После прохождения этапа технической доступности становится актуальным определение соответствия ссылки (телефона или адреса) указанному в списке адресату.
Первый эксперимент. Для получения такой информации использовалось несколько приемов: (1) по телефону после приветствия интервьюер спрашивал об организации и/или о ее руководителе; (2) после обнаружения адреса, указанного в регистрационных документах, он искал вывеску организации; (3) если интервьюер не мог обнаружить вывеску, он расспрашивал людей, работающих или проживающих в этом же здании.
Из 186 попыток обнаружить репрезентанта организации только 40 (22%) были успешными, в 66 случаях (35%) была получена дополнительная информация, позволяющая продолжить поиск, и в 80 случаях (43%) результат был отрицательным. Наиболее непродуктивным способом нахождения репрезентанта организации оказался поиск вывески: она была обнаружена лишь в 4 из 37 случаев. В половине случаев вывеска не соответствовала названию организации, а лишь косвенно указывала на нее. Например, Красноярская краевая общественная организация "Молодежный туристский клуб "Ермак"" располагается под вывеской: "Муниципальное образовательное учреждение клуб по месту жительства Ермак. Центр детского творчества и юношеской инициативы Советского РУО г. Красноярска".
В подавляющем большинстве молодежные организации не имеют вывески, что связано с отсутствием постоянного адреса. Хотя общественные объединения обязаны подавать "сведения об адресе (месте нахождения) постоянно действующего руководящего органа общественного объединения, по которому осуществляется связь с общественным объединением" (ст. 21, 29 ФЗ от 19.05.1995 N82-ФЗ в ред. от 25.07.2002), а "место нахождения некоммерческой организации определяется местом ее государственной регистрации" (ст. 4, п. 2 ФЗ от 12.01.1996 N 7-ФЗ в ред. ФЗ от 21.03.2002 N 31-ФЗ), обычно молодежные общественные объединения нельзя обнаружить по юридическим адресам. Опрос людей, работающих по указанному адресу, давал гораздо больше положительных результатов: в 7 из 43 случаев, или в 16%, удавалось непосредственно поговорить с представителями организации и в 16, или 37%, была получена информация, позволяющая продолжить поиск. Наиболее экономичный и продуктивный способ связи с молодежными организациями — телефонные звонки. Только в 26 из 104 телефонных разговоров, или в 25% случаев, получен отрицательный результат, то есть абонент ничего не знал ни об организации, ни об ее руководителе.
Рис. 3. Тестирование организационной доступности
Исходный источник информации — база данных Управления юстиции. При технической доступности организации по одной из указанных в базе ссылок — обнаружено здание или абонент взял трубку — возможны три варианта: (1) найден репрезентант, (2) получена информация, (3) получен отрицательный результат, то есть об искомом объекте по месту обращения ничего не знают. Первый вариант позволяет сразу перейти к проверке коммуникативной доступности, второй — продолжить тестирование организационной доступности и проверить информацию, полученную с помощью личных контактов, третий приводит к прекращению поиска (рис. 3).
На первом шаге проверки организационной доступности 8 (123 запроса — с одной организацией могли пытаться установить контакт несколькими способами, например, по адресу и одному или двум телефонным номерам) лишь в 13% случаев координаты молодежных организаций соответствовали искомому объекту, в 34% была получена дополнительная информация, в 53% — отрицательный результат. На втором шаге было зарегистрировано 63 контакта, из них в 38% случаев удалось либо выйти на репрезентанта, либо получить дополнительную информацию для дальнейшего поиска и только в 24% получен отрицательный результат. Следовательно, если удается получить какую-либо информацию на первом шаге, вероятность соединения с репрезентантом организации резко возрастает.
Из 61 организации, по которым пройден уровень технической доступности, у 23, или 38%, не удалось найти репрезентанта (ситуации 3, 6 на рис. 3). При телефонном опросе отрицательный результат получен по 16 организациям. Указанные в списке телефоны в основном принадлежат либо частным лицам, либо государственным или муниципальным учреждениям:
–Это "Центр социальной адаптации детей и молодежи"?
–Нет, это "Центр социального обслуживания граждан и инвалидов".
– А вы — общественная организация?
