Рафаэль Гольдберг
ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕГО ГОДА РОЖДЕНИЯ
История 229-й стрелковой дивизии, второе формирование
"Тюменский курьер", 22, 23, 27, 29 января, 3 февраля, №№ 9(2783), 10(2784), 12(2786), 14(2788), 17(2791) - проект "Охота за тенью".
Похоронен под красной звездой
После публикации 17 ноября в газете «Заводоуковские вести» материала о воинах-земляках, попавших в фашистский плен, чьи судьбы по сей день остаются белыми пятнами в историографии Великой Отечественной войны, в редакцию стали поступать отклики.
Одной из первых позвонила Лидия Карловна Сихварт из Падуна.
- Прочитала в газете о Батянове Германе Павловиче, плененном немцами в августе 1942 года. Не все, но сходится: год рождения, и что из Падуна, а главное - мать Батянова - Фекла. Эту бабушку я знала. Сразу подумалось о здравствующей старшей сестре Германа Вере. Ей уже девяносто. Да я и сама довожусь ему родней, потому как замужем была за его племянником, ныне покойным. А вот фамилия напечатана не так, правильно будет - Батенев. Имя тоже другое, вернее, стало другим. Рос и воевал он, будучи Германом, но после войны стал Григорием. Почему? Об этом и остальном лучше меня сестра его расскажет. Приезжайте.
… И вот я в Падуне, в доме Веры Павловны Ивлевой. Вместе с проводившей меня сюда Лидией Карловной, частенько навещающей престарелую родственницу, слушаем ее воспоминания о брате. Годы все же сказываются. Вере Павловне неможется, а потому говорит, не вставая с кровати. Вспоминает она, перескакивая, что называется, с пятого на десятое, некоторые даты путает, иные - не помнит вовсе. Но с помощью уточняющих и наводящих вопросов, да подсказок Лидии Карловны удалось более-менее складно записать ее рассказ.
- Как война началась, Грише семнадцать с чем-то было, тут его сразу и угнали на войну. Поначалу на связиста учился. В лесу под Ишимом их часть стояла. Я к нему ездила проведать. Оттуда и направили его на фронт. Отбыл, как пропал. Три года ни слуху, ни весточки от него. Отец-то наш болел шибко, лежал больной и все время говорил: попомните меня, вернется наш Ернюшка, ничто ему не сделается. Так и вышло. Война окончилась, и вскоре письма от него пришли - одно, второе, а там и сам заявился.
Рассказывал, что был в плену, все три года на богатых немцев батрачил. Повезло: иные хозяева наших пленных, как скот, в хлевах содержали, а с ним по-божески обходились - почти не били и кормили сносно. Как в плен попал? Сказывал, дивизию их немцы окружили, прижали к реке. Большинство красноармейцев погибло, а оставшихся - пленили.
Он, посеченный осколками, - веко было нарушено и пальцы руки, - тоже оказался в подвалах, где от скопления людей - не продохнуть. Сущий ад! Держали без еды и питья. Многие умирали, тех, кто бежать пытался, расстреливали тут же. Затем запечатали всех в вагоны и повезли в Германию. А там - кому в концлагерь дорога, а кто, как он, к бюргерам в работники попал. Приезжали немцы, выбирали их, приценивались, словно к рабам.
… Освободили Григория союзники, или, как назвала это Вера Павловна, «Америка до него первой доехала». Возвращался домой не без боязни. Наслышан был об отношении на родине к вчерашним военнопленным. Но и тут повезло. Не раз вызывали Григория в Новую Заимку на допросы в местный отдел НКВД, однако отступились. И все же от греха подальше перебрался он в Тюмень, устроился водителем, а там и семьей обзавелся. Проживает ныне в Тюмени его сын Сергей, растут внуки.
- Но почему все-таки Григорий, а не Герман, как значилось в немецкой карточке военнопленного?
