Первыми из этих событий было движение 1735-1736 гг., одним из главных организаторов и руководителей которого стал Килмяк Нурушев. …
Он происходил из башкирских феодалов Юрматынской волости Ногайской дороги. Он был известен как абыз, как образованный человек, учитель, мулла, содержал почитаемый во всем Башкортостане Азиеву (Газиеву) мечеть [5, c.174-175].
Свое упоминание о Азиевой мечети оставил также и известный русский историк XΙX века Соловьев С.М (1820-1879) в своем 20 томе «Истории России с древнейших времен»[6]. Соловьев С.М упоминая Азиеву мечеть прежде всего делал извлечение сведений из донесений Кирилова И.К (1697-1737), которые составлялись им в ходе восстания 1735-1740 гг.
Важным историческим источником из архивов с упоминанием о Азиевой мечети являются донесения руководителя Оренбургской экспедиции Ивана Кирилловича Кирилова (1697-1737), а также и другие документы, составленные в ходе восстания 1735-1740 гг.
Документы о восстании 1735-1740гг. собраны и изданы в книге «Материалы по истории Башкортостана. Том 6 - Оренбургская экспедиция и башкирские восстания 30-х годов XVIII в»[7]. Данный том составлен Демидовой Н.Ф (1920-2015), историком, архивистом и доктором исторических наук.
Демидова Н.Ф участвовала в подготовке многотомного сборника документов «Материалы по истории Башкирской АССР» (тт. 3-6).
В 2002 году в издательстве «Китап» вышел данный 6 том, который освещает также и историю восстания 1735-1740 гг., где есть неоднократные упоминания о Газиевой мечети.
В данном 6 томе под документом № 52 от 16 декабря 1735 г. под названием «Рассуждение, представленное И. К Кириловым и А. И. Румянцевым в Кабинет, об управлении населением Уфимского уезда после окончания башкирского восстания» имеется упоминание о Азиевой мечети.
«А явное есть ко всякому злу подозрение на них и на мулл, и абызов, таких же пришельцов, кои в-первых, утверждают и разпространяют закон свой и обрезывают не токмо чюваш и мордву, но и руских беглых, как о том заподлинно слышал, в Азиевой и Кильмяковой мечете, и умножили самовольно мечетей и школ сколько никогда не бывало, потому что в первыя годы не смели ничего того делать. Не повелено ль будет ныне по одному ахуну на дорогу оставить, которыя б чинили особую присягу, дабы им о всяких худых поступках объявлять и не таить, и никого из других вер в свой закон не приводить, и не обрезывать, без указов мечетей и школ вновь не строить, и которой ахун //л. 468// умрет, то на их места с челобитья, усматривая верности, определять, а не самим башкирцом ставить»[7, с.100].
Анализируя данный текст можно прийти к следующим выводам. Азиева мечеть являлась по документу местом распространения и пропаганды ислама среди чувашского, мордовского, русского и других народов Башкирии. Под русскими беглыми скорее подразумеваются русские (крестьяне) бежавшие от крепостной и других форм зависимости, которые принимая ислам «обрезываясь» скорее всего, принимали тюркские имена и фамилии, скрывались от контроля центральной власти и жили среди местных башкир и татар. Таких случаев и задокументированных фактов в истории Волго-Уральского ислама известно предостаточно.
Под документом № 93. За 1736 г. от 20 мая под названием «Доношение И. К. Кирилова в Кабинет о действиях его отряда «в пределах Ногайской дороги» о Азиевой мечети сообщается следующий факт.
«//л. 650// Е.и.в., самодержице всероссийской всеподданейшее в Кабинет доношение. После всеподданейшаго доношения1- марта от 11-го, дождався драгунского Вологодского полку и, сколько было возможно за краткостию времени, исправясь, на Нагайскую дорогу для искоренения воров башкирцов вышел того ж марта 24-го, где счастием в.и.в. воров башкирцов розными партиями так, как скот гнали, не имея никакого от них отпору, но одно было у них, что спасали себя, жон и детей своих, бегая в леса и в другие места. И так по рекам Белой до урочища Бубульжан, по Уршаку, по Негушу, Тору, Селеуку, где самое воровское гнездо было, около двух сот деревень, в них близ 4000 дворов раззорено и сожжено, в том числе главных воров Кильмяка, Бепеня, Рысая жилища и первая во всей Орде мечеть, называемая Азиева, в которой в прежней и нынешние бунты воры о бунтах советовали и Куран целовали. Причем воров кажнено 158, побито обоего полу близь 700 человек, живых ясырю взято и ныне в Табынску 160 человек, да роздано в Уфе 85, в сылку из Уфы в Остзею послано в службу годных 81, да женок с малолетними детьми 34»[ 7, с.169].
