ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ
ПАМЯТНИКИ
ВЕРХНЕЙ
ВОЛГИ
(от Калинина до Ярославля)
Ю.Герчук
М.Домшлак
Издательство «Искусство»
Москва
Мышкин и его окрестности
Я, кормилец, как девчон-
кой-те была, так помню тог-
датошней-то Мышкин. Тогда
торговали только на горе, а
внизу лавок-то не было. Бы-
ли на горе-те дома все бога-
тых купцов Чистовых да
Ситских, да Замятнины были...
Рассказы старожилов о прошлом Мышкинского края
Публикация А.К. Салтыкова, 1930 г.
«Памятники архитектуры? А у нас их нет!» - сказали нам в уютном и красивом городе Мышкине. В комнате, где происходил этот разговор, стояла нарядная печка с тонким рельефным узором на белых изразцах, за дверью мы видели лестницу с точеными, стройными балясинами: отдел культуры помещался в одном из старейших в городе домов красивой и строгой классической архитектуры. Нет, город Мышкин, районный центр Ярославской области (а до революции – уездный город Мышкин), вовсе не лишен архитектурных памятников. Не очень древние, в основном первой половины XIX века, они создают на редкость цельный городской ансамбль и к тому же сохранили большое количество превосходных произведений декоративного искусства этого времени. И все таки в отделе культуры нас не обманули. Официально памятников архитектуры в Мышкине и его районе нет, и все сокровища маленького города не входят в государственные охранные списки, так же как и все виденные нами до сих пор сельские церкви и многие ценные постройки в других больших и маленьких городах. Мы снова говорим об этом здесь, потому что этот маленький, уютный и удивительно единый в своем архитектурном облике городок, может быть, самый типичный пример того, как мало мы еще знаем русскую архитектуру. Как много забытых жемчужин рассыпано за пределами привычных туристских путей, даже здесь – у большой волжской пристани, в тридцати километрах от классического Углича.
«Экономическое» (то есть принадлежавшее церковному ведомству) село Большое Мышкино стало уездным городом в 1778 году, при образовании Ярославского наместничества, а уже в марте 1780 года был утвержден регулярный план города. На путаные сельские улицы легла четкая прямоугольная сетка. От старого села осталась только каменная Никольская церковь, построенная в 1766 году. Превращенная в городской собор, она становилась центром города. Через нее, вдоль и поперек, проводись две широкие главные улицы. При этом продольная, Никольская (теперь улица Пушкина), оказалась под острым углом к Волге, но на дальнем, северо-восточном конце удачно прошла по
верхнему краю крутого обрыва и превратилась со временем в характерный для многих волжских городов прибрежный бульвар. За квартал от Никольской
площади планировалась другая, квадратная площадь, также с собором посредине. Чтобы не нарушить прямоугольную сетку улиц, проектировщики наметили широкие разрывы в тех местах, где город пересекали ручьи. Но всё же геометрическую схему строго выдержать не удалось. Вдоль ручьев и у Волги образовались треугольные и трапециевидные кварталы, одна из коротких поперечных улиц, Нагорная, прошла по краю оврага вкось, не параллельно соседним.
Итак, сохранившийся и сейчас Никольский собор - старейший (старше самого города) архитектурный памятник Мышкина. Но в его нынешнем облике нет ничего похожего на уже знакомую нам провинциальную архитектуру середины XVIII века. Это большое здание выдержано в несколько наивных, но вполне классических формах, в каких в 60-х годах XVIII века не строили еще и в столице. Очевидно, собор был перестроен и полностью изменил свой облик. Вот почему в одной из книг датой его постройки назван 1837 год. Вряд ли собор строили тогда заново, но именно в это время могли появиться и эти своеобразные
портики, где две широко расставленные пары колонн поддерживают вписанную во фронтон пологую арку, и широкий барабан плоского купола, скупо прорезанный вертикально поставленными миндалевидными окнами, и другие черты провинциального классицизма. Кстати, подобная не совсем обычная форма портиков и окон встречается и в других памятниках Ярославской области, созданных в первой половине XIX века и связанных так или иначе с именем любопытного местного архитектора – Петра Яковлевича Панькова.
