжая земли по определённому «дугообразному» маршруту, что занимало у него всю зиму. Весной ценности, полученные в виде дани, отправлялись на продажу, преимущественно, в Константинополь, и князь зачастую сам сопровождал караван. Уже в X веке известны случаи, когда князь отдавал некоторые земли для сбора полюдья своим воеводам и непосредственно подчинённым им дружинам (история с гибелью князя Игоря связана с тем, что князь решил повторно собрать дань в землях, выделенных им для сбора дани его воеводе Свенельду). Княгиня Ольга, вдова Игоря, установила нормы дани с каждого хозяйства, а также ввела систему погостов - пунктов сбора дани в каждой земле, управлявшихся княжескими представителями. «Полюдье» сменилось «кормлением»: назначенный на место боярин собирал дань, часть собранного оставлял на содержание своим людям, а остальное отправлял князю.
Земля, которой раньше князь управлял как бы непосредственно, попадала в управление его агента из старших дружинников или из местной знати, что означало, в частности, что «дани, виры и продажи», т.е. сбор с населения податей и судебных штрафов за убийство (виры) и за другие преступления (продажи), а следовательно, и право суда переходили тоже к этому агенту. Здесь можно усмотреть зачатки феодального иммунитета, хотя и очень своеобразные, если принимать во внимание, что пока такой боярин оставался в положение управляющего, служащего за долю, пусть и очень большую, в сборах с управляемой территории.
Итак, источником существования и родоплеменной аристократии, и военных вождей с их дружинами изначально было не собственное хозяйство на земле. Древнерусская знать жила за счет «внеземельных» доходов - даней, полюдья, кормлений - получаемых сначала на основании своего руководящего положения в племени или союзе племён, а потом - на основании принадлежности к «княжьему двору». Эти доходы были привязаны скорее даже не к территории, которой управлял данный представитель господствующего класса, а к самим его управляющим функциям, к факту власти, данной ему племенем или делегированной князем. И раздача князьями земель в управление, держание и даже в вотчину, хотя и очень напоминает систему бенефициев в Западной Европе, сама по себе не означает превращения дружинников в «полноценных» феодалов (хотя, логика раздачи земель в держание и в вотчину аналогична логике западных королей и императоров - необходимо одновременно обеспечить управление землями и содержание того, кто ими будет управлять). Князь, скорее, делегировал свою власть над социальными общностями (городами и сельскими вервями) и принадлежащей им землёй, вместе со всеми доходами, предполагавшимися такой властью (доходы, получавшиеся некоторыми категориями княжеских чиновников от подчинённых им вервей, подробно нормированы в «Русской Правде»). Но сама эта нормированность, не зависящая ни от собственной воли чиновника, ни от условий данной местности, ни от хозяйственной конъюнктуры, говорит о том, что «полноценным» феодалом, для которого власть и собственность соединены в факте владения землёй, княжеский чиновник ещё не становился: он пользовался делегированной ему властью, в том числе, для своего собственного содержания, но не становился ещё собственником земли и, тем более, живших на ней людей. Положение начало меняться, когда началась раздача земель в вотчины, на условиях службы князю (это уже соответствует «условной» феодальной собственности Западной Европы). Но до тех пор, пока распорядитель, держатель или даже владелец земли ограничивался установленными сборами с земель, которые прежде шли князю, а теперь ему, и не вёл собственного хозяйства, используя в нём как непосредственных производителей зависящих от него крестьян, феодалом с точки зрения феодализма как социально-экономической формации он не становился.
К концу X-XI веку, согласно упоминаниям в письменных источниках и в ещё большей степени археологическим находкам, у древнерусской элиты появляются крупные собственные хозяйства. Согласно имеющейся информации, эти хозяйства были преимущественно княжескими (хотя, в ряде земель, например, во Владимиро-Суздальской и в Галицко-Волынской, есть основания уже в это время говорить про боярские поместья). Такое владение, как показывают раскопки, состояло из господского двора, где находились хоромы хозяина и жилые помещения его дворовой челяди, и из близлежащих земель. Во главе княжеского хозяйства стоял управляющий - огнищанин («огнище» - хозяйство). В состав вотчинной администрации входили конюший, тиуны (приказчики), сельские старосты и т.д. Земельная собственность охранялась законом. За нарушение межевых знаков, определявших земельные границы между «огнищем» и общинными землями, взимался штраф, зафиксированный ещё в первой редакции «Русской Правды».
