Микаэль кивнул. На переговорах с Хенриком Вангером и Дирком Фруде он выдвинул требование, чтобы его поселили отдельно и он мог сам вести хозяйство и иметь полную свободу передвижения. Хенрик Вангер вывел Микаэля обратно на дорогу, прошел в сторону моста и свернул в калитку, за которой оказался расчищенный двор перед маленьким бревенчатым домиком, стоящим неподалеку от опоры моста. Дверь была незаперта, старик открыл ее и придержал. Они вошли в маленькую прихожую, где Микаэль со вздохом облегчения поставил чемоданы.
– Этот домик мы называем гостевым, у нас тут обычно останавливаются те, кто приезжает на длительное время. Здесь‑то вы с родителями и жили в шестьдесят третьем году. Собственно говоря, это одна из самых старых построек в селении, но она модернизирована. Я позаботился о том, чтобы Гуннар Нильссон – он работает у меня в усадьбе дворником – с утра прогрел дом.
Весь дом – общей площадью около пятидесяти квадратных метров – состоял из просторной кухни и двух небольших комнат. Кухня, занимавшая половину дома, была вполне современной, с электрической плитой, маленьким холодильником и водопроводом, а около стены, отделявшей ее от прихожей, имелась также старая железная печка, которую сегодня и протапливали.
– Железную печку придется топить, только если грянут сильные морозы. В тамбуре есть ящик для дров, а за домом – дровяной сарай. Тут с осени никто не жил, и мы с утра протопили, чтобы дом прогрелся. А так обычно хватает электрообогревателей. Только смотри не клади на них одежду, а то может начаться пожар.
Микаэль кивнул и огляделся. Окна выходили в три стороны; от кухонного стола открывался вид на опору моста, расположенную метрах в тридцати. Из мебели на кухне имелись также несколько больших шкафов, стулья, старый диван и полка с журналами. Наверху стопки лежал номер журнала «Се» за 1967 год. В углу, около кухонного стола, стоял приставной столик, который можно было использовать как письменный.
По одну сторону от железной печки находилась входная дверь на кухню, по другую две узкие двери вели в комнаты. Правая, ближайшая к наружной стене комната представляла собой скорее узкую каморку с маленьким письменным столом, стулом и прикрепленным к длинной стене стеллажом; ее использовали в качестве кабинета. Вторая комната, между тамбуром и кабинетом, явно служила маленькой спальней. Ее обстановка состояла из двуспальной кровати, ночного столика и платяного шкафа. На стенах висело несколько пейзажей. Мебель и обои в доме были старыми и выцветшими, но всюду приятно пахло чистотой. Кто‑то явно надраил полы, не жалея моющих средств. В спальне имелась еще боковая дверь, ведущая обратно в тамбур, где старый чулан был переоборудован под туалет с маленьким душем.
– Могут возникнуть проблемы с водой, – сказал Хенрик Вангер. – Сегодня утром мы проверили, что водопровод работает, но трубы расположены очень неглубоко, и, если холода продержатся долго, они могут замерзнуть. В тамбуре есть ведро; при необходимости ты сможешь приходить за водой к нам.
– Мне потребуется телефон, – сказал Микаэль.
– Я уже заказал. Послезавтра его установят. Ну, как тебе? Если передумаешь, можешь перебраться в большой дом в любой момент.
– Здесь просто замечательно, – ответил Микаэль. Однако он был далеко не уверен в том, что поступил разумно, поставив себя в такую ситуацию.
– Отлично. Еще где‑то час будет светло. Может, пройдемся, чтобы ты познакомился с окрестностями? Я бы посоветовал тебе надеть сапоги и толстые носки. Они в шкафу, в тамбуре.
Микаэль последовал совету, решив, что завтра же пройдется по магазинам и купит кальсоны и основательную зимнюю обувь.
Старик начал экскурсию с объяснения, что соседом Микаэля через дорогу является Гуннар Нильссон – помощник, которого Хенрик Вангер упорно называл «мой дворник», но который, как вскоре понял Микаэль, обслуживал все дома острова и, кроме того, отвечал еще за несколько зданий в Хедестаде.
– Он сын Магнуса Нильссона, который работал у меня дворником в шестидесятых годах и был одним из тех, кто помогал во время автомобильной аварии на мосту. Магнус еще жив, но он на пенсии и живет в Хедестаде. В этом доме живут Гуннар с женой; ее зовут Хелен. Их дети отсюда уже переехали.