Второй городской собор – Успенский – сохранился лучше. Он был заложен 15 августа 1805 года на месте, предусмотренном планом города, и освящен 2 мая 1820 года. Собор массивный, пятиглавый, но это пятиглавие XIX века не имеет уже ничего общего со старым, традиционным. Средняя глава превратилась в классический пологий купол на очень широком барабане. Барабаны малых глав вырастают из круглых башенок, как бы встроенных во внутренние углы крестообразного плана. Церкви такого типа есть в Москве, и можно подумать, что собор выстроен по московскому проекту. Несколько лет назад мышкинскому краеведу В. А. Гречухину удалось найти старый план собора (сейчас
он хранится в Народном музее города). На нем есть надпись «смиренного Павла», архиепископа Ярославского и Ростовского: «План и фасад утверждаю, по оным строить церковь и колокольню в городе Мышкине благословляю». Значит, план этот первоначальный, проектный. Дата его утверждения – 17 марта 1805 года. Есть на плане и подпись автора: «Манфрини архитектор». Это забытое имя, до сих пор не встречавшееся в литературе, оказалось знакомым архитектору М. В. Дьяконову, много лет собирающему архивные сведения о работавших в России архитекторах. По его словам, архитектор Иоганнес Манфрини, «цесарской нации» (то есть австриец), приехал в Россию в 1786 году и работал в Москве. Однако строили собор, вероятно, местные мастера, без надзора хорошего специалиста. Об этом говорят крошечные, сухо вырезанные капители, несоразмерные колоннам и пилястрам. В конце 20-х и начале 30-х годов XIX века собор был богато расписан внутри. На его гладких стенах появились искусно написанные колонны, протянулись несуществующие карнизы, в барабане купола разместились пилястры и арки, увенчанные балюстрадой. А в промежутках между ними изображены библейские и евангельские сцены, написанные в добротной академической манере. Даже сейчас, когда часть росписи испорчена сыростью, а остальная затемнена заложенными окнами (в соборе теперь продуктовый склад), эта воображаемая архитектура поднимает и расширяет и без того просторный собор, делает его нарядным и величественным. Роспись эту приписывают кисти «знаменитого по епархии живописца» Т. Медведева, крепостного князя Голицына, расписавшего с группой своих помощников также угличский Спасо-Преображенский собор.
Успенский собор стоит в центре зеленой и покатой квадратной площади. На него смотрят с двух сторон лучшие в Мышкине богатые городские усадьбы, построенные в первой половине XIX века представителями богатой купеческой семьи Чистовых – дядей и племянником. Одна из них, живописно расположенная на крутом откосе, была перед революцией пожертвована городу для больницы. Больница занимает ее и в настоящее время. Хорошо сохранивший не только наружную, но и внутреннюю отделку, что бывает гораздо реже, дом этот – один из лучших на нашем пути образцов провинциального позднего классицизма. Построен он, скорее всего, уже во второй четверти XIX века. Главный фасад, выходящий на площадь к собору, представителен, строг и чуть тяжеловат. Нарядный лепной карниз обегает дом, хорошие скульптурные маски
сохранились на замковых камнях окон первого этажа. Только в тяжеловатой надстройке на крыше – ступенчатом аттике (стенке над карнизом) с полукруглым широким окном и небольшим фронтоном сверху строители дали волю своей страсти к нагромождению форм.
Задний фасад, выходящий на круто сбегающий вниз, к Волге, двор, гораздо провинциальнее. Место аттика здесь занимает небольшой мезонин (надстройка над крышей) с большим, во всю его ширину деревянным балконом. Балкон опирается на узкий выступ фасада (ризалит). И так как балкон гораздо шире, с двух сторон его поддерживают большие кронштейны. Кровля балкона опирается на две пары деревянных колонок, очень наивно поставленных над пустотой, на углах, поддерживаемых только кронштейнами. Над ними фронтон, прорезанный пологой аркой – миниатюрное повторение композиции Никольского собора. А внутри этой арки, между лепными модульонами карниза, громадная
львиная маска. Вся эта наивная, но необычайно живописная композиция, выполненная из дерева, вероятно, дань местной традиции, вариант тех деревянных галерей, которые мы уже встречали в Кашине. Галерея обогащает строгий, может быть, «образцовый» (типовой) проект, приспосабливая его к более живописному вкусу провинции.