Считается, что массовое обзаведение старших дружинников собственным крупным хозяйством на пожалованных им землях относится уже к концу XI века. Это связано с рядом факторов, начиная от субъективного («естественное» увеличение потребностей боярства, по мере знакомства с нормами жизни и роскоши, например, в Византии), заканчивая объективными внутри- и внешнеполитическими (по мере дробления Руси на княжеские уделы каждый конкретный князь был вынужден собирать свою дружину, и его доходов от дани уже не хватало на её содержание; «путь из варяг в греки», на котором держался сбыт собранной дани за границу, стал приходить в упадок по мере развития среднеевропейской и средиземноморской торговли). Хозяйства, подобные княжеским, стали заводить бояре. Однако, как уже говорилось выше, в этих хозяйствах работали преимущественно зависимые и полузависимые люди. Сельские общины в своих вотчинах бояре по-прежнему эксплуатировали посредством сбора дани.
В отличие от феодальной аристократии тогдашней Западной Европы, владельцы больших земельных владений в Киевской Руси не представляли собой в киевский период исключительное звено в социальной системе, воплощавшее в себе власть. Власть по-прежнему оставалась прерогативой княжьего двора, который уравновешивался собраниями граждан в крупных городах, и боярин, особенно, если он происходил от местной племенной знати, мог относить себя к общине этого города, или же к двору. За пределами своей земли он был обычным гражданином, подчинявшимся тем же законам, что и другие свободные люди, и в городах-государствах, подобных Новгороду, по крайней мере официально, обладал не большим голосом в городском собрании, нежели какой-либо иной бюргер. Можно согласиться, что жизнь некоторых бояр была защищена двойной вирой, но это было связано не с их имущественным положением и принадлежностью к «благородному сословию», как во Франции, Германии и т.д., а с тем, что они были княжескими служащими. «Русская Правда» подробно говорит о высоких штрафах за убийство огнищанина, тиуна, княжьего конюшего, но не боярина вообще.
Бояре сохраняли в своих руках крупные торговые связи и операции, поскольку, как уже говорилось, сельское население они продолжали эксплуатировать посредством сбора дани, а эту дань необходимо было конвертировать в деньги или драгоценности - что было не свойственно западной аристократии. Вообще, княжеская и боярская вотчина были куда более включены в рыночные связи, чем хозяйство современного им европейского сеньора, тем более, что в силу географического положения многих русских земель, критическую массу товаров приходилось приобретать вовне. Известный русский историк-эмигрант Г.В. Вернадский полагает, что «крупное земельное хозяйство в Киевской Руси имело, возможно, большее сходство с римской латифундией, нежели с феодальной сеньорией », - на том основании, что это было крупное хозяйство, обеспечиваемое трудом рабов, в том числе, посаженных на землю (смерды), включённое в рыночные отношения и работающее в том числе на рынок. Собственно, большое число должностных лиц, управлявших ещё княжескими имениями, также роднит древнерусское господское хозяйство с латифундией, поскольку, если хозяйство, основанное на рабском труде, требует от господина более тонкого управления (включающего в себя планирование, комбинирование разных работников на разных задачах, постоянный контроль), чем хозяйство в чистом виде феодальное.
Исходя из всего вышесказанного, можно заметить, что высшие слои общества Киевской Руси были феодалами лишь в самом широком смысле этого слова. Соединение власти и собственности для них не завершилось до конца; до управления крестьянскими общинами они касались лишь в том случае, когда было нужно чинить суд и собирать штрафы. Условная собственность, являющаяся основой для классической феодальной лестницы, была в случае Киевской Руси, скорее, собственностью на власть, всей полнотой которой обладал князь и далее делегировал своим слугам. Аристократ времён Киевской Руси представлял собой, скорее, сочетание администратора и купца, чем классического феодального землевладельца, господствующего над своими подданными, вплоть до явлений, типа «права первой ночи», как бы от своего собственного имени, а не от имени короля; находящегося с этим королём в договорных отношениях; презирающего торговлю и до XIV века не включённого в товарно-денежные отношения. Обозначение того типа эксплуататорского класса, к которому принадлежала элита Киевской Руси, ещё требует разработок.