Ники встаёт и вклинивается между ними.
— Эй, спокойно, спокойно, Волны!
Понемногу, с помощью Эрики, ей удаётся рассадить их по разным сторонам.
— Что с вами? Хватит болтать про мужиков, хватить бросаться друг на друга, как волчицы! У вас гормональный всплеск, как у двенадцатилетних девочек.
— Или всплеск феромонов, что ещё хуже, — улыбается Эрика.
Олли смотрит на неё.
— Но… что?
Эрика качает головой.
— Я тебе объясню… Кое-кто смог сегодня сходить на химию.
— Точно не я. Мне пришлось рисовать для жеребца.
— Послушайте, — Ники снова вешает полотенце на плечи. — Хочу, чтобы мы поняли друг друга. С нами такого никогда не было. Первое: ни один мужчина, будь у него маленький, средний или огромный, не должен суметь нас с вами разделить. Пообещайте!
— Обещаем.
— Второе: мы должны всё друг другу рассказывать, от наших желаний до наших мыслей, от страхов до того, что нас делает счастливыми. Я слишком часто вижу людей, которые боятся признаться даже своим друзьям, что они переживают что-то невероятное, чудесное, чертовски прекрасное. Обещаете?
— Обещаем!
— Третье: если кто-то из вас свяжется с Фабио и что-то попробует с ним, ей же хуже.
Девушки удивлённо смотрят на неё.
— В том смысле, что он просто эгоистичный урод, — потом она обращается только к Олли: — со всех точек зрения, поскольку ты всегда очень интересовалась им.
Дилетта даёт Олли подзатыльник.
— Вот видишь, у меня даже ещё ни разу не было, а я понимаю намного больше твоего.
Олли пожимает плечами с недоброй улыбкой на губах. Эрика подходит к Ники.
— А мне нравится Алессандро. Конечно, он взрослый… кстати, сколько ему лет?
— А сколько дашь?
— Не знаю… Двадцать восемь. Двадцать девять…
— Ему скоро тридцать семь.
— Что?! Он старше тебя на двадцать лет.
— Почти двадцать. Почему вы так удивляетесь?
Олли улыбается.
— Я не удивлена, наоборот… Я же говорила, меня это возбуждает! Взрослый человек… Да ещё настолько старше… Мне очень нравится! У него нет друга?
— Толпа.
— Почему бы тебе не представить меня им?
— Мне кажется, они все женаты.
— И он тоже, правда? — Эрика смотрит на неё с недоверием.
— Нет.
— Ты уверена?
— Несколько месяцев назад он расстался со своей девушкой. Они уже собирались пожениться.
Олли складывает руки вместе и поднимает взгляд к небу.
— Господи, — восклицает Олли, — теперь он мне нравится ещё больше. Слушай, его женатые друзья тоже мне подойдут. А потом… если что-то получится, для этого и существует развод. Вдруг…
— А если твой бывший опять нарисуется? — спрашивает Эрика.
Ники пытается ударить полотенцем и её.
— Эй, почему вы пытаетесь поссориться? Заставить меня сомневаться? Хотите накликать мне беду?
— Что ты говоришь!
— Ты с ума сошла?
— Тогда, Олли, если хочешь помочь мне, ты должна придумать ещё и слоган.
— Что?
— Да, фразу, которая будет под рисунком. У меня есть кое-какие идеи. А ты пока подумай о цвете и шрифте.
— Цвета, шрифты… Как ты теперь выражаешься. И я уже всё поняла, ясно? В мире рекламы много других людей.
— Так что ты поняла?
— Что ты меня используешь.
Ники садится на скамейку.
— Ладно, чего ты хочешь?
— Ужин с ним и каким-нибудь его другом, — она протягивает руку Ники, которая смотрит на неё в нерешительности.
Олли улыбается.
— Нет ужина – нет слогана, раз уж мы говорим о рекламе.
Ники качает головой.
— Окей, ладно, но то, что ты будешь делать потом, – это твоё дело. Я не хочу быть причастной к твоим играм!
В этот самый момент входит тренер.