Оживляют дом и богатые ворота в каменных столбах с парными колонками и вазами. Но главное его богатство открывается внутри. Широкая лестница на могучих каменных арках огорожена железной решеткой простого, но удивительно красивого рисунка: прямые вертикальные пруты и нарядная волна поверху, под самыми перилами. А над лестницей – легкое, бирюзово-зеленое, с розовыми
облаками небо и летящая богиня весны, рассыпающая цветы. Живопись, покрывающая весь громадный потолок вестибюля, достаточно наивна. Фантастическая, увитая цветами балюстрада положена на плоскость плашмя. Да и сама богиня с окружающими ее амурами написана кистью живописца, и близко не подходившего к высоким дверям Петербургской Академии художеств. И все-таки нарядный наивно-красочный и легкий потолок привлекательнее, чем холодно- расчетливый академизм живописи в соборе. С лестничной площадки высокие двери с плоскими ромбами на филенках ведут в парадную анфиладу второго этажа. К сожалению, туда теперь трудно попасть, так как там хирургическое отделение больницы. Между тем там сохранилась целая коллекция старых изразцовых печей строгой архитектурной композиции с великолепными скульптурными вставками. Еще одна, более простая, но тоже нарядная печь сохранилась в мезонине, в комнате, выходящей на дворовый балкон. Печи эти делались, конечно, не здесь. Выполненные превосходными скульпторами, скорее всего петербургскими, они, видимо, изготовлялись на продажу и развозились по
всей России. Подобные, но более грубо выполненные печи есть, например, в Вологде. Но такое богатое их собрание нам пока нигде больше не встречалось. Интересны печи и своеобразной «типизацией» их декоративных элементов: несколько типов капителей, карнизов, центральных скульптурных вставок могли собираться по-разному, составляя довольно много похожих, но не совпадающих друг с другом композиций. К сожалению, история прикладного искусства нашей страны изучена пока столь неполно, что мы можем лишь гадать, на каких заводах делались эти прекрасные произведения, какие из известных русских скульпторов первой половины XIX века принимали участие в их создании.
Кроме дома в усадьбу входит еще несколько построек и среди них – интересная деревянная часовня. Она выглядела бы совсем незамысловатой, но высокие окна в виде стрельчатых готических арок и такие же стрельчатые
арки, только глухие, с нарисованными краской оконными переплетами на граненой башенке-главке придают ей романтически характер. Эта забавная «готика» - поздняя дань романтическому увлечению стариной, возникшему во второй половине XVII века. Тогда только начинали всерьез заниматься историей. Прошлое казалось более поэтическим и чистым, чем «нынешний развращенный век». Так родилось и увлечение средневековой архитектурой, европейскими крепостными башнями и стрельчатыми арками, восточными минаретами, сочным декором русского XVII века, архитектурой, которую тогда всю, без различия стилей, называли «готикой». Разумеется, традиция «правильной» классической архитектуры была еще слишком сильна. В городских постройках эту ложную готику, или псевдоготику, редко можно встретить, но тем пышнее она расцвела в архитектуре парковых павильонов и сельских церквей. В сочетании с природой, там, где ей не мешали современные здания, она создавала иллюзию ухода от сегодняшнего дня в овеянную романтической дымкой древность. Правда, мышкинская часовня – лишь поздний отголосок этих романтических увлечений. От всей декоративной изысканности русской псевдоготики здесь осталась лишь стрельчатая форма окон, своеобразно контрастирующая с плоскостью обшитой потемневшими досками стены.
Во второй усадьбе сейчас сельскохозяйственный техникум. Стройный двухэтажный с мезонином дом с пилястрами в центре фасада и с тонким лепным декором очень эффектен с площади. По сторонам его – два низки, длинных служебных корпуса, обращенных к площади тяжелым фронтонами на торцах.
Это, конечно, классицизм, но суховатый, поздний (едва ли раньше середины XIX века). Особенно это чувствуется внутри. План дома – еще вполне классический, симметричный, с анфиладой нарядных гостиных вдоль главного фасада. Но отделан дом уже с претенциозной роскошью начинающейся эклектики – хозяин торопился поспеть за модой.
