Но армия не отошла — она разбежалась; не от противника, а от начальства. За несколько минут воины превратились в дезертиров, не способных ни к самозащите, ни к планомерному отступлению. Китайцы спокойно перешли реку и беспрепятственно рубили беглецов. Фу Жун попытался навести порядок, но его конь упал, и царевичу отрубили голову. Фу Цзянь успел бежать. Это ему удалось лишь потому, что 30 тыс. сяньбийской конницы Муюна Чуя сохранили дисциплину, хотя и не вступили в бой. Чжу Сюй, бывший царь Ляна, и многие другие китайцы бросили знамя тангутского царя и вернулись к своим. Победители захватили царскую колесницу Фу Цзяня, коронные драгоценности и много разнообразного оружия. Разгром был полным и окончательным — Китай был спасен.
Когда гонец привез в Цзянькан (Нанкин) весть о победе, министр играл в шахматы со своим другом. Он просмотрел депешу, положил ее на диван и закончил партию. На вопрос друга: «Что нового?» — он ответил: «Ничего важного. Наши мальчики побили разбойников»[220]. И все! Что это было — выдержка или равнодушие? Трудно решить, да это и не столь существенно, потому что дальнейшие события развивались стремительно, как лавина.
ОПРОКИНУТАЯ ИМПЕРИЯ
К концу дня из всего могучего циньского войска остались в строю только тысяча тангутских всадников, присоединившихся к своему царю, и 30 тыс. сяньбийцев Муюна Чуя. Фу Цзянь, страшась преследования, присоединился к Муюну Чую, и тут сразу сяньбийские старейшины и сын Чуя, Муюн Бао, потребовали от своего вождя мести за покорение их государства. Но Муюн Чуй отказал им наотрез, сославшись на долг благодарности, сохранил Фу Цзяню жизнь и свободу и проводил его в Лоян, где стоял верный тангутский гарнизон. Туда же прибыли остатки великой армии — немногим больше десятой ее части[221].
Если бы китайцы в 383 г. проявили больше настойчивости и инициативы, они могли бы освободить если не весь Северный Китай, то значительную его часть. Но они ограничились рейдом в Шаньдун и возвращением нескольких крепостей, благодаря чему Фу Цзянь получил передышку, а население Хэнани пережило новое разочарование в династии Цинь[222].
Проводив Фу Цзяня до границ Шэньси, Муюн Чуй просил отпустить его на родину, чтобы предотвратить там беспорядки, возможные после поражения. Фу Цзянь, тронутый лояльностью сяньбийского принца, дал согласие на его отъезд. Напрасно тангутские вельможи уговаривали царя убить или задержать Муюна Чуя, слишком популярного в своем племени. Фу Цзянь ответил, что, дав слово, он его сдержит... и Муюн Чуй уехал на восток. Тайные убийцы, посланные за ним без ведома Фу Цзяня, подстерегали его на мосту через Хуанхэ, но Муюн Чуй переправился через реку в лодке, избег смерти и оказался в родной стране.
А тем временем вихрь разрушения домчался от берегов реки Фэй, до южных притоков Хуанхэ. В верховьях реки Вэй восстали сяньбийцы, поселившиеся там на опустелых землях с разрешения самого Фу Цзяня. Потерявший голову Фу Цзянь отправил на подавление мятежников офицера сяньбийского происхождения, не поинтересовавшись тем, что тот был родственником повстанца. Этот последний, Цифу Го-жань, присоединился к своим соплеменникам и освобожденную от тангутов территорию объявил самостоятельным царством.