— Браво, девочки, все молодцы. Молодец, Дилетта, Ники, ты – совершенство, хоть и опоздала. — Затем он подходит к одной из других девочек: — Слушай, я разговаривал с доктором, ты должна продолжать растираться лазонилом и хорошо разминаться, прежде чем снова влиться в игру.
Эрика наблюдает за ним.
— Стоит признать, у нас крутой тренер. И симпатичный.
Ники улыбается.
— Да, но уж он-то – слишком старый.
Олли отворачивается, чтобы не видеть её.
— По-моему, он просто дегенерат, который устроился сюда, только чтобы смотреть на нас полуголых после игры.
— Олли! Тебе везде мерещится секс.
— Потому что секс везде. Важно понимать это. — Она поворачивается к Дилетте: — Но ты никогда не поймёшь, потому что всех отталкиваешь от себя.
— Итак, сколько я тебе должен за подарок Камилле?
— О чём ты? Забудь, я сам тебе должен кучу денег! Потом как-нибудь сочтёмся.
— Хорошо, как хочешь.
Энрико удаляется и тащит Алессандро в угол ресторана.
— Избавь меня от сомнений, — Энрико оглядывается вокруг. Выглядывает в окна ресторана, осматривает сад, смотрит между растений, дальше, туда, где виднеется Тибр. — Как думаешь, он уже занялся делом? То есть, нас уже снимают? А он будет прослушивать наши разговоры?
Алессандро смотрит на свои часы.
— Я думаю, что по расписанию он сейчас трахает Аделу.
— Трахает Аделу?
— Свою секретаршу.
— Что? Я всё понял. Он расследует дела об изменах, открывает глаза рогатым, и выбрал эту профессию для того, чтобы трахать, кого хочет, и не быть пойманным.
— Откуда я знаю… Может быть. Не будь придурком, я сказал это просто так. Когда я приехал к нему, они выглядели так, словно я поймал их с поличным. Всё равно я уже дал ему адрес и всё остальное, я ведь тебе уже говорил. Через несколько дней мы узнаем что-нибудь. И этот червь, который жрёт твой мозг, наконец, нас покинет.
— Или сожрёт его полностью. И если она изменяет мне, то я вышвырну её из своей жизни.
Алессандро тяжко вздыхает.
— Слушай, хотя бы на эту ночь оставь её в покое, окей? Это её праздник. — Он удаляется по направлению к столам.
Энрико замолкает. Потом кричит ему вслед:
— Когда тебе позвонить, завтра?
— Когда захочешь.
Алессандро шатается в толпе людей, пока, наконец, не замечает её. В этот момент Камилле на мобильный приходит сообщение. Она открывает его. Читает. Улыбается. Алессандро стоит в нескольких шагах от неё.
— Камилла?
Она резко закрывает телефон и нечаянно роняет его на пол.
— Ох, Алекс… Ты напугал меня…
Камилла подходит к нему. Они целуются.
— Снова поздравляю тебя. Еда очень вкусная, праздник удался.
— Ага, — Камилла смотрит издалека на своего мужа. Она улыбается ему со всей возможной нежностью, но почему-то не совсем по-доброму. — Энрико устроил мне такой красивый сюрприз…
Алессандро смотрит на Энрико и думает о его страхах. Потом смотрит на Камиллу и думает о сообщении, которое она получила. А что, если Энрико прав? Ну уж нет, мне незачем становиться одержимым этой дилеммой. Мы уже заплатили тому, кто расследует это дело. Он будет за это ответственным. Алессандро улыбается ей.
— Да, и правда очень красивый сюрприз… И хорошо спланированный.
— Да, Энрико очень хорош в таких вещах…
— Ладно, Камилла, до встречи.
— Хорошо, Алекс, до скорого. — Алессандро уже направляется к выходу, как Камилла окликает его. — Извини, я хочу сказать тебе кое-что.
Алессандро останавливается. Она догоняет его.
— Я не знаю, хочешь ты знать это или нет, но у меня нет никаких причин скрывать это от тебя. — Камилла делает небольшую паузу. — Надеюсь, что тебя это не расстроит. Перед тем, как ты подошёл, мне пришло сообщение. Это была Элена. Поздравила меня.