– Нет, мы — муниципальное учреждение.
– А вы не знаете Шевченко Галину Геннадьевну?
– Нет, не знаю.
Организации, созданные по инициативе граждан и зарегистрированные на частных квартирах, обычно не "проявлены" в общественной жизни города, что связано не только с нехваткой ресурсов, но и с неосведомленностью об институциональных правилах третьего сектора или с нежеланием их придерживаться. Государство не только формирует институт общественных организаций, но и активно вмешивается в его функционирование. М. Липски и С. Смит утверждают, что передача социальных услуг, оказываемых ранее государственными учреждениями, в ведение некоммерческих организаций говорит не о приватизации, а об экспансии государства в сфере общественной жизни [20, p. 627]. В Красноярске экспансия государства выражается не только в оказании социальных услуг некоммерческими объединениями, но и в создании муниципальных учреждений на базе организаций третьего сектора. Руководитель молодежной организации становится руководителем профильного учреждения, и различие между государственной и общественной структурами нивелируется. В начале ХХ в. Ч.Х. Кули отмечал усиление государственного влияния на общественную жизнь, однако он связывал это с общей экспансией крупных структур во все сферы жизнедеятельности, например, в частные корпорации или трудовые союзы [21, p. 410]. Почти век спустя М. Липски и С. Смит пишут о государственной экспансии за счет вытеснения или поглощения третьего сектора [20]. Заинтересованность в общении с властями приводит к "пониманию и поддержке со стороны государства" [22, с. 113], а значит включению общественного объединения в регулируемые государством структуры.
Второй эксперимент.. В первом эксперименте ссылка в базе данных соотносилась с организацией по всем указанным полям (наименование организации, Ф.И.О. руководителя и т. д.); во втором введено дополнительное различение — доступность руководства. Если найти организацию можно только по имени руководителя, а не по наименованию, это говорит о крайней степени ее персонификации. Первый эксперимент позволил лишь выдвинуть гипотезу о персонификации молодежных организаций, но в нем недоставало данных для ее количественной проверки. Процедура второго эксперимента способствовала решению этой задачи.
Из 441 представившейся возможности поговорить с абонентами вопрос, связанный с идентификацией организации (например, "это Молодежная лига каратэ-до?"), задавался 169 раз (38%), из них 145 раз — в первом разговоре (опрошены представители 146 организаций; один раз интервьюер нарушил процедуру и пропустил первый и второй вопросы) и лишь 24 раза — в последующих. Это связано с тем, что либо респондент давал координаты руководителя и интервью согласно установленной процедуре начиналось с вопроса о возможности поговорить с последним, либо об организации ничего не знали и коммуникация не могла быть возобновлена. На 169 вопросов об идентификации организации было получено 64, или 38%, положительных и 105, или 62%, отрицательных ответов (рис. 4). Получая отрицательный ответ, интервьюер интересовался осведомленностью абонента об искомой организации: "А вы не знаете, как с ними можно связаться?" Обычно этот вопрос воспринимался адекватно, но иногда респонденты, не дослушав вопроса, бросали трубку, и требовался дополнительный звонок:
–Здравствуйте. Это молодежная организация "Юноармеец"?
– Нет, вы ошиблись. Это заправочная станция.
– А вы не знаете...
(Абонент положил трубку.)
На 105 вопросов получено 8, или 7,6%, утвердительных и 97, или 92,4%, отрицательных ответов, в большинстве случаев сопровождаемых репликами, которые свидетельствовали о крайней степени удивления, вызванного предлагаемыми вопросами:
– Это молодежный центр социального мониторинга?
– Нет.
– А вы не знаете, как с ними связаться?
– А с чего вы взяли, что мы должны знать? Вообще-то это квартира.
Таким образом, положительная идентификация организации по ее наименованию зафиксирована в 72 из 169 случаев (64 на первый вопрос и 8 на второй), или в 43% случаев.
Фиксируя отрицательные ответы на первые два вопроса, интервьюер задает третий вопрос: "Вы не знаете Ф.И.О.?" Однако в силу коммуникативных особенностей разговоров процедура была нарушена, и вместо 97 такой вопрос был задан 88 раз. На 88 вопросов получено 55, или 62%, положительных и 33, или 38%, отрицательных ответов (рис. 6), то есть учетное поле "Ф.И.О." приводит к более успешному поиску, нежели "наименование организации":
– Здравствуйте. Это молодежный центр "Святогор"?