Хенрик Вангер сделал паузу и, немного поразмыслив, снова заговорил:
– Микаэль, мы сказали всем, что ты находишься здесь, чтобы помогать мне писать автобиографию. Это даст тебе повод заглядывать во все темные углы и задавать людям вопросы. Твоя истинная задача останется между тобой, мной и Дирком Фруде. Кроме нас троих, об этом никому не известно.
– Понимаю. И повторю то, что говорил раньше: это пустая трата времени. Я не смогу разгадать эту загадку.
– Мне надо только, чтобы ты предпринял попытку. Но мы должны следить за тем, что говорим, когда поблизости будут люди.
– Хорошо.
– Гуннару сейчас пятьдесят шесть лет и, соответственно, было девятнадцать, когда пропала Харриет. Имеется один вопрос, на который я так и не получил ответа, – Харриет с Гуннаром очень дружили, и я думаю, у них было что‑то вроде детского романа, по крайней мере, он проявлял к ней большой интерес. В день ее исчезновения он, однако, находился в Хедестаде и оказался одним из тех, кого отрезало на материковой стороне, когда перекрыли мост. Из‑за их отношений его, естественно, допрашивали с особым пристрастием. Ему это было довольно неприятно, но полиция проверила его алиби, и оно подтвердилось. Он весь день провел с друзьями и вернулся сюда только поздно вечером.
– Полагаю, у вас имеется полный перечень находившихся на острове людей с указанием, чем они занимались в течение дня.
– Верно. Пойдем дальше?
Они остановились у перекрестка, на холме перед усадьбой Вангеров, и Хенрик Вангер показал в сторону старой рыбачьей гавани:
– Земля на всем острове принадлежит семье Вангер или, точнее, мне. Исключение составляют хозяйство Эстергорд и несколько отдельных домов в селении. Сараи в рыбачьей гавани находятся в частном владении, но их используют как дачи, а в зимнее время там почти никто не живет. Обитаем только самый дальний дом – видишь, там идет дым из трубы.
Микаэль кивнул. Он уже успел промерзнуть до костей.
– Эта несчастная хибара стоит на самом ветру, но ею пользуются круглый год. Там живет Эушен Норман. Ему семьдесят семь лет, и он вроде как художник. По‑моему, его картины напоминают китч, но его считают довольно известным пейзажистом. Он из числа тех чудаков, какие непременно имеются в каждом селении.
Хенрик Вангер повел Микаэля вдоль дороги в сторону мыса, показывая дом за домом. Селение состояло из шести домов к западу от дороги и четырех к востоку. Ближе всего к гостевому домику Микаэля и усадьбе Вангера располагался дом, принадлежавший брату Хенрика Вангера, Харальду. Это было четырехугольное двухэтажное каменное здание, на первый взгляд казавшееся необитаемым; занавески на окнах задернуты, а тропинка к крыльцу не расчищена и покрыта полуметровым слоем снега. Приглядевшись повнимательнее, можно было заметить следы, указывавшие на то, что кто‑то ходил по снегу между дорогой и входной дверью.
– Харальд – отшельник. Мы с ним никогда не могли найти общий язык. Помимо ссор по поводу концерна – он ведь совладелец, – мы почти не разговариваем последние лет шестьдесят. Он старше меня, ему девяносто один год, и он единственный из моих пяти братьев, кто еще жив. Подробности я расскажу потом, но он учился на врача и работал в основном в Уппсале. Когда ему исполнилось семьдесят, он переехал обратно в Хедебю.
– Насколько я понимаю, любви между вами нет, хоть вы и соседи.
– Я считаю его отвратительным человеком и предпочел бы, чтобы он оставался в Уппсале, но этот дом принадлежит ему. Я говорю как подлец?
– Вы говорите как человек, который не любит своего брата.
– Первые двадцать пять – тридцать лет своей жизни я извинял и прощал таких, как Харальд, поскольку мы родственники. Потом я обнаружил, что родство еще не гарантирует любви и что у меня крайне мало причин брать Харальда под свою защиту.
Следующий дом принадлежал Изабелле, матери Харриет Вангер.
– Ей в этом году исполняется семьдесят пять, и она по‑прежнему элегантна и тщеславна. К тому же она единственная в селении разговаривает с Харальдом и иногда навещает его, но у них не слишком много общего.
– Какие отношения были у нее с Харриет?