Опираясь на донесение И.К. Кирилова можно узнать, что в ходе восстания 1735 года Азиева мечеть была сожжена отрядами И.К. Кирилова при участии драгунского Вологодского полка. При этом были уничтожены войсками дома и собственность главных предводителей восстания. Как известно историкам Башкортостана, в это время также была сожжена карателями деревня Сеянтус.
Под документом № 216 от 1737 года, за 19 февраля - 29 марта под названием «Допросные речи руководителя восстания башкир Ногайской и Казанской дорог 1735-1736 гг. Кильмяка Нурушева» описывается ход начала организации восстания, где Азиева мечеть является местом сбора будущих руководителей сопротивления.
«После того поехали в Питербурх башкирцы, в том числе был и Токчура-мулла Алмяков, которой оттоле писал всем 4-м дорогам на общее лицо, объявляя: есть де у него 4 загона посеянной пшеницы, и тут де пшеницу собрать, а куколь и солому не отделять. Которое де письмо шло к ним на Нагайскую дорогу; точию другия башкирцы, видя, что многия о том письме стали толковать, в какую б силу оно писано, и начали в народе розглашать. Того ради, предостерегая, чтоб не уведомился уфинской воеводе и протчия командиры, то письмо истеряли, а он, Кильмяк, сам ево не видал.
Потом во всей Башкири в случающихся союзных съездах, яко то на свадьбах и других дружеских собраниях, не умолкая о том письме, говорят, что конечно ознаимено к бунту. Однако подлинного согласия и великого збору к тому не было. И так было до того времени пока приехал статской советник Кирилов в Уфу. А как уведали, что Кирилов приехал для строения города Оренбурха, тогда собрались все Нагайской дороги в Азиеву мечеть для совета, каким образом ему, Кирилову, в строении того города препятствовать надлежит, и положили: ежели из Уфы он, Кирилов, или правиант, також и протчия команды и казенные обозы пойдут - не пропустить и чинить бой. В чем и подписались все и присягою утвердили, а то письмо присяжное отдано ему на сохранение. И с тем послали для объявления на все 4 дороги, причем требовали, будут ли тех дорог в том с ними одном согласии, ответа, на что многие получили изо всех дорог из знатных башкирцов письма, что они все с теми согласны.
И тако утвердясь, розъехались все в домы, а о том съезде и намерении предали молчанию, чтобы об оном никто из российских не ведали, и тем зиму всю препроводили в великой оплошности, дабы никто не дознался. А весною, как стацкой советник начал приуготовлятца итти в Оренбург, тогда всех дорог старшины положили, чтоб конечно им где ни есть видитца самим, и о том намерении персонально еще говорить» [7. с.365-366].
Кроме документов, составленных во времена восстания 1735-1740гг., имеется и другая литература, где упоминается Азиева мечеть.
В Казани 18 декабря 2009 года в стенах Института истории им.Ш.Марджани АН РТ прошел научный семинар, посвященный 220-летию учреждения религиозного управления внутренней России и Сибири. На нем выступил со своим докладом «О роли ахунов до учреждения Оренбургского магометанского духовного собрания (на примере Южного Урала)» современный российский исследователь Д.Н. Денисов В нем автор оставил упоминания о Азиевой мечети.
«Крупнейшим мусульманским центром на Южном Урале была «первая во всей Орде» Азиева мечеть на Ногайской дороге Уфимского уезда, где участники башкирских восстаний 1705–1711, 1735–1736 гг. «о бунтах советовали и Коран целовали». Однако при подавлении очередного выступления весной 1736 г. она была сожжена правительственными войсками под командованием начальника Оренбургской экспедиции И. К. Кирилова»[8, с.43-44].
Таким образом, из текста видно, что в Азиевой мечети происходила организация также башкирского восстания 1705-1711 гг. и 1735–1736 гг.
Большой материал о Азиевой мечети, с важными сведениями для понимания места и роли Азиевой мечети на территории Южного Урала дает статья «Чесноковская гора и речка Чесноковка» современного историка Азнабаева Б.А [9].
Статья дает важные сведения о прошлом и истории той территории, где находиться сейчас Чесноковская гора недалеко от города Уфы, с рекой Берсувань и там же находилась Азиева мечеть.
История Азиевой мечети не только связана с Чесноковской горой, историей башкирских восстаний 1704-1711 гг. и 1735-1740 гг. но и сама данная территория имеет глубокую историю для башкирского народа и Южного Урала.
Историк Б.А. Азнабаев отмечает, что «именно здесь свою хозяйственную деятельность начали монахи первого в Уфе Успенского монастыря».[9]
Примечателен тот факт, что по этой территории между крепостью Уфой и территорией у Азиевой мечети приходили «границы башкирских вотчин». Таким образом, ясно, что Азиева мечеть находилась на территории башкирских вотчин и в ведении башкирского народа.