Алессандро улыбается.
— Я рад. В конце концов, вы всегда поддерживали хорошие отношения. Почему это должно было меня расстроить? — Он снова бросает ей улыбку. — Увидимся. — Он уходит.
Камилла замирает, глядя на него. Кто знает, вдруг они снова будут вместе. И вообще, зачем им было расставаться?
Ночь, Алессандро за рулём. Конечно. У неё такой навороченный телефон, поддерживает электронную почту, звонки, есть даже напоминания о встречах. Элена всегда была в хороших отношениях с нашей компанией. У неё всегда это получалось. А что она делает сейчас? Не звонит мне, зато пишет поздравления Камилле… Какой я дебил….
Немного позже он приезжает домой. Всё ещё злой, открывает и закрывает дверь с ужасным грохотом. Потом решает поставить музыку, чтобы немного успокоиться. Долго выбирает. Последняя звуковая дорожка была для того, чтобы настроиться на задание японцев. Он берёт Кока-Колу из холодильника и ставит на диван из натуральной кожи в гостиной. Единственный предмет мебели, выбранный Эленой, он ей понравился. С другой стороны, здесь больше ничего нет. Он всё ещё помнит тот спор Элены по телефону. Она кричала на людей из мебельного салона, потому что они задержали доставку на полтора месяца. И вот, до сих пор ничего не доставили. Возможно, думает Алессандро, я ещё могу вернуть деньги. Она декорировала весь дом на свой вкус, ругалась из-за задержанной доставки, оставила меня ждать эту чёртову мебель. Я заплатил, а она ушла. Пуффф!.. Испарилась. Без вести. До этого ночного сообщения… Камилле. Это правда, что иногда мы, мужчины, просто глупцы. Лучше об этом не думать. Алессандро делает глоток колы. Должно быть, в такие моменты было бы неплохо иметь пакетик с травкой. Или котёл.
Но только чтобы немного расслабиться, чтобы вновь захотелось смеяться… Вместо того, чтобы плакать. Размытые, но приятные воспоминания. Они с Эленой на пути истинной любви. Желание. И ещё одно воспоминание. Когда они случайно познакомились на презентации нового автомобиля. Алессандро сразу заприметил своеобразного, но симпатичного менеджера, которая говорила с непрерывными отступлениями, всё больше и больше скобок открывала, начинала новые абзацы, и в итоге она потерялась в потоке своих слов. И никто не мог понять, что происходит. Потом он улыбнулся… «Так о чём вы говорили?..» И она сама снова нашла нить разговора. «Ах, да. Конечно…» И стала объяснять новую любопытную вещь. Улыбнулась ему.
Эротические моменты, она и её чулки, которые она так медленно снимала. Она и её кожа, которая освобождается и освещает. Так ярко. Всё. Слишком. Вдруг мелькает тревожная мысль. Алессандро ложится на диван. С кем она это делает теперь? Нет. Она этого не делает. Это невозможно. Почему она ушла? Возможно, это был просто сон. Да, должно быть, так и есть. Она не из тех, кто заканчивает одни отношения и сразу бросается в другие. Нет. Она – нет. Невозможно, чтобы ей что-то ударило в голову, и она просто начала новые отношения с другим, чтобы делала с ним все эти вещи, превосходные, порочные, прекрасные, пленительные, пьянящие, которые она делать умеет. Всё на «п». Интересно, почему? А ты сам? Тебе кажется нормальным, едва познакомившись, развлекаться с этой жасминовой девушкой? С Ники, семнадцатилетней девчонкой. Со всеми этими «п», но и ещё и с «а», и «б», и «в», и не знаю, сколькими ещё буквами эротического алфавита. Лучше вообще ни о чём не думать.
