Русский бой или
Как я боролся с государством
Изведал враг в тот день не мало,
что значит русский бой удалый…
М.Ю. Лермонтов
Как я боролся с государством? Долгий это рассказ и не простой. Одно дело диссиденты с дубом бодались… Это, как тот Бармалей из 66-го года – проковырял дырочку в днище, а потом кричит: «Откуда вода! Ой, тонем!» Я ведь не утопить хотел, ни Союз развалить или там атомную бомбу на Москву сбросить. А прямо наоборот. Как лучше хотел… Потому что государственник, почвенник, славянофил и коммунист одновременно, в евангельском смысле слова. И так было и с литературой, и с театром. Тридцать лет пытался пропагандировать традиционную театральную систему. Так как уверен, что «психологический театр» - это тупиковая ветвь эволюции. Но это отдельные истории. Здесь я расскажу про рукопашный бой.
Моя книга «Русский кулачный бой» переиздавалась шесть раз – и всякий раз я писал дополнительное предисловие – и это тоже отдельная повесть. История. Приведем её отчасти. Для хронологии. Для отчетности. А потом уж подведем итог – отвеем зерна от плевел, правду от многочисленных мифов. Не для того, чтобы устыдить всех, кто столько лет правду давил и преследовал – это уж Господь разберется… А для собственной совести только. Итак, пять предисловий (издания 1986 и 1993 годов – были без предисловий):
Ответное письмо
(вместо предисловия)
Первый вариант этой книги был написан в 1986 году для моих учеников, которых тогда было не более десятка. Называлась она «Опыты отечественного боевого искусства». Книга была отпечатана на машинке в нескольких экземплярах. В конце 80-х гг. я увидел ее в самиздате, изготовленной с помощью страшной копировальной машины того времени под названием «Эра» (тогда говорили: «отъэрить»). Это меня расстроило — я полагал, что наш материал не должен ходить по рукам. Кстати, о слове «наш» — это папа так всегда говорил: «Наше дело», «в нашем деле»... Термины «русский бой» и «кулачный бой» я ввел позже[1]. Воссоздание кулачного боя, как обряда, было еще впереди. В действительности, мы занимались техникой уличной драки. Но назвать стиль: «русская драка»?..
Итак, все началось от папы. А его тренерская работа началась после демобилизации в 1954 г., когда меня еще не было. Я появился потом и рос слабым, болезненным мальчиком. Несмотря на мамины протесты — это первое, что запомнилось из боевой подготовки: тренировки начались уже в самом моем несознательном возрасте... так... от случая к случаю, помаленьку, между другими делами, но всенепременно, через радость ли или слезы и упрямство. Упрямства хватало с избытком, и с дошкольного же возраста пошла и вторая школа боевой подготовки — уличная. Не могу похвастаться как Есенин, что «средь мальчишек всегда герой», но... «часто-часто с разбитым носом приходил я к себе домой». Стенка на стенку — этого в Питере шестидесятых годов уже не было, а вот двор на двор — сколько угодно. Перейти улицу и отправиться в соседний двор в одиночку было дело почти героическое. Настоящие тренировки по рукопашному бою начались, когда я уже учился в старших классах. Где-то с 1975 по 1978 гг. мы с товарищами тренировались чуть не каждый день. В студенческие годы я увлекся театром и из-за репетиций стал бывать на тренировках реже. О тренерской работе я не помышлял — были ученики поспособнее, да и не было такой мысли ни у кого — расширять «наше дело». Есть папа... и хватит.
А в театре шли занятия по сцендвижению. Уходя в декрет, преподавательница наша предложила заниматься «движением» мне. Я договорился с режиссером, что вместо йоги, в которой я ничего не понимал, буду давать русский бой. Так началась моя тренерская работа. Это был, кажется, 84-й год, а через год нас за эти тренировки и выгнали в полном составе — начальство перестраховалось. Было время запрета на рукопашный бой. Впрочем, все многообразие стилей было еще впереди, а тогда в воздухе витало одно страшное слово: «карате». Что это такое я не знал. Впрочем, несколько нелегальных «матчей» в каких-то засекреченных подвалах состоялось. Первые успехи нас обнадежили. Поскольку «восток» тогда еще только начинал распространяться (именно запрет, на наш взгляд, вызвал «восточный» бум), а мы уже имели в лице моего папы готовую школу, то заимствование техники шло в одном направлении: от нас к ним. Кто только не перебывал у нас на занятиях: от новичков каратэ до инструкторов ВИФКа. Разумеется, и у восточных единоборств есть чему поучиться. Однако популярную задачу создания «универсального» или «объединенного» стиля мы не ставили. У нас есть свой. Необходимо совершенствоваться самим, а не совершенствовать школу. Прошедшие годы убедили в правильности такого подхода. По воскресеньям мы занимались за городом, в Лахте, на берегу Финского залива — три километра бегом туда, три часа тренировка, потом — бегом обратно. Зимой бегали на лыжах. Солнце еще только вставало, ледяные торосы на берегу светились — воспоминания фантастические. В хороший день весь лед до горизонта, насколько хватает глаз, как пингвинами, усеян рыбаками. В осенние шторма другая картинка — грохот волн, который не возможно перекричать. Весной — иначе: тишь и гладь, словно южные моря на полотнах Сильвестра Щедрина. В рабочие дни — занятия в залах. Помнится, в ЛЭТИ наша группа была оформлена как «группа здоровья». Однако некто подсмотрел в замочную скважину, и вот очередное изгнание из рая. Зав. кафедрой физкультуры показывает мне, по доброте душевной, докладную. До сих пор помню слово в слово: «Довожу до вашего сведения, что тов. Грунтовский занимается не здоровьем, а карате». Тут, видимо, две большие разницы.