- Германом его родители назвали, а он еще маленьким имя это не терпел. Видать, из-за того, что дразнилка прицепилась - Ернюшка да Ернюшка. Когда освободился из плена, имя-то сразу и сменил. Первое письмо пришло от него, подписанное Григорием Павловичем. Что за Григорий? - думаем. - У нас в роду одного из дядьев так звали, но не от него ведь письмо. А в следующем письмеце наш Ернюшка объяснился, почему он теперь Григорий. В плену его «фашистское» имя Герман, да еще как у одного из их главарей - Геринга, стало ему прямо-таки ненавистным…
Умер Григорий Павлович Батенев в 2000 году. Похоронен в Тюмени. Как вспоминает Вера Павловна, погребен в ранге участника Великой Отечественной войны. При содействии и помощи военкомата ему установлен надгробный памятник с красной звездой.
Александр Парамонов
Редактору газеты «Заводоуковские вести» Е. Пономаревой
Уважаемая Елена Григорьевна! Я нашел «вашего» Батенева в списках новобранцев 229-й стрелковой дивизии. Правда, его фамилии там тоже не повезло. В «именном списке на команду N... отправляемую из Ново-Заимского райвоенкомата» 18 декабря 1941 года, он значится под № 13 как Беженев Герман Павлович, 1923 года рождения. Приказом № 9 параграф 2 все 18 человек, все 1923 года, отправлены в полковую школу в пулеметный взвод.
О том, что случилось с 811-м стрелковым полком, в котором воевал Григорий Павлович, я расскажу в своем комментарии к вашей заметке. Р.Г.
«Батянов Герман Павлович. 1924 г.р., д. Падун, бывшего Ново-Заимского, ныне Заводоуковского района. Рядовой 811-го СП 229-й СД. Призван Ново-Заимским РВК 18 декабря 1941 г. Попал в плен 1 августа 1942 г. на правом берегу р. Дон. Мать - Батянова Фекла, жила в д. Падун.»
Из рукописи четвертого тома книги Запрещенные солдаты»
... Еще почти не жили
На моем рабочем столе лежит большой пластиковый конверт размером в лист писчей бумаги. Я стараюсь лишний раз его не открывать, хотя, казалось бы, ничего необычного в запечатанном конверте нет. И все-таки, повторюсь, лишний раз я в него не заглядываю.
Это привезенные нашими поисковиками из Подольского архива Министерства обороны списки мобилизованных в конце 1941 года из деревень и сел нынешнего тюменского юга и отправленных командами в Ишим на формирование будущей 229й стрелковой дивизии. Подробность: почти все они родились в один и тот же 1923 год. И все они приняли участие в боях 229-й дивизии на правом берегу Дона, пытаясь преградить движение 6-й полевой армии генерала Фридриха Паулюса к Сталинграду. И почти все они там и остались, на правом берегу. Кто в числе убитых, останки которых до сих пор собирают за Доном поисковые отряды, что нашли прошлым летом все, что осталось от рядового Степана Кузнецова из деревни Каньга Ялуторовского района, и его смертный медальон в придачу. А кто оказался в плену, потом погиб на пути в лагерь военнопленных или в уже самом лагере, одном из множества их на территории самой Германии или захваченных ею в ходе блицкрига европейских стран.
Ровные колонки повторяющихся цифр в списках напоминают солдатские шеренги. И мы до сих пор еще точно не знаем, кто из них остался в строю только в списках 229-й дивизии. Зато знаем, сколько их осталось в живых в августе 1942-го - на левый, восточный берег Дона вырвались 750 бойцов и командиров. А когда дивизия 28 сентября 1942 года «убыла на новое формирование», уже третье с начала войны, в Волоколамский район Московской области прибыло 169 человек.
