(8 секунд сирены, потом фоном)
Я почти голая (садится на лесенку), эта мерзкая комната. Здесь вешалка, ширма, тот самый столик из красного дерева, и на нем синий конверт с деньгами. (Поочередно вкл. красные точки) Я вижу конверт...(Смеется) Теперь уж я не краснею — краснеет он...(красная точка ) Но тогда, уверяю вас, он был бледен, как мертвец. (Общий свет)
(Машинист чинит ширму)
Д и р е к т о р. Ничего не понимаю!
О т е ц. Еще бы! Прикажите им замолчать, дайте рассказать мне...
П а д ч е р и ц а. На свой лад, конечно! (Уходит за правую ширму, быстро переодевается)
О т е ц. В каждом из нас — целый мир, и в каждом — этот мир свой, особенный. Как же мы можем понять друг друга, господа, если в свои слова я вкладываю только то, что заключено во мне, а собеседник улавливает в них лишь то, что согласуется с его собственным миром? Мы только думаем, что друг друга понимаем, а на деле нам никогда не договориться! Вот, к примеру, моя жалость к этой женщине (показывает на Мать) была понята ею как жестокость.
М а т ь. Но ведь ты же прогнал меня!
О т е ц. Вы слышите? Прогнал! Ей кажется, что я ее прогнал!
М а т ь. Зачем ты на мне женился... Я не понимаю!.. Я была я бедная, забитая...
О т е ц. Вот потому-то я и женился! Твоя забитость трогала меня, я верил... Вот видите! Она не согласна! Ведь это ужасно, господин директор, когда...Тут пусто!
П а д ч е р и ц а. (Садится на колени к Премьеру) А может, ты скажешь, что дал нам твой светлый ум?
П р е м ь е р ш а. Простите, господин директор, мы будем продолжать репетицию?
Д и р е к т о р. Да, да! Конечно! Дайте только дослушать! (Отцу). Объясните все толком.
О т е ц. Пожалуйста. Видите ли, был при мне секретарем человек (синяя точка на Секретаря в зале; синяя заливка), тихий, порядочный. С ней он мигом и во всем решительно находил общий язык... Боже упаси вас подумать что-нибудь такое... Оба они были не только неспособны сделать что-либо дурное, но даже помыслить о дурном! (Секретарь садится рядом с Матерью)
П а д ч е р и ц а. Зато он не только помыслил за них (показывает на Отца)... но и сделал!
О т е ц. Неправда! Я желал им добра... ну и себе тоже, сознаюсь. Но ведь дело дошло так далеко, господин директор, что я слова не мог сказать ни тому, ни другому без того, чтобы они тут же понимающе не переглянулись... Это, как вы понимаете, бесило меня, и порой я просто приходил в отчаяние.
Д и р е к т о р. А почему вы не выставили за дверь этого вашего секретаря?
О т е ц. Я и выставил! (Секретарь исчезает со сцены) Но тогда эта несчастная женщина совсем потеряла рассудок и бродила по дому, побитая собака.
М а т ь. Еще бы, если...
О т е ц Все дело в сыне? Не правда ли?
М а т ь. Ты отобрал у меня сына!
О т е ц. Но вовсе не из желания причинить ей боль. Я хотел, чтобы он рос здоровый и сильный духом, поближе к земле!
(Падчерица идёт переодеваться в детский костюм)
Больше я не мог видеть подле себя эту женщину. (Показывает на Мать.) Но, поверьте, не столько из-за мертвящей пустоты, которая царила в доме, сколько из сострадания, искреннего сострадания к ней...
(За спиной Матери появляется Секретарь, устремляется к Отцу, Мать его не видит)
М а т ь. Потому-то ты и прогнал меня...
О т е ц....и к этому человеку!
(Секретарь протягивает руку Отцу, частично перекрывая Мать, Отец отдаёт ему деньги)
Я дал денег...
(Секретарь начинает отдаляться от Отца, уходить; Мать вместе с ним)
я должен был избавить ее от себя!
М а т ь. И избавиться от меня!
О т е ц. Ну что же... отчасти! А в результате — лишь одна беда. Я старался сделать как можно лучше... и лучше для нее, чем для себя, клянусь вам! Я не терял их из виду до тех пор, пока тот, другой, не увез её куда-то далеко, глупо приревновав меня. Верьте мне, господин директор, что интерес, который я проявлял к новой семье моей жены, был самым бескорыстным. Я с такой нежностью следил за тем, как подрастают ее новые дети! Даже она это подтвердит!
(Падчерица в детском костюме)
П а д ч е р и ц а. Ну как же! Я была еще малюткой — косы до пят, панталончики длиннее юбки — вот такой маленькой, — а он, помню, все поджидал меня у школы. Все ходил смотреть, как я подрастаю...