На востоке некий динлин Ди Бинь, собрав шайку из дезертиров, блокировал Лоян. Муюнские принцы уговорили своих соплеменников и родственных ухуаней сбросить тангутское иго. Под контролем циньских войск оставались только цитадели городов, и когда к городу Е, бывшей столице сяньбийской империи Янь, подъехал со своим эскортом Муюн Чуй, желавший поклониться могилам предков, его не впустили в город. Положение создалось двусмысленное: тангутские князья были благодарны Муюну Чую за спасение Фу Цзяня, но считали его потенциальным мятежником и колебались, не решаясь его убить. Муюн Чуй демонстрировал свою лояльность, но соплеменники требовали, чтобы он встал во главе восстания и в 384 г. отомстил за разгром 370 г. Опустим подробности. Тангуты все-таки сделали неловкую попытку убить сяньбийского принца, а он в ответ объявил, что долг благодарности им уплачен, и объединился с Ди Бинем. Лоян устоял против натиска мятежников, но это не смутило Муюна Чуя. Собрав вокруг себя 20 тыс. сяньбийцев, он переправился на северный берег Хуанхэ и объявил империю Янь восстановленной. Фу Цзянь не мог этому воспрепятствовать, так как другие восстания потрясали всю страну.
Муюн Нун поднял ухуаней, и те, вооруженные дубинами и рогатинами, наголову разбили отряд регулярного тангутского войска. Муюн Хун поднял сяньбийские войска, расквартированные на границе Шаньси и Шэньси. Фу Цзянь послал против него 50 тыс. тангутов со своим сыном во главе, добавив тибетскую конницу Яо Чана — внука Яо И-чжуна. Повстанцы уходили на север, стремясь укрыться в степях, но тангуты настигли их и вопреки совету Яо Чана, рекомендовавшего «не ловить крысу за хвост, чтобы не укусила», вынудили к битве, в которой были разбиты. Царевич пал в бою. Яо Чан уведомил об этом Фу Цзяня. Тот, потеряв самообладание, казнил посла, чем толкнул на восстание дотоле верного Яо Чана. К 385 г. с Фу Цзянем остались одни тангуты.
В 385 г. Муюн Чуй перешел в наступление и осадил тангутский гарнизон в цитадели города Е. Тангуты держались столь стойко, что сяньбийцы открыли им проход и позволили уйти. Овладев столицей, Муюн Чуй восстановил императорское правление, пожаловал чины и т.д. Восстановленная империя получила название Младшая Янь.
Тем временем принц Муюн Чун собрал войско из своих соплеменников в Шаньси и обрушился на многострадальную долину реки Вэй. Население в ужасе разбежалось. Фу Цзянь заперся в Чанъани, но, поверив гадателю, рекомендовавшему ему покинуть город, удалился с наложницей и сыном к горам Уцян-шань, куда пытался созвать своих приверженцев. Муюн Чун вступил в покинутую гарнизоном столицу и отдал ее на разграбление своим воинам. Яо Чан между тем, обнаружив местонахождение Фу Цзяня, явился с войском, захватил императора и удавил его. Это произошло в 385 г. После этого Люй Гуан предпочел не возвращаться в Китай, а основать собственное государство в Ганьчжоу.
Судьба Фу Цзяня II была поистине трагична. Она даже могла бы вызвать сочувствие, если бы этому не мешал строгий исторический анализ. В самом деле, идея торжествует лишь в том случае, если она верна. Осуществление неверной идеи влечет за собой тяжелые последствия, особенно когда оно проводится последовательно. Фу Цзянь II был человеком по тому времени образованным, но не профессиональным ученым. Это значит, что он был дилетантом. Ему были близки логические построения, а не иррациональная действительность, и он уверовал в то, что этническая принадлежность — рудимент, неактуальный в его просвещенном государстве. Он ее просто игнорировал, полагая, что облагодетельствованные им люди будут платить ему благодарностью. При прочих равных условиях оно так бы и было, но китайцы считали Фу Цзяня варваром-ди, сяньбийцы — полукитайцем, тибетцы — представителем чужого племени, хунны — полезным союзником, но не больше; и все так или иначе предали его, даже испытывая угрызения совести, как, например, Муюн Чуй. Да и не могли они поступить иначе, потому что службу императору Цинь они рассматривали как подчинение тангутскому царю, лишившему их свободы и независимости. Именно этот, часто неосознанный, но от этого еще более сильный императив этнического поведения (этологии) толкнул все народы, жившие в Северном Китае, на войну против тангутского ига, каким бы легким оно ни было. И поэтому после смерти Фу Цзяня не возникло на берегах Хуанхэ великой державы, а появилось восемь небольших и взаимовраждебных этнотерриториальных объединений. Именно этнические противоречия разорвали железный обруч циньской деспотии и ввергли Северный Китай в пучину таких бедствий, которые превзошли даже те, которые мы уже описали. Но это была не злая воля тех или иных людей, а неумолимая историческая закономерность.