Но в декабре 1941-го эти восемнадцатилетние мальчики, направляясь в Ишим, еще ничего этого не знали. Не знали даже, куда их точно направляют. То ли из соображений секретности, то ли по иной причине командировали мобилизованных, «удовлетворив денежным довольствием на двое суток», в распоряжение начальника 2-й Ленинградской авиашколы полковника Никифорова. Была такая школа переброшена в тыловой Ишим в самый канун войны. Впрочем, вряд ли кому-нибудь из ребят мечталось попасть в летную часть. На именных списках, так называются эти листки, сохранились карандашные пометки: стрелковый взвод, команда станковых пулеметчиков, команда минометчиков…
Сведения об историческом пути 229-й отрывочны и порою недостоверны. История писалась уже после войны на основе документов и воспоминаний тех, кто оказался в третьем формировании этой дивизии, кто дожил до победы. А документы ишимского формирования не сохранились. По утверждению начальника штаба дивизии подполковника Мелешкевича, он лично закопал все документы в районе села Жарки Сталинградской области перед последней попыткой прорвать кольцо окружения.
Правда, в своих воспоминаниях лейтенант Черников, сотрудник политотдела СД-229, утверждал, что «боевая жизнь дивизии началась под Смоленском», который она защищала около месяца.
Однако в документах 20-й армии, относящих еще к июлю 1941 года, соединение с таким номером упоминается. Оно входило в состав 69-го стрелкового корпуса и отражало атаки наступающих немецких частей в районе г. Витебск. Так, 9 июля 1941 года… 229-я СД оставила Сенно, районный центр Витебской области. 10 июля она «ведет бой с превосходящими силами пехоты и танками противника на рубеже р. Оболянка»… В тот же день «выдвигается в сторону Витебска», 811 полку (из той же 229-й) поручается «занять и удерживать восточную половину Витебска»… 13 июля противник прорывается на стыке 229-й и 233-й дивизий, но «к 18-30 положение восстановлено, хотя до ста танков остались в тылу нашей обороны, с которыми бой продолжается…»
И еще буквально одна строчка из оперативной сводки Западного фронта. 19 августа 1941 года, 20 часов: «229-я дивизия закрепляется на прежнем рубеже…» Это уже смоленское направление. Следовательно, «боевая жизнь дивизии под Смоленском», о которой упоминает лейтенант Черников, действительно имела место.
Но, повторюсь, документального подтверждения нет, воспоминаний об арьергарных боях летом и осенью 1941 года не сохранилось. И потому днем рождения соединения официально считается 12 декабря 1941 года, а местом - город Ишим и станция Называевская.
Деталь: лейтенант Черников утверждает, что «основным пополнением была молодежь 19-20-летнего возраста, преимущественно сибиряки, жители Омской области». Наши документы говорят, что ребята были на год-два моложе. Что в дальнейшем, когда 229-я, личный состав которой не имел никакого боевого опыта, встала на пути одной из самых опытных в германских сухопутных войсках 6-й полевой армии под командованием Фридриха Паулюса, не могло не сыграть свою роль.
Ишим - большая излучина Дона
Итак, первое формирование 229-й стрелковой дивизии начало войну под Витебском и, то отступая, то контратакуя, прошло с боями до Смоленска. Потери в людях оказались настолько велики, что с 12 декабря 1941 года пришлось начать, фактически, с нуля второе формирование соединения с тем же номером. Происходило это, напомним, на юге Западной Сибири - в городе Ишиме и на станции Называевская.
... Первые три месяца новым формированием 229-й руководил командир, «отсталый в военном отношении». Только 10 марта в Ишим прибыл полковник Федор Сажин, кадровый военный, 22 года в Красной армии. С начала войны Сажин командовал полком, который получил звание гвардейского, затем - стрелковой бригадой. Но сроку на подготовку к боям было отпущено немного. В двадцатых числах апреля 1942 года дивизия погрузилась в вагоны, сдав, согласно приказу комдива, все артиллерийское, учебное и боевое оружие. При себе осталось личное оружие (пистолеты и револьверы), противотанковые ружья и боевые винтовки - от 12 до 24 штук на полк. И по сорок винтовочных патронов на каждую. С тем и отбыли - три стрелковых полка (783-й, 804-й, 811-й), один артполк, противотанковый и зенитно-артиллерийский дивизионы, учебный, саперный, медико-санитарный батальоны и отдельный батальон связи.
