– Привет, мамуля, – крикнула моя спутница.
Пышная женщина, суетливо раскладывавшая на широком подоконнике тыквы с желтыми листьями, испуганно вздрогнула и выронила из рук небольшую белую горлянку. Та упала на пол и раскололась на части. Женщина оперлась на спинку софы. Ее странное платье явно было сшито в позапрошлом столетии.
– Джулия? То есть Ридли. Что ты тут делаешь? Ты напугала меня. Я думала, мы больше не встретимся…
Что‑то здесь было не так. Странная реакция для матери.
– Джули? Это ты?
Юная копия Ридли – возможно, лет десяти – выбежала в холл в сопровождении Страшилы Рэдли, спина которого теперь была украшена блестящей синей накидкой. Ничего особенного! Просто принаряженный семейный волк. Девочка буквально излучала свет. Ее белокурые волосы ниспадали на плечи. Блестящие синие глаза напоминали кусочки неба на закате летнего дня. Малышка улыбнулась и тут же обиженно нахмурилась.
– Мне сказали, что ты уехала в Европу.
Страшила начал рычать. Ридли развела руки в стороны, будто ожидая, что девочка бросится к ней в объятия. Но та не сдвинулась с места. Тогда Ридли протянула к ней открытые ладони. На одной из них вдруг появился красный леденец. На другой, словно первого фокуса было недостаточно, маленькая мышь в сверкающей синей попоне поднялась на лапки и начала нюхать воздух. Девочка настороженно шагнула вперед. Казалось, что старшая сестра притягивала ее к себе, как луна – морские приливы. Я чувствовал на себе этот странный и неодолимый магнетизм.
Голос Ридли стал густым и клейким, как мед.
– Иди ко мне, Райан. Я подергаю тебя за волосики и послушаю, как ты пищишь. Неужели ты могла поверить, что твоя любимая старшая сестра оставит тебя одну‑одинешеньку? Я никуда не уезжала.
|
|
Райан засмеялась и побежала к Ридли. Она подпрыгнула вверх, убежденная в том, что сестра подхватит ее в полете и заключит в объятия. Страшила снова залаял. На мгновение девочка повисла в воздухе, словно мультяшный герой, случайно сорвавшийся с обрыва. Казалось, что малышка наткнулась на невидимую стену. Через секунду онаупала вниз и больно ударилась о каменные плиты пола. Светильники в холле одновременно вспыхнули, будто весь дом был театральной сценой и освещение сигнализировало об окончании акта. В ярком свете на прежде прекрасном лице Ридли появились резкие черные тени. Свет изменил ее внешность. Она вскинула руку к глазам и воскликнула:
– Дядя Мэкон, пожалуйста! Ну зачем ты так?
Страшила прыгнул вперед, занимая позицию между Райан и Ридли. Злобно рыча, собака начала приближаться к девушке в темных очках. Волосы на загривке пса стали дыбом, придавая ему еще большее сходство с волком. Очевидно, магические чары не действовали на Страшилу. Ридли тут же повернулась ко мне и взяла меня под руку. С ее губ сорвался смех, напоминавший вой разъяренной кошки. Я попытался что‑нибудь сказать и тем самым разрядить обстановку, но из этого ничего не вышло. Казалось, мое горло было плотно забито мокрым носком.
Плотно прижав к себе мой локоть, Ридли подняла над головой другую руку.
– Если вы собираетесь грубить, я отвечу вам тем же.
Светильники в холле потемнели. Мне почудилось, что весь дом немного съежился. И тут из густых теней на верхней площадке лестницы раздался спокойный голос Мэкона:
|
|
– Ридли, моя дорогая! Какой сюрприз! Мы не ждали тебя.
Не ждали ее? О чем он говорил?
– Я ни за что на свете не пропустила бы наш семейный сбор. И посмотрите, какой со мной гость! Точнее сказать, это он провел меня в дом. Я его званая гостья.