В этот самый момент кто-то звонит в дверь. Алессандро едва не падает с дивана. Он уже успел заснуть на несколько секунд. Он быстро встаёт на ноги. Смотрит на часы. Полпервого ночи. Кто бы это мог быть в такой час? Элена? Но у Элены есть ключи. Хотя она тоже могла быть вежливой и позвонить. Она ведь уже возвращалась в этот дом один раз с тех пор, как ушла. Она меня тогда так удивила, я думал, она вернулась. Я хотел ей подарить тот глупый сувенир из Венеции… Она же его забрала! Я идиот.
Алессандро смотрит в глазок. Но ничего не видит. И не понимает, кто это.
Белый лист закрывает ему обзор. А внизу маленький и странный рисунок. Потом слышит мягкий голос за закрытой дверью.
— Эй, я тебя слышала, я знаю, что ты здесь… Что такое, ты меня не узнал? Бум, бум, бум, бум, бум, бум… — Тишина. И снова. — Бум, бум, бум, бум, бум, бум!
Теперь Алессандро понимает, что нарисовано. Это плавник.
— Это акула! И когда ты откроешь, она тебя съест!
Ники… Алессандро улыбается и открывает дверь.
— Или, может, ты её съешь… Я принесла тебе мороженого!
— Спасибо! Прости, я не сразу понял…
— Да-да… — Ники входит в дом с сумкой в руках. — Трусишка! Ладно, закрывай.
Алессандро закрывает дверь и запирается на замок.
— Закрываешься от особ вроде меня… тебе нужен телохранитель. Хотя, в любом случае, у тебя тут пусто. О чём ты волнуешься? Что у тебя тут воровать?
Алессандро подходит к ней.
— Ну, сейчас – тебя…
— Как мило… — Ники нежно целует его в губы. Потом отстраняется. — Так, теперь – мороженое!
Ники идёт на кухню, а Алессандро решает в это время сменить диск.
— У тебя есть чашки? Но большие? Я собираюсь съесть побольше!
— Они должны где-то быть.
— Где-то – это где?
Ники начинает открывать все шкафчики на кухне. Находит то, что искала. Высоко.
— Они здесь, я нашла!
Большие чашки на самой высокой полке. Ники тянется, почти достаёт первые попавшиеся две чашки, пытается достать их, подпрыгивая.
— Ай!
Она схватывает их, но одна выскальзывает, ударяется о полку, летит вниз, но Ники быстрее. Она отпускает сумку с мороженым, которая была у неё в другой руке, наклоняется и ловит чашку как раз над полом.
— Уфф…
— Эй! Это одна из твоих лучших партий!
Алессандро появляется в дверях кухни. Ники стоит, наклонившись над синей чашкой.
— Ага, на волосок от поражения!
Алессандро смотрит на неё. Синие чашки. Сочетаются с бокалами из синего хрусталя, купленными в Венеции в один из чудесных выходных с Эленой. Вечер, они ужинают вдвоём и пьют из этих бокалов. Вернувшись с работы, Алессандро оставил все заботы. Он начал готовить, выбрав музыку и приглушив свет… Элена сидела в гостиной. Ей не понравилась выбранная им музыка, и она поставила другой диск. Затем она пришла на кухню, чтобы составить ему компанию. Босоногая, она села на один из высоких барных стульев и стала наблюдать за ним. Алессандро налил немного шампанского в два бокала.
— Как прошёл день?
Они немного поговорили обо всём, посмеялись, обсуждая кого-то, долго, много. Вдруг Алессандро, повернувшись, задел бокал и тот полетел в стену, оставив след. Элена перестала пить. Затем оборвался её смех. Она взяла бокал, чтобы оценить ущерб. Подняла кусок стекла, в который превратился бокал, и выбросила в мусорную корзину.
— Не хочу больше есть, — она ушла в гостиную, залезла на диван и положила ноги под большую подушку, лицо её вытянулось. Это было лицо человека, который не хочет говорить, который принял решение и теперь пытается найти почву под своими ногами. Элена была такой. Теперь эта посуда осталась у Алессандро. Наверное, потому что в комплекте не хватало одного бокала.
Алессандро берёт чашку из рук Ники и открывает окно на кухне. Смотрит на Ники. Потом на чашку. И роняет её вниз, на землю, разбивая на тысячи осколков.