В мае дивизия была уже в городе Скопин Рязанской области, где получила полное вооружение, а в июне комиссия наркомата обороны проверила состояние подготовки и признала дивизию кадровой. Потом дивизия прибыла в Сталинград, оттуда в пешем строю - 150 километров - к своему первому и последнему сражению в районе населенного пункта Суровикино.
Не станем заново пересчитывать роковые и ошибочные события весны и лета 1942 года, которые позволили немецким войскам, действовавшим на юге России, выйти на оперативный простор и, согласно плану «Брауншвейг», устремиться к Волге и Сталинграду. В большой излучине Дона на оси этого броска оказались три стрелковые дивизии. Слева 112-я, справа - 147-я и в центре, прикрывая железную дорогу, наша 229-я.
На левом фланге - 811-й полк, в центре - 783-й, затем 804-й, но не в полном составе. Два его батальона отстали в пути и не успели занять намеченные рубежи.
«... 25 июля наш 804-й полк форсировал Дон (с востока на запад. - Р.Г.) и пошел по направлению к станице Нижне-Чирской. 2-й батальон ушел вперед, а 1-й и 3-й шли за ним походным строем. 26 июля в районе станицы Нижнее-Чирской наша колонна в составе двух батальонов была окружена автоматчиками и танками. Вся колонна была пленена, в том числе и я...» (Из фильтрационного дела бывшего военнопленного Г.Д. Положкова, ст. сержанта 804-го СП, с. Юрга)
Вместе с тем, «дивизионная историография» утверждает, что «сражение дивизии с немцами началось 22 июля и закончилось 10 августа, когда дивизия вышла из окружения». Как протекало это сражение, в каком виде дивизия вышла из него, мы попытаемся рассказать, опираясь на скупые оперативные сводки штаба Сталинградского фронта, штаба 62-й армии и воспоминаний непосредственных участников событий.
... Развернутые по фронту на расстояние свыше двадцати километров полки 229-й по-разному переживали события этих двух с лишним недель. Центральное направление, на котором путь немцам к Дону преграждал 783-й полк майора Рыбакова, было и самым трудным. Фашисты хотели решить двоякую задачу: лишить поддержки обороняющиеся дивизии и выйти к Дону кратчайшим путем. Именно сюда, на позиции второго батальона, обрушился первый удар танков и пехоты. Немцев удалось остановить. Но ненадолго, пока не подошли главные силы противника. А 24 июля бой шел уже по всей линии обороны дивизии. По сводке, только против Рыбакова были брошены два пехотных полка и до 60 танков. Но за двое суток врагу продвинуться здесь не удалось. Зато немцы потеснили 804-й полк - на правом фланге. Они прорвались к реке Чир...
Где-то в этих местах через шесть с лишним десятков лет поисковый отряд «Уран» из Волгограда откопает засыпанную взрывом стрелковую ячейку. Вместе с останками погибшего солдата поднимет черный пластмассовый медальон, который удастся прочесть в нашей редакции. Медальон рядового из 811-го стрелкового полка Степана Кузнецова, того же самого года рождения, 1923-го, из деревни Каньга Ялуторовского района.
Немцы прорвались к реке Чир и зашли во фланг полку майора Рыбакова. Фланговые атаки отбивал артиллерийский дивизион старшего лейтенанта Бондаренко. Отбивал, пока хватало снарядов. Потом в дело пошли гранаты. Рассказывают, что сам Бондаренко со связкой гранат бросился под танк...
26 июля дивизия отошла на новые позиции. Вся, кроме 783-го полка. Отходу помешал авиационный налет, который застал этот полк в станице Нижне-Чирской. Потом пошли танки... Только через десять часов обескровленный полк занял место на новых позициях вдоль железной дороги. Теперь уже на правом фланге обороны.
... Мы не претендуем на абсолютную достоверность в описании того, что происходило в конце июля - начале августа 1942 года в большой излучине Дона, где в значительной степени решалась судьба Сталинграда. Сумятица тех дней, возрастающий напор немецкой танковой громады, погибающие на берегах Дона роты и батальоны, пестрота приказов и чехарда кадровых отставок и назначений... Хотелось бы напомнить, что, возможно, именно эти события легли в основу сталинского приказа N 227, один из пунктов которого делал семьи командиров в самом прямом смысле заложниками поведения в боях...