– Правильно мыслишь. Женщины тоже должны входить в круг подозреваемых. Я уже рассказывал, что она частенько бросала детей на произвол судьбы. Точно не знаю, но думаю, что у нее были благие намерения при полной неспособности отвечать за что‑то. Близки они с Харриет не были, но всерьез никогда не ссорились. Она может быть резкой, и иногда кажется, что у нее не все дома. Когда встретишься с ней, поймешь, что я имею в виду.
Соседкой Изабеллы была некая Сесилия Вангер, дочь Харальда Вангера.
– Раньше она была замужем и жила в Хедестаде, но разъехалась с мужем лет двадцать назад. Дом принадлежит мне, и я предложил ей переехать сюда. Сесилия – учительница и во многих отношениях полная противоположность своему отцу. Пожалуй, следует добавить, что она тоже разговаривает с Харальдом только при необходимости.
– Сколько ей лет?
– Она родилась в сорок шестом году. То есть ей было двадцать, когда исчезла Харриет. Да, еще – она была в числе гостей на острове в тот день.
Он ненадолго призадумался.
– Сесилия может показаться легкомысленной, но на самом деле обладает цепким умом. Ее не следует недооценивать. Если кто и догадается, чем ты занимаешься, так это она. Я могу, пожалуй, сказать, что она принадлежит к тем родственникам, кого я больше всего ценю.
– Означает ли это, что вы ее не подозреваете?
– Я бы так не сказал. Мне хочется, чтобы ты обдумывал все это совершенно непредвзято и независимо от того, что думаю я.
Ближайший к жилищу Сесилии дом принадлежал Хенрику Вангеру, но был сдан пожилой паре, раньше работавшей в руководстве концерна. Они переехали на остров в 80‑х годах и, следовательно, не имели никакого отношения к исчезновению Харриет. Следующим стоял дом Биргера Вангера, брата Сесилии Вангер, но пустовал уже несколько лет, с тех пор как хозяин поселился на современной вилле в Хедестаде.
Большинство домов вдоль дороги были основательными каменными зданиями постройки начала прошлого века. Последний же дом сильно от них отличался: это оказалась сооруженная современным архитектором по индивидуальному проекту вилла из белого кирпича и с темными простенками между оконными проемами. Вилла была красиво расположена, и Микаэль отметил, что с верхнего этажа наверняка открывается великолепный вид на море с восточной стороны и на Хедестад с северной.
– Здесь живет Мартин Вангер, брат Харриет и генеральный директор концерна. На этом участке раньше находилась пасторская усадьба, но в семидесятых годах она пострадала при пожаре, и, став в семьдесят восьмом генеральным директором, Мартин построил тут себе виллу.
В последнем доме с восточной стороны дороги жили Герда Вангер, вдова брата Хенрика Грегера, и ее сын Александр Вангер.
– Герда болезненная, страдает ревматизмом. Александру принадлежит небольшая часть акций концерна, но у него имеются и собственные предприятия, в частности рестораны. Он обычно проводит несколько месяцев в году на Барбадосе, в Вест‑Индии, где у него кое‑какие средства вложены в туризм.
Между домами Герды и Хенрика Вангера имелся участок с двумя небольшими зданиями, которые пустовали и предназначались для приезжающих погостить разных членов семьи. По другую сторону от усадьбы Хенрика располагался дом, купленный еще одним вышедшим на пенсию сотрудником концерна, но сейчас он стоял пустым, так как хозяин с женой всегда проводили зиму в Испании.
Они вернулись обратно к перекрестку, и экскурсия закончилась. Уже начинало смеркаться. Микаэль заговорил первым:
– Хенрик, я могу лишь повторить, что это дело едва ли даст результаты, но я буду выполнять работу, ради которой меня наняли. Буду писать вашу биографию и ради вашего удовлетворения критически и с максимальной тщательностью прочту все материалы о Харриет Вангер. Мне только важно, чтобы вы понимали, что я не какой‑нибудь частный детектив, и не возлагали на меня слишком больших надежд.
– Я не питаю никаких надежд. Я хочу лишь предпринять последнюю попытку добраться до правды.
– Хорошо.
– Я человек вечерний, – заявил Хенрик Вангер, – и буду доступен начиная с обеда и дальше. Я приготовлю у себя в доме рабочий кабинет, которым ты сможешь пользоваться в любое время.
– Спасибо, не надо. У меня уже есть кабинет в гостевом домике, там я и буду работать.
