Трёхлетняя работа подошла к концу и книга «Забытая дивизия» свёрстана.
На днях она отправится в типографию.
ДАЛЬНИЙ ПУТЬ НАМ НЕИЗВЕСТЕН
Письмо, которое вы сейчас прочтёте, написал ровно за неделю до начала боёв старший сержант 397-го отдельного сапёрного батальона 229-й СД Евграф Слепченко своим родителям в деревню Мияссы Нижнетавдинского района. Прочитаем полностью.
«Письмо 1942 года июля 17 дня. Добрый день или вечер, здравствуйте, дорогие многоуважаемые родные. Шлю я вам свой пламенный сердечный привет и желаю самых наилучших успехов в жизни, а главное, здоровья.
Во первых строках я сообщаю, что послал вам с дороги несколько писем, но не знаю: получаете вы их или нет. А сейчас хочу сообщить, как во Владимировке погрузились на пароходы и поехали водным путём, рекой Волгой. Ехали двое суток, посмотрел, что за река, очень и очень широкая. До Каспийского моря не доехали километров 250. И сейчас приехали в Сталинград, выгрузились на берег и опять погружаемся на подводы. И я со своей канцелярией. Дальнейший путь нам неизвестен. Прошу не беспокоиться. Ваш сын Слепченко Евграф Никонович».
«Дальнейший путь нам неизвестен», – так писал старший сержант Евграф Слепченко, отправляясь со своей канцелярией, о которой мы можем только догадываться, в 150-километровый путь сначала к Дону, а потом и за Дон. Можно только предполагать, что с ним случилось – домой Евграф не вернулся. Возможно, он был писарем в своём батальоне (письмо грамотное)… Пятью годами позднее офицер Нижнетавдинского РВК возьмёт это письмо у Никона Слепченко и копию его переправит в Москву. Оттуда придет решение: считать Слепченко Евграфа Никоновича «пропавшим без вести с февраля 1943 года». Как и предписывала инструкция.
ВОПРОСОВ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ОТВЕТОВ
О чём могут рассказать два листка бумаги с подслеповатым от старости и многократного копирования текстом?
На двух листках уместился список – сотня фамилий, имён и отчеств, годы рождения (главным образом, 1923-й), графа – образование, графа – партийность, графа – национальность – русские, чуваши, татары, три белоруса, украинец…
Если хотите, соцдемографический, как писали в прошлом, обзор, датированный декабрём 1941 года. Сто парней из тогдашнего Нижнетавдинского района (Велижанский был отдельно) призваны в армию и в составе команды направлены местным райвоенкоматом в Ишим в распоряжение подполковника Никифорова, начальника 2-й Ленинградской авиашколы имени Ленинского комсомола.
Кстати, меня давно занимает вопрос: знали эти деревенские парни, что их официально направляют в авиашколу? Или для них это тоже было военной тайной? А если знали, то надеялись ли, что их обучат, и станут они летать на боевых самолётах и бить врага с воздуха?
Вряд ли. Почему-то ни в письменных воспоминаниях, которые приходилось читать, ни в рассказах немногочисленных ветеранов декабрьского сорок первого года призыва не упоминается эта авиашкола. Она, действительно, была эвакуирована из Ленинграда в Ишим, подполковник Никифоров считался старшим воинским начальником тылового города.
А на самом деле «адресатом» команд из сельских районов являлась спешно формируемая стрелковая дивизия в/ч 5984. Потом, когда она отправится на фронт, ей официально присвоят новый номер – 229-я стрелковая дивизия. Этот номер после сражения под Смоленском «освободило» разбитое в боях воинское соединение.
Надо думать, что ничего этого не знал и нижнетавдинский районный военный комиссар политрук Семенчук. Он в последний раз пробежал по списку, отпечатанному на старенькой пишмашинке. Отметил, что призывной возраст не слишком выходит за рамки, обозначенные в приказе Омского облвоенкома: в основном, двадцать третий год. 1921-1922 – десятка полтора, не больше. Неплохое по тем временам – для деревни – образование: начальное, четыре класса, у кого-то – пять, шесть. Есть человек 10 с семилеткой, и двое даже окончили 9 классов. Райвоенком макнул ручку в чернильницу, провел косую черту и лихо закрутил спиралью первую букву подписи, потом изобразил небольшой заборчик из палочек и свободный росчерк: Семенчук. Вперёд, ребята!
И они поехали. Сначала в Синицынский бор под Ишимом. Немного стреляли, учились ходить строем, осваивали воинский артикул штыкового боя, используя деревянный макет вместо трёхлинейки Мосина 1891/30 с примкнутым штыком. Об этом рассказал их сверстник Пётр Александров, вернувшийся с войны.