Мы прикидывались самбистами и даже альпинистами. Наконец, наступило то безобразие, которое поначалу всех воодушевило, и называлось оно «гласностью».
Первое публичное выступление было в питерском Дворце молодежи, кажется в 1987 г. Нас пригласил Вячеслав Цой (мы познакомились случайно, как соседи). Это был первый выход «восточников» из подполья. Толпа у дверей в ЛДМ, фанатики Востока, ажиотаж, и вдруг посреди шоу — группа каких-то «ломающихся» русских. В зале раздался свист. Да и в самом деле, уровень наш был тогда невысок. Однако, когда под конец пошел круговой бой, раздались аплодисменты. В связи с этой самой гласностью почувствовал я себя лесковским Левшой. Только наоборот: дескать, у нас-то ведь «ружья кирпичом не чистят». Впрочем, папа прошел в свое время и лесковские мытарства, писал письма вплоть до министра обороны. И безответно. Обольщенный ветром перемен я тоже стал писать, но не министрам, а в журналы. Там уже стали появляться публикации на нашу тему. Первым был, кажется, А. Белов. Его реконструкцию под загадочным названьем «славяно-горицкая борьба» журналисты окрестили (см. «Технику молодежи» 1988, № 9 и др.) «русским ушу». Лейтмотив моих писем был прост: «Зачем изобретать русское ушу, когда оно существует», — необходимо дать людям возможность ознакомиться с ним, а также призвать всех, кто что-то знает и помнит. Единственным отозвавшимся был Игорь Лебедев из «Техники молодежи». Завязалась переписка. Через него я узнал адреса тех русских бойцов, кто уже успел проявиться и 17 февраля 91 года на Масленицу к нам приехали гости со всей России. Ученики А. Кадочникова (А. Ретюнских /Москва/, А. Лавров /Свердловск/, и др.), а так же другие школы: А. Белов /Москва/, А. Туманов /Челябинск/, Г. Базлов /Тверь/. С Л. П. Безклубым из Одессы — носителем казачьей традиции «Спас» мы общались через почту, как и с Михаилом Боровковым из Владимира. В процессе подготовки к фестивалю было организовано наше «Петербургское общество любителей русского кулачного боя». Об этой встрече подробно написал Игорь Лебедев (см. «Технику молодежи» 1991, № 8-9). Он же привез журналистку О. Гаранину. Из наших масленичных разговоров родилась идея создания журнала, и вскоре такой журнал под названием «Русский стиль» появился (к сожалению, мне пришлось принять деятельное участие в подготовке только первого номера).
На последующих наших масленицах география стала расширяться: Новосибирск, Одесса, Тольятти, Череповец, Апатиты, Новгород, Старая Русса. Мы и сами объездили полстраны, выступая на фольклорных фестивалях. Эта работа вернула нас на театральную стезю. Во-первых, следовало создать этнографически точное зрелище «кулачек» и прочих игр (когда-то народ воспринимал кулачные бои как игру). Во-вторых, когда такое зрелище возникло (а оно оказалось гвоздем программы и на современном празднике) выяснилось, что «кулачки» невозможны в отрыве от других зрелищных форм традиционной культуры: «ряженых», «фольклорного театра» и т.п. Все это потребовало серьезного изучения фольклора и этнографии. Мы достаточно ясно понимали, что те зрелищные формы, которые выработались у наших предшественников на фольклорных фестивалях (т.е. перенесение фрагментов аутентичного (подлинного) фольклора на площадь современного народного гулянья) не будут восприниматься адекватно. В этом смысле аутентичные фольклорные коллективы не могут тягаться с эстрадным фольклором, с вездесущими массовиками-затейниками. Создание праздничного театрального стиля оказалось более сложным делом, чем изучение стиля прикладного.[2]
Результатом стал «Театр народной драмы», где мы играли уже не только «Царя-Ирода», но и Шекспира, Пушкина, Есенина. С нашими уличными выступлениями мы, кажется, успели на «последний поезд» — волну фольклорных фестивалей 70 — 90 гг. Таких праздников, такого восприятия, наверное, уже не будет. В середине 90-х годов Наш Зритель (т.е. простой Русский Человек) стал катастрофически меняться. Но я отвлекся...
