Рене Госинни
Глупости маленького Николя
Маленький Николя –
Рене Госинни
Глупости маленького Николя
Перевод с французского Сони Бильской
ЗА НАМИ НАДЗИРАЕТ МЕСЬЕ МУШАБЬЕР
Утром на перемене, пока мы не вышли из строя во дворе, наш классный надзиратель Бульон сказал:
– Всем глаза на меня! Я должен поработать в кабинете месье директора. Поэтому надзирать за вами будет месье Мушабьер. Окажите мне любезность – будьте послушны и не сведите его с ума. Ясно? – Бульон хлопнул месье Мушабьера по плечу: – Смелее, малыш Мушабьер! – И ушел.
Месье Мушабьер посмотрел на нас круглыми глазами и пропищал:
– Разойтись!
Месье Мушабьер – наш новый надзиратель, мы пока не придумали ему смешного прозвища. Он намного моложе Бульона – наверное, сам недавно ходил в школу, а сегодня впервые присматривает за нами на перемене.
– Во что играем? – спросил я.
– В самолеты? – предложил Эд.
Мы не знали, как в это играть, и Эд объяснил:
– Делимся на две команды – наши и не наши, – и мы самолеты. Расставляем руки в стороны, бежим, кричим «врррр», а не нашим ставим подножки. Если упал – самолет сбит, и ты проиграл.
Мы решили, что это классная игра, – тем более, за нее нам вряд ли попадет.
Хорошо, – сказал Эд, – я буду главным у наших, капитаном Уильямом, я видел его в кино, он там хохотал и сбивал всех врагов – тррра‑та‑тах, – а потом его самого подло сбили, но это не так страшно, его кладут в больницу, я тоже лежал в больнице с аппендицитом, и он выздоравливает, и опять летит сбивать других врагов – и вот победа! Очень классное кино!
Я, – сказал Максан, – буду Гинемером, он самый сильный.
А я, – сказал Клотэр, – буду Мишелем Танги, я на уроке в журнале «Пилот» про него читал – он всегда попадает в аварии, но остается в живых, потому что хорошо управляет самолетом, и у него классная форма.
Я буду Баффало Билл, – сказал Жеофруа.
– Баффало Билл не летчик, это ковбой, идиот! – сказал Эд.
– А что, ковбой не может стать летчиком? – ответил Жеофруа. – Ну‑ка повтори, что ты сказал!
– Что я сказал? А что я сказал? – спросил Эд.
– Про идиота, – ответил Жеофруа.
– Ах да! – сказал Эд. – Ты – идиот.
И началась драка. Но прибежал месье Мушабьер и отправил их в угол. Тогда Эд и Жеофруа расставили руки в стороны и полетели туда, крича «врррррр».
– Я прилетел раньше тебя, Баффало Билл! – закричал Эд. Месье Мушабьер посмотрел на них и почесал затылок.
– Парни, – сказал я, – если мы будем драться, как всегда, не хватит времени поиграть.
– Ты прав, – сказал Жоаким. – Давайте разделимся на наших и не наших – и начнем.
Но, как водится, не нашим быть никто никогда не хочет.
– Ладно, все будем нашими, – сказал Руфус.
– Как же мы будем сбивать наших? – спросил Клотэр.
– А почему бы и нет? – сказал Максан. – Будут наши и не совсем наши. Альсест, Николя и Клотэр будут не совсем наши, а я, Руфус, Жоаким – наши. От винта!
И Руфус, Жоаким и Максан вытянули руки и побежали, крича «врррр», а Максан, который свистел и бегал быстрее всех, был реактивный самолет. Клотэр, Альсест и я были против: что это такое, в конце концов! Вечно Максан нами командует.
И мы решили никуда не лететь, поэтому Максан, Руфус и Жоаким вернулись и стали кружить возле нас с вытянутыми руками и кричать «врррр», «врррр», «врррр».
– Ну что, парни, – сказал Максан, – вы летите или нет?
– Нам не нравится быть не нашими, – сказал я.
– Да ладно вам, парни, – сказал Руфус. – Перемена скоро закончится, и мы из‑за вас не поиграем!
– Ну, – сказал Клотэр, – мы согласны, если не совсем наши – это вы.
– Шутишь? – сказал Максан.
– А вот сам увидишь! – закричал Клотэр и погнался за Максаном, который вытянул руки и со свистом улетел.
Тогда Клотэр тоже вытянул руки, закричал «врррр» и «тррра‑та‑тах», но поймать Максана было нелегко: он был реактивным самолетом с очень длинными ногами и большими грязными коленками. Как и Клотэр, Руфус и Жоаким тоже вытянули руки и полетели за мной.
– Гинемер вызывает контрольную башню, Гинемер вызывает контрольную башню, – кричал Руфус, – я держу одного на прицеле. Врррр!
– Гинемер – это я! – закричал Максан и, свистя, пробежал перед нами; его преследовал Клотэр, который кричал «тррра‑та‑тах», но никак не мог поймать.