– Нет, вы ошиблись.
– А вы не знаете, как с ними связаться?
– Нет.
– А вы не знаете Куценко Бориса Олеговича?
– А что вы от него хотели?
Поскольку вопрос о руководителе задавался лишь после получения отрицательного ответа на вопрос об организации, распределение ответов на него может характеризовать уровень персонификации организаций. Если организация прекращает свое существование, первое время помнят ее название и связанные с ней события, затем эти воспоминания теряют актуальность и стираются. Тогда респонденты опознают лишь имя руководителя.
Доля положительных ответов на вопрос об имени руководителя в общем количестве первых вопросов о наименовании организации показывает минимальный уровень персонификации в секторе молодежных объединений — 55 разделить на 169 равно 32% (рис. 4). Если эти же ответы отнести к общему числу первых вопросов (за исключением пропущенных данных и отрицательных ответов на вопрос о руководителе), то мы получим максимальный уровень персонификации — 43% (55 разделить на 169 за минусом 33 и 9). Во втором случае мы исключаем фактор неопределенности, поскольку абоненты, которые отрицательно ответили на все вопросы, либо забыли или не хотят сообщать нужную нам информацию, либо не имеют никакого отношения к молодежным организациям. Таким образом, коммуникативный способ определения персонификации молодежного сектора дает нам результат в диапазоне от 32% до 43%.
Г. Элдрих и Д. Пфеффер выделяют три типа доминирующего внешнего влияния на организацию в зависимости от ее правовой формы: (1) влияние конкуренции на бизнес организации, (2) влияние членов организации на добровольческие сообщества и (3) влияние политики на государственные агентства [23, p. 98]. Персонификация общественного объединения минимизирует влияние прочих его членов. Дает ли это организации конкурентные преимущества или ослабляет ее позицию? Не превращаются ли такие организации де-факто в бизнес или государственные структуры? М. Кляйнеберг утверждает, что российские некоммерческие организации, пытаясь подражать бизнес структурам, замещают членство профессионализацией: "В самом деле, если мы оставим уровень интерпретаций, дискурсов и моделей и обратимся к конкретным организациям, мы придем к выводу, что по многим признакам своей внутренней структуры значительная часть НОО напоминает обычные коммерческие организации. Так, в отношении стиля принятия решений и способов координации иерархическое лидерство часто преобладает над договорной и участвующей формами интеграции" [24]. Для подтверждения или опровержения данной гипотезы требуются дополнительные исследования.
Из 169 звонков по телефонным номерам, репрезентирующим молодежные объединения, в 72 случаях, или 43% (64 положительных ответа на первый вопрос и 8 — на второй, см. рис. 4), абонент опознавал наименование организации, в 55 случаях, или 32%, — имя руководителя и только в 33 случаях, или 19%, ему ничего не было известно. Вероятность обнаружения репрезентанта организации возрастает, если при первых контактах получена дополнительная информация. Звонки по телефонам, предоставленным Главным управлением Министерства юстиции, приводили к соединению с представителем организации в 352 из 748 раз, или в 47% случаев, а звонки по телефонам, полученным в ходе интервьюирования, в 173 из 279 раз, или 62% случаев (χ 2=18,172, df=1 p<0,000).
Активная позиция респондента (задает вопросы или просит оставить контактную информацию) практически не влияла на результаты поиска. При пассивной позиции респондента представители организации были в дальнейшем обнаружены в 174 из 284 случаев (61%), а при активной — в 109 из 157 случаев (69%) (χ2=2,928 df=1 p<0,087). Респонденты гораздо чаще проявляли любопытство, нежели желание способствовать нахождению организации. Они чаще интересовались причинами поиска — 135 из 441 разговора, или 31%, и реже просили оставить контактную информацию — 56 из 441, или 13%. Согласно процедуре опроса интервьюер не предлагал оставить свой контактный телефон, однако его иногда просили об этом. Из 89 случаев лишь в трех респонденты перезванивали по оставленному телефону.