Да, свидетельства и факты, которые мы получили из различных источников - документы Центрального архива Министерства обороны, протоколы допросов освобожденных из плена солдат 229-й дивизии, написанные уже после войны, материалы, переведенные из немецких архивов, - часто противоречат друг другу. Что же теперь? Ворошить прах и искать? Кто больше прав? Кто виноват в том, что отступили - 112-я, 229-я или 147-я дивизии? Каждый из командиров отстаивал бы свою точку зрения, если бы мог сегодня принять участие в этой дискуссии. Но не нами сказано: у победы много родителей - поражение сирота. Потому мы предложим читателю разные точки зрения, не совпадающие друг с другом факты. Просто за каждой точкой зрения, за каждым мнением стоял конкретный человек, у которого в этом сражении была своя огневая точка, свой взгляд на происходящее и своя, следовательно, оценка...
Вот отрывок из «официальной истории соединения», написанной в конце войны лейтенантом В. Черниковым:
«Бои на новой позиции шли беспрерывно. Дивизия не только упорно защищалась, но нередко и сама переходила в контратаки... 29 июля командующий 64-й армией объявил 229-й благодарность за упорство и стойкость в боях».
Дальше цитируется сообщение Совинформбюро от 30 июля 1942 года: «... на Сталинградском направлении часть под командованием полковника Сажина в результате успешных боевых действий продвинулась вперед, заняв несколько населенных пунктов»...
«... Когда на рассвете переходит в наступление сибирская стрелковая дивизия, сильно поддержанная танками, - начинается ад. Такого минометного огня я еще никогда не испытывал...» - голос человека «с той стороны», строчки из дневника немецкого унтер-офицера 297-го артполка 297-й пехотной дивизии Алоиза Хеймес-сера (убит в Сталинграде в октябре-ноябре 1942 г.).
«Мои дорогие Аничка и Веруся. Я жив и здоров. Вот уже 15 дней горю в жарком бою. Вы, очевидно, по радио слышали, как мои богатыри громят немчуру. Вот уже не стало опасно, и до 50 танков рухнули на поле боя. Можно считать, что час расплаты с врагом близится. Правда, враг еще очень силен и требует много усилий... Я лично и ночь, и день на поле боя, едим и спим на бегу. Ну, мои родные, живите дружно, будьте здоровы. Целую - ваш и вас любящий Федя и папа» - из письма полковника Сажина, 4 августа 1942 г.
Это было последнее письмо полковника. Вряд ли он хотел и мог написать обо всем, что происходило в эти дни с ним, с его дивизией и со всей Красной армией. В том числе и между 26 июля, когда обороняющиеся на правобережье Дона вынуждены были отступить почти к реке, и процитированным выше сообщением Совинформбюро.
Через две недели, утром 10 августа, в одном из оврагов севернее реки Чир был взят в плен начальник артиллерии 229-й дивизии подполковник Манько. Когда окруженные части пытались прорваться через плотное кольцо врага, в надежде выйти к Дону, до которого оставалось еще от двадцати до 30 километров, подполковник Манько находился в боевых порядках 811-го полка. К его показаниям мы еще вернемся. Сейчас я хотел бы процитировать только один абзац из протокола допроса подполковника в отделе I «Ц» 297-й немецкой пехотной дивизии:
«В результате немецкой атаки южнее Чира 25-26 июля у совхо-за-79 дивизия понесла значительные потери и отошла назад на север к Чиру. Следственный процесс, начатый по результатам этих боев против руководства дивизии, был завершен вынесением предупреждения командиру дивизии и командиру артиллерии подполковнику Манько; оба остались на своих местах...»