VI. Полымя
КТО ПРОТИВ КОГО?
Межплеменная, точнее, межэтническая борьба после смерти Фу Цзяня II вылилась в открытую войну. Но это не была война всех против всех. Поведение освободившихся от тангутского гнета этнических групп, в том числе их симпатии и антипатии, укладывались в относительно строгую систему. Попробуем найти ее стержень.
После гибели Фу Цзяня II тангуты оружия не сложили. Пусть развалилась империя Великая Цинь — остались племена ди, отважные и неукротимые, возглавленные сыном погибшего императора Фу Пэем. Главным врагом тангутов был их ближайший сосед — тибетский вождь Яо Чан, провозгласивший себя императором династии Младшая Цинь, т.е. присвоивший традицию минувшей династии.
Явно отрицательно относились к тангутам сяньбийские племена, которые были военной судьбой разбросаны по всему Северному Китаю. Они не объединились для борьбы с врагом, а наоборот, использовали все возможности для раздельного существования. В наилучших условиях для этого оказалась группа сяньбийцев, осевшая в бассейне рек Таохэ и Вэйхэ. В 386 г. вождь этой группы Цифу Гожань объявил занимаемый им район Шэньси империей Западная Цинь, также пытаясь присвоить себе традицию прежних, преданных им царей. Но и с тибетцами эта группа сяньбийцев не поладила и ничем не помогла Яо Чану в надвигавшейся войне с потомками Фу Цзяня. Цифу Гожань предпочитал выжидать, сохраняя вооруженный нейтралитет.
Весьма неожиданно сложилась судьба другой группы сяньбийцев, под предводительством Муюна Чуна захватившей Чанъань. Муюн Чун провозгласил себя царем Западной Янь, но в 386 г. был убит бандитами некоего Дуань Суя, о котором ничего достоверного неизвестно, кроме того, что его самого разбили и убили другие принцы из фамилии Муюн[223]. Однако, совершив месть, эти сяньбийцы покинули разграбленную Чанъань и, перейдя Хуанхэ, осели в западной Шаньси, назвав свое царство империей Западная Янь. Судьба этого государства, насчитывавшего 400 тыс. жителей сяньбийского происхождения, была печальна: за десять лет там сменилось семь царей, слишком легко убивавших друг друга. В 394 г. последнего прикончил Муюн Чуй — основатель династии Младшая Янъ, т.е. восстановитель былой державы Муюнов, властитель Северо-восточного Китая. Однако его власть не простиралась даже на северную Шаньси, которой в 386 г. вновь овладели табгачи, сбросившие тангутское иго и избравшие ханом молодого и энергичного Тоба Гуя, внука хана Шеигяня. Тоба Гуй сменил одно китайское название своего государства Дай на другое — Вэй[224]что отражало его претензию закрепиться во Внутреннем Китае, ибо Дай всегда было небольшим пограничным княжеством, а Вэй 800 лет тому назад — могучим царством.
Наконец во вражде с тангутами продолжали оставаться южные китайцы, не без оснований возымевшие надежду вернуть себе исконные земли на берегах Хуанхэ и изгнать «варваров» с китайской земли. Упустив время после битвы на реке Фэй, они теперь стремились наверстать потерянное.
Но и тангуты были не одиноки. Их искренне поддерживали ордосские хунны и жужани. Политические основания для глубокой симпатии жужаней к тангутам были достаточно весомы.
