На Массачусетском побережье, где когда-то жил Энох Конгер, люди предпочитают говорить о нем шепотом — часто намеками, приглушенно, с большой осторожностью. Причиной подобного поведения стала череда поистине невероятных событий, о которых идет непрекращающаяся молва, беспрестанно будоражащая воображение тружеников моря в порту Иннсмаута. Сам Энох жил в нескольких милях от этого города — на Соколином мысу. Место это было названо так потому, что с него, как с длинного каменного пальца, врезавшегося в пространство моря, можно наблюдать косяки мигрирующих птиц — соколов-сапсанов, а иногда и крупных кречетов. Вот там он и жил — до тех пор, пока не пропал из виду, хотя никто не может утверждать, что он действительно умер.
Это был мощный мужчина, широкоплечий, с выпуклой грудью и длинными мускулистыми руками. Даже в зрелом возрасте он продолжал носить бороду, а голову его украшала похожая на корону копна волос. Его холодные голубые глаза глубоко сидели на квадратном лице, а когда он надевал рыбацкий непромокаемый плащ и клеенчатую шляпу, то сильно походил на моряка, только что сошедшего на берег с борта шхуны, бороздившей морские просторы лет сто назад. По натуре своей он был неразговорчивым человеком и жил один в доме, который сам же и построил из камня и прибитого к берегу плавника на продуваемом ветрами мысу. Сюда доносились крики чаек и крачек, слышался шум прибоя, а иногда голоса улетающих в теплые края перелетных птиц. Люди поговаривали, что, слыша их крики, он нередко отвечал им, разговаривал и с чайками, и с крачками, а иногда даже с ветром и вздымающимся морем; более того, многие считали, что он беседовал с загадочными человекоподобными существами, которых никто не видел, а лишь слышали их приглушенные голоса.
|
|
Кормился Конгер исключительно рыболовством, кстати весьма скудным, хотя он никогда не жаловался и, казалось, был доволен своей судьбой. Он забрасывал свою сеть в море и днем и ночью, весь улов сразу же отвозил на продажу в Иннсмаут или в Кингспорт, — а случалось, и куда подальше. Но вот однажды лунной ночью он вернулся без улова и ничего не привез в Иннсмаут, разве что самого себя, да и то в весьма странном виде, с широко раскрытыми, неподвижными глазами, как у человека, который слишком долго смотрел на полоску догорающего заката. Он сразу же направился в располагавшуюся на окраине города знакомую ему таверну и, усевшись за столик, принялся заливать в себя эль. Вскоре к нему подошел один из старых знакомых и присел за его столик. После этого, видимо под воздействием спиртного, язык у рыбака развязался, хотя со стороны могло показаться, что он разговаривает сам с собой и почти не замечает собеседника.
Он рассказал, что видел этой ночью невероятное чудо. Отплыв на своей лодке к Рифу Дьявола, что находился примерно в миле от Иннсмаута, он забросил сеть и вытащил немало рыбы и кое-что еще. Нечто такое, что внешне очень походило на женщину и все же не было женщиной. Это существо разговаривало с ним, как человек, но голос у него был какой-то гортанный, очень похожий на кваканье лягушек, сопровождающееся звучанием флейты, — совсем как во время лягушачьих концертов, которые можно весной услышать на местных болотах. На лице этого существа имелся широкий, отдаленно похожий на рот разрез, были и глаза, мягко смотревшие на Конгера, а в том месте, где кончались ниспадавшие с головы волосы, виднелись походившие на жабры щели. По словам рыбака, существо это молило его о пощаде, просило отпустить, а в награду обещало — если потребуется — спасти ему жизнь.
|
|
— Русалка, — сказал один из присутствующих в таверне и рассмеялся.
— Это была не русалка, — проговорил Энох Конгер, — потому что я видел у нее ноги, хотя между пальцами были натянуты перепонки. Были у нее и руки — тоже с перепончатыми пальцами, а кожа у нее на лице была совсем такая же, как у меня или тебя, хотя цветом очень похожа на море.