А 28 июля нарком обороны Сталин подписал приказ N 227, получивший название «Ни шагу назад!» Судя по всему, судьба смилостивилась над полковником Сажиным. Дамоклов меч прика-за-227 не опустился на его голову. Правда, в одном из очерков, посвященных боям на дальних подступах к Сталинграду, утверждается (с ссылкой на документы особого отдела НКВД Сталинградского фронта), что «на Сталинградском фронте этот приказ стал реализовываться на практике с 1 августа». А возможно, кто-то посчитал, что там, между реками Чир и Дон, полковнику гораздо жарче, чем в аду, о котором упомянул в своем дневнике унтер-офицер Алоиз Хеймессер.
Так, во всяком случае, читается между строк «краткой характеристики боевых действий соединения за 1942 год», которую ровно год спустя подписал полковник Соленов, очередной командир 229-й.
«... Дивизия с 22.07.42 по 10.08.42 вела непрерывные тяжелые бои, сдерживала натиск превосходящих сил противника в составе двух моторизованных, одной танковой дивизии и крупных сил авиации, оставаясь на прежних рубежах 62-й армии. За время боев дивизия потеряла 9000 человек и технику: два артдивизиона, две батареи ОИПТД, две батареи 120 мм минометов, один дивизион Резерва главного командования, приданный...»
9000 человек, три четверти личного состава. Если заняться немыслимой по объему работой и сверить именные списки призывников, направленных в Ишим в декабре 1941 года (о них шла речь в самом начале нашего очерка), с многотомником «Память», со списками не вернувшихся с войны, которые хранятся в сельсоветах и школьных музеях, то после этого, пожалуй, не захочется задавать наивный вопрос: куда девался генофонд нашего народа? Почему обезлюдели наши деревни и села?
Но впереди еще десять дней боев.
Полковник Федор Сажин, командир 229-й стрелковой дивизии (архивная копия)
Итак, конец июля 1942 г. В истории Сталинградской битвы эти дни - с 31 июля по 17 августа - считаются «завершающим периодом оборонительного сражения Красной армии в большой излучине Дона».
Дивизии 62-й армии, отступив под напором лучшей в немецких сухопутных войсках 6-й полевой армии Паулюса, закрепились вдоль насыпи железной дороги, ведущей с запада в Сталинград. Как утверждают источники, яростное сопротивление Красной армии порядком вымотало и немецкие войска. Стало понятно, что силами одной армии Паулюса взять Сталинград сходу не удастся. Немцам пришлось перебросить с кавказского направления 4-ю танковую армию генерал-полковника Гота.
Еще раз повторим: у победы много родителей и летописцев тоже. Поражение - во всех смыслах сирота. Информация о тяжелых боях, которые закончились отступлением, окружением, пленом, собирается по крохам. Вот если бы мог заговорить солдат, силуэт которого украшает одну из площадей Ишима! Но и он - лишь контур бойца, пробивающегося сквозь каменную стену. Нам представляется, что эта стена - стена молчания, стена безвестности.
Собранное нами - часто неясно и противоречиво. Так, в одном из документов автор ссылается, что еще 26 июля, в самом начале оборонительных боев в большой излучине Дона, «немецкие самолеты разбомбили железнодорожный мост у станицы Нижне-Чирская». Между тем, ни на современной карте железнодорожной сети Волгоградской области, ни на «копии с копии» немецкой полевой карты этого же района, с пометкой «feindlage*: 7.8.42», нет мостового перехода в районе станицы Нижне-Чирской (современное название - Нижний Чир).
Юрий Власов, петербургский исследователь истории 229-й дивизии (в ней воевал и пропал без вести его дед - лейтенант госбезопасности Томилин, заместитель начальника особого отдела 229-й), считает, что речь могла идти о понтонной переправе. А железнодорожный мост на дороге от Суровикино в Сталинград (Волгоград) существует и сегодня - он пересекает Цимлянское водохранилище, построенное после войны, севернее, в районе станицы Чир.
Юрий Власов прислал мне полученную в немецком Бундесархиве карту расположения противоборствующих войск за 7 августа. Изучая с увеличительным стеклом в руках саму местность, позиции полков 229-й и ее ближайших соседей, населенные пункты, за которые сражались и к которым отступали, я пытаюсь представить себе, как это все происходило в жаркие августовские дни в большой излучине, изрезанной оврагами, по-местному - балками. Вот рядом со станицей Чир карандаш немецкого офицера крупно вывел: «112 S.D.» Это ближайший левый сосед нашей дивизии, 112-я стрелковая, сформированная в Омске полковником Сологубом.