Сложная и напряженная политическая обстановка, сложившаяся в середине IV века, не позволяла жужаньской орде обойтись без покровителя. Чтобы избежать столкновения с табгачскими ханами, жужани выплатили им дань, но, как только тангуты разгромили табгачей, жужани перешли на сторону победителя. Тангуты были далеко, и поэтому платить им можно было мало или даже вовсе не платить. Представитель тангутский империи Лю Вэйчэнь сам нуждался в поддержке жужаней как союзника против побежденных, но не сломленных табгачей. Все казалось прочным, но развал тангутской империи Цинь снова перепутал фигуры на доске. Западнее жужаней, в Великой степи множились племена телеутов (теле), притесняемые жужанями на севере от пустыни Гоби и тангутскими наместниками области Лян к югу от нее.
При разделе державы Тоба в 377 г. телеуты достались владетелю Ордоса — хуннскому князю Лю Вэйчэню. Однако Лю Вэйчэнь дружил с жужанями, их естественными врагами, постоянно грабившими телеутские кочевья. Поэтому при возрождении мощи Тоба телеуты немедленно подчинились Тоба Гую. Усилившись таким образом, Тоба Гуй заключил союз с Муюном Чуем, и два могучих сяньбийских вождя в 386 г. уничтожили хуннское княжество в северной Шаньси, которым правил сын Лю Кужэня, Лю Сян. За хуннами остался только Ордос, прикрытый в летнее время бурной рекой и спасенный от табгачского нашествия событиями, развернувшимися в последующие годы.
ТИБЕТЦЫПРОТИВ ТАНГУТОВ
Карта. Полымя. Тибетцы против тангутов
Военная неудача словно привязалась к тангутам. После того как сяньбийцы покинули Чанъань в 386 г., они нанесли поражение остаткам тангутских войск, возглавленных сыном Фу Цзяня, Фу Пэем, и вытеснили тангутов из долины реки Фэнь при впадении ее в Хуанхэ. Тем временем Яо Чан занял покинутую Чанъань и объявил ее столицей своей империи[225]. Пэй отвел свои потрепанные войска в опустелый Лоян, чтобы сделать эту древнюю столицу базой для контрнаступления против тибетцев и сяньбийцев, но тут ему в спину ударили южные китайцы. В бою у Лояна Фу Пэй был убит, а сын его взят в плен и увезен в Цзянькан на вечное заключение.
В этой войне обнаружилось, что степень жестокости и беспринципности еще возросла. Сяньбийский вождь Муюн Юн пожелал овладеть захваченной в плен вдовой Фу Пэя. Несчастная женщина, защищаясь, схватила меч... и была забита насмерть. Раньше сяньбийцы хоть и допускали насилия на поле боя, но к пленницам подходили несколько деликатнее. Очевидно, полувековое пребывание в Китае расшатало их былые традиции, а к освоению китайской цивилизации у них не возникло стимула. Проблема этнокультурного контакта решалась в IV веке таким способом, который не мог вызвать одобрения ни у современников, ни у потомков. И видимо, это было не случайно, потому что столь же безобразно стали вести себя тибетцы Яо Чана, о чем будет рассказано ниже. Изменение одной детали стереотипа поведения всегда ведет к перестройке всего стереотипа и даже принципов этики этноса. Поэтому нельзя упускать из виду эти, на первый взгляд маловажные, детали истории.
Мужественные тангуты не сложили оружия. Внук Фу Цзяня II, Фу Дэн, собрал в Шэньси 50 тыс. добровольцев и нанес Яо Чану несколько поражений. Война между тибетцами и тангутами держала в напряжении оба народа в течение трех лет. В 389 г. тибетцам удалось, обойдя армию Фу Дэна, захватить его лагерь, где укрывались тангутские женщины. Жена Фу Дэна схватила лук и сражалась на коне до тех пор, пока ее не окружили и не взяли в плен. Ее пытались изнасиловать и потом зверски убили.