– Как угодно.
– Когда мне понадобится поговорить с вами, мы сможем сидеть в вашем кабинете, но я не собираюсь набрасываться на вас с расспросами прямо сегодня вечером.
– Это понятно.
Старик казался подозрительно сговорчивым.
– Чтение материала займет у меня недели две. Мы будем работать на два фронта. Будем встречаться на несколько часов в день, чтобы я мог расспрашивать вас и собирать материал для биографии. Когда у меня появятся вопросы о Харриет, которые мне захочется обсудить, я их вам буду задавать.
– Звучит разумно.
– Работать я буду по свободному графику, без фиксированного рабочего времени.
– Это решать тебе.
– Вы, конечно, в курсе, что мне месяца через два предстоит сесть в тюрьму. Не знаю, когда именно это случится, но обжаловать приговор я не собираюсь. Следовательно, это, по всей видимости, произойдет где‑то в течение года.
Хенрик Вангер нахмурил брови:
– Как неудачно получилось. Попробуем к тому времени что‑нибудь придумать. Ты можешь попросить отсрочку.
– Если все пойдет хорошо и у меня уже наберется достаточно материала, я смогу работать над книгой о вашей семье в тюрьме. Мы вернемся к этому, когда придет время. Еще одно: я по‑прежнему совладелец «Миллениума», а журнал сейчас пребывает в кризисе. Если произойдет что‑нибудь, что потребует моего присутствия в Стокгольме, мне придется все оставить и поехать туда.
– Я не пытаюсь сделать из тебя своего раба. Мне надо, чтобы ты основательно и последовательно занимался порученным делом, но порядок работы ты, естественно, определяешь сам, по собственному усмотрению. Если тебе потребуется свободное время – пожалуйста, но если я замечу, что ты пренебрегаешь работой, то буду считать это нарушением контракта.
Микаэль кивнул.
Хенрик Вангер смотрел куда‑то в сторону моста. Он был худощав, и Микаэлю вдруг показалось, что он похож на несчастное огородное пугало.
– Что до «Миллениума», то надо будет поговорить о том, в чем проявляется кризис и могу ли я чем‑нибудь помочь.
– Лучшее, чем вы можете помочь, это выдать мне голову Веннерстрёма на блюде прямо сегодня.
– О нет, этого я делать не намерен. – Старик бросил на Микаэля суровый взгляд. – Ты взялся за эту работу только потому, что я пообещал тебе сдать Веннерстрёма. Сделай я это сейчас, ты можешь бросить работу в любой момент. Ты получишь от меня информацию только через год.
– Хенрик, извините, что я это говорю, но у меня даже нет полной уверенности в том, что через год вы еще будете в живых.
Хенрик Вангер вздохнул и задумчиво посмотрел в сторону рыбачьей гавани.
– Понимаю. Я поговорю с Дирком Фруде, и, возможно, мы что‑нибудь придумаем. Но в отношении «Миллениума» не исключено, что я смогу помочь иным образом. Насколько я понимаю, журнал покидают рекламодатели.
Микаэль медленно кивнул:
– Рекламодатели – это сиюминутная проблема, но кризис куда глубже. Вопрос в доверии. Если народ перестанет покупать журнал, то станет все равно, сколько у нас рекламодателей.
– Это понятно. Однако я по‑прежнему являюсь членом правления, хоть и пассивным, довольно крупного концерна. Нам тоже надо где‑то размещать рекламу. Давай поговорим об этом позже. Если хочешь поужинать...
– Нет. Я хочу устроиться, сходить в магазин и осмотреться. Завтра съезжу в Хедестад и куплю себе зимнюю одежду.
– Хорошая мысль.
– Мне бы хотелось, чтобы вы перенесли архив с материалами о Харриет ко мне.
– Обращаться...
– С величайшей осторожностью – я понимаю.
Микаэль вернулся в гостевой домик, стуча зубами от холода. Закрыв за собой дверь, он посмотрел на термометр за окном. Тот показывал минус пятнадцать градусов, но Микаэль не мог припомнить, чтобы когда‑либо так промерзал, как после этой двадцатиминутной прогулки.
Следующий час он посвятил обустройству в комнатах, которым на ближайший год предстояло стать его домом. Одежду из чемодана он развесил и разложил в шкафу спальни, туалетные принадлежности отправились в чулан‑ванную. Из второго чемодана, на колесиках, он извлек книги, компакт‑диски и проигрыватель, блокноты, миниатюрный портативный диктофон «саньо», маленький сканер «микротек», цифровой фотоаппарат «минолта» и все остальное, что могло понадобиться в этой годичной ссылке.