Все дружно рассмеялись, с разных сторон посыпались бесчисленные шутки и остроты, но рыбак, казалось, их даже не замечал. Лишь один из присутствующих, выслушав этот рассказ, не стал смеяться, потому что и раньше слышал от стариков Иннсмаута немало историй, дошедших до них из тех времен, когда старинные клипера совершали торговые рейсы в Вест-Индию. В историях этих рассказывалось о браках между местными мужчинами и морскими женщинами, жившими в южной части Тихого океана, а также о странных событиях, которые происходили в море неподалеку от Иннсмаута. Человек не смеялся и лишь внимательно слушал, после чего, так и не проронив ни слова, потихоньку вышел из таверны. Однако Энох Конгер даже не обратил на него внимания, поскольку со всех сторон его окружало дикое ржание охмелевших шутников, потешавшихся над его рассказом. А он все говорил и говорил о том, как сжимал в руках запутавшееся в сетях существо, описывая ощущение от соприкосновения с холодной кожей ее тела, о том, как он освободил ее, после чего она бросилась в море и поплыла. Какое-то время она еще выделялась на темном фоне скалы Рифа Дьявола, а потом приподняла над водой одну руку и тут же бесследно скрылась в пучине.
|
|
После этой ночи Энох Конгер стал совсем редко бывать в таверне, а если и приходил туда, то садился за пустой столик, чтобы избежать разговоров с теми, кто снова подступал к нему с расспросами насчет «русалки» и очень хотел узнать, не сделал ли он ей предложения, перед тем как отпустить восвояси. Он почти ни с кем не разговаривал, спокойно пил свой эль, после чего уходил. Но все знали, что с тех пор он никогда больше не рыбачил у Рифа Дьявола, предпочитая забрасывать сети в другом месте, преимущественно возле Соколиного мыса. И хотя люди поговаривали, что Энох опасался снова увидеть ту женщину, которая памятной лунной ночью, запуталась в его сетях, его часто можно было видеть стоящим у самой кромки мыса и смотрящим в сторону моря. Со стороны могло показаться, словно он ждет, когда над горизонтом покажется долгожданное судно, а может, просто тоскует по счастливому завтрашнему дню, который постоянно маячит перед взором многих ловцов удачи, но так и не наступает, или просто думает, как любой другой человек, о чем-то своем.
Энох Конгер все больше уходил в себя, постепенно и без того редкие его визиты в таверну на окраине города прекратились вовсе, а сам он после окончания рыбной ловли сразу отправлялся на рынок, где, распродав товар, делал необходимые покупки и возвращался домой. Между тем его рассказ о русалке продолжал передаваться из уст в уста, постепенно люди донесли его в глубь континента, к Эркхаму и Данвичу, что стоял на реке Мискатоник, а там и дальше — к темным, поросшим лесом холмам, населенным людьми, не склонными понапрасну чесать языками.
Прошел год, за ним еще, потом еще, и вот однажды вечером до Иннсмаута долетело известие о том, что во время одного из выходов в море Энох Конгер сильно поранился и спасли его два других рыбака, обнаружившие молчуна лежащим на дне лодки. Они отнесли Эноха в его дом на Соколином мысу, поскольку он категорически отказался отправиться куда-либо еще, и поспешили в Иннсмаут за доктором Гилманом. Однако, когда они вернулись обратно в дом Эноха с доктором, рыбака там уже не было.
Доктор Гилман предпочитал помалкивать о своих впечатлениях от увиденного, тогда как оба спасителя принялись тут же нашептывать направо и налево, что когда они снова прибыли в дом Эноха, то обнаружили, что изнутри он весь сырой. Влага буквально струилась по его стенам, мокрыми были даже ручка двери и постель, на которую они заботливо уложили Конгера, перед тем как отправиться за доктором, а на полу виднелись следы мокрых перепончатых ног, которые выходили за порог дома и вели в сторону моря. Приглядевшись к этим следам, они обнаружили, что те были очень глубокие, как будто шагавший нес на себе что-то тяжелое, что по весу походило на Эноха.