О т е ц. К чему эти гадкие намеки? Это же просто подло! (Директору, как бы, пытаясь что-то объяснить.) Мой дом, господин директор, когда она ушла (показывает на Мать), сразу мне опостылел. Как ни было с ней тяжело, а все не так одиноко! Этот субъект (показывает на Сына) казался мне совсем чужим. Рос он без матери, как-то в стороне, в деревне, и между нами не было никакой близости. И вот тогда-то я сперва заинтересовался, а потом мало-помалу и привязался к новой семье моей жены. У меня появилась настоящая потребность знать, что там, в этой маленькой семье, занятой милыми житейскими заботами и такой далекой от сложности моих душевных переживаний, все благополучно. И вот, желая убедиться, я и ходил смотреть на этого ребенка к дверям школы.
П а д ч е р и ц а. Он ходил за мной по пятам, дорогой улыбался, а когда я подходила к дому, махал мне рукой — вот так! Я отвечала ему сердитым взглядом. Ведь я даже не знала, кто он такой. Дома я рассказала обо всем маме. Видно, она сразу поняла, кто это.
(Общий свет)
О т е ц. Господин директор, а вот Драма только сейчас начнется!
П а д ч е р и ц а (прерывает его и гордо выступает вперед). Когда умер отец...
О т е ц (прерывает Падчерицу)....наступила полная нищета! Они вернулись сюда, даже не известив меня. И все по ее глупости. (Показывает на Мать.) Правда, она и писать-то почти не умеет.
М а т ь. А как я могла догадаться, господин директор, что им владеют такие благородные чувства?
О т е ц. Ты никогда не умела угадывать истинные мои чувства!
Д и р е к т о р. Вернемся к фактам, господа! Довольно рассуждений!
О т е ц. Правильно, господин директор. Как мог я предполагать, что, вернувшись после смерти этого человека сюда, ей (показывает на Мать), чтобы прокормить семью, придется просить работу у этой самой... мадам Паче!
П а д ч е р и ц а. Ох и тонкая бестия эта мадам Паче!
М а т ь. Поверьте, господин директор, мне даже на секунду в голову не приходило, что эта мегера дает мне работу только потому, что ей приглянулась моя дочь...
«муз. The Revelator; Открывается центральный люк (Отец, Белый);Паче выходит из люка, идет к левому столу; за Паче 12 девочек, получив отказ и пройдя через ширму, танцуют (танец с 50-той секунды)»
П а д ч е р и ц а. Бедная мама! Знаете, что делала мадам Паче, когда я приносила ей мамину работу:
Мадам Паче: Здравствуй, моя милочка, садись пожалуйста, как твои дела? Как мама? Есть что-нибудь для меня?
П а д ч е р и ц а: Мама передала ваш заказ.
Мадам Паче: Вы что внезапно разбогатели? Это худшая дрянь из того, что делала твоя мать, дорогой материал испорчен, это даже исправить невозможно. За что я только держу твою мать. Передай ей, что все нужно исправить и конечно же за ее счет. Интересно, где она возьмет деньги… (достает долговую книгу) При всём, при этом, она исчерпала весь долговой лимит.
П а д ч е р и ц а: Что же делать?
Мадам Паче: Она не оставляет мне выбора… я вынуждена обратиться к карабинерам, чтоб взыскать долг с твоей матери.
П а д ч е р и ц а: У нас нет таких денег.
Мадам Паче: В таком случае, небольшой тюремный срок станет для неё уроком… (Падчерица уходит)
Постой…повернись… Кажется, мне есть, что тебе предложить… ты же хочешь помочь своей маме. Ты можешь очень быстро расплатиться с мамиными долгами. Будешь принимать гостей в моем доме, развлекать их и оказывать небольшие услуги. Только это будет наш маленький секрет!
(ЗТМ; светят только пушки: падчерицу – красным; Паче исчезает)
П а д ч е р и ц а: Думаю вы понимаете, как мне приходилось расплачиваться. А мать верила, будто жертвует собой ради меня и этих крошек, просиживая ночи напролет над платьями для мадам Паче!
(общий свет)
Д и р е к т о р (нетерпеливо). Что же было дальше?
П а д ч е р и ц а (указывая на Отца). И там-то в один прекрасный день я встретила...
Директор:...кого? не томите же!
П а д ч е р и ц а: Его. Еще бы, постоянный клиент! И тут разворачивается потрясающая сцена…
О т е ц. (перебивая) Приход ее матери...
П а д ч е р и ц а (перебивая, с ехидством),...столь своевременный!
О т е ц (повышая голос до крика). Именно! По счастью, расставил всё на свои места! Я тут же забрал их всех к себе! Но представьте мое теперешнее положение — я не могу ей даже в глаза смотреть. Она застала меня в месте, в котором ей не следовало меня встречать, в виде, в каком я не должен был ей являться; и она хочет закрепить за мной, образ, который принадлежал мне мимолетно, в позорную минуту моей жизни! Это я переживаю особенно тяжело. Однако нужно выяснить положение и других персонажей, например его... (Показывает на Сына.)