Агония дружины Фу Дэна затянулась до 394 г., но он пережил своего врага Яо Чана на один год. Яо Син, унаследовавший власть в Младшей Цинь, сначала разбил войска Фу Дэна, который был при этом убит, а потом его сына, на чем и закончилось самостоятельное существование народа ди. Остатки этого героического племени смешались с победителями-тибетцами; впоследствии они вошли в состав средневековых тангутов, или дансянов[226]. Но нас сейчас больше занимает положение и состояние победившего государства — Младшей Цинь. Ведь оно тоже, включив в себя большое количество местных жителей, стало тибето-тангуто-китайской химерой и, как таковое, оказалось лицом к лицу с сяньбийцами, окружавшими его с востока, запада и севера, где прикрывавшие Шэньси ордосские хунны испытали на себе силу табгачского оружия.
ХУННЫПРОТИВ ТАБГАЧЕЙ
Усиление табгачского ханства грозило равно и хуннам князя Лю Вэйчэня, и жужаням хана Вэньгэди[227], лишившимся мощной поддержки тангутов. Поэтому оба эти государя постарались заключить союз с Яо Сином, который не мог не поддержать противников сяньбийцев. Однако хан Тоба Гуй воспользовался тем временем, когда тибетцы были связаны войной с тангутами, и взял инициативу неизбежной войны в свои сильные руки.
В 391 г. Тоба Гуй выступил против жужаней. Жужани, не приняв боя, ушли на север, но посреди Гоби были настигнуты и разбиты. Табгачи преследовали их, несмотря на то, что съестные припасы кончились. Гуй приказал заколоть заводных лошадей и гнаться за врагом. Наконец беглецы стали сдаваться. Вождям отрубали головы или заковывали в цепи, а народ отвели в Китай и поселили в области Юньчжун (к югу от Иньшаня и к востоку от Ордоса)[228]. Скорее всего эти кочевники были нужны Тоба Гую для пополнения своей конницы.
Лю Вэйчэнь осознал надвигающуюся опасность и, пока главные силы табгачей преследовали разбитых жужаней, со всеми имевшимися у него войсками ударил с юга на Тоба. Но Тоба Гуй с небольшим отрядом отборной конницы обратил в бегство войско Лю Вэйчэня и, развивая успех, ворвался в Ордос. Во время возникшей паники Лю Вэйчэнь был убит своими подчиненными, его старший сын попал в плен, а младший, Хэлянь Бобо, спасся и пробрался в Младшую Цинь.
Почему-то хунны не могли тягаться с отважными степными кочевниками. Добыча, захваченная в Ордосе, была огромна: «изобилие разлилось в государстве Тоба»[229].
Хунны не покорились победителю. С 391 по 394 г. они бежали в Южный Китай «с коровами, баранами, колесницами, кибитками и другим скарбом неисчислимым. Всего пришло их около 30 тыс. человек, и были приняты ласково»[230].
Надо думать, что не меньшее число хуннов ушло на запад, в Хэси, где они вскоре и обнаружились. Час окончательной победы табгачей еще не пробил. Жужани и хунны еще таили в сердцах своих силу для сопротивления победителям.
Жужаням не улыбалась перспектива гибнуть в войнах с китайцами ради славы чужого хана. К тому же за полстолетия общность судьбы сплотила их крепче, чем телесцев, — общность языка и происхождения. В 394 г. они восстали. Их атаман Шэлунь, человек «находчивый, злой и лукавый»[231], расправился с вождями, пошедшими на службу к притеснителю, и после некоторых неудач увел свой народ за песчаную степь в Халху. Там он подчинил себе разрозненные телеутские племена и «сделался сильным и страшным»[232]. На востоке его ханство стало граничить с Кореей, а на западе — с Карашаром.
Блестящие победы табгачей оказались эфемерными. Через какие-нибудь четыре года выяснилось, что Великая степь не только потеряна, но и превратилась в постоянную угрозу для табгачских кочевий в Иньшане. Опустелый Ордос пришлось покинуть, потому что все силы понадобились не для завоеваний, а для борьбы за право на жизнь, и не с чужаками, а с единоутробными братьями — муюнами.