Мэкон, не сводя глаз с Ридли, спустился по лестнице в холл. Я оказался между двумя львами, кружившими друг перед другом. Ридли провела меня как сосунка, и я купился на ее обман, словно мальчик, которому посулили вишневый леденец.
– Ах, моя радость! – ласково ответил Мэкон. – Не думаю, что это хорошая идея. Я уверен, тебя ждут в других местах. Очень далеких отсюда.
Ридли с чмоканьем вытащила изо рта свою красную сосульку.
– Я же говорю, что ни за какие коврижки не пропущу эту вечеринку. И неужели ты хочешь, чтобы я уехала, забрав с собой Итана? Представь, что с ним может произойти по дороге домой. Так на чем мы остановились?
Мне хотелось извиниться и уйти, но я не мог выдавать из себя ни одного словечка. Мы стояли в холле и смотрели друг на друга. Ридли прислонилась к одной из колонн. Наконец Равенвуд прервал молчание:
– Золотце, почему бы тебе не проводить нашего гостя в столовую? Надеюсь, ты помнишь, где она находится.
– Но, Мэкон…
Женщина, которая, по моим догадкам, была тетушкой Дель, заметно нервничала. Судя по ее растерянному лицу, она не совсем понимала, что здесь происходит.
– Все нормально, Дельфина.
Пока Равенвуд спускался по лестнице, он, видимо, успел обдумать ситуацию. Я не знал, в какую темную игру ввязался, однако меня немного успокаивало его присутствие. И последним местом, куда бы мне хотелось пойти, была их столовая. Я с радостью удрал бы отсюда, но ничего не мог с собой поделать. Ридли не выпускала мою руку, и, пока она касалась меня, я чувствовал себя самолетом, летевшим на автопилоте. Она повела меня в столовую, где мое непомерное любопытство уже однажды разозлило хозяина дома. Я взглянул на Ридли, которая тащила меня за собой. Этот визит в особняк Равенвудов был проступком похуже прежнего.
|
|
Комнату освещали сотни тонких черных свечей. С канделябра свисали нити с нанизанными стеклянными шариками. Дверь, ведущую на кухню, украшал огромный венок из черных перьев. На столе поблескивали серебряные приборы и жемчужно‑белые тарелки, которые, как я понял, были сделаны из перламутра. Дверь кухни открылась. Лена, пятясь задом, внесла в столовую большой серебряный поднос с экзотическими фруктами, которые в Южной Каролине считались редкими деликатесами. На ней был длинный черный жакет, с поясом на талии. В таком наряде вид у Лены был какой‑то вневременной – казалось, она не из этой страны или даже эпохи. Но на ее ногах я заметил прежние старые кроссовки. Она выглядела еще прекраснее, чем в прошлый раз, когда я приходил к Равенвудам на ужин… Давно ли это было? Несколько недель назад?
Моя способность рассуждать тонула в тумане полусна. Я сделал глубокий вдох, но мои ноздри наполнились запахом Ридли – мускусным ароматом, смешанным со сладкой горечью сиропа, попавшего на раскаленную плиту. Я задыхался от этого сильного и приторного запаха.
– У нас почти все готово. Еще пару минут, и мы…
Лена замерла на месте в проеме приоткрытой двери.
Она словно увидела призрак или жуткое чудовище. Или, возможно, на нее так подействовал вид нашей пары, стоявшей рука об руку около стола.
– Приветик, кузина. Давно не виделись.
Ридли направилась к ней, потянув меня за собой.
– Ты не хочешь поцеловать нас в щечки?
Лена выронила поднос из рук. Диковинные фрукты покатились по полу.
– Что ты здесь делаешь? – едва слышно прошептала она.
– Разве не понятно? Я приехала, чтобы повидаться с моей любимой кузиной. И заодно показать ей своего хахаля.
– Я не твой… хахаль…
Мне с трудом удалось выдавить из себя эти слова. Затем силы покинули меня, и я снова стал неодушевленным предметом, приклеившимся к ее руке. Ридли вытащила из ботинка помятую пачку и, щелкнув зажигалкой, прикурила сигарету.
