29 июля 1945.
1 Иисус находится на дороге, что идет от озера Мерон к Галилейскому озеру. С ним Зелот и Варфоломей, и похоже, что возле ручья, усохшего до струйки воды, которая, тем не менее, подпитывает многочисленные растения, они поджидают остальных, что сходятся с двух разных сторон.
День знойный, и все-таки много людей последовало за тремя их группами, которые, наверное, проповедовали в сельской местности, при этом больных препровождали в группу Иисуса, ограничиваясь тем, что проповедовали о Нем здоровым. Чудесно исцеленные составляют большое счастливое скопление, сидящее среди растений, и радость их такова, что они даже не чувствуют усталости от жары, от пыли, от слепящего солнца, – всего того, что немало угнетает всех остальных.
Когда отряд, возглавляемый Иудой Фаддеем, первым подходит к Иисусу, становится очевидной усталость и самих его участников, и тех, кто за ними последовал. Последним приходит отряд, возглавляемый Петром, где многие – уроженцы Хоразина и Вифсаиды.
«Мы все сделали, Учитель. Но тут было бы нужно много групп… Сам видишь: далеко ходить невозможно из-за жары. Так как же быть? Кажется, что чем дольше мы трудимся, тем больше расширяется этот мир: селения отодвигаются друг от друга, а расстояния увеличиваются. Я и не догадывался, что в Галилее они могут быть такими большими. Мы в ее закоулке, в самом настоящем закоулке, и мы не в состоянии охватить ее благовестием, настолько она обширна, и настолько многочисленны нуждающиеся и стремящиеся к Тебе», – вздыхает Петр.
«Это не мир увеличивается, Симон. Это растет известность нашего Учителя», – отвечает Фаддей.
«Да, это правда. Смотри, сколько народу. Некоторые из них ходят за нами с утра. В жаркие часы мы укрывались в лесу. Но даже сейчас, с приближением вечера, идти мучительно. А эти бедняги гораздо дальше от дома, чем мы. Если все будет развиваться в том же духе, не знаю, как мы будем справляться…» – говорит Иаков Зеведеев.
«В октябре придут еще и пастухи», – утешает Андрей.
«Э, конечно! Пастухи, ученики – это хорошо! Но они годятся лишь на то, чтобы сказать: „Иисус – это Спаситель. Он вон там“. Ни на что больше», – отвечает Петр.
«Но народ хотя бы будет знать, где Его найти. А что сейчас?! Идем мы сюда – и они спешат сюда; а пока они идут сюда, мы идем туда, и им приходится спешить за нами. А с детьми и больными это очень неудобно».
2 Иисус подает голос: «Ты прав, Симон Петр. Я тоже сочувствую этим душам и этим толпам. Для многих не найти Меня в определенный момент – это возможная причина непоправимой беды. Посмотрите, как утомлены и растеряны те, кто еще не уверился в Моей Истине, и как голодны те, кто уже вкусил Моего слова и больше не в силах без него оставаться, а никакое другое слово их больше не удовлетворяет. Они напоминают овец без пастуха, которые бродят, не находя того, кто их поведет и будет их пасти. Я позабочусь о них. Но вы должны Мне помочь. Всеми своими духовными, нравственными и физическими силами. Вам надо приспособиться ходить уже не большими группами, а по двое. И лучших учеников мы будем посылать по двое. Потому что нива поистине велика. О! этим летом Я буду готовить вас к этой великой миссии. В месяце Таммуз к нам присоединится Исаак со своими лучшими учениками. И Я вас подготовлю. Но вас все еще будет недостаточно. Поскольку если нива поистине велика, то работников, наоборот, мало. Так что молитесь Владыке Земли, чтобы Он послал побольше работников на Свою ниву».
«Да, мой Господь. Но для тех, кто ищет Тебя, положение не сильно изменится», – говорит Иаков Алфеев.
«Почему, брат?»