Книги и компакт‑диски Микаэль поместил на книжной полке в кабинете, рядом с двумя толстыми папками, содержавшими материалы о Хансе Эрике Веннерстрёме. Толку от этих материалов не было, но расстаться с ними он не мог. Этим двум папкам предстояло каким‑то образом непременно сыграть роль кирпичиков в строительстве его дальнейшей карьеры.
Под конец он открыл сумку на ремне и выложил на письменный стол свой ноутбук. Затем замер и огляделся с идиотским выражением лица. Вот они, прелести сельской жизни. До него внезапно дошло, что ему неоткуда взять интернетовский кабель. Тут не было даже телефонной розетки, чтобы подсоединить старенький модем.
Микаэль вернулся на кухню и со своего мобильного телефона позвонил в компанию «Телия». После недолгого разбирательства ему удалось заставить кого‑то поднять заказ, сделанный Хенриком Вангером на адрес гостевого домика. Он спросил, позволяет ли мощность проводки установить ADSL, и получил ответ, что это можно сделать через реле в Хедебю и что установка займет несколько дней.
К тому моменту, когда Микаэль привел все в порядок, часы показывали уже начало пятого. Он снова надел толстые шерстяные носки, обул сапоги и натянул дополнительный свитер. У дверей он остановился; ключей от дома ему не дали, а его стокгольмские инстинкты восставали против того, чтобы оставить входную дверь незапертой. Он вернулся на кухню и принялся открывать ящики. Под конец ему удалось найти ключ на гвоздике в кладовке.
Столбик термометра опустился до минус семнадцати градусов. Микаэль быстро перешел через мост, миновал церковь и поднялся в гору. Магазин «Консум» располагался удобно, метрах в трехстах. Микаэль доверху наполнил большие бумажные пакеты основными продуктами и, оттащив их домой, снова перешел через мост. На этот раз он остановился возле «Кафе Сусанны». Женщине за прилавком было лет пятьдесят. Поинтересовавшись, ее ли зовут Сусанной, Микаэль представился и пояснил, что в дальнейшем, вероятно, станет тут постоянным посетителем. Кроме него, в кафе никого не было, и, когда он заказал бутерброд и купил хлеб и плетенку, Сусанна угостила его кофе за счет заведения. Прихватив с газетной стойки «Хедестадс‑курирен», он сел за столик с видом на мост и подсвеченную церковь. В темноте это зрелище напоминало рождественскую открытку.
Чтение газеты заняло примерно четыре минуты. Единственной интересной новостью оказалось краткое сообщение о том, что местный политик по имени Биргер Вангер (Народная партия) хочет создать в Хедестаде «ИТ‑Техцентр» – центр развития информационных технологий. Микаэль просидел в кафе полчаса, пока в шесть часов не пришла пора закрывать заведение.
В половине восьмого Микаэль позвонил Эрике, но услышал лишь, что абонент недоступен. Он сел на кухонный диван и попробовал читать роман, являвшийся, согласно тексту на обратной стороне обложки, сенсационным дебютом какой‑то юной феминистки. Произведение рассказывало о попытках писательницы разобраться в своей сексуальной жизни во время поездки в Париж, и Микаэль задумался, стали бы его называть феминистом, если бы он в свойственном гимназистам тоне написал роман о собственной сексуальной жизни. Вероятно, нет. Микаэль купил этот роман, потому что издательство превозносило дебютантку, называя ее новой Кариной Рюдберг,[34]но быстро убедился в том, что восторженные характеристики не соответствуют действительности, как в отношении стиля, так и содержания. Через некоторое время он отложил книгу и стал вместо нее читать приключенческую повесть о Хопалонге Кассиди,[35]напечатанную в журнале 50‑х годов.
Каждые полчаса доносился краткий приглушенный удар церковного колокола. По другую сторону дороги светились окна дворника Гуннара Нильссона, но разглядеть в доме кого‑нибудь из людей Микаэлю не удавалось. У Харальда Вангера было темно. Около девяти часов через мост проехала машина и скрылась в стороне мыса. В полночь подсветку фасада церкви погасили. В этом явно и заключалась вся ночная жизнь Хедебю в пятницу в начале января. Кругом царило поразительное безмолвие.