В конце апреля – начале мая погрузились в вагоны – сорок человек или восемь лошадей – и отправились на запад. Ещё маленько поучились военному делу – в Скопино под городом Горьким. Тем временем обнаружилось, что немцы успешно продвигаются на сталинградском направлении. Нашей дивизии, подкреплённой доставленным из лагерей Коми спецконтингентом, выпала высокая честь – остановить врага.
Можно прямо сказать, что задача удалась не вполне. Большие историки до сих пор, всяк по-своему, трактуют тот факт, что впервые в Российской истории внешнему врагу удалось дойти от западных границ почти до Волги. Говорят о просчётах верховного командования. О превосходстве врага в живой силе и технике. О слабом вооружении и недостатке боевого опыта у частей, брошенных навстречу врагу… Наверное, всё это, хотя и в разной степени, правда. Но правда и то, что наши ребята, необстрелянные, не обкатанные танками, видевшие самолёты только на картинках, и, конечно, без ужасающего воя, с которым пикировали на их позиции немецкие «юнкерсы-87», стали цепляться за каждую складку местности, за каждый хутор, за каждую станицу в большой излучине Дона. Они держались 17 дней. Всего семнадцать? Нет, целых семнадцать дней. Вот такую прошли школу. Те, кто не погиб на донском рубеже, потом вливались в другие части, и части эти становились гвардейскими, ударными, Красно-знамёнными, получали именные воинские отличия. Потому что прошли школу настоящей схватки.
…Когда остатки дивизии, по официальным подсчётам чуть больше семи сотен бойцов и командиров, пробились из окружения к своим, пришло время отчётов. Стали составлять списки безвозвратных потерь. Так теперь и мы, взяв за основу машинописные странички, скреплённые подписью райвоенкома Семенчука, попробуем составить списки безвозвратных потерь команды призывников, отправленной из Нижней Тавды 22 декабря 1941 года.
Данные собраны из разных источников. Из списков потерь 229-й СД, составленных ещё в октябре 1942 года; из списков потерь дивизий и бригад, где воевали уцелевшие в большой излучине Дона; из списков, появившихся в результате послевоенных подворных обходов, когда была предпринята малоизвестная, но масштабная попытка подсчитать, сколько жизней унесла та война… Плюс данные спецархива фильтрационных дел на бывших военнопленных. Эти дела почти полвека хранились в Тюменском управлении КГБ, а в 1991 году были переданы в Государственный архив социально-политической истории Тюменской области.
Повторяю: мы старались брать только сведения, занесённые в официальные документы. Те, что подписывали военкомы. Те, что утверждали своей подписью следователи СМЕРШа в фильтрационных лагерях. Те, что хранятся в Подольском архиве министерства обороны и выставлены на сайте «Мемориал».
Итак, в 229-ю СД из бывшего Нижнетавдинского района ушло ровно сто человек. Но прежде, чем начать счёт, я хочу коснуться одного широко распространённого утверждения. По сути, мифа.
Многократно утверждалось, что тяжелее всего война прошлась по поколению, рожденному в 1923 году. Что лишь трое из каждых ста вернулись домой. Скорее всего, это было эмоциональной оценкой, сформулированной кем-то из основоположников так называемой «лейтенантской прозы». Ушедшие на фронт прямо со школьной скамьи, они особенно остро переживали гибель своих сверстников, одноклассников, ещё ничего не видевших в жизни. Кроме войны.
Работая в течение двух с лишним лет со списками рядовых 229-й СД, то есть, с поколением того самого 1923 года, я могу с цифрами в руках показать, сколько из них вернулось домой.
Каждый список исследовался по пяти позициям: вернулся, погиб, пропал без вести, попал в плен и – «данные отсутствуют».
Поскольку приблизительность учётов военного времени очевидна, мы можем сомневаться в трёх позициях из пяти. Погиб или пропал без вести? Пропал без вести или попал в плен? Попал в плен или погиб? Данных нет или они содержатся в одном из ящиков картотеки Центрального архива министерства обороны (ЦАМО), компьютерный доступ к которым закрыт?
Максимально, хотя и не стопроцентно, достоверно, – число вернувшихся домой, вставших на воинский учёт. Тех, кто пришёл с войны, из плена вернулся, считался пропавшим без вести, но выжил.