«Потому что они ищут не только учения и слова Жизни, но также исцелений от своих немощей, болезней, от всех недугов, которые сама жизнь или Сатана доставляют низшей или высшей части их существа. А это можешь делать Ты один, потому что эта Сила – у Тебя».
«Те, кто едины со Мной, смогут делать то, что делаю Я, так что бедные люди найдут поддержку во всех своих нуждах. Но в вас пока еще нет всего того, что для этого необходимо. Постарайтесь превзойти самих себя, попрать ваше человеческое, чтобы дать восторжествовать духу. Впитывайте не только Мое слово, но сам его дух, то есть освящайтесь с его помощью – и тогда всё сможете. А теперь пойдемте и скажем им Мое слово, ибо они не собираются уходить, пока Я не дам им Божьего слова. А потом возвратимся в Капернаум. Там нас тоже, возможно, кто-нибудь ждет…»
3 «Господь, а это правда, что Мария из Магдалы просила у Тебя прощения в доме у фарисея?»
«Правда, Фома».
«И Ты ее простил?» – спрашивает Филипп.
«Простил».
«Ну это Ты зря сделал!» – восклицает Варфоломей.
«Почему? Это было искреннее раскаяние, и оно заслуживало прощения».
«Но Тебе не следовало давать его в том доме, прилюдно…» – упрекает Искариот.
«Но Я не вижу, в чем тут Моя ошибка».
«Вот в чем: Ты знаешь, кто такие эти фарисеи, сколько у них в голове придирок, как они за Тобой наблюдают, как на Тебя клевещут, как Тебя ненавидят. Один из них в Капернауме был у Тебя в друзьях, и это был Симон. А Ты зовешь в его дом блудницу, чтобы осквернить дом и вызвать возмущение у Своего друга Симона».
«Я не звал ее. Она пришла сама. И это была не блудница. Это была кающаяся, что многое меняет. Если они не брезговали приближаться к ней раньше и постоянно вожделеть ее, даже в Моем присутствии, то и теперь, когда она уже не плоть, а душа, они не должны были испытывать отвращения, видя, как она вошла, чтобы упасть на колени у Моих ног и плакать, обвиняя себя, унижая себя в той смиренной публичной исповеди, которую представляли собой те рыдания. Дом фарисея Симона был освящен великим чудом: воскресением души. Пять дней тому назад на площади Капернаума он спрашивал у Меня: „Ты совершил только одно это чудо?“ и сам же отвечал: „Конечно, нет“, испытывая большое желание увидеть какое-нибудь чудо. Я дал ему чудо. Выбрал его в качестве свидетеля, в качестве паранимфа этой помолвки души с Благодатью. Он должен этим гордиться».
«А он, наоборот, этим возмущен. Возможно, Ты потерял друга».
«Я обрел душу. Стóит потерять человека с его дружбой, с его жалкой человеческой дружбой, лишь бы чьей-нибудь душе вернуть дружбу с Богом».
«Напрасно. С Тобой не добьешься понимания со стороны людей. Мы на Земле, Учитель! Помни это. И здесь действуют земные законы и представления. Ты поступаешь по принципам Неба, перемещаешься по Своему Небу, которое у Тебя в сердце, видишь всё в свете Неба. Бедный мой Учитель! Как же Ты совершенно неприспособлен жить среди нас, порочных! – Иуда Искариот изумленно и сокрушенно обнимает Его и заключает: – И меня огорчает, что Своей излишней безупречностью Ты создаешь Себе стольких врагов».
«Не огорчайся по этому поводу, Иуда. Написано, что так будет. Но откуда ты знаешь, что Симон обижен?»
«Он не сказал, что обижен. Но мне и Фоме он дал понять, что этого делать не следовало. Тебе не нужно было приглашать ее в его дом, куда входят только порядочные люди».
«Ладно! Давайте не будем про порядочность тех, кто ходит к Симону», – говорит Петр.