– Ридли, прошу тебя, не кури в моем доме, – крикнул Мэкон.
Сигарета тут же погасла. Моя спутница засмеялась и сунула ее в кастрюльку с картофельным пюре или чем‑то другим.
– Дядя Мэкон! У тебя такие строгие правила!
– Правила установлены давным‑давно, мое золотце. И теперь ни ты и ни я не можем изменить их, что бы мы ни делали.
Они наградили друг друга усмешками. Мэкон взмахнул рукой, и несколько кресел отодвинулись от стола.
– Почему бы нам не присесть? Лена, ты можешь сказать Кухне, что за ужином у нас будут еще два гостя?
Лена буквально кипела от злости.
– Они здесь не останутся.
– Все нормально, детка, – заверил ее Мэкон. – Никто не сможет навредить тебе в моем доме.
Однако Лена выглядела не напуганной, а скорее разъяренной.
– Вы уверены в этом? – с улыбкой спросила Ридли.
– Ужин готов, и вы знаете, как обижается Кухня, когда ей приходится подавать холодную еду.
Мэкон направился к столу. За ним потянулись остальные гости, хотя его слова прозвучали негромко даже для нас троих. Первой в столовую вошла Райан. Страшила настороженно прижимался к ее бедру. Затем я увидел тетю Дель, шагавшую под руку с седым мужчиной. Он был чуть старше моего отца и напоминал персонажа какого‑то исторического романа – высокие сапоги до колен, рубашка с жабо и нелепая оперная накидка. Вид этой пары наводил на мысли об экспонатах из музея Смитсона. За ними появилась молодая девушка. Она очень походила на Ридли, но была иначе одета и не казалась настолько опасной. Ее длинные белокурые волосы были аккуратно подстрижены, а красивые глаза не скрывались за темными стекла, как у ее родной сестры.
– Итан, – затараторила Ридли, – позволь мне познакомить тебя с моей сестричкой Аннабель. Ой‑ой, прошу прощения! Я хотела сказать, с Рис.
Почему они постоянно путались с именами?
Молодая девушка улыбнулась и заговорила, тщательно подбирая слова:
– Что ты здесь делаешь, Ридли? Я думала, что этим вечером для тебя подготовлены иные развлечения.
– Планы поменялись.
– Да, такое случается во многих семьях.
Рис вытянула руку и помахала пальцами перед лицом Ридли. Этот простой взмах напоминал движение фокусника – пассы над высокой шляпой. Я вздрогнул, не зная, чего ожидать. На миг мне показалось, что Ридли сейчас исчезнет. И что я тоже исчезну вместе с ней. Но она никуда не делась, хотя вздрогнула и отвернулась, словно ей было больно смотреть в глаза сестры. Рис разглядывала лицо Ридли, будто бы любуясь своим отражением в зеркале.
– Интересно, Рид, почему, когда я смотрю в твои глаза, то вижу только ее? Вы обе так похожи! Как воришки во время кражи, не так ли?
– Ты опять заговариваешься, сестренка.
Рис закрыла глаза, концентрируя внимание. Ридли начала корчиться, как гусеница на булавке. Ее сестра вновь помахала рукой, и на мгновение лицо Ридли растворилось в темном образе другой женщины. Этот образ почему‑то показался мне очень знакомым.
Мэкон опустил руку на плечо Ридли. Лишь он отважился прикоснуться к ней. Все остальные старались держаться подальше от нас. Ридли поморщилась, и я почувствовал волну боли, которая передалась мне от ее ладони. Старый Равенвуд был из тех, кого стоило побаиваться.
– А теперь, нравится вам это или нет, мы отпразднуем наш всеобщий сбор. Я никому не позволю испортить такой чудесный праздник – особенно под крышей моего дома. Как верно заметила Ридли, ее пригласили сюда. Поэтому она имеет право на место у стола. Не будем больше обсуждать ее внезапное появление. Прошу всех занять свои кресла.