О 49 из 135, или 34%, технически доступных организаций ничего не известно. Доля организаций, которые оказались технически недоступны, в московской и красноярской выборках, примерно одинакова. Если в красноярском исследовании ничего не известно о 38% организаций, то в московском — о 36%. Чуть более трети российских молодежных организаций остаются "непроявленными" для стороннего наблюдателя, а значит не включенными в институциональную среду общественных объединений.
Доступность руководства
Доступность руководства относится ко второму эшелону коммуникативной доступности (рис. 1). Если техническая и организационная доступность не связаны с интерактивными процессами селекции, то соединение с руководителем организации может быть опосредовано оценкой целесообразности такой коммуникации.
В первом эксперименте не предполагалось тестировать доступность руководства; однако были зафиксированы определенные тенденции в восприятии респондентами вопросов, связанных с их осведомленностью об организации и ее руководителе.
Обычно абоненты ничего не знали об организациях, но обладали информацией о людях, хотя и противоречивой, случайной и обрывочной. Например, по телефону общественной организации "Попечительский совет Образовательного центра" абонент предоставил следующую информацию:
– Он у нас лет семь не работает, слава богу.
– А почему "слава богу"?
– Как арендовал площади, так и нет его. А все звонят, интересуются. Я уже устала отвечать.
Один раз респондент указал, что работает в искомой организации, но отказался от предоставления какой-либо информации, ссылаясь на недоступность руководства и собственную неосведомленность. После двух предварительных звонков и рассказа о проведении исследования состоялся следующий разговор:
– Могу я поговорить с Натальей Владимировной?
– Вы знаете, она приболела и не может.
– Тогда могу я поговорить с ее замом?
– Вы знаете, он в разъездах, и я даже не знаю, как вас состыковать.
– Может, я с вами могу поговорить?
– Я человек новый и ничего вам рассказать не могу.
– Спасибо. А когда можно перезвонить?
– Не знаю. Боюсь, что вы не сможете их застать.
Пошаговое накопление информации об искомой организации в основном связано с получением дополнительных сведений об ее руководителе. В большинстве случаев абонент изначально ориентируется на конкретного человека:
– Могу я поговорить с руководителем Молодежного компьютерного клуба?
– Вы мне фамилию говорите.
- Еремин Иван Викторович.
– Его сейчас нет, позвоните попозже.
Смена руководства приводит к сбою в организационной доступности. Например, процесс получения информации о молодежной организации "Новое поколение" приобрел форму информационной эстафеты, когда интервьюеру предлагалось методично переходить от одной персоны к другой:
(1 итерация) И. (интервьюер): Могу я поговорить с руководителем молодежной организации "Новое поколение"?
Р.(респондент): Вам лучше связаться с завучем Дворца творчества, Ниной Ивановной, по телефону 26-58-95. Она ответит на все вопросы;
(2 итерация) Р.: Тюрюханова (руководитель организации в списке Управления юстиции) не работает уже два года. Вам нужно связаться с Краснодубовой Ольгой Николаевной, телефон 26-57-16;
(3 итерация) И.: Могу я поговорить с Ольгой Николаевной?
Р.: Нет, ее у нас нет.
И.: А когда она может подойти?
Р.: Сейчас я узнаю... У нас там в другом кабинете. А вы по какому вопросу?
И.: Российская академия наук проводит исследование молодежных организаций. В связи с этим хотелось бы взять интервью у руководителя организации "Новое поколение".
Р.: А Ольга Николаевна уже от этой работы отошла. С ней не имеет смысла связываться. А новый человек еще ничего не знает. Поэтому свяжитесь лучше с зам. директора по методической работе, Валентиной Владимировной Кононовой.
Если в Америке номинальные демократические объединения зачастую оказываются олигархическими сообществами [2, p. 143; 25], то в России по крайней мере молодежные организации тяготеют к монархическому типу. Они рассматриваются в качестве вотчин, которые передаются и, соответственно, могут временно оказаться бесхозными.