Несмотря на то, что рассказ передавался из уст в уста, обоих рыбаков нещадно высмеяли, обвинив во вранье, поскольку, по их же словам, к морю из, дома вела лишь одна цепочка следов и едва лишь нашлось бы такое существо, которому было бы под силу одному унести на такое расстояние громоздкого Конгера. Кроме того, доктор Гилман прямо заявил, что, услышав от жителей Иннсмаута что-то про перепончатые ноги, он может твердо заявить: ему приходилось однажды видеть босые ноги Эноха Конгера, и он может поклясться в том, что это были самые обычные человеческие ступни, без всяких перепонок. Что же касается тех любопытных, которые решили сами наведаться в дом Эноха и увидеть все своими собственными глазами, то по возвращении вид у них был довольно разочарованный, поскольку ничего особенного они так и не обнаружили, после чего активно присоединили свои голоса к хору насмешек над двумя несчастными рыбаками, заставив их в конце концов умолкнуть. В немалой степени этому способствовало и то, что стали распространяться слухи, будто эта парочка умышленно свела какие-то счеты с Энохом.
Каким бы образом Энох Конгер ни исчез из своего дома, на Соколиный мыс он так и не вернулся, А море и ветер продолжали делать свое дело, отрывая от строения где кусок кровли, где доску, сдувая осколки кирпичей, из которых был сложен дымоход, сокрушая оконные рамы. Чайки, крачки и соколы пролетали мимо, так и не услышав ответного крика на их зов. Постепенно слухи, ходившие на побережье, стали затихать, а на их место пришли мрачные намеки по поводу возможного убийства и прочей не менее туманной, но столь же зловещей причины исчезновения рыбака.
Однажды на берег пришел почтенный старик по имени Джедедиа Харпер, патриарх местных рыбаков, который рассказал, что не так давно проплывал неподалеку от Рифа Дьявола и видел в море странную компанию существ, чем-то похожих на людей, а чем-то смахивавших на лягушек. Было их десятка два — мужчин и женщин. Он сказал, что они проплыли совсем близко от его лодки, и тела их сияли в лунном свете, как призраки, восставшие из глубин океана. Двигаясь мимо него, они словно воспевали хвалу богу Дэгону. При этом он клялся, что видел среди них Эноха Конгера, который плыл вместе с остальными, голый, как и они, и голос его, участвовавший в общем хоре, был отчетливо слышен в ночной прохладе. Изумленный, Харпер громко окликнул его. Энох остановился и оглянулся, так что старик увидел его лицо. После этого вся группа, Энох в том числе, скрылась в волнах моря и больше не появлялась.
Рассказ этот всколыхнул новую волну слухов, однако, как поговаривали, довольно скоро Харперу заткнули рот ребята из клана Марша и Мартина, о которых ходила молва, будто они породнились с обитателями моря. Сам же старик больше в море не выходил, поскольку не испытывал особой нужды в деньгах. Что же до его помощников, также присутствовавших при том странном ночном явлении, то они предпочли держать языки за зубами.
Много времени спустя один молодой человек, еще мальчишкой помнивший Эноха Конгера во время его визитов в Иннсмаут, приехал в этот город и рассказал, что как-то вместе с сыном лунной ночью рыбачил неподалеку от Соколиного мыса. Неожиданно из морской пучины совсем рядом с его лодкой появилась почти по пояс обнаженная мужская фигура. Она была так близко от него, что он мог буквально дотронуться до нее своим веслом. Человек этот стоял в воде так, словно его кто-то поддерживал снизу. Казалось, он совершенно не замечал рыбаков и лишь смотрел на руины старого дома, некогда стоявшего на Соколином мысу. В глазах его застыла бездонная тоска, а лицом он очень походил на Эноха Конгера. По его длинным волосам и бороде стекали струи воды, чуть поблескивавшие в лунном свете, а прямо под мочками ушей на шее виднелись длинные тонкие разрезы. Затем, так же неожиданно, как и появился, он исчез под водой.
Вот почему на Массачусетском побережье близ Иннсмаута люди предпочитают говорить больше шепотом, упоминая имя Эноха Конгера, а уж когда дело доходит до намеков, то их произносят и подавно приглушенно, с большой осторожностью…