Лена направилась к столу, не сводя глаз с нашей пары. Тетя Дель казалась еще более встревоженной, чем в холле. Мужчина в оперной накидке успокаивающе похлопал ее по руке. К ним присоединился высокий парень в черных джинсах, выцветшей майке и потертых мотоциклетных ботинках. Похоже, мы были ровесники. Ридли потянула меня к их группе.
– Мою мамочку ты уже знаешь. Это мой отец – Барклай Кент. А это мой брат Ларкин.
– Рад знакомству, Итан.
Барклай шагнул вперед для дружеского рукопожатия, но, заметив пальцы Ридли на моем локте, торопливо отступил назад. Ларкин по‑братски обнял меня за плечи. Боковым зрением я увидел, как его рука превратилась в змею. Из ее пасти то и дело выскакивал раздвоенный язык.
– Ларкин! – прошипел Барклай.
Змея снова трансформировалась в руку.
– Какая тоска! – обиженно пожаловался юноша. – Я просто пытаюсь поднять вам настроение. Вы же просто стая ворчливых меланхоликов.
Глаза парня сузились до щелок и сверкнули желтым огнем. Глаза змеи.
– Ларкин! Я сказал, достаточно!
Барклай Кент грозно посмотрел на сына – тем взглядом, которым родители дают понять своим детям, что они разочаровывают их. Глаза Ларкина снова стали зелеными.
Мэкон сел в кресло во главе стола.
– Почему все еще стоят? Кухня приготовила лучшие блюда. Посуда звенела несколько дней. Мы с Леной едва не оглохли.
Гости начали устраиваться за большим прямоугольным столом. На темных, почти черных ножках с резными львиными лапами проступали сложные узоры, похожие на виноградную лозу. Среди блюд с изысканными яствами мерцали толстые черные свечи.
– Сядешь рядом со мной, Короткая Соломинка.
Ридли подвела меня к пустому креслу – прямо напротив серебряной птицы, в клюве которой виднелась карточка с именем Лены. Я все время пытался поймать взгляд моей подруги, но она смотрела только на Ридли. В ее глазах сверкали свирепые искорки. Мне оставалось надеяться, что она сердится только на свою кузину.
Стол ломился от разнообразных угощений. Еды было больше, чем в прошлый мой визит. И каждый раз, когда я разглядывал блюда, их число все увеличивалось. Королевское жаркое, филе в розмарине и прочие экзотические яства, которых я прежде никогда не видел. Большая птица, фаршированная приправой и грушами, покоилась на павлиньих перьях, разложенных в форме раскрытого хвоста. Перья, похоже, были настоящими, поэтому я искренне жалел павлина. Прямо перед нами стояла ваза с блестящими конфетами в форме морских коньков. Никто из гостей пока не притрагивался к пище, но Ридли не соблюдала приличий. Она тут же потянулась за сластями.
– Как я люблю эти сахарные штучки!
Два золотистых морских конька едва уместились у нее за щеками. Тетя Дель неодобрительно покашляла, приподняла хрустальный графин и налила в бокал какую‑ то странную черную жидкость, не очень похожую на обычное вино.
Ридли взглянула на Лену, сидевшую напротив нас.
– Эй, кузина, какие планы на предстоящий день рождения?
Она сунула руку в блюдо с подливой, стоявшее рядом с фаршированной птицей, обмакнула пальцы в темно‑коричневый соус и довольно эротично облизала их.
– Сегодня вечером мы не будем обсуждать ее день рождения, – суровым тоном произнес Мэкон.
Было очевидно, что Ридли наслаждалась напряженной атмосферой. Она сунула в рот еще одного морского конька.
– Почему не будем?
Глаза Лены расширились от приступа ярости.
– Можешь не волноваться о моем дне рождения! Тебя на него не пригласят!
– Но тебе‑то стоило бы задуматься. И поволноваться немного. Ведь это особый день рождения.
Ридли засмеялась. Локоны Лены начали подрагивать и шевелиться, как будто их развевал сильный ветер. Однако в комнате не было ни малейшего дуновения.
– Ридли, я сказал, достаточно! – рявкнул Мэкон.