Микаэль вновь попытался позвонить Эрике, но попал на ее автоответчик, предлагавший оставить сообщение, что Микаэль и сделал. А потом погасил свет и лег спать. Последнее, о чем он подумал, перед тем как заснуть, это что в Хедебю ему грозит опасность совершенно одичать.
Удивительно было проснуться в абсолютной тишине. Микаэль полностью очнулся от глубокого сна буквально за долю секунды, после чего просто лежал и прислушивался, В комнате было холодно. Повернув голову, он посмотрел на часы, которые положил на табуретку возле кровати. Они показывали восемь минут восьмого – он никогда не был «жаворонком» и обычно с большим трудом выплывал из сонных грез с помощью как минимум двух будильников. Теперь же он проснулся сам и чувствовал себя совершенно отдохнувшим.
Микаэль поставил воду для кофе, а затем встал под душ. Забавно было представить, как он сейчас выглядит со стороны. Неплохой бы получился заголовок: «Калле Блумквист – ученый‑путешественник в глуши».
При малейшем прикосновении смеситель переключался с подачи ледяной воды на кипяток. На кухонном столе не хватало утренней газеты. Масло полностью замерзло. В ящике с ножами и вилками отсутствовала сырорезка. На улице по‑прежнему была кромешная тьма. Термометр показывал минус двадцать один градус. Начиналась суббота.
Остановка автобуса, идущего в Хедестад, находилась прямо напротив «Консума», и Микаэль начал свою деятельность в ссылке с задуманного вчера похода по магазинам. Выйдя из автобуса напротив вокзала, он прогулялся по центру города и купил теплые зимние ботинки, две пары кальсон, несколько теплых фланелевых рубашек, добротную удлиненную зимнюю куртку, теплую шапку и утепленные перчатки. В «Магазине техники» он нашел маленький переносный телевизор с телескопической антенной. Продавец заверил, что ему удается ловить в Хедебю, по крайней мере, центральные шведские каналы, и Микаэль пригрозил, что потребует деньги обратно, если у него ничего не выйдет.
Он зашел в библиотеку, обзавелся читательским билетом и выбрал себе два детектива Элизабет Джордж. В канцелярском магазине он купил ручки и блокноты. А еще приобрел спортивную сумку, чтобы было в чем донести покупки.
Под конец он взял пачку сигарет и, не открывая, сунул в карман куртки. Курить Микаэль бросил десять лет назад, но иногда в нем просыпалась тяга к никотину. Напоследок он посетил оптика, у которого заказал новые контактные линзы и раздобыл жидкость для их хранения.
Около двух часов он вернулся в Хедебю и как раз занимался отрыванием ценников от новой одежды, когда услышал, что открывается входная дверь. Светловолосая женщина лет пятидесяти, переступая через порог, постучала о дверной косяк кухни. В руках она держала поднос с бисквитом.
– Здравствуйте, я хотела только вас поприветствовать. Меня зовут Хелен Нильссон, и я живу через дорогу. Значит, мы будем соседями.
Микаэль пожал ей руку и представился.
– Я видела вас по телевизору. Так приятно, что в гостевом домике теперь по вечерам будет гореть свет.
Микаэль поставил кофе – Хелен запротестовала, но тем не менее уселась за кухонный стол. Она покосилась в окно:
– Вон идет Хенрик с моим мужем. Вижу, вам понадобились какие‑то коробки.
Снаружи как раз остановились Хенрик Вангер и Гуннар Нильссон с тележкой, и Микаэль поспешил на улицу, чтобы поздороваться и помочь занести в дом четыре большие коробки. Затем их оставили на полу возле железной печки, а Микаэль достал кофейные чашки и разрезал принесенный Хелен бисквит.
Гуннар и его жена были приятными людьми. Их, казалось, не слишком занимало, зачем Микаэль находится в Хедестаде, – похоже, им хватало объяснения, что он работает на Хенрика Вангера. Микаэль понаблюдал за отношениями между Нильссонами и Хенриком Вангером и отметил, что в них нет натянутости и незаметно резкой грани между господами и слугами. Гости спокойно беседовали о делах в селении, вспоминали человека, построившего нынешнее жилище Микаэля. Супруги Нильссон поправляли Вангера, когда ему изменяла память, а тот за это рассказал смешную историю о том, как Гуннар Нильссон однажды вечером по пути домой обнаружил, что местный недоумок с другой стороны моста пытается вломиться в гостевой домик через окно; он подошел и спросил недоразвитого взломщика, почему бы ему не воспользоваться незапертой дверью. Гуннар недоверчиво оглядел новый маленький телевизор и пригласил Микаэля приходить к ним по вечерам, если ему захочется посмотреть какую‑нибудь программу – у них имеется спутниковая антенна.
