В 28-31 января 1722 года в Москве, по случаю Ништадского мира Петр I устроил еще более внушительное карнавальное шествие. По улицам от подмосковного села Всехсвятское до Тверских ворот проехал поезд, состоящий из шестидесяти саней и конных повозок, декорированных под парусники, галеры, турецкие фелюги. На них в разнообразных маскарадных костюмах находились приближенные царя – сенаторы и придворные, офицеры и иностранные гости. Шествие объехало город, дважды – Кремль и Красную площадь, превращая улицы и площади в веселое и шумное зрелище, дозволенное лицезрению простого люда, который мог активно выражать свое отношение к происходящему. Карнавал славил морские победы России, смеялся над врагом.
Декоративный наряд праздника был причудлив и разнообразен. Прежде всего в него органично вписалось убранство «веселого поезда». Тут находились и веселый Бахус на бочке, и «Нептун-морской», восседающий в санях, декорированных под гигантскую раковину и украшенных морскими конями, и трубачи с литаврами и барабанами. Все смешалось в радостном действе. Веселыми шутками друг с другом и с толпами зрителей перебрасывались победоносная Фортуна, испанки в гондолах, боярышни в расписных санях, голландские матросы и купцы, маски-домино и «страшные турки-янычары», обитатели «Беспокойного монастыря».
Эти первые в Петербурге и в Москве карнавалы для простонародья еще были безусловно диковинной неожиданностью, хотя и восторженно принимаемой.
Однако, Петровские праздничные нововведения не содержали подлинной демократии, Петр I никогда не выдавал себя за «народного царя» и не забывал подчеркнуть различие между «благородным» и «подлым» сословиями. Но карнавальный смех сближал всех, иллюзорно уравнивал, на период празднества сглаживал конфликты и противоречия и гласно, громко утверждал успехи политико-экономических и культурных преобразований, демонстрировал торжество правящего класса, поднимающихся буржуазии и купечества, прославлял абсолютинскую власть.
Эти же цели преследовал и карнавал в Петербурге 30 августа 1723 г. в честь победы России над Швецией.
Костюмы. Регламентированные и утвержденные самим императором. Именно по его указанию ундер-маршал «машкерада» был наряжен кавалером ордена святого Георгия, за которым шествовали тридцать певчих в однорядках и «халдейских одеяниях» за ним выступал маршал маскарада, облаченный в рясу аббата и руководивший следующей группой - заморских купцов и бургомистров, «швейцарцев», рудокопов, барабанщиков.
Право участвовать непосредственно в само действе имели только избранные: «важные и приближенные персоны», горожане же были зрителями. Известно, что в зрелище, длившемся восемь дней, сам Петр не только участвовал, но и активно включился в работу по составлению церемониала и сценария карнавала.
Как правило, заранее составлялись списки приглашенных на дворцовые и загородные балы-маскарады, утвержденные департаментом Церемониальных дел Министерства императорского двора. Обычно камер-фурьерская служба извещала: «От Двора его императорского величества через сие объявляется госпожам: статс-дамам, камер-фрейлинам, господам придворным кавалерам и всем тем, кто ко Двору приезд имеет… съезжаться всем знатным обоего пола Особам, а также Гвардии и Армии штаб- и обер-офицерам… и быть дамам в русском платье, а кавалерам в парадных мундирах».
Если назначалось более веселое празднество чисто карнавального типа, допускались значительные послабления в костюме: указывалось надевать «платье со шлейфом» или «или машкерадный костюм», быть «в высоком платье и шляпе» или в «русском сарафане», а «танцевальным кавалерам» - военным – в «обыкновенной форме», статским – в «маленьких мундирах и лентах».
Елизавета Петровна, как известно, безумно любила придворные развлечения, маскарады и карнавалы с представлениями, шествиями и сюрпризами.
Раз в неделю на маскарады собирались члены двора и представители знати, приглашенные императрицей. Обычно – человек 150-200. В другой день устраивали маскарады для всех сановных лиц в звании не ниже полковника. Таковых в столице набиралось до 800. Иногда во дворец допускалось даже именитое купечество.
В 1742 г. специальный указ установил правила посещения придворных маскарадов: их участники должны были являться только в дорогих платьях и непременно в сопровождении многочисленной прислуги. Представителям первых двух классов полагалось иметь при себе от 8 до 12 лакеев, 2-4 скороходов, одного пажа и 2 егерей.
Молодой, стройной императрице очень шли мужские наряды, поэтому она изобрела особый вид маскарада – под названием «метаморфоза». Мужчины являлись во дворец в широченных платьях с фижмами, а дамы – мужских костюмах. Масок не надевали. Большинство участников таких маскарадов выглядели уродливо в своих нарядах. Одна лишь императрица, статная и грациозная, одинаково хорошо смотрелась в любом костюме.