Он явно терял терпение. Это был тот самый тон, которым он говорил со мной, когда я вытащил медальон из кармана.'
– Почему ты всегда принимаешь ее сторону, дядюшка Эм? Я провела с тобой не меньше времени, чем Лена. Почему она вдруг стала твоей любимицей?
Мне показалось, что в ее голосе прозвучала искренняя обида.
– Ты знаешь, что дело тут не в любви и симпатиях. Ты была объявлена, золотце. И здесь я бессилен.
Объявлена? Кем и для чего? О чем он говорил? Удушающая дымка вокруг меня уплотнялась, и я не был уверен в том, что правильно слышал слова.
– Но мы с тобой одинаковы.
Она говорила с Мэконом как избалованный ребенок. Стол задрожал – сначала почти незаметно. Черная жидкость в бокалах мягко раскачивалась из стороны в сторону. Затем я услышал ритмичную дробь, доносившуюся откуда‑то сверху. Дождь? Лена сжимала край стола. Костяшки ее пальцев побелели от напряжения.
– Нет, ты другая, – прошипела она.
Я почувствовал, как тело Ридли напряглось – ее рука по‑прежнему, словно змея, обвивала мой локоть.
– Ты думаешь, что чем‑то лучше меня? Ах, милая Лена! Ты даже не знаешь своего настоящего имени. Ты не понимаешь, что некоторые твои родственные связи разорвутся в один миг. Просто подожди, когда станешь объявленной. И тогда ты сама увидишь, как все это происходит в действительности.
С ее губ сорвался злобный смех.
– Не тебе судить, насколько мы разные или одинаковые, – продолжила она. – Через несколько месяцев ты можешь стать такой же, как я.
Лена в отчаянии посмотрела на меня. Стол задрожал сильнее. Тарелки начали подпрыгивать и стучать по деревянной столешнице. Снаружи послышался треск молнии, за которым последовал оглушительный раскат грома. Дождевые капли стекали по оконным стеклам, как слезы.
– Заткнись!
– Ты бы рассказала Итану правду. Неужели ты думаешь, что он не заслуживает твоего признания? Скажи ему, что тебе неизвестно, будешь ли ты светлой или темной! Что у тебя нет никакого выбора!
Лена вскочила на ноги, уронив кресло на пол.
– Я сказала, заткнись!
Ридли расслабленно потянулась. Она без всякого смущения наслаждалась этой ситуацией.
– Расскажи ему, как мы жили в одной комнате, как считали друг друга сестрами, как год назад я ничем не отличалась от тебя. И вот теперь…
Мэкон поднялся с кресла и оперся на столешницу обеими руками. Его бледное лицо стало еще белее.
– Ридли, ты мне надоела. Если я услышу от тебя еще одно слово, ты вылетишь из этого дома, как пуля из ружья.
– Ты не сможешь вышвырнуть меня отсюда! Дядя, ты недостаточно силен для этого!
– Не переоценивай свои умения. Ни одна темная чародейка на Земле не сможет диктовать свою волю в Равенвуде! Я сам связал это место. И у нас имеется общее соглашение.
Темная чародейка? Похоже, я действительно влип.
– Ах, дядя Мэкон. Ты забываешь о знаменитом южном гостеприимстве. Я не вламывалась в дверь твоего дома. Меня пригласили войти. Я переступила порог рука об руку с самым милым джентльменом в вашем Гэт‑блине.
Ридли повернулась ко мне и с улыбой приподняла очки. В ее нечеловеческих глазах мерцало расплавленное золото. Казалось, они полыхали огнем. Тонкие черные зрачки были вытянутые по вертикали, как у кошки. Эти глаза испускали сияние, которое меняло все, на что распространялось. Ридли смотрела на меня со злой улыбкой и в клубившихся тенях преображалась в какое‑то отвратительное существо. Прежде женственные и соблазнительные черты, изменяясь на глазах, заострились; лицо казалось теперь изможденным. Кожа туго обтягивала кости черепа. Вены проступали до такой степени, что было видно, как по ним пульсировала кровь. Она выглядела чудовищем.