Альсест в своем углу бегал по кругу с одной вытянутой рукой – «врррум‑врррум», – потому что в другой у него был бутерброд с вареньем. Наказанные Эд и Жоаким у себя в углу, вытянув руки в стороны, пытались ставить друг другу подножки.
– Ты сбит, – закричал Клотэр Максану, – я стреляю в тебя из пулемета, тррра‑та‑тах, ты должен падать, как во вчерашнем фильме!
– Нет, месье, – сказал Максан, – ты промазал, я выставляю радары!
Максан на бегу повернулся, пытаясь выставить радары против Клотэра, и – бум, столкнулся с месье Мушабьером.
– Осторожней, – сказал месье Мушабьер. – А вы все – подойдите‑ка сюда.
Мы подошли, и месье Мушабьер сказал:
– Я тут за вами наблюдаю. Чем это вы занимаетесь?
– Чем занимаемся, месье? – переспросил я.
– Этим, – сказал месье Мушабьер. Он расставил руки в стороны и тоже полетел, свистя и крича «врррр» и «тррра‑та‑тах», – как вдруг остановился перед Бульоном и директором: те вышли во двор и смотрели на него, не веря своим глазам.
– Я говорил, месье директор, я за него волнуюсь, – сказал Бульон. – По‑моему, он еще не дозрел.
Директор взял месье Мушабьера за вытянутую руку и произнес:
– Приземляйтесь, малыш, поговорим. Ничего страшного.
На следующей перемене за нами надзирал Бульон. Месье Мушабьер отсиживался у медсестры. Жаль, конечно, потому что мы стали играть в подводные лодки и поднимали руки, как перископы, – но тут Бульон отправил нас всех в угол. А ведь мы даже не открыли огонь торпедами!
ПАФ!
Перевод с французского Сони Бильской
В четверг меня оставили после уроков из‑за петарды.
Мы сидели тихо, слушали про множество притоков Сены, и в тот миг, когда учительница повернулась к нам спиной показать Сену на карте, – ПАФ! – взорвалась петарда.
Дверь в класс открылась, и зашел директор.
– В чем дело? – спросил он.
– Кто‑то взорвал петарду, – ответила учительница.
– Ага‑а‑а! – сказал директор. – Ну хорошо! Виновник должен сознаться, иначе весь класс останется в четверг после уроков!
Он скрестил руки и подождал, но никто не сознался. Потом встал Руфус.
– Месье, – сказал он.
– Да, малыш? – ответил директор.
– Это Жеофруа, месье, – сказал Руфус.
– Ты что, больной? – спросил Жеофруа.
– Я не собираюсь оставаться после уроков, потому что тебе нравится играть с петардами! – закричал Руфус.
И они подрались.
Мы все страшно зашумели, а директор стучал кулаками по столу и кричал:
– Тихо! – Потом немного успокоился. – Если так, – сказал он, – и никто не хочет сознаваться, в четверг весь класс останется после уроков!
И директор ушел. Любимчик учительницы Аньян стал кататься по полу, плакать и кричать, что так нечестно, он не останется после уроков, будет жаловаться родителям и вообще поменяет школу. Самое смешное – мы так и не узнали, кто же взорвал петарду.
В четверг после обеда нам было не до смеха. Аньян оставался после уроков впервые, поэтому икал и плакал. Во дворе школы нас ждал Бульон. Это наш классный надзиратель. Мы так его зовем, потому что он все время повторяет: «Всем глаза на меня», а в бульоне тоже есть глаза – такие же кружочки. Это старшеклассники придумали.
– В ряд, раз‑два, раз‑два! – приказал Бульон. И мы пошли за ним.
В классе мы расселись по местам и Бульон сказал:
– Всем глаза на меня! Я сегодня здесь остался по вашей вине. Предупреждаю – я не потерплю недисциплинированности! Ясно?
Мы ничего не ответили, потому что это было не смешно. Бульон продолжал:
– Вы напишете триста раз: «Взрывать петарды в классе и покрывать виновного недопустимо».
И тут мы все встали, потому что в класс вошел директор.
– Итак, – спросил директор, – как поживают наши любители взрывчатки?
– Хорошо, месье директор, – ответил Бульон. – Я задал им триста строк, как вы и решили.
– Прекрасно, прекрасно! – сказал директор. – И пока не напишут, никто отсюда не выйдет. Будут знать.
Директор подмигнул Бульону и вышел.
Наш классный надзиратель тяжело вздохнул и посмотрел в окно; там сияло солнце.
Аньян опять заплакал. Бульон рассердился и сказал, что если он не прекратит эту канитель, ему только хуже будет, но Аньян стал кататься по полу и причитать, что его никто не любит; лицо его посинело.
Бульон схватил Аньяна в охапку и выбежал из класса. Его долго не было, и Эд сказал:
– Пойду посмотрю, что там.