ТАБГАЧИ ПРОТИВ МУЮНОВ
Самым могучим правителем на берегах Хуанхэ был Муюн Чуй. Это не устраивало ни хана табгачей Тоба Гуя, ни его окружение. Нерастраченная энергия бурлила в их сердцах и толкала их на создание империи, еще более могучей, чем хуннская Чжао, тангутская Цинь и сяньбийская Янь. Но увы, титул Тоба Гуя — Вэй-ван — подчеркивал его второстепенное положение, в то время когда все его советники настоятельно требовали, чтобы их сделали вельможами при дворе императора. Ради величия народа и своего собственного они не жалели ничего и никого.
«Две сабли не вмещаются в одни ножны», — гласит персидская пословица. В Северном Китае не могли ужиться два императора. Схватка между муюнами и табгачами была неизбежной. Повод подал сам Тоба Гуй, разгромив союзников муюнов — племена хи (татабов) и кидань в Центральной Маньчжурии. Это вызвало охлаждение между державами, но активные военные действия не развивались, так как табгачи были заняты в Ордосе, а силы муюнов сковало наступление корейцев на Ляо-дун в 385 г. Корейцы были отбиты, но время для нападения на державу Тоба упущено.
До 395 г. Тоба Гуй не разрывал номинальной вассальной зависимости, но в июне 395 г. напал на пограничные области муюнов.
Муюн Чуй направил против него своего наследника Муюна Бао с 80-тысячным войском. Тоба Гуй начал стратегическое отступление и ушел за Хуанхэ, бросив страну в жертву неприятелю.
Муюны набрали много добычи, но не сумели переправиться через Хуанхэ. Тем временем 70 тыс. табгачских всадников обошли войско Муюна Бао и перерезали его коммуникации. В ноябре Муюн Бао сжег суда и повернул домой, надеясь на то, что наступил ледоход и войска Тоба Гуя не смогут переправиться и ударить ему в тыл. Но в начале декабря внезапно ударил сильный мороз с ветром, и лед на Хуанхэ стал. Немедленно 20 тыс. отборной табгачской конницы под предводительством самого хана переправились и пустились преследовать врага. Они «шли рано и поздно»[233].
Муюнские войска были уверены, что неприятель отделен от них широкой, льдистой, вспененной рекой, и не принимали предосторожностей. Больше того, начальник арьергарда Муюн Линь распустил своих людей на охоту. На покатой равнине Сэньхэпо войско муюнов захватила пурга, «воздух сгустился, как стена»[234], и в это время разведка преследователей обнаружила отступавших.
Тоба Гуй приказал завязать морды лошадей, а ратникам взять в рот кляпы. Ночью все войско в безмолвии взобралось на гору, а при первых лучах солнца увидело внизу «неприятельский лагерь спящим». По знаку вождя табгачское войско кинулось на спящих муюнов; те в панике ударились в бегство, оставив на месте 10 тыс. трупов. Но бегство не спасло их. Они попали в засаду. Обошедшая их армия перехватила беглецов, и 50 тыс. человек сдались в плен. Самому Муюну Бао удалось бежать.
За этим последовала страшная сцена. Для того чтобы обессилить противника, Тоба Гуй приказал перебить всех пленных. Пятьдесят тысяч человек были убиты, и трупы их брошены на равнине. Табгачи выиграли много, но еще не все. В апреле следующего 396 г. сам Муюн Чуй, несмотря на болезнь, встал во главе своего войска. Он пересек «каменные вершины» хребта Циньлин и напал на тылы Тоба Гуя.
Князь Тоба Кянь, охранявший столицу, пал в битве, и вся его ставка досталась Муюну Чую.
В табгачской орде наступила паника. Сам Тоба Гуй хотел бежать, считая, что все потеряно. Но в решительный момент снова заболел Муюн Чуй. Лишенное вождя войско возвратилось домой, не реализовав успех. Вскоре Муюн Чуй умер.