Я привел в дом Лены какую‑то тварь!
Особняк начал яростно дрожать. Хрустальные канделябры раскачивались под потолком, лампы мигали, ставни открывались и хлопали о стены. Дождь барабанил по крыше. Звуки надвигавшейся беды оглушили меня. Я уже не слышал ничего другого – прямо как в ту ночь, когда чуть не сбил Лену, стоявшую на дороге. Ридли сжала ледяные пальцы на моей руке. Я попытался вырваться, но мне это не удалось. Холод распространялся по телу. Бок и сердце начинали неметь. Лена в ужасе взглянула на меня.
– Итан!
Тетя Дель сердито топнула ногой. Казалось, что доски пола прогнулись. Меня пронизывал холод. Горло было заморожено, ноги – парализованы. Я полностью утратил способность двигаться. Я не мог избавиться от хватки Ридли. Не мог сообщить о своем состоянии. Еще минута, и я перестал бы дышать.
До меня донесся голос женщины. Кажется, это была тетя Дель.
– Ридли, детка, послушай меня. Тебе лучше уйти. Мне очень жаль, но теперь ты здесь чужая. Мы ничем не можем помочь тебе.
Ей вторил хриплый голос Мэкона:
– Ридли, за год меняются миры. Ты объявлена. У тебя теперь свое место в мироздании. Ты больше не принадлежишь этому дому. Прошу тебя, уйди!
В одно мгновение он переместился прямо к ней. Впрочем, я не был уверен в том, что видел. Голоса и лица кружились вокруг меня, как вихрь листопада. Я едва дышал. Холод настолько сковал мое тело, что замороженные губы не могли произнести ни слова.
– Уходи! – закричал он.
– Нет!
– Ридли! – вмешалась тетя Дель. – Ты должна соблюдать соглашение! Немедленно покинь этот дом! Равенвуд – не место для темной магии. Он связан для Света. Ты не можешь оставаться здесь.
Злая чародейка ответила ей презрительным фырканьем:
– Я не уйду. Вы не сможете изгнать меня.
Ее золотистые глаза пылали от гнева. Внезапно голос Мэкона стал убийственно спокойным:
– Ты не права, и эта ошибка обойдется тебе очень дорого.
– Я стала сильной, дядя Мэкон. Тебе не запугать меня.
– Действительно, твоя сила возросла, но ты еще не готова тягаться со мной. А я сделаю все, чтобы защитить Лену. Даже если мне потребуется навредить тебе… Или уничтожить тебя.
Его угроза подействовала.
– Разве ты можешь так поступить со мной? Равенвуд всегда был местом темной силы. Со времен Авраама! По его завету Равенвуд принадлежит Тьме! Почему ты связал его со Светом?
– Потому что он стал домом Лены.
– Ты связан со мной, дядя Эм! Ты связан с Ней!
Ридли вскочила на ноги и потянула меня за собой. Образовался треугольник противостояния. Лена, Мэкон и Ридли стали его вершинами.
– Я не боюсь светлых чародеев.
– Вполне возможно, но здесь ты в меньшинстве. Тебе не выстоять против нас всех. К тому же на нашей стороне природная фея.
Ридли нервно захихикала.
– Лена – природная фея? Это самая забавная шутка, которую я слышала от тебя. Я видела, что может делать природная фея. Лене никогда не стать такой.
– Не путай фурию катаклизмов с природной феей. Это не одно и то же.
– Разве? Я всегда думала, что фурия ничем не отличается от феи. Просто она темная, а так они – две стороны одной монеты.
О чем шла речь? Я перестал улавливать нить разговора. Внезапно мне почудилось, что мое тело увеличилось в размерах. Я понял, что теряю сознание или, возможно, умираю. Казалось, что вместе с теплом из меня высасывали жизнь. Я услышал новые раскаты грома. В дерево у окна попала молния. Раздался сильный треск расщепленных ветвей. Буря шла прямо на нас.