И они с Жоакимом вышли. Тут вернулись Бульон с Аньяном. Аньян, похоже, успокоился, но время от времени шмыгал носом. Без единого слова он принялся писать. Вскоре вернулись Эд и Жоаким.
– А‑а, вот вы где, – сказал Эд Бульону. – А мы вас везде искали.
Бульон покраснел от злости.
– Мне надоели ваши глупости! – закричал он. – Вы слышали, что́ сказал месье директор, поэтому пишите быстрее, иначе мы останемся здесь ночевать!
– А как же ужин? – спросил Альсест – мой толстый друг и любитель поесть.
– Мама не разрешает мне возвращаться поздно, – объяснил я.
– По‑моему, если бы строк было меньше, мы бы закончили раньше, – сказал Жоаким.
– И слова бы покороче, – сказал Клотэр. – Я вот не знаю, как писать «недопустимо».
– А я пишу его с двумя «с», – сказал Эд.
Руфус засмеялся. Все опять зашумели, а Бульон принялся стучать кулаком по столу.
– Не теряйте времени! – закричал он. – Пишите быстрее!
От нетерпения Бульон принялся ходить по классу. Время от времени он останавливался перед окном и тяжело вздыхал.
– Месье! – сказал Максан.
– Тихо! Чтоб я вас не слышал! Ни слова! Ни единого! – закричал Бульон.
Теперь в классе раздавались только скрип перьев по бумаге, вздохи Бульона и шмыганье Аньяна.
Аньян закончил первым и отнес листки Бульону. Тот очень обрадовался. Потрепал Аньяна по голове и сказал, что нам всем надо брать пример с товарища. Один за другим мы заканчивали и отдавали наши листки Бульону. Оставался только Максан, но он не писал.
– Мы вас ждем, мой мальчик! – закричал Бульон. – Почему вы не пишете?
– У меня кончились чернила, месье, – сказал Максан.
Глаза Бульона округлились.
– И почему вы меня не предупредили? – спросил он.
– Я пытался, месье, но вы мне велели замолчать, – ответил Максан.
Бульон прикрыл лицо рукой и попросил нас дать Максану чернил. Тот принялся старательно писать. Он очень силен в чистописании.
– Сколько строк вы уже сделали? – спросил Бульон.
– Двадцать три, сейчас начну двадцать четвертую, – ответил Максан. Бульон на мгновенье задумался, потом взял листок Максана, сел за стол, взял ручку и у нас на глазах с бешеной скоростью зачиркал по бумаге.
Он был очень доволен собой, когда закончил.
– Аньян, – сказал Бульон, – идите передайте месье директору, что наказание выполнено.
Когда директор вошел, Бульон отдал ему листки.
– Очень хорошо, очень хорошо, – сказал директор. – Надеюсь, это послужило вам уроком. Вы свободны.
И тут – ПАФ! – в классе взорвалась петарда, и нас опять оставили в четверг после уроков.
БОЙКОТ
На географии учительница вызвала меня к доске и попросила назвать главный город департамента Па‑де‑Калэ. Я не знал, и тогда Жеофруа, сидевший на первой парте, подсказал мне:
– Марсель, – и я ответил:
– Марсель, – но это было неправильно, и учительница поставила мне «два».
Выйдя из школы, я схватил Жеофруа за портфель, и все нас тотчас окружили.
– Ты зачем неправильно мне подсказал? – спросил я Жеофруа.
– Хотел посмеяться, – ответил Жеофруа. – У тебя был дурацкий вид, когда учительница поставила тебе «два».
– Подло так подсказывать, – сказал Альсест. – Так же плохо, как воровать еду у друга!
– Да, это не очень хорошо, – сказал Жоаким.
– Оставьте меня в покое! – закричал Жеофруа. – Во‑первых, вы все дураки, во‑вторых, у моего папы денег больше, чем у всех ваших пап, а в‑третьих, я вас нисколечки не боюсь! – И Жеофруа ушел.
Нам это не понравилось.
– Что мы ему сделали? – спросил я.
– Он вообще меня раздражает, – сказал Максан.
– Ну да, – сказал Жоаким, – Один раз он меня обыграл в шарики.
– Давайте все на него набросимся завтра на перемене? Дадим ему по носу! – сказал Эд.
– Нет, – сказал я. – Нас Бульон накажет.
– Я придумал, – сказал Руфус. – А если мы ему объявим бойкот?
Это была классная мысль. Я не знаю, известно ли вам, что такое бойкот: это когда с кем‑нибудь никто не разговаривает, чтобы показать, что все на него обиделись. Мы не будем с ним разговаривать, сделаем вид, как будто его нет. Так ему и надо, этому Жеофруа, пусть знает – нет, ну в конце‑то концов. Все на это согласились, особенно Клотэр: он считал, что если друзья станут плохо подсказывать, останется только учить правила.
Поэтому сегодня я пришел в школу с большим желанием не разговаривать с Жеофруа.
Все были в сборе и ждали Жеофруа. Тот появился с большим пакетом подмышкой.