Теперь цифры. Из ста нижнетавдинцев 24 (24%) – вернулись домой, освобождены из плена, после фильтрации отправлены с рабочими батальонами «на восстановление народного хозяйства». Достоверно погибли – занесены в списки убитых и умерших от ран – 15 (15%). Официально признаны пропавшими без вести и занесены в соответствующие списки – 32 (32%). Всех вместе – 71 (71%). Из них побывали в плену – 23 (23%). (С небольшими колебаниями эти цифры не слишком отличаются от списков ишимских, голышмановских, абатских, упоровских…)
Об оставшихся двадцати девяти призывниках не удалось найти ни одного достоверного документа, на который можно сослаться. О них не вспомнили даже в опросах, которые в 1946-1948 годах проводили при подворном обходе офицеры Нижнетавдинского райвоенкомата. А ведь майор Панько, послевоенный райвоенком, был очень внимателен и даже придирчив, насколько можно судить по сохранившимся документам. Самое большое число писем с войны от тех, кто не вернулся, собрали в нашей области именно его подчинённые. Так, удалось прочитать письмо старшего сержанта Евграфа Слепченко, написанное за несколько дней до начала сражения в большой излучине Дона. «Дальнейший путь нам неизвестен», – так заканчивается письмо.
Путь был неизвестен, и нам до сих пор по каплям, по крохам, с трудом, удаётся восстановить судьбу этих солдат. Всей правды мы, скорее всего, никогда не узнаем. Вопросов больше, чем ответов.
В первой части я назвал цифры, которые удалось получить, «пробив» через всевозможные списки и отчёты фамилию каждого из ста призывников. Напомню итог: домой вернулись 24, погибли – 15, пропали без вести – 32. О 29 никаких официальных сведений найти пока не удалось. 23 были в плену, это удалось подтвердить документами и свидетельскими показаниями.
Одно из таких показаний мы нашли в фильтрационном деле N 2168, хранящемся в Тюменском архиве социально-политической истории.
Василий Максимович Селезнёв из д. Морозовка, рядовой 397-го отдельного сапёрного батальона 229-й СД, попал в плен в трагический день – 10 августа 1942 года под станицей Чир. 5 сентября бежал. Через месяц скрывающийся на оккупированной территории красноармеец был задержан немцами и отправлен в Норвегию. Освобождён англичанами и передан советским властям. Четыре месяца проходил фильтрацию, то есть проверку, на станции Суслонгер Марийской АССР. В составе рабочего батальона направлен в металлургическую промышленность.
Во время допроса Василий Селезнёв сообщил:
«Со мной вместе служили в 229-й стрелковой дивизии из д. Морозовка Нижнетавдинского района Петров Виктор Иванович, 1923 года рождения; Голованов Михаил Афанасьевич, 1922; Семёнов Петр Данилович, 1921, и Шабалов Василий Егорович, 1923, из д. Полукедровка, и все они попали в плен и содержались в лагере военнопленных в г.Миллерово Ростовской области…»
Повезло, что Василий Селезнёв сумел выжить в лагере, где пленных заставляли строить дороги и аэродромы, валить лес. Выжил и запомнил своих сверстников, а то осталась бы от них только строчка в именных списках райвоенкома Семенчука. А куда подевались – неизвестно…
Теперь расскажем о тех, о ком знаем чуточку больше. Вдруг пригодится: может, живы братья и сёстры, есть племянники и у них есть дети. Может, кто-то кропотливо собирает сведения об участии родных в крупнейшем событии двадцатого века – II-й мировой войне.
Правда, живых (их было 24, напомню) расспросить не успели. Спохватились слишком поздно. Придётся вопрошать мёртвых. Павших смертью храбрых на фронтах. Их в нашем списке – пятнадцать.
Вот, например, Владимир Александрович Рыбаков из деревни Саратовка. Рядовой 811-го стрелкового полка. 1 августа попал в плен под станицей Суровикино, 5 августа бежал и до 3 января 1943 года, до освобождения территории, скрывался у местных жителей. Потом, естественно, фильтрационный лагерь с неизбежными вопросами и допросами. Только в декабре был отпущен и направлен на Ленинградский фронт. Повоевал всего два месяца в 146-м полку 44-й Чудовской стрелковой дивизии и погиб 25 февраля 1944 года.
Александр Андреевич Степанов из деревни Красиной Петрунькинского сельсовета. В 1944 году он – автоматчик мотострелкового батальона 41-й Краснознамённой танковой бригады. Освобождает Белоруссию и Прибалтику. Дошёл до Латвии. Убит 25 апреля 1944 года под г. Мадлиена.
Алексей Петрович Сидоров, рядовой истребительного отряда 229-й СД. Считалось, что он пропал без вести между 24 июля и 20 августа 1942 года. Однако из окружения вышел и после недолгого пребывания в 169-м запасном полку 40-й армии воевал в гвардии – 180-м гвардейском стрелковом полку 60-й гвардейской СД. До 3 января 1943 года его полк носил номер 853, а дивизия – 278. Она тоже воевала в Задонье, может, там и прибился к новой части вышедший из окружения рядовой Сидоров? Ведь именно с Задонского плацдарма началось окружение немецких войск в Сталинграде, операция «Малый Сатурн». В Сталинграде еще доколачивали остатки армии Паулюса, а 60-я дивизия повернула на юго-запад, на освобождение левобережной Украины. 18 января она вышла к реке Северский Донец и продолжила наступление на Ворошиловград. Там, под городком, а может, селом с длинным названием Славяносербск, и погиб Алексей Сидоров.