Причиной внезапной болезни Муюна Чуя считали психическую травму. При переходе через покатую равнину Сэньхэпо он увидел груду скелетов, обглоданных птицами и волками. От стыда и горя у него будто бы пошла горлом кровь и усилилась болезнь. Но не это интересно для историка, а другое: каким образом болезнь полководца так сильно повлияла на ход событий, что муюны выпустили из рук верную победу? До какой степени разложения должно было дойти общество, чтобы монарх не мог никому доверить командования, и только сильная воля вождя принуждала ратников к несению службы? Организация всегда была слабым местом сяньби, и влияние цивилизации, видимо, не ослабило эгоистических инстинктов степного народа. Во времена расцвета Хунну в окружении заболевшего вождя, несомненно, нашлись бы толковые офицеры, которые бы довели дело до конца. Но сяньбийские ратники руководствовались элементарными чувствами: они набрали пленных, награбили добычи и хотели увезти все трофеи домой. Типичная психология ландскнехтов или кондотьеров. Вот чему научились сяньбийцы в Китае!
Не лучше были и табгачи, начинавшие братоубийственные смуты для сведения личных счетов, как только их переставала сдерживать и направлять крепкая рука энергичного хана. Еще хуже были окитаенные хунны и сами китайцы, служившие в войсках обоих соперников. Они отличались от полуцивилизованных сяньбийцев лишь пониженными боевыми качествами, и тем не менее управлять своей страной умели только они. Тоба Гуй, отлично знавший способности своих соплеменников, доверил управление завоеванными территориями исключительно конфуцианским грамотеям[235]. Это был мудрый шаг, так как неизбежные столкновения между кочевниками и оседлыми земледельцами теперь в какой-то мере амортизировались бюрократической прослойкой, достаточно гибкой для того, чтобы установить modus vivendi.
МУЮНЫПРОТИВ ТАБГАЧЕЙ
Проиграть битву и утратить талантливого вождя, конечно, тяжело, но и то и другое не означает полного поражения храброго народа и могучего государства. Муюны имели достаточные резервы для отражения наступления Тоба Гуя. Последний не промедлил ни дня. В сентябре 396 г. 400-тысячное табгачское войско двинулось на владения муюнов в северной Шаньси (на Май) и месяц спустя подошло к крепости Цзиньян (в Бинчжоу).
Наследовавший Муюну Чую Муюн Бао, уже успевший доказать свою бездарность при Сэньхэпо, не сумел организовать сопротивление. Выступившее против табгачей войско было разбито и бежало, китайское население в городах заперло ворота и не впустило беглецов. Очевидно, режим Муюнов был несладок.
Развивая успех, Тоба Гуй пустил свою многочисленную конницу по всем дорогам, старым и новым, на юго-восток, почти не встречая сопротивления. Только в трех крепостях удержались муюнские гарнизоны, но там они сопротивлялись отчаянно и вылазками заставили табгачей отступить от крепости Е. От осады муюнской столицы Чжуншани Тоба Гуй отказался, так как приступ стоил бы ему многих людей, а осада — много хлеба; он предпочел поберечь и то и другое и, оставив крепость в тылу, двинулся к Пекину и взял прикрывавшую его крепость Синьду. Муюн Бао решился на крайнюю меру: за сокровища короны и суммы, вырученные от распродажи гарема, он навербовал в свое войско профессиональных преступников и выпустил их на врага. На берегу реки Хутхэ противники встретились: солдаты-преступники обошли табгачское войско, подожгли лагерь и вызвали замешательство. Но в решающий момент сражения в войске муюнов без всякой видимой причины началась резня. Очевидно, преступники не смогли преодолеть своей природы и схватились с воинами. Тоба Гуй, увидев это, «ударил сбор войск», зажег вне лагеря множество огней, чтобы деморализовать противника, и бросил все наличные войска в сокрушительную атаку. Войско муюнов рассеялось. У Муюна Бао осталось еще 20 тыс. конной гвардии, вполне дисциплинированной и боеспособной, но во время отступления на этот отряд налетел снежный буран, что нередко случается в марте и даже позднее в континентальных районах, примыкающих к Великой степи[236]. «Множество ратников от стужи померли»[237], а уцелевшие потеряли боеспособность. Не видя возможности длить сопротивление, Муюн Бао бежал на восток и укрепился в Лунчэне, городе на реке Далинхэ, около Ляодунского залива. Там ему удалось собрать достаточно мощную армию и разбить у Сяциньчжая преследовавших его табгачей, которые были «храбры, но не стойки»[238].