– Жеофруа, – сказал я, – мы объявляем тебе бойкот.
– Я думал, что мы не будем с ним разговаривать, – сказал Клотэр.
– Ну ведь ему же надо сказать, что мы с ним больше не разговариваем, – сказал я.
– И потом на перемене, – сказал Руфус, – мы не станем с тобой играть.
– Подумаешь! – ответил Жеофруа. – Ну и не надо, мне и с пакетом неплохо.
– А что там? – спросил Альсест.
– Альсест, – сказал я, – мы же с ним не разговариваем!
– Да, и первый, кто с ним заговорит, получит от меня по носу! – заявил Эд.
– Правильно, – сказал Клотэр.
На уроке мы и начали – и это было классно. Жеофруа попросил у Эда точилку, которая похожа на самолет, но Эд даже не посмотрел на Жеофруа – только взял точилку и начал кружить ее в воздухе. При этом он тихо урчал «рррррр», а потом приземлил ее на парту. Мы все засмеялись – так Жеофруа и надо. Правда, учительница наказала Эда – велела написать ему сто раз: «Я не должен играть с точилкой на арифметике, потому что это отвлекает меня от урока и смешит моих друзей, которых тоже накажут, если они не прекратят шуметь».
А потом зазвонил звонок на перемену, и мы спустились во двор. Там все стали бегать и кричать:
– Эй! Давайте играть! – и смотрели на Жеофруа, который остался один, злиться. Он спустился со своим пакетом, открыл его и вытащил пожарную машину – всю красную, с лестницей и колокольчиком. Мы бегали, кричали и смеялись, потому что мы все – добрые друзья и всегда веселимся. Как вдруг Альсест пошел смотреть машину Жеофруа.
– Что ты делаешь, Альсест? – спросил Руфус.
– Да ничего, – ответил тот. – Смотрю машину Жеофруа.
– Нельзя смотреть машину Жеофруа, – сказал Руфус. – Мы его знать не знаем!
– Я же с ним не разговариваю, идиот, – сказал Альсест. – Я смотрю его машину. Я же не спрашиваю у тебя разрешения посмотреть его машину, а?
– Если ты не отойдешь, – сказал Руфус, – мы и тебе объявим бойкот!
– Да кто ты такой? Нет, ты что себе воображаешь? – закричал Альсест.
– Эй, парни, – сказал Руфус. – Бойкот Альсесту!
Мне так не понравилось, потому что Альсест – мой друг, и не разговаривать с ним – неправильно. Альсест так и стоял, разглядывал машину Жеофруа и доедал первую из трех булочек с маслом, которые у него припасены для перемен.
Клотэр подошел к Альсесту и спросил:
– Лестница у машины двигается?
– Клотэру бойкот! – закричал Руфус.
– Ты что, с ума сошел? – спросил Клотэр.
– И вообще, – сказал Эд, – если мы с Клотэром хотим посмотреть машину Жеофруа, ты лучше помалкивай, Руфус.
– Ну и ладно, – сказал Руфус. – Всем, кто пойдет с ними, – бойкот. Правда, парни?
Парни – Жоаким, Максан и я – сказали, что Руфус прав и все остальные нам теперь не друзья, а потом стали играть в полицейских и воришек, но втроем это было не так весело. Нас осталось только трое, потому что Максан пошел с остальными смотреть машину Жеофруа. Интересно, что фары у нее зажигались, как в папиной машине, а когда трогали колокольчик, он звонил «динь‑динь».
– Николя! – закричал Руфус. – Иди к нам играть. А то мы и тебе объявим бойкот… О‑о! Вот это да! Как быстро ездит. – И Руфус наклонился посмотреть, как у пожарной машины крутятся колеса.
Бойкот не объявили только Жоакиму. Он бегал по двору и кричал:
– Ловите меня, парни, ловите!
А потом ему надоело одному играть в полицейского и воришку, и он пришел к нам. Мы все уже собрались вокруг машины Жеофруа, и я подумал, что мы, наверное, были как‑то неправы. В конце концов, Жеофруа – мой друг.
– Жеофруа, – сказал я. – Я тебя прощаю. Я снимаю с тебя бойкот. Можешь играть с нами. Давай так: я буду стоять здесь, а ты мне будешь пускать машину.
– А я, – сказал Альсест, – я буду делать вид, что загорелось по‑настоящему.
– А я, – сказал Руфус, – я тогда подниму лестницу.
– Давайте скорее, а то перемена закончится! – закричал Эд.
В общем, мы так и не смогли поиграть с машиной Жеофруа. Ужасная несправедливость: Жеофруа всем нам объявил бойкот.
КРЕПОСТЬ
В воскресенье после обеда Клотэр и Альсест пришли поиграть ко мне домой. Клотэр принес оловянных солдатиков, а Альсест – футбольный мяч, который у него забрала учительница в конце прошлой четверти, и четыре бутерброда с вареньем. Бутерброды он принес для себя, чтобы продержаться до полдника.