В 1993 г. вышло первое официальное издание «Русского кулачного боя». Я получил не одну сотню писем. Кажется, всего два из них были ругательными (мало, мало — я отчетливо видел все недостатки своей работы), но остальные... Я не ожидал такого... Как помогли мне такие письма! Спасибо.
Сев за это предисловие, я поначалу хотел из них одних и составить его. Но это было бы, наверное, нескромно. Не всякому выпадает счастье ощутить такую людскую благодарность, но ведь это все аванс. Вся-то заслуга моя, что у моих корреспондентов не случилось такого папы..., а может, были папы и пошибче, да не всякая наука впрок и «нет пророка в своем отечестве».
Март 1997 г.
Post Scriptum или комментарии к самому себе
Тревожно и интересно перечитывать собственную книгу, написанную хоть и не так давно, но в другую уже эпоху и другим, кажется, человеком.
Двенадцать лет — не срок, но перемены... Распад СССР и союзников — падение третьего Рима — важнейшее событие XX века и, быть может, всего тысячелетия. Последствия мировых войн и даже татарского нашествия были менее значительны для России, чем то, «чему свидетели мы были»... не осознали пока... но уже ощущаем дистанцию между собой и собой вчерашним.
Отсюда, с этой дистанции стала проглядываться вся глубина темы, которой мы занимались: не прикладная техника и не тайны боевых искусств, а Русская Идея — вот чему были посвящены эти годы.
Какие-то милые трудности и невинные запреты ушедшей эпохи... Прописные истины, с таким трудом открытые и... прозрения, не замеченные, конечно, никем. Чего все это ради? — Помочь пришедшим снова стать Русскими Людьми. Вот Путь. Другого у нас нет.
март 1999 г.
* * *
Меня попросили сформулировать кратко идеологию книги. Впрочем, всё изложено ниже, однако... Повторим ещё раз. Русский бой рассматривается здесь как часть мужской традиции и не только бой, а – вообще традиционная народная педагогика. Именно она, по нашему убеждению, есть путь к национальному самосознанию. Т. е. к проявлению конкретному и практическому русского духа... русской идеи. Последнюю можно формулировать по-уваровски: "Самодержавие, православие, народность" А, впрочем, исторических формулировок русской идеи было много - время каждый раз выдвигало новые...
Мы напомним кратко наиболее знаменательные среди них:
Святослав, ведя в бой своих дружинников (971 г.): «Не посрамим Землю Русскую, но ляжем костьми, бо мертвые сраму не имут».
Александр Невский (1242 г.), перед битвой: «Не в силе Бог, а в правде!» и после победы: «Кто с мечом к нам придёт от меча и погибнет. На том стояла, стоит, и стоять будет Земля Русская».
И вот уже старец Филофей пишет Василию Третьему (XVI в.): «Два Рима пали, Третий – Москва стоит, а четвертому не быть…»
А вот замечательный ответ Чаадаеву даёт Пушкин (это одновременно с формулой тогдашнего министра просвещения С. С. Уварова): «Клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечества или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал» (1836).
А вот уже замечательная формула нашего времени – в ответ на очередной дранг нах остен: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!» (И. В. Сталин, 1941 г.)
Но, мы помним, что "Русская идея это не то, что мы мыслим о России во времени, а то, что Господь промыслил о ней в вечности" (Владимир Соловьев).
Многогрешный автор далёк от мысли считать свою книжку душеспасительной. Таковые задачи здесь не ставятся – хотя, именно "спасение" и есть цель и смысл нашей жизни. Тем не менее, очевидно, что спасать в России скоро будет просто некого. Во-первых, потому что Россию усиленно ведут западным путём развития: там, на Западе, храмов никто ни закрывал, комиссары не орудовали, веру не гнали, но именно там она и закончилась. Западное христианство это уже в прошлом – музейный экспонат, не более. И нас к тому же готовят... (Опустим известные цитаты Даллеса, Бжезинского, Тэтчер…)
Во-вторых, потому, что Россия и сама вымирает и вымирание это организованно вполне осознанно (Именно вследствие первого пункта). Азиаты, заселив пост-российское пространство, ни нашим православием, ни нашей народностью не заинтересуются – они принесут свою культуру, а русская - отомрёт, как это было в Византии, Риме, Греции... Именно потому наши усилия направлены на национальное самосознание и не в абстрактном философском смысле... И хотя в Уваровской триаде "народность" стоит на последнем месте – именно осознанию актуальности спасения «народности» и посвящена наша работа.