Позиции 112-й дивизии немцы прорвали 3 августа и заняли хутор Ново-Максимовский на железной дороге. Штаб армии приказал 804 полку 229-й при поддержке соседей слева и артиллерии вернуть хутор. Связь, как отмечено в созданной позднее лейтенантом Черниковым истории соединения, была плохая. Когда полк подошел к Ново-Максимовскому, ни бойцов из 112-й, ни артиллерии на назначенном для начала атаки месте не оказалось. Командир СП-804 капитан Шаповаленко решил выполнить приказ самостоятельно. Без поддержки артиллерией и пехотой. Ночная дерзость ему удалась, он отбил у немцев хутор Ново-Максимовский. Наутро немцы вызвали артиллерию, танки и самолеты. Полк Шаповаленко был вынужден отойти на прежние позиции.
Судя по всему, это происходило уже 4-5 августа. Прорвав оборону и вынудив отступить 112-ю дивизию по железной дороге в сторону реки, немецкие танки и мотопехота устремились вдоль Дона в северном направлении. С каждым часом отрезая от Дона, от переправ и от возможности соединиться со своими и 229-ю дивизию полковника Сажина, и 147-ю генерал-майора Вольхина. В районе хутора Пятиизбяный они вышли к реке Дон. Дивизионный историограф 229-й лейтенант Черников с горечью констатирует: «… дивизия оказалась в тылу у немцев, и роль заслона, которую она исполняла, оказалась ненужной. Тем более, что немцы прорвали фронт и на правом фланге дивизии. 6 августа она была в кольце, которое сжималось с каждым днем».
До трагического финала в большой излучине Дона оставалось всего четыре дня. Потрепанные, потерявшие до половины списочного состава дивизии, с тревогой встречали утро 7 августа. В 229-й, которая две недели подряд сражалась на главном направлении немецкого удара, оставалось, по данным на 5 августа, всего-навсего пять с половиной тысяч человек. Меньше половины.
Через брешь, которую танковый удар гитлеровцев пробил в боевых порядках 112-й дивизии, в тыл частям 62-й армии вышли три пехотные и одна танковая дивизия вермахта. 112-я оказалась прижатой к Дону и попыталась выйти к железнодорожному мосту у станицы Чир. Немцы стали обстреливать мост, через который уже переправлялись на восточный берег реки отступающие войска. Здесь во время обстрела погиб комдив 112-й полковник Сологуб. 8 августа войска продолжали отступать на восток по уже горящему мосту. В полдень немецкие танки прорвались к мосту, наши саперы 8 августа в 14.00 начали его взрывать. В половине третьего мост рухнул.
В этот же день танковые клещи сомкнулись и окончательно окружили дивизии, оставшиеся полностью или частично на западном берегу Дона. Приблизительное число оказавшихся в окружении составило, по данным штаба Сталинградского фронта, 28 тысяч человек.
Но, судя по всему, руководство фронта не теряло оптимизма и рассчитывало, что окруженные за Доном дивизии 62-й армии способны отбросить прорвавшегося врага. Даже и 12 августа, когда ни 229-й, ни ее соседа справа - 147-й СД уже не существовало в качестве боеспособных единиц, в «Боевом распоряжении N 101 штарма 62» читаем о намерении «… совместными усилиями с частями 33-й гв., 181-й, 112-й и 229-й СД ударом с запада (выделено мною. - Р.Г.) уничтожить прорвавшуюся группировку противника».
Что же на самом деле происходило в окруженных частях 229-й дивизии? Об этом рассказывают выдержки из документов, которые хранятся в фильтрационных делах попавших в плен бойцов ишимской дивизии. Но хотелось бы сделать одну оговорку. В каждом деле называются, казалось бы, точные числа, когда происходили роковые для дивизии и самого солдата события. Они записаны со слов и не всегда точны. Думается, что в сплошных боях, когда день перемешан с ночью, у человека теряется ощущение времени. Написал же участник штурма рейхстага капитан Василий Ярунов, родом из села Богандинского Тюменского района, на обороте карточке, снятой у входа в только что поверженный рейхстаг: «31 апреля»!..