С ы н (брезгливо пожимая плечами). Оставь меня в покое, я-то тут при чем?
О т е ц. Ещё как — при чем.
С ы н. Ни при чем и не хочу быть при чем, потому что в вашей компании мне делать нечего!
П а д ч е р и ц а. Возвышенное создание! Но стоит мне только взглянуть на него, он отводит глаза! Он ведь знает то зло, которое мне причинил.
С ы н (посмотрев краем глаз на нее). Кто? Я?
П а д ч е р и ц а. Конечно, ты, а кто же еще? Кому я обязана, дорогой мой, тем, что оказалась на панели?
Актеры в ужасе вздрагивают.
С ы н (медленно выступая вперед). Против меня у них аргументов масса! Но представьте себе сына, который спокойно живет в отчем доме, как вдруг, в один прекрасный день, он видит нахальную девицу, она спрашивает, где отец, ему нужно якобы сказать ей что-то важное; затем она заглядывает все чаще и чаще, нагло и двусмысленно разговаривает с отцом, вымогает у него деньги, словно отец должен ей эти деньги...
О т е ц. Ведь это же ради твоей матери!
С ы н. А что я об этом знаю? Когда я видел свою мать? Когда мне говорили о ней? И вдруг, однажды, она является со своим выводком, и мне говорят: «Познакомься, это твоя мать!» То, что мне пришлось пережить, можно услышать только на исповеди. Поверьте, господин директор, что я персонаж драматургически «нереализованный», и в этой компании мне приходится туго. Пусть оставят меня в покое!
О т е ц. Нет, ты будешь участвовать именно потому, что ты таков...
С ы н (в отчаянии). Ты-то откуда знаешь, каков я? Когда ты мной занимался?
О т е ц. Это не даёт тебе права так относиться ко мне и к матери… Посмотрите, она снова плачет!
П а д ч е р и ц а (в ярости топает ногой). Как последняя дура!
Д и р е к т о р. Господа! Я чувствую, что здесь есть что-то от настоящей драмы!
Однако у вас, должно быть, много мужества, если вы так вот прямо решились явиться сюда на сцену...
О т е ц. Мы рождены для сцены.
Д и р е к т о р. Вы актеры-любители?
О т е ц. Нет, мы рождены для сцены в прямом смысле, и каждый из нас играет только одну роль, недописанную нашим создателем.
Д и р е к т о р. Да, но ведь вашу историю еще нужно дописать!
О т е ц. И мы будем очень признательны, если это сделаете вы, господин директор.
Д и р е к т о р. Пожему же Я?
О т е ц. Почему же нет?
Д и р е к т о р. Потому, что я еще никогда не выступал в роли автора!
О т е ц. А почему бы вам не попробовать? К тому же ваша задача упрощается благодаря тому, что мы все живы и находимся здесь, перед вами...
Д и р е к т о р. Пожалуй, мне не устоять. Что ж, попробуем... Может, и в самом деле получится что-нибудь необыкновенное... Идемте в мой кабинет!
Заведующий сценой: Уважаемые Актёры, перерыв двадцать минут
Директор и шестеро персонажей скрываются за кулисами. Актеры остаются на сцене,
вид у них растерянный, они в недоумении смотрят друг на друга.
П р е м ь е р. Это он серьезно? Что он хочет делать?
М о л о д о й а к т е р. Это бред какой-то.
Т р е т и й а к т е р. Он хочет сымпровизировать драму вот так, слету?
П р е м ь е р. (имея в виду персонажей). Хотел бы я знать, кто это такие?
П р е м ь е р ш а: То есть как — кто? Сумасшедшие!
П р е м ь е р. А ещё профессиональный театр… балаган какой-то...
М о л о д о й а к т е р. Неужели директор будет их слушать?
П р е м ь е р ш а: Лапочка, это все тщеславие! Сдача спектакля на носу! А руководство автором захотело сделаться...
М о л о д а я а к т р и с а. Нет, как хотите, а это забавно!
(Depeche Mode - A Question of Lust)
(ЗТМ. Точка на пианиста, перестановка)
Машинист что-то делает:)
Заведующий сценой: Ты что издеваешься? Что ты опять тут делаешь?
Машинист: Монтирую
Заведующий сценой: Ты не понимаешь, что ты работать мешаешь?
Машинист: А когда МНЕ работать?
Заведующий сценой: Когда угодно, только не сейчас и не здесь. Так, давай иди отсюда и не зли меня лучше. Уважаемые актеры, перерыв окончен, пройдите на сцену. Сбор!!!
(на сцену выходит Директор в сопровождении
шести персонажей)
Д и р е к т о р. Итак, господа, все собрались? Внимание, начинаем! Машинист!