Тут, может быть, военное счастье вернуло бы муюнам их державу, но они сами выпустили из рук победу. Муюн Хуэй, пониженный в чине, произвел мятеж, убил нескольких своих братьев, но был схвачен и казнен. Эта сумятица дала возможность Тоба Гую подтянуть свежие войска, разбить князя Муюна Линя и в 397 г. взять Чжунъшань, что сделало его хозяином всей огромной равнины низовий Хуанхэ.
Войска муюнов оказались разрезанными надвое. Командующий гарнизоном Е, Муюн Дэ, по совету прибежавшего к нему разбитого Муюна Линя покинул город, бросив на произвол судьбы китайское население области, и в 398 г. отвел 40 тыс. сяньбийцев с семьями в Шаньдун. Там, в отдалении от противника и от начальства, он объявил себя самостоятельным государем царства Южная Янь и к концу 399 г. подчинил себе весь Шаньдун.
Гораздо хуже сложились дела Муюна Бао, который после своих поражений стал настолько непопулярен, что его хотели убить собственные офицеры. Он бежал было в Шаньдун, но Муюн Дэ его не принял. Бедному императору не осталось места под солнцем. После многих приключений мятежники заманили его в Лунчэн и убили. Его сын Муюн Шэн подавил мятеж, но был вынужден сражаться на востоке с когурёзцами. Он умер в 401 г. Сменивший его Муюн Си оказался деспотом и вызвал против себя восстание, принудившее его к бегству. В 407 г. его убил Муюн Юнь, приемный сын Бао, который два года спустя сам погиб при возмущении своего народа, желавшего иметь вождя, способного возглавить сопротивление табгачам. Таким образом, былая могучая империя Янь распалась на два слабых царства, сумевших, правда, отстоять свою независимость от табгачского хана, принявшего в 398 г. титул императора Вэй (принято писать Тоба-Вэй, или Северная Вэй).
Однако пышный титул не помог Тоба Гую завершить поход, потому что в тылу у него активизировались жужани, и весь 399 год ушел на степную войну. Окончилась она для табгачей удачно. Жужани убежали на север от Гоби, а множество телеутов были захвачены в плен и пополнили императорскую конницу. Но эти силы пришлось пустить в ход не для завершения войны против муюнов, а для обороны на юго-западе, где за эти годы произошли важные перемены.
КИТАЙЦЫИ ТИБЕТЦЫ
Казалось бы, после победы при реке Фэй южные китайцы могли наконец перейти в широкое наступление на север, тем более что затянувшийся поединок между табгачами и муюнами облегчал им задачу освобождения земель, захваченных «варварами». Но империя Восточная Цзинь тоже не была монолитной: ее раздирало соперничество северных аристократов, бежавших на юг от победоносных хуннов еще в начале IV века, и южных, местных вельмож. А против тех и других вместе были настроены крестьяне, руководимые отважными вождями даосского направления. Традиции «желтых повязок» на юге еще не угасли. Поэтому китайцы использовали передышку не для накапливания сил, а для разрешения внутренних противоречий в своей стране.
При принятом нами аспекте исследования нецелесообразно отвлекать внимание читателей на подробное описание восстаний и мятежей, погубивших династию Цзинь. Достаточно отметить, что с 385 г. власть в империи Цзинь попала в руки родственника императора Сяо У-ди, Сыма Дао-цзы, который правил Южным Китаем как завоеванной страной. Бесчинства, лихоимство и казни вызывали негодование всех слоев населения. В 396 г. Сяо У-ди был задушен одной из своих жен, а против его сына, Ань-ди, вступившего на престол в 397 г., вспыхнули сразу мятеж местных вооруженных сил под предводительством Ван Гуна[239]и крестьянское восстание, руководимое Сунь Таем, последователем учения «пяти доу риса», т.е. даосизма. После гибели Сунь Тая в 398 г. повстанцев возглавил его племянник Сунь Энь, укрывавшийся некоторое время на прибрежных островах и потому названный официальной китайской историографией «пиратом».