Первая наша встреча была лет за пять до войны. Я был приглашен Великим Князем Константином к завтраку в Павловский дворец. За столом были Родители, Княжна Татьяна и Князья Константин, Олег и Игорь.
Перед завтраком, Князь Олег, в белой кадетской рубашке и в погонах Полоцкого Корпуса, белокурый и тонкий, прочитал, по обыкновению, молитву «Отче Наш». Но как прочитал! Это было прекрасное сочетание совершенного понимания смысла слов молитвы с тонкой, сдержанной выразительностью и звонкой чистотой еще отроческого голоса.
И потому, что молитву читал не старший и не младший сын в семье, и по взглядам Родителей, и потому как Князю Олегу, тогда еще кадету VI кл., предоставлялось не только участвовать в застольном разговоре, но порой даже направлять его на беззаботно шутливые темы, было видно, что юный Князь отмечен в семье и окружен привычным вниманием. Это и было справедливо: в течение последующих 4-5 лет до войны так часто приходилось слышать об успехах Князя Олега в живописи, музыке, стихосложении, в. выступлениях на сцене, и, в то же время, в окончании курса сначала Корпуса, а затем Лицея; высокоодаренный отец не мог не видеть в этом сыне своего отражений.
Вторая встреча была полна лучших удостоверений в возвышенности духа и помыслов этого прекраснейшего отпрыска Дома Романовых в поколении Правнуков Императора Николая I, но и, тем более глубокой, скорби при виде его на одре страданий.
Война вступила в третий месяц. Вильна, где я служил начальником Военного Училища, была полна госпиталей.
20 сентября Государь Император прибыл в город для посещения раненых. В этот же день состоялось мое назначение Командиром Лейб-Гвардии Кексгольмского Полка, и я получил повеление Его Величества представиться, до отъезда на войну, в Царском Селе.
Ночью, накануне моей поездки, мне передают по телефону что в «Витебский» госпиталь доставшей раненый Князь Олег Константинович, что до утра свидание невозможно и что предстоит безотлагательно тяжелая операция. Ранним утром я был в госпитале, чтобы увидеть Князя, чтобы узнать, что можно телеграфировать Великому Князю Константину и что доложить ему на другой день в Петербурге. Меня привели к. Князю Игорю, прибывшему с братом (они оба служили Лейб-Гвардии в Гусарском Его Величества Полку), от которого я узнал, что операция сделана и что Князь Олег только что перенесен в отдельную палату.
Профессор, делавший операцию, еще вытирая руки после умывания, разрешил Князю Игорю войти, к брату и ввести меня, как нужного очевидца дли рассказа в. Петербурге; он же шепнул мне, что положение безнадежно.
Князь Олег лежал в светлой комнате, на спине, неподвижно, накрытый белым одеялом или простыней, с руками поверх, протянутыми вдоль бедер. 0н был в полном сознании и встретил нас ясным и живым взглядом. Князь Игорь поцеловал брата и предоставил мне приветствовать Его Высочество. Князь узнал меня. После каких-то первых фраз, которые не сохранились в памяти, я спросил его:
— Ваше Высочество, Вы очень страдаете?
И вот, на этот вопрос, я услышал ответ, который и составляет всю сущность и бесконечную прелесть моего воспоминания об этой второй и, увы, последней встрече.
— «Да, я страдаю! Но я невыразимо счастлив: Господь удостоил меня пролить кровь за Государя и Родину! Когда народ узнает, что один из Романовых пролил свою кровь за Россию, нас будут больше уважать и любить».
Эти слова были сказаны просто, но чеканно, с тем же сочетанием сознания смысла слов со сдержанной выразительностью, с каким когда-то он читал «Отче наш», но уже не звонким отроческим, а грудным, страдальческим голосом. Заканчивая эти слова, Князь Олег несколько раз спокойно и мерно осенил себя крестным знаменем.
Мне не хочется ни делать пространнее, ни усложнять полнотой и подробностями это драгоценное для меня воспоминание о лежащем на смертном одре юном Князе Романове, едва очнувшемся от наркоза и как бы свидетельствующем крестом свое исповедание, — и я умышленно сокращаю рассказ. Об одном не могу умолчать. Князь Игорь, оставив было нас с глазу на глаз, через несколько минут возвратился с телеграммой в руках.
—Олег, поздравляю! Слушай, Дядя Николаша тебе пожаловал Георгия!
(Так именовали в Императорской Фамилии Великого Князя Николая Николаевича.)
Князь Олег крестился, а глаза его блестели слезами радости...
Я тотчас же телеграфировал Великому Князю, а вечером, в поезде, по дороге в Петербург, узнав, что Великий Князь и Великая Княгиня Елисавета Маврикиевна едут навстречу, описал в письме все, что видел и слышал, и передал им через жандарма какой-то станции, которую мы проезжали раньше.
Через два дня, когда Князя Олега уже не было в живых, я рассказал то, что рассказано здесь, в Царском Селе покойному Государю и видел, как ответные слезы навернулись на добрые Царские очи.
Апреля 1925 г.
Б. Адамович
Из журнала "Кадетская перекличка № 2 1972".