М а ш и н и с т. Здесь!
Д и р е к т о р. Сцену салона... Пока хватит одного задника с дверью. Прошу побыстрее!
(Бутафору.) Узнайте, нет ли на складе дивана.
Б у т а ф о р. Есть, зеленого цвета.
П а д ч е р и ц а. Только не зеленого! Диван там был большой, плюшевый, в цветах, желтого цвета.
Б у т а ф о р. Есть только зелёный.
Д и р е к т о р. Так, не об этом спектакль! Давайте какой есть!
П а д ч е р и ц а. Как — все равно? Ведь это же знаменитое ложе мадам Паче!
Д и р е к т о р. Да кто об этом знает?
П а д ч е р и ц а. Главное, не забудьте столик из красного дерева, на котором должен лежать конверт с деньгами.
З а в е д у ю щ и й с ц е н о й (Директору). Есть маленький, с позолотой.
Д и р е к т о р. Подойдет.
О т е ц. Еще зеркало...
П а д ч е р и ц а. И ширму! Мне необходима ширма!
Д и р е к т о р (Падчерице).Это понятно, нам понадобятся вешалки?
П а д ч е р и ц а. Да, да! И очень много!
Д и р е к т о р (Заведующему сценой). Давайте вешалку как-нибудь обозначим.
М а ш и н и с т с ц е н ы. Такая подойдет?
Д и р е к т о р. То, что надо!
Заведующий сценой идет отдавать распоряжения. Директор продолжает разговор с Суфлером, персонажами и актерами. Рабочие сцены вносят мебель и расставляют по указанию Директора.
Д и р е к т о р (Суфлеру). Займите свое место в будке, вот вам бумага; на них набросан весь порядок действия... (Протягивает ему несколько листков бумаги.) Дорогая моя, от вас потребуется настоящий подвиг...
С у ф л е р. Стенографировать, что ли?
Д и р е к т о р (радостно).А вы сможете?
С у ф л е р. Не буду хвастаться, но со стенографией я «на ты», и даже больше...
Д и р е к т о р. Дивно! Будете записывать сцену за сценой и постарайтесь записать реплики точно, по крайней мере самые важные! (Актерам.) Господа! Будьте внимательны!
П р е м ь е р ш а. Но, позвольте, что же мы...
Д и р е к т о р (перебивая ее). Успокойтесь, импровизировать вам не придется!
П р е м ь е р. А что мы должны делать?
Д и р е к т о р. Смотреть, слушать. Сейчас проведем черновую репетицию; репетировать будут они. (Жест в сторону персонажей.)
О т е ц (словно свалившись с заоблачных высот в неразбериху сцены). Мы? Простите, как вы сказали: репетировать?
Д и р е к т о р. Ну да, вы! Вы будете репетировать, а они будут смотреть! (Жест в сторону актеров.)
О т е ц. Но зачем? Ведь мы и есть персонажи драмы...
Д и р е к т о р. Поймите, друг мой, что на сцене действуют актеры, а не персонажи. А персонажи находятся там (показывает на суфлерскую будку), в шпаргалке суфлера, в тексте... или вы хотите делать все сами? Хотите публике показаться?
О т е ц. Ну да, показаться ей такими, какие мы есть.
П р е м ь е р. А что же в таком случае вы прикажите делать нам, настоящим актерам?
П р е м ь е р ш а. Как что!? Пропустить утренние пробы, приехать на «важную» репетицию и до обеда не пройти ни одной цены…
Д и р е к т о р. Послушайте, героиня…
П р е м ь е р ш а. Вообще-то я характерная!
Д и р е к т о р. Как скажете… Теперь по ролям. Вы будете играть Мать!..(кто?)
(Молодому актеру.) Ты будешь Сыном. (Премьерше.) Вы, понятно, — Падчерицей.
П а д ч е р и ц а (решение Директора кажется ей забавным). Как, как? Я — это вон та? (Хохочет.)
Д и р е к т о р (сердито). Вас что-то не устраивает?
П р е м ь е р ш а (возмущенно). Послушай, деточка, как ты смеешь смеяться надо мной! Димочка, либо мне здесь будут оказывать подобающее уважение, либо я ухожу!
П а д ч е р и ц а. Простите, я ведь совсем не потому смеялась...
Д и р е к т о р (Падчерице). Вы должны гордиться, что вас будет играть...
П р е м ь е р ш а (перебивая, с иронией)....«вон та»!
П а д ч е р и ц а. Честное слово, я не хотела вас обидеть! Просто мне показалось забавным увидеть себя в вашем исполнении, вот и все. Не знаю, но... вы ведь на меня совсем не похожи!
О т е ц. Вот, вот... Послушайте, господин директор: наша индивидуальность...
Д и р е к т о р. Какая там к черту индивидуальность
О т е ц. Как? Вы серьезно думаете, что у нас нет своего лица?