– Ты не прав, дядя Эм. Лена не нуждается в защите, и она не природная фея. Ее судьба определится в день рождения. Ты пока не знаешь ее будущего. Тебе хотелось бы видеть ее светлой, потому что сейчас она выглядит сладенькой невинной девочкой. Но это ничего не значит. Разве год назад я чем‑то отличалась от нее? И, судя по рассказу Итана, она ближе к Тьме, чем к Свету. Все ее бури с молниями и мелкий терроризм в школе – лишнее доказательство моей правоты.
Ветер за стенами дома усиливался по мере того, как нарастала ярость Лены. Я увидел искры гнева в ее глазах. Одно из окон разбилось вдребезги – так же, как на уроке английского языка. Я знал, к чему могли привести ее дальнейшие действия.
– Замолчи! Ты не понимаешь, о чем говоришь!
Струи ливня хлынули в оконный проем. За ними последовал мощный порыв ветра, опрокинувший бокалы на пол. Черная жидкость окрасила пол длинными полосками. Никто не двигался. Лишь Ридли повернулась к Мэкону.
– Ты всегда возлагал на нее слишком много надежд. А она не заслуживает этого.
Я вновь попытался вырваться из хватки Ридли. Мне хотелось взять ее за шиворот и вытащить из дома под грозовое небо. Но мое тело не подчинялось мне. В столовой разбилось второе окно. Затем еще одно и еще. Звон стекол слышался повсюду – китайские вазы, винные бокалы, стекла в рамах картин. Мебель стучала о стены. Ветер, словно торнадо, проносился вихрем по комнатам. Стоял оглушительный грохот. Скатерть слетела со стола, свечи, тарелки и графины ударились о стену. Вокруг меня завертелись предметы. Их уносило в холл, к передней двери. Страшила Рэдли издал почти человеческий крик. Пальцы темной чародейки разжались, я вырвался из ледяного плена и усиленно заморгал, стараясь сохранить сознание.
А в центре хаоса стояла Лена. Она не двигалась, но ее волосы развевались на ветру, словно разъяренные змеи. Что она творила?
Затем мои ноги подогнулись, и я, погружаясь в забытье, увидел, как ветер буквально поднял Ридли в воздух. Она вылетела пробкой из столовой и помчалась в направлении прихожей. Когда я рухнул на пол, надо мной раздался громкий голос Лены. Или, возможно, мне просто показалось, что я услышал его.
– Держись подальше от моего парня, ведьма!
Парня? Она говорила обо мне? Я попытался улыбнуться, но чернота забытья поглотила меня.
09.10
ТРЕЩИНА В ШТУКАТУРКЕ
Придя в сознание, я не сразу понял, куда попал. Попробовал осмотреться. Везде были слова. Сначала я увидел фразу, аккуратно написанную маркером прямо на потолке над кроватью: Все мгновения начинают кровоточить, одновременно и без пауз. Похоже, эта комната служила коллекцией чьих‑то мыслей. Меня окружали обрывки размышлений, рифмованные строки и фрагменты наполовину стертых фраз. На левой дверце шкафа виднелась нацарапанная надпись: Судьба решает. На правой: Пока я не объявлена судьбой. Косяк двери украшали слова: отчаяние, безжалостность, осуждение, бремя.Зеркало советовало: открой глаза. Надпись на оконном стекле продолжала: и смотри. Даже белый абажур настольной лампы был весь исписан воззванием: освети тьму… освети тьму… –снова и снова, в бесконечно повторяющемся узоре.
Творчество Лены. Наконец‑то мне удалось ознакомиться с ним. Эта комната отличалась от других помещений дома, и дело было даже не в чернильных надписях. Она была маленькая и уютная, располагалась под скатом крыши. На потолке, сплошь исписанном многочисленными фразами, медленно крутились вентиляторы.
В углах и на полках лежали кипы блокнотов. На ночном столике возвышались стопки книг. Взглянув на корешки, я узнал несколько фамилий: Плат, Элиот, Буковски, Фрост, Каммингс.