А Матфей: «Могу сказать, что блудницы не раз увлажняли своим пóтом полы, столы и прочее в доме фарисея Симона».
«Но не прилюдно же», – возражает Искариот.
«Нет. Ханжески это скрывая».
«Видишь, это другое дело».
«И так же одно дело, когда блудница приходит и говорит: „Я оставляю свой постыдный грех“, а другое – когда она приходит и говорит: „Вот, я пришла к тебе, чтобы вместе согрешить“».
«Матфей прав», – соглашаются все.
«Да, он прав. Но они не рассуждают так, как мы. И нужно прийти к соглашению с ними, приспособиться к ним, чтобы подружиться».
«Вот это никогда, Иуда. Относительно истины, честности и нравственного поведения не может быть никакого соглашательства и приспособленчества, – громогласно говорит Иисус. И подытоживает: – В конце концов Я знаю, что действовал правильно и во благо, и всё тут. 4 Идемте отпустим этих уставших».
И Он идет к тем рассредоточенным под деревьями людям, что направляют на Него свои взоры в томительном ожидании Его услышать.
«Мир всем вам, преодолевшим много стадий на солнцепеке, чтобы услышать Благую Весть.
Истинно говорю вам, что вы в самом деле начинаете осознавать, чтó такое есть Царство Божье, насколько драгоценно им обладать и блаженно ему принадлежать. И для вас, в отличие от других, никакая тяжесть усилий не имеет значения, поскольку в вас главенствует душа, которая говорит плоти: „Радуйся, что я тебя притесняю. Я делаю это ради твоего же блаженства. Когда ты воссоединишься со мной после окончательного воскресения, ты возлюбишь меня за все то, в чем я тебя ущемляла, и увидишь во мне своего второго спасителя“. Разве не так говорит ваш дух? Именно так!
Пока вы основываете свои действия на поучениях из Моих давешних притч. Но сейчас Я дам вам еще больше света, чтобы вы еще сильнее влюбились в это Царство, которое ждет вас, и ценность которого не поддается измерению.
Слушайте. Один человек, пойдя по случаю в поле набрать перегноя, чтобы отнести его в свой огород, во время утомительного перекапывания черствой земли под несколькими ее слоями обнаруживает залежи драгоценного металла. Что же тогда делает тот человек? Снова забрасывает землей сделанную находку. Его не волнует лишняя работа, потому что находка того заслуживает. А потом он идет к себе домой, выскребает все, что скопил из денег или вещей, а эти последние продает, чтобы собрать побольше денег. Затем идет к хозяину поля и говорит:
„Мне нравится твое поле. Сколько ты за него хочешь?“
„Но я его не продаю“, – говорит второй.
Однако тот предлагает ему все бóльшие и бóльшие суммы, несоразмерные стоимости поля, и наконец убеждает хозяина, который рассуждает: „Этот человек – сумасшедший! Но раз уж это так, я этим воспользуюсь. Возьму ту сумму, которую он мне предлагает. Это не ростовщичество, поскольку он сам хочет мне ее отдать. На нее я куплю себе по крайней мере три других поля, и еще получше“, и осуществляет продажу, уверенный, что провернул блестящую сделку. Но на самом деле блестящую сделку совершает другой, ведь он лишается вещей, которые могут быть похищены вором или потеряны, или изношены, а приобретает сокровище, которое неистощимо, так как оно подлинное, природное. Так что он вполне может пожертвовать всем, что имеет, ради такого приобретения, оставшись на некоторое время обладателем одного только поля, но в действительности навсегда овладевая спрятанным в нем сокровищем.
Вы это поняли – вот и поступайте, как человек из притчи. Оставьте мимолетные богатства ради обладания Небесным Царством. Продайте их мирским глупцам, уступите их им, соглашаясь быть за это осмеянными, ибо в глазах мира сего это выглядит глупым поведением. Поступайте так все время, и ваш Небесный Отец, ликуя, однажды даст вам ваше место в Царстве.