Д и р е к т о р. Конечно, нет! Ваша индивидуальность, ваше лицо, возникнет на сцене, когда актеры облекут вас с помощью жестов, голоса и пластики в живую плоть. Мои актеры способны дать жизнь любым персонажам и почище вашего, и на сцене вы заживете только благодаря актерам.
О т е ц. Не смею спорить, господин директор, но подумайте только, как нестерпимо будет нам — таким, как мы есть, — видеть себя...
О т е ц. Понятно, господин директор; теперь я начинаю догадываться, почему автор, видевший нас такими, какие мы в жизни, не пожелал вывести нас на сцену. Я не хочу обидеть ваших актеров. Боже меня сохрани! Но когда я думаю, что мне придется увидеть себя в исполнении... уж не знаю, в чьем...
П р е м ь е р (величественно выступает вперед под смешки молодых актрис). С вашего позволения — в моем!
О т е ц (подобострастно, вкрадчивым голосом). Я счастлив, сударь. (Отвешивает ему поклон.) Одним словом, когда я думаю, что каково бы ни было доброе намерение и искусство актера, который собирается, так сказать, меня «впитать»... (Старается подыскать нужное слово.)...Образ, который он может воссоздать, даже прибегнув к гриму... фигура...Вряд ли будет походить на то, каков я есть в действительности. Но даже отбросив вопрос о внешнем сходстве, актер сможет выразить свое личное представление обо мне, свое личное восприятие, — если только оно у него есть вообще, — а вовсе не то, что я представляю собой на самом деле, и не так, как я воспринимаю себя сам. И мне сдается, что люди, призванные нас судить, должны с этим считаться.
Д и р е к т о р. Уважаемый, давайте лучше подумаем о том, как нам поставить пьесу! (Оглядывается кругом.) Итак! Все готово? (Актерам и персонажам.) Заряжайтесь на исходную! Так. (Спускается со сцены) (Падчерице.) Ну как, похоже?
П а д ч е р и ц а. Даже не близко!
Д и р е к т о р. Так, начали! Первая сцена: выходит синьорина...
Премьерша выходит вперед.
Да обождите! Я говорю вот этой синьорине (показывает на Падчерицу), а вы должны смотреть, как...
П а д ч е р и ц а (подхватывает)....я перевоплощаюсь.
П р е м ь е р ш а (с обидой в голосе). Можете, милая, не сомневаться, что, когда нужно будет, я сама сумею перевоплотиться!
Д и р е к т о р (схватившись за голову). Да оставьте, наконец, свои глупые пререкания! Итак, первая сцена: синьорина и …
П а д ч е р и ц а (прерывая Директора). Чего вы тянете! Я хочу снова пережить эту сцену! Пусть он идет быстрее, я готова!
Д и р е к т о р (переходя на крик). Но ведь сперва надо отработать сцену между вами и этой мадам Паче. Понятно?
П а д ч е р и ц а. Боже мой, господин директор! Вы всё уже слышали, и там ничего нового не произойдет...
М а т ь Она Ведьма! Ведьма! Убийца! Дочь моя!
П а д ч е р и ц а (подбегая к Матери, пытается ее успокоить). Успокойся, мама! Ради бога, успокойся!
О т е ц (подбегает одновременно с Падчерицей). Успокойся, прошу тебя... сядь, посиди!
М а т ь. Ненавижу!
П а д ч е р и ц а (подоспевшему Директору). Маму нужно увести отсюда!
О т е ц (Директору). Именно поэтому мадам не было с нами, когда мы пришли сюда!.. Если они будут вместе, развязка, как вы понимаете, наступит моментально, и все действие полетит к черту!
Д и р е к т о р. Возьмите себя в руки, сударыня, успокойтесь, сидите тихо!
П а д ч е р и ц а. Пошли дальше! Пусть входит «сеньор рамолитико, который хочет делать амур со мной!» (Повелительно.) Эта сцена должна быть сыграна... Давайте, давайте! (Отцу). Входите, входите же! Что вы там крутитесь? Сделайте хотя бы вид, будто входите! Вот так! Я стою здесь, скромно опустив голову... Говорите! Говорите так, будто видите меня впервые: «Добрый день, синьорина...».
Д и р е к т о р (поднявшись со своего места). Скажите, кто ведет репетицию, вы или я? (Отцу, который обалдело смотрит на него.) Делайте то, что вам говорят: приготовьтесь к своему выходу.
Отец, покорно, как лунатик, выполняет указание. Он очень бледен, но, захваченный реальностью своего перевоплощения, улыбается, словно не подозревая надвигающейся на него драмы. Актеры напряженно следят за сценой.
(Тихой скороговоркой, Суфлеру.) Приготовьтесь записать, все, слово в слово!
Сцена.
О т е ц (выходя на середину сцены, совершенно новым, неузнаваемым голосом). Добрый день, синьорина!