Примерно в тех же местах воевал и бывший рядовой 804-го стрелкового полка 229-й СД Дмитрий Степанович Богданов. За Доном он попал в плен, но в декабре освобождён и зачислен в 905-й полк 243-й стрелковой дивизии. Целых полгода он на запад шёл по Украине и пал 21 июля у деревни Сидорово Сталинской, ныне Донецкой области. О том, какие бои шли в Донбассе, можно судить по небольшому примечанию в списке безвозвратных потерь 243-й СД: «… младший сержант Богданов… убит в бою, тело оставлено на поле боя, не похоронено». И так целый столбец фамилий. Все оставлены…
Рядового 804-го полка Алексея Степановича Кондакова свои, из 229-й дивизии, тоже посчитали «пропавшим без вести». А он из окружения вышел, и мы находим его следы еще в одном прославленном соединении Красной армии – 52-й гвардейской танковой бригаде 6-го гвардейского Киевского Краснознамённого орденов Суворова и Богдана Хмельницкого танкового корпуса. Можно догадаться, что за плечами разведчика Алексея Кондакова – и форсирование Днепра в конце сентября 1943 года, и освобождение Киева в начале ноября, и выход на государственную границу. Гвардии рядовой Кондаков был тяжело ранен и умер от ран 28 сентября 1944 года, похоронен в Келецком воеводстве, Польша.
Вспоминается фраза из какой-то книжки о войне: «никому неохота умирать на последней странице». Но и там приходилось. На одной из последних страниц Отечественной войны смерть настигла солдата из нашего списка. Мы нашли его имя в скорбном документе, где перечислены военнослужащие 300-го гвардейского полка, похороненные в братской могиле N 14 в районе городка Винер-Нойштадт, в Австрии:
... гвардии красноармеец Шпаймалов Иван Александрович – нижний справа
гвардии красноармеец Михайлов Александр Константинович – нижний слева
гвардии красноармеец Горбунов Николай Михайлович – 2-й ряд справа
гвардии красноармеец Чуниев Анамерет – 2-й ряд слева
гвардии красноармеец Новопашин Андрей Тимофеевич, верхний...
Андрей Тимофеевич Новопашин из деревни Трошковой, рядовой 300-го СП 99-й гвардейской Свирской ордена Кутузова воздушно-десантной дивизии, убит за две недели до конца войны – 24 апреля 1945 года. По соседним записям в списке безвозвратных потерь можно догадаться, что в Австрию дивизия пришла из Венгрии, после ожесточённых боёв в районе знаменитого города с труднопроизносимым названием Секешфехервар…
И еще одна подробность, которую мы хотели бы сообщить. Андрей Новопашин успел перед уходом в армию жениться. Жива ли в Нижнетавдинском районе, может быть, в той же деревне Трошковой Матрёна Ивановна Новопашина? Как она жила все эти годы? Помнит ли кто-нибудь бравого десантника, похороненного в чужой земле рядом с четырьмя товарищами? Хотелось бы об этом узнать…
В заключение несколько строк о второй команде, отправленной на формирование 229-й дивизии из нынешнего Нижнетавдинского района, из той его части, что была районом Велижанским.
Велижанский район отдал фронту в составе 229-й СД 139 бойцов. Из них вернулись 25 человек (18%). Безвозвратные потери – 114 (82%). В том числе убитыми – 12 (9%), пропавшими без вести – 50 (36%), неизвестна судьба – 52-х (37%). В плену побывали 19.
Велижанские парни были зачислены главным образом в 811-й стрелковый полк. Многие из них прошли окружение, плен, вновь воевали. И, поскольку сохранившиеся документы в основном касаются погибших, мы можем напомнить о них.
О погибшем в страшном лагере «Славута» Викторе Бересневе. О сержанте, командире отделения 14-й гвардейской СД Петре Возженникове, умершем от ран в сентябре 1944 года под г. Львов. О пропавшем без вести в ходе Курской битвы в Белгородской области ефрейторе из 4-го гвардейского Кантемировского мотострелкового корпуса Владимире Копытове. И о тех, кто остался в братских могилах на украинской земле, – Алексее Костко в Кировоградской области, Иване Петрове – в Николаевской, Петре Варсулове – в Харьковской, Иване Толокнянникове – в Полтавской... Владимир Павлов погиб на острове Сорвали в Финском заливе, а Алексей Сериков – уже в самом конце войны, 22 марта 1945 года в селе Цорндорф, Германия…
… Как знать, может быть, эти строки еще немного продлят память о крестьянских парнях, ставших солдатами.