— Алекс… зачем ты это сделал?
Алессандро улыбается и закрывает окно.
— Просто подумал, что раньше они мне очень нравились, а теперь это не так.
— Понятно, но разве ты не мог просто сказать мне? Ты ненормальный.
— Конечно, мог. Хотя если что-то разобьётся, наша жизнь от этого не изменится.
— По-твоему, это нормально?
— Да, но сейчас я понимаю, что, возможно, это может показаться сложным.
— Очень. Если бы я только знала, что за история скрывается за этими чашками…
Алессандро осознаёт, что она не сможет понять. И чувствует себя немного виноватым.
— Ладно, давай есть мороженое.
— Слушай, ты ведь не станешь демонстрировать, что тебе не нравится мороженое, выбрасывая его из окна, правда?
— Нет, не переживай, в этом случае это было бы ненормально…
Она раскладывают мороженое по чашкам, один другому. Ники тщательно контролирует свою порцию.
— Мне только шоколадное, с орешками или с патокой.
— Немножко.
— И не клади фруктовые, я не хочу. Они очень вкусные, но я люблю такое только в разгар лета.
Алессандро показывает на белое.
— А это с каким вкусом?
— Кокосовое. Да, положи мне его немного.
— Прости, но ты сказала, только в разгар лета.
Ники берет ложку и, не выдержав, кладёт кокосовое мороженое себе в чашку, пробуя немного.
— Ммм, вкусно, потрясающе вкусно. Нет, кокосовое другое. А ещё с шоколадом, знаешь, это похоже на те шоколадки…
— Баунти.
— Да, точно! Мне они очень нравятся…
— Одну из их рекламных кампаний проводили мы.
Ники тяжко вздыхает.
— Чёрт, ты всегда думаешь о работе.
— Нет, просто сказал. Вспомнилось.
— Тогда ты не должен ничего вспоминать.
Алессандро думает о чашках, о бокалах, обо всём, что было раньше… И решает соврать.
— Ты права.
А она наивно улыбается.
— Потому что сейчас – это сейчас. А мы – это мы.
Ники зачерпывает ложкой из чашки Алессандро и пробует его мороженое. Затем зачерпывает из своей и даёт попробовать ему. Как только он закрывает рот, Ники сразу же берёт ещё больше мороженого и направляет в его рот. Но вместо того, чтобы подождать, когда он проглотит, она размазывает по его губам. Как если бы вы быстро пили кофе и у вас остались усы. Затем Ники медленно приближается. Горячая, чувственная, желанная, она начинает слизывать эти сладкие усы, целует, лижет, целует. «Ай!» Улыбка. Один за другим, эти поцелуи познают эти усы из шоколада, сливок, кокоса. Она продолжает свою сладкую пытку, улыбаясь, облизывая его с нежным желанием. Затем он случайно отклоняется от неё.
— Эй, что такое, я ведь сказала… мне нравится Баунти…
Алессандро целует её, они забывают обо всём, гасят свет, а мороженое тает. И они сами тоже… Понемногу они пытаются распробовать вкус. Они играют и смеются, раскрашивая простыни удовольствием и желанием, своими весёлыми и нежными играми, смелыми и экстремальными… На мгновение Алессандро задумывается: что, если кто-то сейчас войдёт? Серра и Карретти. Уже ставшие привычными полицейские. Нет. Сливки медленно текут по его плечам, шоколад, ваниль, ниже, ниже, осторожно, медленно… Язык Ники, её смех, её зубы, поцелуи… Ни одна капля мороженого не пропадёт… Больше. Ещё больше. Холод и тепло смешиваются в этих вкусах. И вдруг… Пуф! Как же сладко забывать свои проблемы вот так.
Ночь. Глубокая ночь. Ночь любви. Ночь вкуса.
В постели.
— Эй, Алекс… Ты заснул.
— Нет.
— Да. У тебя дыхание стало глубже и медленней. Ты даже и не осознавал, когда одевал меня.
— Серьёзно? Я тебя одел?
— Да. Я вся в шоколаде, кокосе и сливках, что я скажу родителям, если они меня поймают?