Возвращайтесь в свои дома, пока не наступила суббота, и в день Господа подумайте над притчей о сокровище, которое есть Царство Небесное. Мир да пребудет с вами».
5 Народ медленно расходится по дорогам и тропинкам этой местности, тогда как Иисус на фоне наступающего вечера идет к повороту на Капернаум.
И достигает его уже глубокой ночью. В молчании они пересекают безмолвный город при свете луны, этом единственном освещении темных и плохо вымощенных переулков. Так же тихо входят в огородик сбоку от дома, думая, что все спят. Однако в кухне горит свет, и три подвижные от колышущегося пламени тени падают на белую стенку рядом стоящей печи.
«Там Тебя ждут, Учитель. Но так не может продолжаться! Сейчас пойду и скажу, что Ты слишком уставший. Иди пока на террасу».
«Нет, Симон. Я пойду на кухню. Если Фома оставил этих людей, значит были серьезные причины».
А тем временем находящиеся внутри услышали их шепот, и Фома, хозяин дома, выходит на порог.
«Учитель, там та самая дама. Ждет Тебя со вчерашнего заката. Она со слугой, – и дальше вполголоса: – Она очень взволнована. Плачет без перерыва…»
«Ладно. Скажи ей идти наверх. Где она ночевала?»
«Она не хотела спать. Но в конце концов на несколько часов, ближе к рассвету, удалилась в мою комнату. Слуга заставил ее уснуть на одной из ваших постелей».
«Хорошо. Поспит и этой ночью. А ты спи на Моей постели».
«Нет, Учитель. Я пойду на террасу, на циновки. Все равно высплюсь».
6 Иисус поднимается на террасу. А вот и Марфа, она тоже поднимается.
«Мир тебе, Марфа».
В ответ – рыдания.
«Опять плачешь? Но разве ты не счастлива?»
Марфа отрицательно качает головой.
«Но почему же?» …
Долгая пауза, наполненная рыданиями. Наконец, со стоном: «Уже много вечеров, как Мария не возвращалась. И ее никак не найти. Ни я, ни Марцелла, ни ее кормилица не можем ее найти… Она заказала повозку и уехала. Вся пышно одетая… О! она не захотела снова надеть мою одежду!.. Не полуголая (у нее есть и такие наряды), но и в этом она была весьма вызывающа… И взяла с собой золотые украшения и благовония… и больше не возвращалась. Отпустила слугу у первых домов Капернаума, сказав: „Вернусь с другим провожатым“. Но больше не вернулась. Она нас обманула! Либо почувствовала себя одинокой, может быть, испытала искушение… либо с ней случилось что-то нехорошее… Больше она не вернулась…» И Марфа падает на колени и плачет, уронив голову на руку, положенную на груду пустых мешков.
Иисус смотрит на нее и говорит медленно и уверенно, и повелительно: «Не плачь. Мария приходила ко Мне три дня назад. Умастила Мне ноги, положила к Моим ногам все свои украшения. Таким образом она посвятила себя, и навсегда, заняв место среди Моих учениц. Не поноси ее в своем сердце. Она превзошла тебя».
«Но где, где тогда моя сестра? – кричит Марфа, поднимая расстроенное лицо. – Почему она не вернулась домой? А вдруг на нее напали? А вдруг она взяла лодку и утонула? Или же ее похитил какой-нибудь отвергнутый любовник? О, Мария! Моя Мария! Я нашла ее и сразу потеряла!» Марфа действительно вне себя. Она уже не соображает, что те, кто внизу, могут ее услышать. Уже не соображает, что Иисус может сказать ей, где ее сестра. Она предается отчаянию, ни о чем не думая.