П а д ч е р и ц а (с потупленным взором, с трудом превозмогая отвращение). Здравствуйте.
О т е ц (пытается заглянуть под шляпку, которая почти совсем скрывает лицо синьорины. При виде ее молодости не может удержаться от восклицания, которое одновременно выражает и радостное предвкушение и некоторую боязнь возможной неудачи). А... что... скажите, вы здесь не в первый раз? Верно?
П а д ч е р и ц а (не меняя позы). Нет, сударь.
О т е ц. Вы уже бывали тут? (Как бы в ответ на утвердительный знак головой, который делает Падчерица.) И много раз? (Некоторое время ожидает ответа, снова заглядывает ей под шляпку и улыбается.) Так почему же?.. Вы не должны быть так суровы... Разрешите снять шляпку?
П а д ч е р и ц а (поспешно, как бы предупреждая его, не в силах сдержать отвращение). Спасибо, сударь, я сама! (Судорожным движением снимает шляпу.)
Мать, которая присутствует при этой сцене, равно как и Сын и двое других детей, сидящих в противоположной стороне рядом
с актерами, чувствует себя как на иголках. Она следит за сценой между Отцом и Падчерицей, и на ее лице сменяются поочередно выражения то боли, то гнева, то страха, то презрения. Она то прячет лицо, то испускает стоны.
М а т ь. О боже, боже, боже!
О т е ц (услышав стон Матери, словно каменеет, затем берет себя в руки и продолжает в прежнем тоне). Разрешите вашу шляпку, я сам повешу. (Берет у нее из рук шляпку.) На такой прелестной маленькой головке хотелось бы видеть шляпку понаряднее. (дарит шляпку)
П а д ч е р и ц а (продолжая сцену). Нет, спасибо, сударь.
О т е ц. Не отказывайтесь, прошу вас... Вы думаете, что скажут дома, когда вы придете в новой шляпке? Какие пустяки! Знаете, что нужно сказать?..
П а д ч е р и ц а (не в силах сдержаться). Ах, совсем не в этом дело, сударь! Я не смогу ее носить, потому что... Неужели вы не видите! (Показывает на свое черное платье.)
О т е ц. Ах, вы носите траур! Простите! Теперь я вижу и прошу извинить меня! Верьте, что я очень вам сочувствую.
П а д ч е р и ц а (героическим усилием подавляет в себе гнев и отвращение). Это я, сударь, должна благодарить вас за внимание... Но вам-то вовсе ни к чему страдать и огорчаться. Не обращайте на мои слова внимания... Ведь и мне лучше (пытается выдавить улыбку) пореже вспоминать об этом своем наряде. (Показывает на траурное платье.)
Д и р е к т о р (прервав сцену, выходит на подмостки и кричит Суфлеру). Музычку дайте здесь какую-нибудь. Дальше, дальше.
П а д ч е р и ц а. А вот сейчас будет самая сильная! Вы знаете, что он ответил, когда я попросила не обращать внимания на мое траурное платье? Он ответил: «Чудесно! Ну так снимите его скорее!»
Д и р е к т о р. Вы что, хотите, чтобы зрительный зал пришел в негодование?
П а д ч е р и ц а. Но ведь это правда!
Д и р е к т о р. Бросьте вы свою правду! Вы в театре! И правда здесь хороша только до известного предела!
П а д ч е р и ц а. Нет, господин директор! Весь этот наворот грязных и постыдных фактов, сделавших меня «такой», какая я есть теперь, я не позволю заменить сентиментально-романтичной сценкой: он спрашивает о причине траура, а я, всхлипывая и утирая слезы, рассказываю ему о недавней кончине дорогого папочки! А он говорит: «Чудесно! Ну, так снимите его скорее!» А я с щемящей болью в сердце пошла за ширму, и вот этими самыми пальцами, которые и теперь еще дрожат от стыда и отвращения, расстегнула корсаж, юбку...
Д и р е к т о р (хватаясь за голову). Ради бога! Подумайте, что вы говорите?
П а д ч е р и ц а (в исступлении). Правду! Самую неприкрытую правду, господин директор!
Д и р е к т о р. Да я... я и не отрицаю, что это правда... мне понятно ваше отвращение; но согласитесь, что на сцене все это показывать просто нельзя!
П а д ч е р и ц а (потупившись, прочувствованным тоном, после некоторой паузы). Верно! Но не забудьте, что, говоря о других мужчинах, я все равно подразумеваю только его!
Д и р е к т о р (сбитый с толку). Как так? Что вы хотите сказать?
П а д ч е р и ц а. А разве в глазах согрешившего виновником его падения является не тот, кто первый толкнул его в пропасть? Для меня первым был он... еще до моего рождения. Подумайте, и вы увидите, что это так.