Итерационность в поиске репрезентанта типична для молодежных объединений, то есть ситуация 5, представленная на рис. 3, периодически воспроизводится. Чтобы связаться с субъектом, представляющим организацию, нужно было в среднем сделать 5 попыток (σ = 2,90). Отрицательный результат предоставлялся в среднем уже со второй попытки (σ = 1,57)9. Причем мода этого распределения приходится на первую попытку, то есть когда указанные в базе данных координаты не имеют ничего общего с искомыми организациями, коммуникация обрывается на первом шаге.
Лишь в 6 из 38 организаций, или 16%, с представителями которых был разговор, так и не удалось связаться с человеком, способным ответить на вопрос об участии в опросе. Следовательно, в 9% попавших в выборку организаций их руководство оказалось недоступно.
Второй эксперимент. На московской выборке не удалось преодолеть уровень доступности руководства в 15 из 86, или 17%, организаций, с которыми был предварительный разговор. То есть 10% (15 из 146) организаций, попавших в московскую выборку, не обладали организационной доступностью.
В первом эксперименте интервьюер сразу задавал вопрос о возможности поговорить с руководителем организации, во втором он спрашивал об этом лишь после соединения с представителем организации или человеком, обладающим какой-либо информацией о ней. Из 331 предъявления вопроса положительный ответ получен в 146 случаях, или 44%, и отрицательный — в 185, или 66% (рис. 5).
Если руководитель организации по тем или иным причинам был недоступен, возможность связаться с ним представлялась в 138 случаях, или 75%. В среднем на организацию приходилось два звонка (σ = 2,45), при которых на вопрос о возможности связаться с руководителем отвечали положительно. Среднее квадратичное отклонение приближается к средней в основном за счет четырех организаций, коммуникация с представителями которых проходила по однотипному сценарию "перезвоните позже". Максимальное число подобных телефонных разговоров (14 звонков) состоялось с РМОО "Молодежь столицы":
– Здравствуйте, я могу поговорить с Александром Геннадьевичем?
– А как вас представить?
– Ольга Попова из Института социологии.
– Александр Геннадьевич будет минут через 40–60.
(Через час.)
– Он будет минут через 40.
(Через 40 минут.)
– Здравствуйте, я могу поговорить с Александром Геннадьевичем?
– Его нет сейчас, что ему передать?
– Это из Института социологии опять, я все пытаюсь дозвониться.
– Да, вообще его очень сложно застать. Попробуйте попозже.
(Через два дня.)
– Здравствуйте, я бы хотела поговорить с Александром Геннадьевичем.
– Александр Геннадьевич будет часа через два, не раньше.
– Хорошо, спасибо.
(Через два часа.)
– Александр Геннадьевич попозже будет, сейчас его нет.
Подобный стиль коммуникации складывался с организациями, созданными по инициативе московских органов власти, а также с теми, руководители которых стали чиновниками или депутатами, например:
– Это Молодежный союз в поддержку пан...
– Нет, это Московская гордума.
– А вы не знаете Орлова Степана Владимировича?
– Это наш депута... наш начальник.
Участие в опросе не может принести никаких дивидендов представителям таких организаций, но институциональные нормы не позволяют сформулировать отказ, поэтому абоненты сталкивались с ситуацией недоступности [28].
М. Липски и С. Смит отмечают, что большинство некоммерческих организаций США зависят от государства и более половины их бюджета формируется из государственных средств. С увеличением государственного финансирования растет и влияние государственных структур на третий сектор: вводятся дополнительные правила, изменяются условия контрактов, усиливается административное давление. Это приводит к тому, что некоммерческие организации вынуждены поступиться своей независимостью [20, p. 625-626]. Согласно главе VI Федерального закона о некоммерческих организациях от 12.01.1998 N 7-ФЗ, органы государственной власти и местного самоуправления Российской Федерации также имеют право оказывать некоммерческим организациям экономическую поддержку и контролировать их деятельность в пределах своей компетенции, которая определяется Федеральным законом о государственной поддержке молодежных и детских общественных объединений от 28.06.1995 N 98-ФЗ. Ссылаясь на исследование Фонда благотворительной помощи, М. Кляйенберг утверждает, что только прямое государственное финансирование получали примерно 30% московских и 15–20% санкт-петербургских некоммерческих организаций [24]. Потеря независимости общественных организаций связана не только с ростом активности государственных структур, но и с реструктурированием общественной деятельности, когда государство рассматривается только в качестве источника ресурсов. По мнению И.И. Лукашук, "заслуживает внимания наблюдаемая в наиболее развитых странах тенденция к вытеснению сознания гражданина сознанием потребителя. В результате уменьшается влияние населения на политику" [29, с. 112].