Тем не менее, эти свидетельства, может быть, единственное, что с большей или меньше степенью достоверности рассказывает, что на самом деле было в «котле». Как метались в поисках выхода разрозненные части, как правило, без связи, без полноценной разведки, почти без огневой поддержки. Потому что все снаряды уже были расстреляны и не для всех винтовок имелись патроны. А немецкие части, накапливая силы для броска через Дон, тем временем педантично уничтожали один очаг сопротивления за другим.
«… с 5 августа наша 229-я стрелковая дивизия находилась в окружении. Командиром 783-го СП был майор Рыбаков, а после его смерти полком командовал ст. лейтенант Монарх… Отходили к Дону ночами по направлению хутор Лаховский - Ст. Суровикина. Переправиться через Дон не смогли. В плен попал весь 783-й СП вместе с комполка ст. лейтенатом Монархом и другим командным составом…» (Из фильтрационного дела В.Ф. Федорова, бывшего военнопленного, ком. взвода 783-го СП, г. Ялуторовск)
«… До 6 августа мы минировали броды на р. Чир. В этот день нашу роту направили в хутор Маркин, где командир батальона сказал, что мы находимся в окружении. Командир нашей роты лейтенант Паюсов стал выводить нас из окружения через хутор Митяевский, а там сказал, чтобы шли дальше кто как может. Я с красноармейцем Ермоленко два дня просидели в балке, а кругом были немцы. Наутро по этой балке поехал конный немец, наткнулся на нас и забрал в плен». (Из фильтрационного дела Ф.М. Шмелева, рядового 397-го отд. саперного батальона, Викуловский район)
«… Я была в роте санинструктором. 5 августа 1942г. нам сказали, что мы окружены немцами. Командир роты Захаров Сергей Яковлевич объявил, что в ночь на 6 августа будем прорываться к Дону. Началось движение. На двух машинах были раненые, и я с ними. Мне ротный приказал до утра остаться с ранеными в овраге в 3-4 км от ст. Суровикино, пообещав вернуться за нами. У меня была винтовка, но без патронов. Часов в 6 утра к оврагу подошли немцы и скомандовали выходить с поднятыми руками. При обыске у меня в кармане гимнастерки обнаружили комсомольский билет и избили до потери сознания…» (Из фильтрационного дела Д.Ф. Крючковой, санинструктора 811-го СП, Казанский район)
«… 7 августа мы начали отход от ст. Суровикино. 10 августа у хутора Добрино наш 783-й СП подвергся бомбежке. Израсходовав снаряды, мы по приказанию командира батареи лейтенанта Зонова взорвали орудия и стали продвигаться вперед. Перед нами оказались танки и пехота противника. В бою с ними от нашего взвода осталось четыре человека. Не находя своих, пошли на г. Калач… 10 сентября снова оказались в Суровикино, где нас взяли в плен». (Из фильтрационного дела Ф.В. Маркеева, артиллериста 783-го СП, Ишимский район)
«… В первых числах августа я был ранен и отправлен в медсанбат. Когда дивизия была окружена, в медсанбате один старший лейтенант собрал легкораненых, в том числе и меня, и повел нас на прорыв из окружения. Но налетели немецкие самолеты и подвергли нас бомбежке. Все разбежались, осталось пять человек. Наутро нас окружили немецкие танки, а мотоциклисты взяли в плен». (Из фильтрационного дела П.С. Луста, рядового отдельной разведроты, Сорокинский район)…
А 9 августа дивизия получила приказ выйти из окружения…
* feindlage* (нем.) - расположение противника.
Капитан Томилин, заместитель начальника особого отдела 229-й стрелковой дивизии, пропавший без вести в большой излучине Дона (из архива историка Юрия Власова)