Страдания Печорина и его раздвоенность во многом предопределены пороками общественной среды, а также условиями дворянского воспитания. Е.Н. Михайлова говорит, что "... природное, "естественное", и общественное слиты в герое в противоречивом единстве..." Ее точка зрения утверждает двойственность личности Печорина: одна его сторона - это "естественный", потенциальный, возможный человек, а другая - человек реально действующий, детерминированный обществом. "Осуждая второго, Лермонтов всецело на стороне первого". Исследователь делает вывод, что все отрицательное в Печорине обусловлено обществом, положительное начало этой обусловленности не подчинено и даже противостоит ей, так как является чисто природным качеством в человеке.
Печорин в своем журнале неоднократно говорит о своей противоречивой двойственности. Обычно эта двойственность рассматривается лишь как результат полученного Печориным светского воспитания, губительного воздействия на него дворянско-аристократической судьбы. Даже тогда, когда делаются попытки осмыслить противоречивость и неодномерность личности Печорина в более широком, а по сути - и более глубоком социально- философском плане, преобладает истолкование ее как следствие столкновения естественного, природного начала с началом социальным. Сам герой в своем журнале пишет: "Я давно уж живу не сердцем, а головою... Во мне два человека: один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его." И это действительно так: "один" Печорин похищает Бэлу, причиняет страдания Вере, а "другой" - осуждает себя за это, нередко раскаивается и даже плачет, когда убеждается, что безвозвратно утеряны надежды на истинное блаженство в общении с дорогим и близким человеком - достаточно вспомнит расстройство героя, не успевшего догнать отъезжающей Веры: "Я скакал, задыхаясь от нетерпенья. Мысль не застать ее уже в Пятигорске молотком ударяла мне в сердце! - одну минуту, еще одну минуту видеть ее, проститься, пожать ей руку... Я молился, проклинал, плакал, смеялся... нет, ничто не выразит моего беспокойства, отчаяния!.. При возможности потерять ее навеки Вера стала для меня дороже всего на свете - дороже жизни, чести, счастья!" (Лермонтов. С.576). Следовательно, возникает вопрос: где же истинный Печорин? "Часто говорят: тот, кто мыслит, судит, страдает. Но вполне реален тот Печорин, который испытывает равнодушие, ищет выхода их этого состояния в светских приключениях, с удовольствием срывает "едва распустившийся цветок", чтобы, вдоволь надышавшись его ароматом, бросить его на дороге. Поистине демоническая двойственность! Но она так характерна для мироощущения и поступков лучшей дворянской молодежи 30-х годов, не сумевшей преодолеть своих пороков и эгоизма в эпоху безвременья."
Внутренне отойдя от того социального коллектива, к которому он принадлежит по рождению и общественному положению, Печорин не нашел и другой, новой системы социальных взаимоотношений, с которою он слился бы. Его личность, противопоставившая себя старому обществу и не нашедшая опоры в каком-либо ином, новом социальном единстве, ни в чем не видит для себя закона, кроме самой себя. Собственная воля является единственной "нормой", которую признает над собой Печорин. Замыкание в пределах собственной личности, признание "законом" над своими действиями лишь ничем не ограниченной собственной воли превращает героя из протестанта в антиобщественную, а в конечном счете - в античеловеческую силу. Но как только он узнает о том, что его хотят наказать, Печорин делается буквально страшен. И самое страшное заключается в том, что он пытается объяснить свои поступки, развивая целую философскую теорию, согласно которой можно оправдать все эти злодейства. Печорин совершенно искренен, когда пишет в своем журнале следующие строки: "А ведь есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! Она как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца; его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет!.. я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающие мои душевные силы... первое мое удовольствие - подчинять моей воле все, что меня окружает; возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха - не есть ли первый признак и величайшее торжество власти?.. А что такое счастие? Насыщенная гордость. Если б я почитал себя лучше, могущественнее всех на свете, я был бы счастлив; если б все меня любили, я в себе нашел бы бесконечные источники любви. Зло порождает зло; первое страдание дает понятие о удовольствии мучить другого..."
Характер Печорина задан с самого начала и остается неизменным; духовно он не растет, но от эпизода к эпизоду читатель все глубже погружается в психологию героя, чей внутренний облик как бы не имеет дна, принципиально неисчерпаем. В этом и состоит история печоринской души, ее загадочность, странность и привлекательность. Равная самой "себе, душа не поддается измерению, не знает пределов самоуглублению и не имеет перспектив развития. Поэтому Печорин постоянно испытывает "скуку", неудовлетворенность, чувствует над собой безличную власть судьбы, которая ставит предел его душевной деятельности, ведет его от катастрофы к катастрофе, угрожающим как самому герою ("Тамань"), так и другим персонажам ("Бэла", "Княжна Мери"). Печорин сам себе кажется демоническим существом, злым орудием неземной воли, жертвой ее проклятия. Поэтому "метафизическое" самоощущение героя, его человеческие качества важнее для Лермонтова, чем "социальная прописка" Печорина; он действует не как дворянин, светский человек, офицер, а как человек вообще.