Солнце жарило вовсю, и папа разрешил нам поиграть в саду, но добавил, что очень устал, и лучше бы мы ему не мешали отдыхать. Он расположился с газетой в шезлонге перед бегониями.
Я спросил у папы, можно ли взять в гараже старые картонные коробки.
– Зачем? – спросил папа.
– Построить крепость для солдатиков Клотэра, – объяснил я.
– Ладно, – сказал папа. – Только не шумите и не устраивайте беспорядок.
Я сходил за коробками и мы начали ставить их друг на друга. Папа читал газету.
– Послушайте, – вдруг сказал он. – Что‑то крепость у вас не очень красивая.
– Ну, – ответил я. – Получается вот такая.
– Хоть бы окна и двери сделали, – сказал папа.
Альсест что‑то пробубнил. Рот у него был набит бутербродом.
– Ты что‑то сказал? – спросил папа.
– Он сказал: из чего вы хотите, чтоб мы сделали окна и двери? – объяснил Клотэр. Альсест кивнул.
– Я вот думаю: как люди его понимают, если тебя нет рядом? – насмешливо сказал папа. – Вообще‑то двери и окна делать проще простого. Николя! Сходи к маме и попроси у нее ножницы. Скажи, что я тебя послал.
Я побежал к маме, и она мне дала ножницы, но предупредила, чтоб я был осторожен и не поранился.
– Она права, – сказал папа, когда я вернулся в сад. – Дай‑ка я сам это сделаю.
И папа встал с шезлонга, взял самую большую коробку и ножницами вырезал дверь и окна. Очень классно получилось!
– Вот, – сказал папа. – Так лучше, правда? Теперь из другой коробки мы сделаем башни.
И папа стал резать картон другой коробки. Вдруг он закричал. Сунул в рот порезанный палец, но отказался, когда я предложил позвать маму на помощь. Обмотав палец салфеткой, он резал дальше. Видно было, что ему это очень нравится.
– Николя, – сказал он, – сходи‑ка за клеем, он лежит в ящике моего стола.
Я принес клей, и папа сделал из картона трубы, потом приклеил их к коробке – и правда стало похоже на башни.
– Замечательно, – сказал папа. – Башни мы приклеим по углам… Вот так… Альсест, не трогай, у тебя руки в варенье!
Альсест что‑то ответил – только я не знаю, что. Потому что Клотэр не захотел этого переводить. Но папе было все равно. Он не обращал ни на кого внимания, потому что его волновала только поддержка башен. Папе было жарко. Он обливался потом.
– Знаете, что надо сделать? – сказал папа. – Нужно вырезать амбразуры. Без амбразур крепость – не крепость.
Папа карандашом нарисовал зубцы и, высунув кончик языка, стал их вырезать. Крепость получалась что надо!
– Николя, – сказал папа. – Во втором слева ящике комода лежит бумага, и еще прихвати цветные карандаши.
Когда я вернулся в сад, папа ползал по земле перед крепостью – весь в работе, – а Клотэр и Альсест сидели в шезлонге и смотрели на него.
– Для башен мы сделаем купола, – объяснял папа. – А главную башню вырежем из бумаги. И все раскрасим цветными карандашами…
– Мне раскрашивать? – спросил я.
– Нет, – ответил папа. – Я лучше сам. Если вы хотите, чтобы крепость была хоть на что‑то похожа, нужно все делать с умением. Я вам скажу, когда надо помогать. Вот что! Найдите‑ка мне веточку. Это будет флагшток.
Когда мы нашли ему веточку, он вырезал бумажный квадратик и приклеил его на ветку, сказав, что это будет флаг. Его папа раскрасил синим и красным, а середину оставил белой, как полагается у флагов. Это было очень красиво.
– Альсест спрашивает, готова крепость? – сказал Клотэр.
– Скажи, что пока нет, – ответил папа. – Хорошая работа требует времени. Нужно делать все не как курица лапой. Вы лучше не мешайте мне, а учитесь – и тогда в следующий раз у вас тоже получится.
Тут в дверях показалась мама и закричала:
– Полдник готов – за стол!
– Пошли! – сказал Альсест, который уже доел бутерброды.
И мы побежали домой. Папа закричал нам вслед, что нужно осторожней, потому что Клотэр чуть не развалил башню, это возмутительно – быть таким неуклюжим.
Когда мы вошли в гостиную, мама велела позвать папу, чтобы он тоже с нами поел. Но тот попросил передать маме, что он очень занят и чай пить не будет, а придет попозже, когда закончит.
Мама подала нам очень вкусный полдник. Шоколад, булочки и клубничное варенье. Альсест был на седьмом небе от счастья – он любит клубничное варенье, все остальные варенья – тоже. Пока мы уплетали полдник за обе щеки, папа несколько раз заходил в дом – взять иголку и нитку, еще один тюбик клея, черные чернила и маленький ножик с кухни, который очень хорошо режет.