— Что переспала с мороженщиком!
— Идиот.
— Подожди, я сейчас оденусь.
— Нет, оставайся в постели.
— Я не хочу, чтобы ты возвращалась одна.
— Да ладно, меня привезла Олли, сейчас я возьму такси… Всё хорошо, ты можешь спать, я сама доберусь.
Алессандро думает пару минут. Ники принимает выражение лица, словно говорящее: «Давай, поверь мне, отпусти меня одну».
— Согласен, я вызову такси.
— Я уже это сделала. Должно быть, уже подъехало.
— Подожди хотя бы, пока я дам тебе денег.
— Я уже взяла. Двадцати пяти евро будет достаточно. Я ведь сказала, что ты спал.
— Да ладно!
— Я взяла только это. Радуйся, я могла ограбить тебя полностью! Забрать даже кредитки! Даже чашки, одну из которых ты разбил.
Она подходит к окну.
— Такси уже здесь!
Ники подбегает к кровати.
— Пока, — она чмокает его в губы, — ммм, как вкусно, похоже на чернику… — Она останавливается с пальцем во рту посередине комнаты. — Но я не приносила черничное. — Она улыбается с лёгкой дерзостью и убегает, закрыв за собой дверь.
Алессандро слышит, как лифт останавливается на его этаже. Затем открывающуюся дверь. Ники, которая входит в пустоту. Двери лифта закрываются. Он начинает спускаться. Потом Алессандро слышит шум двери с улицы. Её быстрые шаги. Как она открывает дверь машины. Закрывает. Пауза, наверняка она говорит таксисту адрес. Машина уезжает в ночь.
Немного позже он слышит звук. Мобильник. Алессандро просыпается. Он так быстро заснул… Сообщение. Он читает его.
«Всё ок. Я дома. Я не попалась родителям. Мороженщик спасся. Такси стоит дешевле, я должна тебе 12 евро! Но я хочу по поцелую на каждый. Доброй ночи! Мне будут сниться летающие синие чашки»
Алессандро улыбается и выключает телефон. Он встаёт, чтобы сходить в туалет, а потом заходит на кухню. Шоколад был действительно хорош… но он него такая жажда. Алессандро открывает кран и даёт воде стечь. Потом подставляет первый попавшийся стакан и пьёт. Оставляет стакан в раковине и уже собирается идти в спальню, когда вдруг понимает, что стол готов к завтраку. Чашка, салфетка, ложка. Даже чайник уже в боевой готовности. Достаточно включить его. Элена никогда не делала ничего подобного. Записка на рисунке под акулой. «Не говори, что не думаешь обо мне…» А под листком папка, на этот раз белая. Он переворачивает её. «Слоган Алекса». Алессандро замирает с открытым ртом. Поверить не могу. Я даже не мог набраться смелости, чтобы спросить её, думала ли она над этим… И она не просто подумала, она попросила подругу всё сделать и приехала, чтобы привезти мне это!
Алессандро трясёт головой. Ники и в самом деле уникальная. Затем он медленно открывает папку. Прекрасный логотип, пылающие буквы на фоне тёмно-синего неба. Нарисовано на прозрачной бумаге, чтобы было легче свести с одним из имеющихся рисунков. И фраза… Алессандро читает её, это идеально. А внизу ещё записка: «Надеюсь, тебе понравится… Я в восторге! Мне бы очень хотелось, чтобы эта фраза была для меня… Именно как этой ночью… я была сегодня твоей «ЛаЛуной»? Ладно, мне надо бежать! Извини. Есть вещи, о которых не нужно спрашивать».
Вдруг Алекс всё осознаёт. Он улыбается. Счастливчик. Затем он вновь смотрит на логотип. Да, Ники, ты права, это прекрасная фраза. И ещё кое-что. Не извиняйся передо мной.
Рассеянный бежевый свет пробивается сквозь хлопковые занавески окна. Дверь ванной открывается.
— Я просто не верю. Не могу поверить.
Симона, мать Ники, садится на кровать. Роберто перестаёт читать и смотрит на неё, немного раздражённый.