После ухода Нильссонов Хенрик Вангер задержался не долго. Старик хотел предоставить Микаэлю возможность самому разбираться с архивом и пригласил приходить и задавать вопросы, если возникнут проблемы. Микаэль поблагодарил и заверил, что все образуется.
Снова оставшись в одиночестве, Микаэль занес коробки в кабинет и приступил к изучению их содержимого.
Хенрик Вангер проводил частное расследование исчезновения внучки своего брата в течение тридцати шести лет. Микаэлю было трудно определить, являлся ли такой интерес результатом одержимости или же с годами это стало для старика чем‑то вроде интеллектуальной игры. Однако было совершенно очевидно, что старый патриарх подошел к делу с систематичностью археолога‑любителя – документы почти полностью заняли семь метровых полок.
Основу собрания составляли двадцать шесть толстых папок, содержавших материалы полицейского дела об исчезновении Харриет Вангер. Микаэлю было трудно себе представить, чтобы исчезновение обычного человека породило такой объемистый следственный материал. С другой стороны, Хенрик Вангер, несомненно, обладал достаточным влиянием, чтобы заставить полицию Хедестада отработать каждый мыслимый и немыслимый след.
Помимо полицейских материалов имелись еще подборки статей, фотоальбомы, карты, сувениры, информационные брошюры о Хедестаде и предприятиях концерна «Вангер», дневник самой Харриет Вангер (в котором, однако, было не слишком много страниц), школьные тетради, медицинские справки и разное другое. Тут присутствовало также по меньшей мере шестнадцать переплетенных томов формата А4, по сотне страниц в каждом. Эти тома составляли журнал хода расследования, принадлежащий руке Хенрика Вангера. Здесь патриарх аккуратным почерком записывал собственные размышления, бесплодные идеи, тупиковые концепции и наблюдения. Микаэль немного полистал тома наугад. Текст напоминал художественное произведение, и Микаэлю пришло в голову, что перед ним чистовик, написанный на основе многочисленных старых блокнотов. Под конец он дошел до десятков папок с материалами о разных членах семейства Вангер; здесь страницы были машинописными и явно собирались в течение долгого времени. Хенрик Вангер вел дело против собственной семьи.
Около семи Микаэль услышал настойчивое мяуканье и открыл входную дверь. Рыжевато‑коричневая кошка стремительно проскользнула мимо него в тепло.
– Я тебя понимаю, – сказал Микаэль.
Некоторое время кошка обнюхивала дом. Микаэль налил в блюдечко немного молока, которое гостья не без удовольствия вылакала. Затем она запрыгнула на кухонный диван и свернулась в клубочек, явно не собираясь отсюда уходить.
Когда Микаэль разобрался в материале и расставил все по полкам в понятном ему порядке, на часах было уже начало одиннадцатого. Он вышел на кухню, поставил вариться кофе и сделал два бутерброда. Кошку он угостил кусочком колбасы и печеночным паштетом. За весь день Микаэль ни разу толком не поел, но почему‑то не чувствовал особого аппетита. Выпив кофе, он достал из кармана куртки сигареты и вскрыл пачку.
Потом он прослушал сообщения на мобильнике; Эрика на связь не выходила, и он попробовал ей позвонить, но снова услышал только автоответчик.
В качестве одного из первых шагов своего частного расследования Микаэль отсканировал карту острова Хедебю, которую одолжил у Хенрика Вангера. Пока в памяти еще сохранились имена, услышанные от Хенрика во время вчерашней экскурсии, Микаэль вписал на свою карту, кто в каком доме живет. Он быстро обнаружил, что клан Вангеров представляет собой весьма обширную галерею образов и потребуется время, чтобы выучить, кто есть кто.
Около полуночи Микаэль надел теплую одежду и новые ботинки и пошел прогуляться через мост. Он свернул на дорогу вдоль берега, пониже церкви. Пролив и старая гавань были покрыты льдом, но немного дальше Микаэль увидел темную полосу открытой воды. Пока он там находился, подсветку фасада церкви погасили, и его окружила темнота. Стоял мороз, и все небо было усыпано звездами.