Д и р е к т о р. Допустим! Но разве груз совести, тяготеющий над ним, представляется вам таким уж ничтожным? Дайте возможность и ему излить душу!
П а д ч е р и ц а. Позвольте! Как может он излить душу, выставить напоказ свои «благородные» страдания, если вы не даете ему возможности сперва ощутить весь ужас объятий с падшей женщиной — той, которой он предлагал сбросить траурное платье и которая оказалась тем самым ребенком, которого он когда-то ходил встречать у дверей школы? (Последние слова она произносит дрожащим от волнения голосом.)
При последних словах дочери Мать разражается рыданиями. Все взволнованы. Длительная пауза.
(Едва рыдания Матери стихают, добавляет мрачно и решительно.) Здесь все свои. Публики тут нет. Завтра можете показывать ей все, что вам заблагорассудится. А сейчас хотите посмотреть драму такой, какой она была в действительности? Хотите видеть, как развивалась она в жизни? Тогда уведите отсюда эту бедняжку. (Показывает на Мать.)
М а т ь (подымаясь, истерически). Нет, нет! Не позволяйте ей, господин директор! Не позволяйте!
Д и р е к т о р. Мы только посмотрим!
М а т ь. Я не могу! Не могу!
Д и р е к т о р. Но раз это уже все в прошлом! Я вас не понимаю!
М а т ь. Нет, это происходит и сейчас, это происходит всегда. Мои мучения еще не кончились, господин директор! Я жива, и свои страдания переживаю вновь и вновь, и нет мне от них избавления! А вот эти крошки, вы слышали их? Они молчат, они безмолвствуют, господин директор! Они цепляются за меня, чтобы вечно продлить мои мучения, но сами по себе они не существуют... больше не существуют! Вот она (показывает на Падчерицу) покинула... бежала от меня, и теперь она пропащая, пропащая... Если сейчас я ее увижу здесь, на сцене, то лишь для того, чтобы разбередить и без того незаживающие раны!
О т е ц (торжественно). О вечный миг! Она (указывает на Падчерицу) здесь для того, чтобы схватить меня, связать и приковать к позорному столбу навечно, придравшись к одному позорному мгновению моей жизни. Она не может от этого отказаться, а вы не в силах меня избавить.
Д и р е к т о р. Я не говорю, что не надо этого показывать: пусть эта сцена будет основой всего первого акта — вплоть до неожиданного ее появления. (Показывает на Мать.)
О т е ц. Точно так, господин директор. Тот миг явился тяжким приговором для меня. В ее крике заключены все наши страсти. (Показывает на Мать.)
П а д ч е р и ц а. Он у меня еще стоит в ушах! Ее крик чуть не лишил меня рассудка! Вы можете изображать меня на сцене как вам угодно, господин директор, даже в одежде... оставьте только руки обнаженными, одни руки... Мы находились в такой вот позе. (Подходит к Отцу и склоняет голову к нему на грудь.) Голова здесь, руки обвили шею... Я видела, как бешено пульсирует вена на моей руке... Я закрыла глаза и уткнулась ему в грудь! (Поворачиваясь к Матери.) Кричи, кричи! (Прячет голову на груди Отца; плечи вздернуты, словно для того, чтобы не слышать крика. Сдавленным голосом.) Кричи, кричи, как ты кричала тогда!
М а т ь (бросаясь вперед, чтобы разнять их). Нет! Дочь! Дочь моя! (Оторвав ее от Отца.) Несчастный, ведь это моя дочь! Не видишь, что это моя дочь?
О т е ц (в сильном возбуждении подбегает к Директору). Вот видите, вот... И все потому, что так оно и было на самом деле!
Д и р е к т о р (в восхищении, убежденный виденным). Ну да! Это как раз то, что нам нужно! Занавес! Занавес!
Как бы в ответ на многократные выкрики Директора, Машинист дает занавес;
у рампы, на фоне опущенного занавеса, остаются Директор и Отец.
(Глядя наверх, размахивает руками.) Идиот! Я говорил «занавес» в том смысле, что так кончается акт, а он и в самом деле опустил занавес! (Отцу, приподымая краешек занавеса, чтобы пройти на сцену.) Просто великолепно! Зрители будто в восторге! Успех первого действия я гарантирую!
----------------------------------------------------------------
Д и р е к т о р (после короткой паузы, будто стряхивая оцепенение). Да-с! Значит, переходим ко второму действию!
П а д ч е р и ц а. Мы переселяемся к нему в дом (жест в сторону Отца) вопреки его желанию (жест в сторону Сына).
Д и р е к т о р (нетерпеливо). Ладно, ладно! Говорят вам, предоставьте все мне!
П а д ч е р и ц а. Только не забудьте подчеркнуть его злость и раздражение. (Снова жест в сторону Сына.)
М а т ь (покачивая головой). При всем том, что было хорошего...