7 Иисус берет ее за запястья и понуждает не шевелиться и слушать Его, возвышаясь над ней Своей высокой фигурой и подчиняя Своим магнетическим взглядом. «Хватит! Я хочу, чтобы ты верила Моим словам. Хочу от тебя великодушия. Ты поняла? – Он не отпускает ее до тех пор, пока Марфа несколько не успокаивается. – Твоя сестра ушла, чтобы вкусить свою радость, окунувшись в святое одиночество, поскольку в ней есть сверхчувствительная стыдливость, свойственная кающимся. Я говорил тебе об этом заранее. Она не в силах вынести любящего, но пытливого взгляда родственников на ее новое одеяние невесты Благодати. А то, что Я говорю, всегда истинно. Ты должна Мне верить».
«Да, Господь, да. Но моя Мария слишком, слишком долго принадлежала демону. Он тут же вернул ее себе, он…»
«Он мстит тебе за потерянную навсегда добычу. Неужели же Я теперь должен смотреть, как ты, сильная женщина, становишься его добычей вследствие безумного и беспричинного страха? Должен смотреть, как из-за нее, которая теперь верит в Меня, ты теряешь свою замечательную веру, которую Я всегда в тебе признавал? Марфа! Посмотри на Меня внимательно. Послушай Меня. Не слушай Сатану. Разве не знаешь, что когда он вынужден упустить свою жертву в результате Божьей победы над ним, он – этот неутомимый мучитель живых существ, этот неутомимый похититель Божьих прав – сразу же бросается на поиски новых жертв? Разве ты не знаешь, что именно мучения третьей стороны, которая сопротивляется его нападкам, будучи благой и верной, именно они упрочивают исцеление чьего-то духа? Разве ты не знаешь, что во всем, что происходит и существует в тварном мире, ничто не бывает разрозненным, но все следует вечному закону причинно-следственных связей, благодаря которому деяние одного имеет самые широкие естественные и сверхъестественные последствия? 8 Ты здесь плачешь, ты здесь испытываешь жестокие сомнения и остаешься верной своему Христу даже в этот сумрачный час. А там, в близлежащем и неведомом тебе месте, Мария ощущает, как рассеиваются ее последние сомнения в беспредельности полученного прощения, и ее слезы претворяются в улыбку, а ее тени становятся светом. Именно твоя мука повела ее туда, где покой, туда, где возрождаются души возле непорочной Родительницы, возле Той, кто до такой степени обладает Жизнью, что сумела подарить миру Христа, который и есть сама Жизнь. Твоя сестра у Моей Матери. О, она не первая, кто спускает паруса в той тихой гавани после того, как ласковый луч живой Звезды, Марии, призвал ее к этому лону любви благодаря молчаливой и деятельной любви Ее Сына! Твоя сестра в Назарете».
«Но как она туда пошла, если она незнакома с Твоей Матерью, с Твоим домом?.. Одна… ночью… Вот так… Без средств… В той одежде… Такой долгий путь… Как?»
«Как? Как утомленная ласточка летит к родному гнезду, пересекая моря и горы, преодолевая бури, туманы и противные ветры. Как ласточки отправляются в места зимовки. Ориентируясь на ведущий их инстинкт, на манящее их тепло, на зовущее их солнце. Так и она поспешила вослед зовущему лучу света… к Матери всех. И мы увидим, как она вернется на рассвете, счастливая… навсегда вышедшая из своей тьмы, рядом с матерью, с Моей Матерью, чтобы уже никогда не быть сиротой. Можешь ли ты в это поверить?»
«Да, мой Господь».
Марфа как будто зачарована. И правда, Иисус был настоящим повелителем. Рослый, возвышающийся и все-таки слегка согнутый над коленопреклоненной Марфой, Он говорил неторопливо, но проникновенно, словно вливая самого Себя в смятенную ученицу. Нечасто я видела Его таким властным, когда бы Он так убеждал словом Своего слушателя. Но зато в конце – какой свет, какая улыбка появляется на Его лице! В ответ на лице Марфы тоже появляется улыбка, и оно озаряется более умеренным светом.
«А теперь ступай отдыхать. С миром».
Марфа целует Его ладони и, успокоенная, спускается вниз…