П. Димаджио и Г. Анхайер утверждают, что "границы между государственными и некоммерческими организациями зачастую размыты и не поддаются однозначной категоризации" [3, p. 149]. Ссылаясь на работы П. Стара, Э. Имергута [30] и Д. Леви [31], они предлагают "государственность" рассматривать как переменную, а не как категорию. В России на уровне юридических лиц государству запрещается инициировать создание общественных объединений: "Органы государственной власти и органы местного самоуправления не могут быть учредителями, членами и участниками общественных объединений" (ст. 19 ФЗ от 19.05.1995 N 82-ФЗ). Однако физическим лицам никто не мешает создавать или контролировать общественные организации независимо от того, какое положение в обществе занимают эти лица. Тестирование доступности государственных структур, ответственных за молодежную политику, позволит оценить уровень "государственности" создаваемых ими некоммерческих объединений по критерию транспарентности. Гипотеза о низкой доступности "молодежных" государственных структур и переносе этого стиля на контролируемые некоммерческие объединения будет хорошим заделом для следующего исследования.
Лишь в 14 из 184 случаев (7,6%) абоненты отказались соединить интервьюера с руководителем организации, мотивируя это переходом руководителя на другую работу или отсутствием у него заинтересованности в беседе:
– Вы знаете, он давно уже этой организацией не занимается.
– Нас интересуют и закрывшиеся организации.
– Тогда вам с ним надо разговаривать, но скорее всего ему это не интересно.
– Когда можно перезвонить?
– Не знаю.
Или:
– Это Молодежный центр "Голос"?
– Да.
– Могу я поговорить с руководителем?
– Вы знаете, его сейчас нет, а по какому вопросу вы звоните?
– Я из Института социологии. Мы проводим исследование молодежных организаций и в связи с этим хотели бы взять интервью у вашего руководителя.
– Вы знаете, его это не интересует. Я не переключаю такие звонки.
В 32 из 185 случаев, или 17%, интервьюер не успевал задать следующий вопрос, поскольку абонент обрывал коммуникацию. Р. Скотт замечает, что зачастую детали и особенности работы рядовых членов организации не контролируются, руководство лишь определяет характеристики ожидаемого результата [32, p. 233]. Положенная на полуслове трубка — наиболее радикальный способ прекращения нежелательных разговоров, хотя с точки зрения руководителя это может быть не лучшим вариантом.
В 146 случаях удалось непосредственно поговорить с руководителями молодежных объединений. В 60% этих бесед были получены однозначные ответы о возможности или невозможности их участия в опросе, в 40% — требовалось сделать дополнительные звонки. Большинство руководителей утверждали, что не могут планировать встречу более чем на два три дня вперед, и даже при их согласии дать интервью требовались дополнительные контакты, иногда приводившие к переносу встречи:
– Как вы, завтра настроены на интервью?
– Я пока не знаю. Позвоните мне завтра в десять утра. У меня встреча с одним ученым по поводу инвестиций, но я не знаю, выберу ли время. Скорее всего даже и нет.
– А в пятницу?
– Ну, я еще не знаю. Позвоните мне, хорошо?
– Да, договорились.
В отличие от Красноярска, где встреча с представителем Института социологии РАН определялась как значимое событие, в Москве участие в интервью обычно планировалось по остаточному принципу. Возможно, это стало одной из причин увеличения, по сравнению с первым экспериментом, количества телефонных звонков, необходимых для связи с руководителем организации. Если в Красноярске нужно было сделать в среднем пять звонков, то в Москве — уже восемь (σ = 5,4). Причем на получение отрицательного результата, то есть на разговоры с людьми, которые отрицали какое-либо отношение к молодежной организации и не могли сообщить никакой дополнительной информации, уходило в среднем семь звонков (σ = 6,1), в Красноярске как правило на это требовалось не более двух.