П а д ч е р и ц а (обрывая Мать). Какое это имеет значение! Чем больше он причинил нам зла, тем сильнее должна его мучить совесть!
Д и р е к т о р (раздраженно). Все понятно! Мы это будем иметь в виду, особенно в начале сцены! Можете не волноваться!
М а т ь (умоляюще). Очень прошу вас, господин директор, постарайтесь ради моего спокойствия сделать так, чтобы было сразу понятно, что я всеми силами пыталась...
П а д ч е р и ц а (грубо перебивая Мать, заканчивает ее фразу)....утихомирить меня, примирить с ним. (Директору.) Сделайте, как она просит... ведь это сущая правда! Я даже рада буду. А какой результат? Чем больше она просила его, чем больше пыталась снискать его расположение, тем больше он отдалялся, сторонился ее. Вот награда!
Д и р е к т о р. Будем мы, наконец, репетировать дальше или нет?
П а д ч е р и ц а. Я умолкаю! Но разве это правдоподобно, чтобы действие целиком шло тут, в саду?
Д и р е к т о р. Почему же нет?
П а д ч е р и ц а. Потому что он (показывает на Сына) всегда держался в стороне, запершись в своей комнате! И жизнь вот этого несчастного малютки (показывает на Мальчика) протекала только в стенах дома.
Д и р е к т о р. Какое это имеет значение! Мы же не можем развешивать таблички, извещающие зрителя о том, что где происходит! Не можем мы и менять декорации по три, по четыре раза в течение одного действия!
П р е м ь е р. Так делалось только в старину...
Д и р е к т о р. Во времена, когда публика была не разумнее вот этой маленькой девочки!
П р е м ь е р ш а. И создать иллюзию тогда было — пара пустяков!
О т е ц (внезапно прорываясь, даже встав со своего места). Иллюзию? Сделайте милость, только не произносите этого слова! Для нас оно звучит особенно жестоко!
Д и р е к т о р (удивленно). Простите, почему жестоко?
О т е ц. Жестоко, даже очень жестоко! И вы должны это понять!
Д и р е к т о р. А как же надо говорить? Именно иллюзию, сударь... Иллюзию, которую необходимо вызвать у зрителя...
П р е м ь е р....с помощью нашего исполнения...
Д и р е к т о р....иллюзию реальности происходящего!
О т е ц. Я понимаю, господин директор. А вот вы, простите, не можете нас понять. Видите ли, для вас и ваших актеров дело заключается только в самой вашей игре...
П р е м ь е р ш а (перебивает его, с возмущением). Игре? Вы что, принимаете нас за детей? Для нас это серьезная работа, а не игра!
О т е ц. Я с вами не спорю! Под игрой я понимаю только ваше мастерство, которое, как говорил господин директор, и должно дать полную иллюзию реальности.
Д и р е к т о р. Наконец мы поняли друг друга!
О т е ц. Хорошо, но неужели вы думаете всерьез, что мы (показывает на себя и на пятерых своих спутников — персонажей), такие, какие есть, не имеем никакой другой реальности, кроме этой вашей иллюзии?
Д и р е к т о р (сбитый с толку, смотрит на растерявшихся актеров). Что вы хотите сказать?
О т е ц (некоторое время молча, едва заметно улыбаясь, смотрит на Директора). Именно, так, господа! Какая другая реальность? То, что для вас является игрой, поводом для создания иллюзии, для нас является единственной нашей реальностью. (Короткая пауза. Сделав несколько шагов в сторону Директора.) И не только для нас, подумайте об этом! Подумайте хорошенько! (Смотрит Директору прямо в глаза.) Вы можете сказать, кто вы такой? (Ждет ответа, не убирая вытянутой руки с указующим перстом.)
Д и р е к т о р (смущенно, с какой-то кислой полуулыбкой). Как — кто я такой? Я — это я!
О т е ц. А если я скажу, что это неправда, что вы — это я?
Д и р е к т о р. Я отвечу, что вы сумасшедший!
Актеры хохочут.
О т е ц. Они правы, что смеются: ведь здесь все собрались для игры. (Директору.) Вы можете сказать мне, что с помощью простой игры этот господин (показывает на Премьера), являясь «самим собой», должен стать «мной» и что «я» — это, собственно, не я, а «он»! Видите, я поймал вас в ловушку!
Актеры смеются.
Д и р е к т о р (которому явно надоели все эти препирательства). Об этом вы уже говорили! Неужели опять сначала?
О т е ц. Нет, нет! Я вовсе не то хотел сказать. Напротив, я призываю вас забыть на время эту игру... (Смотрит на Премьершу и как бы спешит ее предупредить.) Художественную игру, к которой вы привыкли на сцене со своими актерами, — и еще раз спрашиваю вас: кто вы такой?
Д и р е к т о р (поворачиваясь к актерам, сердито и одновременно растерянно). Хорош шутник! Сам выдает себя за театральный персонаж, а т