— Ты мне напоминаешь Гленн Клоуз, когда она вертится в постели, ослепшая от кокаина, умер мужчина, которого она всегда любила, она хочет, чтобы от её мужа забеременела её лучшая подруга, которая хочет ребёнка, но не может найти мужчину. Хочешь дать мне мороженого, чтобы я наслаждался твоим рассказом, или я могу и дальше читать?
— Ники уже не девственница.
Роберто испускает долгий выдох.
— Я знал. Ночь была слишком хороша, так что не было ни единого шанса на то, чтобы она не имела такого отвратительного завершения, — он кладёт раскрытую книгу на ноги. — Ладно, как ты предпочитаешь? Первое: чтобы я вскочил, крича как ненормальный, пошёл в её комнату, устроил ей скандал, затем вышел прямо в пижаме, чтобы найти ответственного парня, который женится на ней; второе: чтобы я продолжил читать, но сказал перед этим всякую чушь, вроде «надеюсь, что ей было хорошо, что она нашла парня, который заставил её почувствовать себя женщиной», или что-то другое, что заставит тебя поверить, будто я воспринял эту новость со спокойствием? — Роберто смотрит на Симону и улыбается ей. — Ну и? Что предпочитаешь?
— Хочу твою собственную реакцию! С тобой никогда не знаешь, чего ожидать.
— Мне кажется, что я вполне нормальный. Люблю свою жену, своих детей, мне нравится этот дом, мне нравится моя работа. Единственное, что делает меня не самым везучим человеком на земле, – это то, что не всегда я бываю полностью согласен с тобой. Но я знал, что давать тебе возможность делать всё – это не было адекватным решением. Я должен был сказать тебе то, что говорил нам профессор на устном экзамене: «Вы должны выбрать только одну тему». Вероятно, так мне бы не пришлось постоянно спорить с тобой.
— Когда ты такой, я даже говорить с тобой не хочу.
Роберто отрицательно качает головой, делает закладку там, где остановил чтение, и гасит лампу на ночном столике. Затем он поворачивается и пытается обнять жену, но Симона дуется. Она немного отодвигается и пытается вырваться из его рук.
— Хватит, милая, не злись… К тому же ты знаешь, что так мне нравится дальше больше. Ты ходишь по тонкому льду, знаешь? — он целует её в макушку, теряясь в не слишком сладком запахе её шампуня.
— Не приближайся, — говорит ему она, улыбаясь нежно и по-девичьи. — Ты холодный.
Затем она позволяет ему целовать свою шею, плечи, декольте. Роберто снимает с неё сорочку.
— То, о чём я говорю… Ты вообще понял?
— Ты о чём, любимая?
— Ники занималась любовью.
— Да, я понимаю. Зато как давно мы этим занимались в последний раз, я припомнить не могу.
Симона высвобождается из нежных объятий Роберто и немного отстраняется, пытаясь натянуть сорочку.
— Отлично, ты знаешь, какой ты? Вот такой!
— Такой – это какой? Такой же, как и прежде, вполне нормальный.
— Нет, ты холодный и циничный.
— Ну что ты говоришь, Симона? Ты преувеличиваешь. Возможно, ты не знакома с огромным количеством мужей и отцов, которые, услышав подобную новость, перекладывают всю вину на жён и матерей?
— Знакома, и поэтому я замужем не за ними.
— Вот. Но ты не можешь всегда прикрываться такими оправданиями.
— Я не прикрываюсь. Просто я думаю об этом. — Симона подтягивает к себе ноги и обнимает свои колени. Сужает глаза.
Роберто смотрит на неё и понимает, что она вот-вот расплачется.
— Дорогая, что с тобой?
— Ничего. Я устала, я подавлена, мне страшно, — с её щеки капает маленькая слезинка.
— О чём ты говоришь?