После полдника я отвел друзей к себе в комнату, показать им новые машинки, которые мне купили. Когда вошел папа, мы гоняли их между столом и кроватью.
Вся папина рубашка была грязной, на щеке красовалось чернильное пятно, два пальца обмотаны пластырем, а пот лился с него ручьями.
– Пошли, парни, крепость готова, – сказал папа.
– Какая крепость? – спросил Клотэр.
– Ты что, забыл? Крепость! – сказал я.
– Ах да, крепость! – сказал Альсест.
И мы пошли за папой, который уверял нас, что мы увидим замечательную крепость, мы никогда не видели ничего подобного и сможем хорошенько поиграть. Проходя мимо гостиной, папа и маму позвал смотреть.
Ох, какая это была классная крепость! Как настоящая – почти такая же, как в игрушечном магазине. Там были флагшток, подъемный мост, как в фильмах про старинных рыцарей по телевизору, а возле амбразур папа поставил солдатиков Клотэра, как будто они охраняли башню. Папа был очень горд. Он смеялся, обняв маму, и она тоже смеялась, а я был рад, что они смеются.
– Ну вот, – сказал папа. – По‑моему, я хорошо постарался, не так ли? Я заслужил отдых, так что сейчас пойду и лягу в шезлонг, а вы поиграйте пока с вашей замечательной крепостью.
– Класс! – сказал Клотэр. – Альсест, тащи мяч!
– Мяч? – спросил папа.
– В атаку! – закричал я.
– Бомбардировка начинается! – закричал Альсест.
И трах! тарарах! тахтах! Тремя ударами мяча и несколькими пинками мы разрушили крепость и выиграли сражение!
ЦИРК
Это было потрясающе! В четверг после обеда весь класс пошел в цирк. Мы очень удивились, когда директор объявил, что в цирк приглашают всего один класс из школы, и этот класс – наш. Обычно в четверг после обеда наш класс приглашают совсем не в цирк. Я только удивился, что у учительницы было такое лицо, будто она сейчас расплачется. Хотя ее тоже пригласили – ведь это она должна была нас туда вести.
В автобусе по дороге в цирк учительница сказала, что рассчитывает на наше хорошее поведение. Мы ее заверили, что все будет хорошо, потому что мы ее очень любим.
Перед входом в цирк учительница нас пересчитала и увидела, что одного не хватает. Не хватало Альсеста, который отправился за сахарной ватой. Когда он вернулся, учительница его отругала.
– А что? – сказал Альсест. – Мне же надо поесть. А сахарная вата вкусная. Хотите?
Учительница тяжело вздохнула и сказала, что нам пора заходить, потому что мы опаздываем. Только следовало дождаться Жеофруа и Клотэра, которые тоже пошли за сахарной ватой. Когда они вернулись, учительница была не в лучшем расположении духа.
– Вы не заслуживаете этого приглашения, – сказала она.
– Это Альсест виноват, – объяснил Клотэр. – Мы не знали, что нельзя.
– Мадемуазель! – сказал Аньян. – Эд тоже пошел за сахарной ватой!
– А ты не мог помолчать, ябеда? По носу хочешь?
Тогда Аньян заревел, причитая, что все им помыкают, и что это ужасно, и он поэтому лучше заболеет и умрет.
Учительница сказала Эду, что в четверг его накажут.
– Не, ну это вообще! – сказал Эд. – Я не покупал сахарной ваты и меня же накажут! А те, которые купили, – им вы ничего не говорите.
– Ты просто завидуешь, что у нас есть сахарная вата! – сказал Клотэр.
– Мадемуазель, а мне можно за сахарной ватой? – спросил Жоаким.
– Я не желаю больше ничего слышать о сахарной вате! – закричала учительница.
– Значит другие едят сахарную вату, а мне даже спросить нельзя? Так нечестно! – сказал Жоаким.
– Вот же тебе не повезло, – сказал Альсест. – Потому что она очень вкусная.
– Тебя, толстый, не спрашивали, – сказал Жоаким.
– Хочешь, чтоб я тебе эту вату по физиономии размазал?
– Валяй, попробуй, – ответил Жоаким, и Альсест размазал ему вату по лицу.
Жоакиму это не понравилось, и он кинулся в драку. Тогда учительница закричала на него, но тут прибежал работник цирка и сказал:
– Мадемуазель, если вы хотите увидеть представление, советую вам войти, потому что все началось четверть часа назад. Уверяю вас, там тоже есть клоуны.
В цирке играла музыка, а один дяденька вышел на арену одетый, как директор ресторана, где мы устроили праздничный обед на день рождения бабули. Дяденька объяснил, что сейчас станет показывать фокусы. И тут же сделал так, что в руке у него появилось много зажженных сигарет.
– Тьфу, – сказал Руфус. – Здесь какой‑то подвох. Эти актеры – не настоящие фокусники.
– Нужно говорить «артисты», – сказал Аньян.