Автором отмечается, «что река Берсувань была границей посадских земель, установленной еще при основании города».[9] За Чесноковской горой, располагавшейся в 16 верстах от Уфы, начиналась «Башкирская орда».
«На Берсувани торжественно встречали и иностранных дипломатов и торговцев, следовавших в Россию со стороны казахских степей.
На протяжении многих веков данная местность имела сакральное значение и для башкирского народа. Именно здесь находилось одно из старейших мусульманских святилищ – Азиева мечеть. Некоторые исследователи полагают, что она была возведена еще в XIV веке во время пребывания в крае знаменитого проповедника Хусейн-бека, чей мавзолей находится в районе поселка Чишмы. Выдающийся российский историк Сергей Михайлович Соловьев в своей «Истории России с древнейших времен» называет Азиеву мечеть первой в Башкирии. Начальник Оренбургской экспедиции Иван Кириллович Кирилов сообщал правительству, что в Азиевой мечети муллы «утверждают и распространяют закон свой и обрезывают не токмо чуваш и мордву, но и русских беглых»[9].
«Не случайно именно здесь проводились многолюдные собрания (йыйыны), представлявшие интересы башкир всех волостей Уфимского уезда.
Йыйыны координировали общие действия всех родов, вырабатывали единые позиции в отношении тех или иных мероприятий правительства. Приглашали и смещали ханов, которых воспринимали лишь как военачальников, необходимых во время восстания или большой войны.
Йыйыны принимали решения о начале или завершении войны или восстания, выделении дополнительных военных подразделений, назначении командиров. Инициатором созыва, как правило, являлась группа влиятельных лиц. Решение, принятое на йыйыне, было обязательным для всех, независимо от присутствия на съезде или несогласия с его постановлением. Утверждение производилось в форме клятвы на Коране при обязательном участии духовных лиц.
О предстоящем съезде узнавали из писем, которые рассылались по волостям и особым знакам и тамгам, которые нарезались на палках. Йыйыны не были только собраниями знати. Мнение тарханов или батыров учитывалось только в том случае, если оно совпадало с позицией большинства участвующих в нем, а им мог быть любой взрослый мужчина. Не случайно в делопроизводственных документах эти народные собрания назывались «мирскими советами». В башкирском обществе к высшей мере наказания могли приговаривать только йыйыны.
Таким образом, гора Чесноковка и речка Берсувань не просто обозначали городскую черту, но и определяли границу, где встречались два центра власти – российской администрации и башкирского йыйына. До конца 30-х годов XVIII века здесь решались важнейшие вопросы, определявшие судьбы края.
Впрочем, йыйын, даже созванный по политическим причинам, рассматривался его участниками как торжественное и праздничное мероприятие и имел сакральное значение. Он отрицал обыденную повседневность, суетные заботы и мелкие расчеты. При устроении торжеств не экономили. Здесь было принято устраивать пиры, одаривать и жертвовать. Главные йыйыны начинались ежегодно в первую пятницу июня и длились по нескольку недель. Сопровождались ритуальными скачками, состязаниями борцов, сказителей и кураистов. Интересно, что даже российские власти были вынуждены соблюдать традицию угощений и преподнесения подарков на чесноковских йыйынах. В 1735 году И.К. Кирилов писал, что воеводы, приказные люди и толмачи угощали собравшихся на реке Чесноковке, присылая им скот и вино. Некоторые участники йыйынов получали подарки кафтанами, сукном и деньгами»[9].
Башкирский писатель-романист Рафиков Б.З (1934-1998) в 1989 году создал исторический роман «Карасакал». За что автор был удостоен Республиканской премии имени Салавата Юлаева (1990).
В сюжете романа «Карасакал» раскрывается образ одного из предводителя башкирского восстания 1739-1740-х годов Миндигула Юлаева, по прозвищу Карасакал. Оставил Рафиков Б.З в своем романе строки о Азиевой мечети.
«Предводители повстанческих войск и башкирские старшины, вопреки обычаю, на этот раз собрались не возле Уфы, у горы Кургаул, а в ауле Кобау. Мечеть Гази, считавшаяся башкирской святыней, где в прошлом году вожди родов и батыры поклялись на Коране стоять за одно, была сожжена по приказу Кирилова. Многие из собравшихся в ауле Кобау не верили этому и специально сворачивали с дороги, чтобы посмотреть на мечеть, но видели на этом месте лишь пепелище. Оттого-то были так напряженны и сосредоточенны лица собравшихся. К тому же каждый знал об указе и о совещании наместников трона, где были утверждены самые жестокие меры подавления восстания…
Весь Башкортостан знал, что царские войска действуют с невиданной дотоле жестокостью, проводя тактику выжженной земли…».[10].