— О чём я… Ники уйдёт, оставит нас. Маттео скоро станет взрослым и тоже уйдёт, я останусь одна. Возможно, и ты влюбишься в молоденькую и красивую девчонку, может, ты найдёшь какой-нибудь способ, как делают многие, чтобы облегчить свою совесть, ты найдёшь отличный повод расстаться со мной, а может, наоборот, всё расскажешь мне, чтобы чувствовать себя более честным… — Она смотрит на него, пытается улыбнуться, вытирает глаза тыльной стороной ладони, иногда вытирает нос. Но по щеке медленно скользит ещё одна слеза, она слушает с любопытством все эти слова, прежде чем упасть. — Нет. У тебя не хватит мужества сказать мне. Ты сделаешь так, чтобы я сама узнала об этом. Так лучше, да? — она смеётся нервным смехом.
— Дорогая, ты говоришь о каком-то фильме. Очень плохом фильме.
— Нет, иногда так и бывает. Чтобы одна любовь началась, должна закончиться другая.
— Хорошо, может, так и бывает, но пока мы так счастливы за Ники, почему именно наша любовь должна закончиться? Может закончиться другая, правда? Любовь Карлони, например. Тех, из тринадцатой. Которые вместо того, чтобы решать свои проблемы, суют свой нос в чужие дела. Если они разведутся, то в нашем доме хоть народу станет поменьше! — он снова обнимает её, завоёвывает её понемногу, притягивает к себе. Целует её и смотрит ей в глаза, нежно, но страстно, даже мужественно. — Я люблю тебя, всегда любил и любить буду. И хоть тебе и было страшно, когда мы поженились, сейчас, когда прошло уже двадцать лет, я могу сказать тебе это. Я рад, что совершил глупость, придя к твоим родителям, чтобы сказать им: «Я прошу руки Вашей дочери». Ты помнишь, что ответил мне твой отец? «Не представляю, чтобы она готовила для тебя».
Симона не знает, засмеяться или продолжать смотреть на мужа с недоверием.
— Но разве ты не видишь? — Симона проводит рукой по его щеке, по скулам, медленно, нежно, и дальше, к ушам. — Ты видишь? Время бежит.
— Нет, — улыбается Роберто, — я вижу, что впереди ещё много времени. Я вижу любовь, которая не хочет уходить, и самую прекрасную женщину…
Он снова сладко целует её. Нежные поцелуи, поцелуи с прекрасным вкусом, как глубокий вкус выдержанного вина. Плотный, слегка пряный, со стойкими ароматами, напоминающими ваниль и древесину, горячий. Поцелуи спускаются туда, куда уже добрались пальцы, к краю трусиков Симоны, которая чувствует холодок и улыбается, она запрокидывает голову и говорит:
— Выключи свет…
— Нет. Я хочу видеть тебя.
Тогда она кладёт голову на простыни, смеётся, исчезает под ними, она легонько покусывает его сквозь пижаму, нежно, чувственно. И вдруг что-то происходит. В какой-то момент исчезает чувство, что время убегает, и они вновь превращаются в подростков.
Доброе утро, мир. Поверить не могу. Профессор философии ошарашил меня своими изменениями по программе. Иногда даже он умеет удивлять. Вместо того, чтобы и дальше рассказывать о Поппере, он сказал:
— Сегодня я собираюсь совершить безумие.
— А что нормального он обычно делает? — прошептала Олли.
— Вы когда-нибудь слышали о Чоране?
— Он из нашей школы?
— Нет, Беттини, он не из школы. Эмиль Чоран. Философ… Нет, Скальци, бесполезно искать его в содержании книги. Его там нет. Я здесь выписал кое-что. Чоран объяснит вам, почему мне это нравится. И, по-моему, он впечатляет, — улыбнулся профессор. Я ничего не поняла.
— О да, конечно, — снова прошептала Олли Эрике.
— Чоран родился в Рассинари, в Румынии, в 1911 году. В семнадцать лет он начал изучать философию в Университете Бухареста…
— Значит, это современный философ, то есть, Новых времён…
— Да, Де Лука, двадцатый век. На тот момент считалось, что философия закончилась ещё двести лет назад, — и после всех своих бла-бла-бла он сказал это, сказал фразу, которую я не забуду никогда: — Книга должна бередить раны, даже причинять их. Долг книги – быть опасной.