– Тебя не спрашивают, – ответил Руфус. – Тем более, что ты несешь ерунду.
– Вы слышали, мадемуазель? – спросил Аньян.
– Руфус! – сказала учительница. – Если ты будешь плохо себя вести, я тебя выгоню из цирка.
– А вы не хотите их всех выгнать? – спросил дяденька, сидевший сзади. – Я бы предпочел спокойно посмотреть представление.
Учительница развернулась и сказала:
– Месье, что вы себе позволяете?
– И к тому же, – сказал Руфус, – у меня папа – полицейский, он вас может оштрафовать.
– Смотрите, мадемуазель, – сказал Аньян. – Фокусник пригласил кого‑нибудь из публики, и Жоаким пошел к нему.
Это было правдой. Жоаким стоял на арене рядом с фокусником, а тот говорил:
– Браво! Аплодисменты этому храброму мальчику!
Учительница встала и закричала:
– Жоаким, немедленно ко мне!
Но фокусник, как сказал Аньян, пообещал, что сейчас сделает так, что Жоаким исчезнет. Он попросил Жоакима влезть в сундук, закрыл его, а когда снова открыл – оп! – Жоакима там не было.
– Боже мой! – закричала учительница.
Тогда дяденька, сидевший сзади сказал, что фокуснику неплохо бы нас всех посадить в сундук.
– Месье, вы просто грубиян! – сказала учительница.
– Она права, – сказал другой дяденька. – Разве не видите, что бедной женщине и так тяжело с этими шалопаями?
– Верно! – сказал Альсест.
– Я в ваших поучениях не нуждаюсь! – сказал первый дяденька.
– Может, выйдем и поговорим? – спросил второй.
– Да ладно, – сказал первый.
– Струсил! – сказал второй, и вдруг загрохотала музыка и Жоаким вернулся. Все захлопали, но учительница сказала, что Жоакима все равно накажут.
А потом на арене установили клетку, и мы увидели львов, тигров и дрессировщика. Он делал жуткие штуки! Совал голову в пасть льву, и все зрители восхищенно говорили:
– О‑о‑о‑о!
А Руфус сказал, что фокусник не настоящий, потому что Жоаким вернулся.
– Неправда! – сказал Эд. – Вернуться он вернулся, но сперва‑то он исчез.
– Это был трюк! – сказал Руфус.
– Ты просто идиот, – сказал Эд. – И сейчас ты у меня получишь!
– Тихо! – закричал первый дяденька сзади нас.
– Вы опять начинаете? – сказал ему второй дяденька.
– Я начну, когда захочу, – ответил первый, а Эд заехал Руфусу по носу.
Зрители стали на нас шикать, и учительница вывела нас из цирка. Это было обидно, потому что на арену как раз вышли клоуны.
Когда мы садились в автобус, к учительнице подошел дрессировщик.
– Я наблюдал за вами во время моего номера и проникся к вам уважением. Должен признаться, у меня бы никогда не хватило смелости оказаться на вашем месте.
ЯБЛОКО
Мы пришли в школу с прекрасным настроением, потому что сегодня у нас урок рисования. Когда мы рисуем – это здорово, потому что не нужно учить правила и делать задания. Немного похоже на перемену. Наверное, поэтому мы рисуем не часто, а когда учительница заставляет нас делать географические карты, это не совсем то. К тому же нарисовать Францию очень сложно – и все из‑за Бретани. Рисовать карты любит только Аньян. Но он не считается, потому что он отличник и к тому же любимчик учительницы.
Но на прошлой неделе мы вели себя хорошо и почти не ссорились, если не считать драки Клотэра и Жоакима, и учительница нам сказала:
– Ладно, завтра приносите все для рисования.
Когда мы зашли в класс, на столе учительницы лежало яблоко.
– Сегодня, – сказала учительница, – вы будете рисовать натюрморт. Вот это яблоко. Можете разговаривать между собой, но не шумите.
Аньян поднял руку. Он не любит рисовать, потому что для рисования не нужно зубрить, и он не уверен, что здесь можно отличиться.
– Мадемуазель, – сказал Аньян. – Я не вижу яблоко издалека.
– Хорошо, Аньян, – сказала учительница, – подойдите ближе.
Тогда встали мы все – чтобы получше рассмотреть яблоко. А учительница вскочила и стала бить указкой по столу, приказывая нам вернуться на места.
– Но, мадемуазель, – сказал Аньян, – а как же я?
– Если вы плохо видите яблоко, Аньян, – сказала учительница, – рисуйте что‑то другое, но ведите себя хорошо.
– Ладно, – сказал Аньян. – Я нарисую карту Франции. С горами, реками и их притоками.
Он очень обрадовался, потому что карту Франции знает наизусть. Вот псих ненормальный!
Жеофруа, которому богатый папа все время покупает много всякого, вытащил из портфеля классную коробку красок. Еще там было много кисточек и даже баночка для воды. Мы все подошли на нее посмотреть. Попрошу папу, чтобы он мне купил такую же.