Прошли годы и уже в правление Императрицы Анны Иоановны вновь была сыграна шутовская маскарадная свадьба.
Решив поженить своих шутов-карликов- Анна Иоановна приказала в Петербурге на льду Невы построить дворец из льда в котором и была сыграна свадьба.
С одной стороны это была реальная свадьба, с другой же стороны это был маскарад.. Гостьи были одеты в разные костюмы, а жених и невеста приехали в санках запряженные свинками,(кстати этот сюжет взят из масленичных гуляний). После венчания процессия в маскарадных костюмах прошла через весь город в ледяной дворец на льду Невы, где и состоялся грандиозный бал, являвшийся своеобразным спектаклем. Весь город являлся большим партером, смотрящим на сцену или выполнявшим функцию работников сцены.
Со временем аллегорический маскарад становился все более изысканным зрелищем, если и пародирующим или высмеивающим что то, то уже скорее с просветительских позиций, чем с уничтожающих, Это особенно ярко проявилось к середине 18 века в царствование Императрицы Екатерины 11
“Торжествующая Минерва”
Одним ярким образцом таких просветительских маскарадов явилась процессия, шествовавшая в 1763 году по улицам Москвы в продолжении трех дней и олицетворявшая собой шествие торжествующей Минервы, римской богини, олицетворявшую государственную мудрость и покровительницу ремесел и искусства.
Одно из самых грандиозных зрелищ состоялось в Москве в 1763 году. О его приближении горожан извещала специальная афиша, в которой говорилось: «Сего месяца 30-го и февраля 1-го и 2-го, по улицам: Большой Немецкой, по обеим Басманным, по Мясницкой и Покровке от 10 часов утра до поздни, будет ездить большой маскарад, названный «Торжествующая Минерва». Кто оное видеть желает, могут туда собираться и кататься с гор во всю неделю масленницы, с утра до ночи, в маске или без маски, кто как хочет, всякого званья люди».
К маскараду готовились все. Зрители думали о том, где занять место поудобнее, участники заучивали тексты ролей, портные шили костюмы, «машинистый мастер» изготавливал «маскарадые машины».
Свои заботы были и у московской полицмейстерской канцелярии: нужно было расставить «пикеты» по улицам, где пойдет шествие «дабы оному карнавалу не могли учинить остановки и препятствия», посыпать скользкие места, сравнять выбоены, поставить пикеты близ кабаков «дабы не впускали в кабак находящихся в карнавале служителей, наряженных в маскарадных платьях.
К разработке сценария, эмблем и символов, текстов и надписей для карнавальных групп и декоративных картин привлекались лучшие литературные силы Петербурга и Москвы, художники и подмастерья живописных команд и артелей.
В шествии, включающем двести повозок, колесниц, саней, принимали участие четыре тысячи человек. В качестве исполнителей Ф.Волков привлек сотни актеров-профессионалов, студентов и школяров, солдат, работный люд, полковых музыкантов. Общее руководство над этим праздником осуществлял И.И.Бецкой (Бецкий).
Карнавал прерывался только на ночь, а с утра под несмолкаемый шум и грохот, звуки дудок, флейт и барабанный бой снова начинались объезды по заранее составленному маршруту. В специальной программе-брошюре, отпечатанной накануне праздника в количестве трех тысяч экземпляров, подробно излагался сценарный план шествия, обозначались маски, костюмы и установки.
Согласно сценарию – изъявлению «гнусности пороков» и «славы добродетели» - маскарад разделялся на две части. Первая олицетворяла сатирическую, собственно смеховую сторону карнавала, вторая – прославляла и пропагандировала политику самодержавия. Открывала движение процессия, высмеивающая общественные пороки. Перед каждой театрализованной группой и установками находился шест с эмблемой того или иного порока. Назовем только некоторые из них. Группа Момуса (завистника, пересмешника) с куклами, увитого пестрыми лентами, бубунцами, снабженная девизом «Упражнение полоумных», включала храброго забияку Пустохвалова, Педанта и его слуг, свиту безумного Враля, несущую «завиральные книги». Следующая группа – Бахуса с козлиной головой в виноградных гроздьях и текстовым обозначением «Смех и бесстыдство» - объединяла хор пьяниц, сатиров, восседающих на ослах, козлах и свиньях, целовальника и откупщика на бочке.