Я лежал на маленькой железной кровати. Мои ноги свешивались. Это была комната Лены и ее кровать! Она сама, свернувшись калачиком, сидела в кресле рядом с кроватью, уронив голову на подлокотник. Я, пошатываясь, сел на постели.
– Лена… Что со мной случилось?
Я знал, что потерял сознание, но не понимал, откуда такая слабость. Я помнил только леденящий холод, который прилил к голове и заморозил горло. И еще мне запомнились слова Лены. Кажется, она сказала, что я ее парень. Впрочем, к тому времени я уже почти потерял сознание. Мы были просто друзьями, так что вряд ли эти слова прозвучали в реальности. Просто мечты. Нечто вроде слуховой галлюцинации.
– Итан!
Лена спрыгнула с кресла и села рядом со мной на кровать. Я заметил, что она старается не прикасаться ко мне.
– Ты в порядке? Ридли не отпускала тебя… и я не знала, что предпринять. Ты выглядел так, будто тебе очень больно, и я решила действовать.
– Ты имеешь в виду тот ураган в столовой?
Она жалобно поморщилась и отвернулась от меня.
– Так уж вышло. Я видела, как ты страдаешь. Я испугалась за тебя, рассердилась, и… это случилось.
Я сжал пальцами ее ладонь и тут же ощутил, как по моей руке растеклось тепло.
– И снова начали биться стекла?
Она взглянула на меня, и я в ответ нежно погладил ее руку. И тут раздался слабый треск. Небольшая трещина на старой штукатурке в углу комнаты вдруг начала разрастаться, поднимаясь к потолку. Она медленно обогнула матовый канделябр и образовала аккуратный завиток. Я не верил своим глазам. Трещина приняла форму большого сердечка.
– Лена…
– Что?
– Твой потолок не упадет нам на голову?
Она повернулась и посмотрела на трещину. Увидев рисунок, прикусила губу, и на ее щеках появились алые пятна.
– Вряд ли. Это просто трещина.
– Ты специально так сделала?
– Нет.
Ее лицо полыхало. Она снова отвернулась. Мне хотелось узнать, о чем она думает. Но я не стал расспрашивать. Я просто надеялся, что ее мысли были как‑то связаны со мной, с нашими сцепленными пальцами, с той фразой, которую, как мне казалось, она сказала за миг до моего беспамятства. Я настороженно взглянул на трещину, представив, сколько грохота и пыли будет при падении такого большого куска штукатурки.
– Ты можешь аннулировать свои чары? То, что случается после твоего… воздействия?
Лена с облегчением вздохнула. Наверное, ей тоже хотелось сменить тему разговора.
– Иногда. Все зависит от настроения. Когда я выхожу из себя, то не могу контролировать свои силы. Но и в спокойном состоянии мне не удалось бы восстановить из осколков разбитое стекло в нашем: классе. И я не думаю, что смогла бы предотвратить бурю, налетевшую на нас в тот день, когда мы встретились на пустынной дороге.
– Я не верю, что это ненастье было вызвано тобой. Ты не можешь винить себя за каждую бурю, которая проносится над Гэтлином. Тем более в сезон ураганов.
Лена резко повернулась и посмотрела мне в глаза. Она не позволяла мне отводить взгляд в сторону, а я и не хотел уклоняться. Все мое тело гудело от теплоты ее прикосновения.
– Разве ты не видел, что случилось этим вечером?
– Я хочу сказать, что иногда ураган – это просто природное явление.
– Пока я живу в Гэтлине, сезон ураганов не кончится.
Она хотела отдернуть руку, но я удержал ее ладонь в своих пальцах.
– Забавно… Для меня ты просто нормальная девушка.
– На самом деле это не так. Я искусственный циклон, вышедший из‑под контроля. В моем возрасте большинство чародеев могут управлять своими силами, но у меня все наоборот. В половине случаев не я контролирую силы, а они меня.
Она указала на зеркало, висевшее на стене. Фломастер сам поднялся в воздух и написал на нашем отражении: Кто же эта девушка?