Учительница опять постучала указкой по столу и сказала, что если мы будем продолжать в том же духе, она заставит нас рисовать географические карты. Тогда все вернулись на места – кроме Жеофруа, которому разрешили выйти и налить в баночку воды. Максан хотел ему помочь, но в наказание его заставили писать строки.
Эд поднял руку и сказал учительнице, что не умеет рисовать яблоко, да и его сосед Руфус – тоже.
– Начертите квадрат, – сказала учительница. – В квадрате вам будет легче нарисовать яблоко.
Эду и Руфусу эта мысль понравилось. Он взяли линейки и стали рисовать яблоки.
А вот Клотэр доволен не был. Клотэр у нас двоечник, сам ничего не может, только вечно списывает у соседа. Проблема в том, что сидит он с Жоакимом, который до сих пор на него обижен за то, что Клотэр у него выиграл в шарики. И Жоаким назло Клотэру вместо яблока рисовал самолет.
А мой сосед – Альсест – смотрел на яблоко и облизывался. Нужно сказать, что Альсест – это мой толстый друг, он все время ест.
– Моя мама, – сказал Альсест, – каждое воскресенье печет замечательный яблочный пирог с дырочками.
– Как это – с дырочками? – спросил я.
– Ну так, – ответил Альсест. – Я тебе как‑нибудь покажу. Хотя можно и сейчас!
И он стал рисовать яблочный пирог, чтобы показать его мне, только ему пришлось остановиться и съесть одно печенье, которое он приберег для перемены. Такой смешной: как только увидит что‑нибудь съедобное, у него тут же разыгрывается аппетит.
А мне яблоко больше напоминает одного парня, которого я видел по телевизору. Его зовут Вильгельм Телль: в самом начале фильма он стреляет в яблоко, а оно стоит на голове у его сына. Фи‑ить – и стрела попадает точь‑в‑точь в середину. Он так каждую неделю делает и еще ни разу не промахнулся. Это классное кино, только жаль, что там не очень много замков. Вот в другом фильме – вообще одни замки, и сражается толпа людей, они там еще кидают друг другу в головы не пойми что. В общем, замки мне больше нравится рисовать.
– Ну что же это такое? – сказала учительница. – Где Жеофруа?
– Если хотите, я могу за ним сбегать, – сказал Максан.
В ответ учительница добавила ему еще несколько строк. Тут вернулся весь мокрый Жеофруа со своей баночкой.
– Ну, Жеофруа, – сказала учительница, – что‑то вы долго.
– Я не виноват, – сказал Жеофруа, – это из‑за баночки. Каждый раз, как я поднимался по лестнице, она переворачивалась, и мне приходилось опять идти за водой.
– Ладно, – сказала учительница. – Садитесь на место и приступайте.
Жеофруа сел рядом с Максаном и стал смешивать воду и краски.
– Дай мне краски порисовать? – попросил Максан.
– Пусть тебе папа купит, – ответил Жеофруа. – Мой не любит, когда я даю кому‑то свои вещи.
Жеофруа был прав. Папы в этом вопросе непреклонны.
– Меня уже два раза наказали из‑за твоих дурацких красок, – сказал Максан. – И к тому же ты идиот!
Тогда Жеофруа взял кисточку и – раз! раз! – начертил две толстые красные полосы на белом листе Максана. Тот в ярости подскочил. Толкнул стул, и красная вода из баночки вылилась на лист Жеофруа. Красной водой залило даже его рубашку. Жеофруа рассвирепел. Он накинулся на Максана с кулаками, учительница закричала, а мы все повскакивали с мест. Клотэр воспользовался моментом и двинул Жоакиму, который нарисовал целую тучу самолетиков.
Тут в класс вошел директор.
– Браво! – сказал он. – Браво! Замечательно! Вас слышно даже у меня в кабинете. Что здесь происходит?
– Я… у нас урок рисования, – сказала учительница. Ей всякий раз стыдно за нас перед директором.
– Ага, – сказал директор, – сейчас поглядим.
Он прошел между партами, посмотрел мой замок, пирог Альсеста, карту Аньяна, самолеты Жоакима, белый лист Клотэра, красные листы Максана и Жеофруа и морские бои Эда и Руфуса.
– Ну и что должны были рисовать эти юные художники? – спросил директор.
– Яблоко, – ответила учительница.
И в четверг директор оставил нас всех после уроков.
БИНОКЛЬ
Сегодня Жоаким пришел в школу с биноклем.
– Вчера я помогал маме убираться на чердаке, – объяснил он, – и нашел его в сундуке. Мама сказала, что папа купил его ходить в театр и на футбол, но потом он сразу купил телевизор, и больше бинокль ему не понадобился.
– И мама разрешила принести его в школу? – спросил я, потому что знаю наших родителей – они не очень любят, когда мы приносим в школу разные штуки.
– Нет, – ответил Жоаким, – но в обед я принесу его домой, мама ничего не узнает и вс<