Затем шествовали группы, символизирующие «злые силы» (ястреб, терзающий голубя), «обман» и «невежество». В окружении соответствующей свиты провозились установки: паук и муха в паутине, кошачья морда с мышью в зубах, лисица, держащая петуха. За ним шагал оркестр «животных». За Обманом (знаковое обозначение – маска лицемерия и змея в розах) с девизом «Пагубная страсть» следовали поющие и танцующие цыгане, гадалки-ворожеи, черти и дьяволы, проектеры, Кривосуд, Обдираловка, Хромая Правда на костылях, разного рода аферисты. В свите Невежества (эмблема – черные сети, нетопырь и ослиная голова, девиз – «Самолюбие без достоинства») с пояснительной надписью «Вред и непотребство» присутствовали хор слепых, Праздность и злословие, ленивцы на ослах с павлиньими хвостами и «нарцизами». В качестве декора были представлены зеркало с отраженной в нем «Самовлюбленной Харей», Мотовство и Скупость, картежники с картами, Венера в окружении купидонов, Невежество сопровождали «непросвещенные разумы» - летящее зверье с обращенными к земле человеческими лицами.
В процессии присутствовал и чисто карнавальный принцип «наоборот»: всадники, едущие задом наперед; лошадь, восседающая в карете; вертопрахи, везущие карету с обезьяной; ребенок, кормящей из соски старика в люльке; старуха, играющая в куклы; свинья, увитая гирляндами цветов; карлица с великаном; поющий осел и козел со скрипкой. Затем выступало Мздоимство (гарпии среди крапивы, крюков, сломанных весов и денежных мешков) с надписью «Всеобщая пагуба», которую зрелищно иллюстрировали ябедники, подхалимы, крючкотворцы с лозунгом «Завтра», взяточники и сутяги всех мастей, сочинители пасквилей и доносов.
Вслед за этой аллегорико-сатирической и гротескно-метафорической частью карнавала начиналось шествие, славящее монархию и верховную власть. Оно открывалось декорированной колесницей, управляемой Юпитером, повозками «Золотого века» с пастухами и пастушками с зелеными ветвями в руках и группой под названием «Парнас». В последней восседали Апполон, музы и поэты. Далее выступали участники театрализованного зрелища в костюмах земледельцев-пахарей со своими орудиями труда и ларами земли, героев истории и великих Законодателей на белых торжественно убранных конях. Эту часть карнавала заключал Мир, сжигающий атрибуты войны.
Для подобного масштабного зрелища приходилось дополнительно «брать напрокат» всевозможные антураж и бижутерию, например, из Славяно-греко-латинской Академии – парики, бороды, платья. Десятки оформителей «по заданиям» сплетали сети, цепи, венки и гирлянды из искусственных цветов и ельника, кроили и шили белые епанчи, штаны и камзолы, шелковы платья и узорчатые платки. Закупались в лавках и со складов белые лайковые перчатки, нитяные чулки, башмаки с пряжками и пр.
Не только памятен был литературный подтекст карнавала, запомнились и диковинные декоративные устройства, маски, карнавальные фигуры, исполненные вкуса, выдумки, таланта.
Основная идея, которую должен был выразить маскарад, балы хорошо знакомая, разделявшаяся в той или иной форме, всеми передовыми людьми XVIII в. – идея о просвещенном монархе, под скипетром которой расцветут науки и искусство, восстановится закон и справедливость, будут попраны пороки.
В духе своего времени создатели карнавального представления верили в воспитательную силу сатирического «изъявления гнусности пороков».
Сатирические сценки исполнялись в форме близкой скоморошному уму, т.е. близкой и привычной простому народу.
Екатерина II, как и Елизавета, очень любила маскарады. Каждую пятницу во дворце собирались до 4 тысяч человек, и часто трудно было угадать, кто скрывается под маской. На маскараде интриговали, дразнили, подыгровали, не рискуя быть разоблаченными. Сама Екатерина любила ездить на чужие маскарады инкогнито и разыгрывать тех, кто не узнавал ее. Однажды, надев офицерский мундир и розовое домино (накидку с капюшоном), она долго преследовала ухаживаниями ничего не подозревающую княжну Долгорукую.
Екатерина сохранила и приумножила традиции придворных маскарадов. Известно, что на карнавал в ораниенбаумском парке она истратила до 15 тысяч рублей (при годовом ее доходе до коронации в тридцать тысяч). К празднеству на территории парка были сооружены временные декорации, передвижные и статичные установки. На самой большой колеснице, влекомой 20 мулами, находилось несколько десятков певцов и музыкантов. Сценическую площадку декорировал сверкающий и пышно иллюминированный занавес. В карнавальном шествии участвовали герольды-глашатаи, скоморохи-ряженые, танцоры и танцовщицы, шумовой оркестр с трубами, литаврами, барабанами.