Почему мы всё время обращаемся к народной культуре? А к чему же ещё! – только она и есть проявление "народности", только она и выражает Богом данную Русскую идею своими средствами, ибо православие, взятое как учение – вненационально. Церковь не создала национальной идеологии (эта работа, хочется верить, ещё впереди), а то, что предлагают нам политики и философы, подлежит критическому разбору. Традиционная культура всегда имела свою национальную идеологию в неразвёрнутом виде (т. е. содержавшуюся в произведениях фольклора, обрядах, народной этике, эстетике, народной философии и народном богословии).[3] Изучение этих вопросов давно стало предметом фольклористики и этнографии, а также практического народоведения – здесь автор находил ответы на вопросы, так и не решенные в современной философии, социологии, психологии. Быть может иные ревнители не по разуму увидят здесь некое неоязычество... Ну что ж, история взаимоотношений нашей церкви и нашей народной культуры помнит разные этапы. Были и гонения на фольклор... Ныне наши первоиереи благословляют фольклорные фестивали, конференции, в том числе, и наш русский бой. Этот путь видится нам единственно перспективным: не деться нам никуда от триединства русской идеи - от единосущности и неслиянности её составляющих.
Сентябрь 2007
И последнее…
Все пишут, звонят: где можно купить вашу книгу? – Не знаю.
Но вот наступает момент – приходит время для очередного выхода в люди...
Может, написать новую или переделать как-нибудь? В литературном отношении эта книга всегда казалась слабее последующих работ. Но… видимо такова тема. И другое насторожило меня: книга писалась, когда автор только начинал воцерковляться. В это время мои товарищи увлекались кто индийскими, кто китайскими премудростями и не сразу (и не все) повернулись к православному Храму. И действительно, в начале восьмидесятых гораздо легче было найти Рерихов или Вивекананду, чем Евангелие. Впрочем, Евангелие парижской печати у меня имелось и … более ничего из православной литературы. Разумеется, обо всём приходилось догадываться самому.
И вот снова перечитываешь свою старую работу и что же… Нет, пожалуй, - что написано пером… Добавить оказывается нечего, то есть можно бы, но не нужно.
В предыдущих изданиях появлялись и комментарии и дополнения – значит, книга не совсем старая, значит, она живёт. По-прежнему получаю на неё отзывы, вопросы – но уже более не почтой, а интернетом. На том спасибо.
Чем отличается это издание. Первая часть (т. е. текст 1986 года) представлена в сокращении, снабжена комментариями. Воспоминаниями моего отца – зачинателя нашей питерской школы русского боя – публикуются впервые. Очень хотелось бы поделиться и своими теоретическими работами в области народной культуры, но это невозможно – статей слишком много. И все кажется к делу. (Я собрал их в другую книгу – «Материк Россия»[4]) Для этого издания выбрана одна из работ по народному богословию. Вдумчивый читатель поймет, насколько актуальна тема. И, наконец, - раз поменялся состав книги, то я счел нужным поменять и название.
Сейчас (хотя я пока ещё «играющий тренер») дело постепенно переходит в руки моих учеников. Появились новые клубы русского боя, вот уже который год работают летние лагеря, соревнования идут своим чередом… Постепенно начинаешь смотреть на «наше дело» со стороны.
Спаси Господи, всех добрых продолжателей! Верую в них и уповаю, что они сделают менее ошибок, чем довелось нам и достигнут большего в деле сохранения русских традиций. А времена такие, что только Божьей помощью это и возможно.
Русский бой
Что такое русские воинские традиции? На этот вопрос пытается ответить книга пять раз уже (1986 – 2011) переписываемая и дописываемая автором (и в этом виде выходящая впервые…). Дописывать это тоже – традиция.
Питерская школа русского рукопашного боя – живая и непрерывная традиция.
В книге есть практическое изложение основ русского боя, есть теоретические рассуждения, ибо русский бой это не просто одно из единоборств, а форма национального самосознания.
Книга отличается некоторыми комментариями автора, приложением его новых статей, а также впервые публикуемыми воспоминаниями отца автора – В. И. Грунтовского, основателя питерской школы русского боя.