Хвастливый купец, разбогатевший на хлебной торговле, он давал здесь балы окрестным помещикам. Охотно показывая свой роскошный бельэтаж случайным гостям из столицы, он предупреждал: «Все, что вы увидите, - это все от Тура». Дорогая мебель петербургского мастера Тура, работавшего для императорских дворцов, в доме, конечно, не сохранилась, но сохранились старые резные двери, тяжелая золоченая лепка карнизов, изразцовые печи – более простые, чем в здании больницы – без лепнины, но тоже с пилястрами, хорошей и строгой формы. Любопытная деталь – топки двух печей выходят на площадку парадной лестницы и стыдливо прикрыты специальными фальшивыми дверьми.
Над лестницей и еще в пяти комнатах – пышные орнаменты живописных плафонов. Живопись здесь совсем иная, чем в здании больницы, - более умелая, без провинциальной наивности, но и более сухая, перегруженная, тяжелая по цвету. (Очень похожие плафоны, выполненные, вероятно, теми же неизвестными мастерами, мы увидим в соседнем Рыбинске, в здании районной библиотеки). Зато очень хороши в доме паркеты – узорные, с тонкими веточками или звездочками из темного и светлого дерева. Конечно, они тоже привозные, из хорошей столичной мастерской, так же как печи и нарядная гипсовая
лепнина фасада. Остатков этой лепнины хватило, видимо, еще на один дом (Никольская площадь, 2, бывший дом причта Никольского собора). Его окна украшены такими же точно масками и балясинами, что и на здании техникума.
Еще два каменных дома первой половины XIX века стоит отметить в Мышкине. Они стоят на углах одного перекрестка среди деревянной застройки южной части города. Один из них – дом купца Пожалова (Угличская улица, 26, теперь – ясли) привлекает внимание оригинальной и очень тонкой лепниной над окнами второго этажа (венки, маски, рога изобилия). Внутри дома сохранилась фигурная вставка для кафельной печи - прекрасный горельеф, изображающий богиню Афину.
Второй дом (Угличская улица, 24, дом купца Литвинова, теперь – детский сад) проще и хуже сохранился. Существовавшая еще несколько лет назад деревянная дворовая галерейка с «готическими», как в больничной часовне,
стрельчатыми окнами теперь перестроена, исчез и красивый, такого же типа, как в техникуме, навес над входом.
У каждого из описанных зданий свое лицо, свой характер. Но то и дело встречаются в них похожие детали – кованые зонты над входами сходного рисунка, детали лепных печей в яслях и больнице, точеные балясины деревянных лестниц в техникуме и в яслях. Впрочем, это естественно: строились мышкинские купцы приблизительно в одно время, перенимая друг у друга адреса поставщиков,
а то, что могло строиться на месте, тем более выходило похожим из одних и тех же рук. Так создавались характерные отличия в облике маленьких городов, какие- то свои, местные черточки, свои строительные привычки, свои излюбленные украшения. В маленьком, но торговом и, значит, богатом Мышкине больше, чем у его соседей, было дорогих привозных вещей, меньше наивных самоделок, и это придавало тихому городку своеобразную строгость и даже изысканность.
С середины прошлого века развитие Мышкина, оставшегося в стороне от новых торговых путей, резко замедлилось, и потому его старая застройка в значительной степени сохранилась. Это делает город своеобразным заповедником деревянной городской архитектуры первой половины XIX века. Очень скромные, в большинстве случаев вовсе лишенные декоративных деталей, деревянные одноэтажные домики все же резко отличаются по характеру от застройки соседних сел. Гладкая дощатая обшивка стен, деревянные навесы на кронштейнах, окна с гладкими откосами вместо наличников, иногда арочной формы, отдельные ордерные детали - все это связывает деревянные
постройки города с его каменной архитектурой.
Маленький, забытый исследователями, не попавший в историю русского искусства город Мышкин все-таки интересуется своей судьбой, своим прошлым. В 1960 году, когда мы попали в Мышкин первый раз, в районной газете «Вперед»
печаталась в нескольких номерах «Краткая история Мышкина», написанная местным краеведом, учителем-пенсионером А. И. Липилиным (ныне покойным). Нас водил по городу другой мышкинский краевед, тоже учитель и пенсионер Александр Константинович Салтыков. Он и посоветовал нам заглянуть в техникум, добиться пропуска в палаты больницы. Он же рекомендовал посмотреть некоторые художественные памятники в окрестностях и среди них особенно церковь середины XVIII века в пригородной усадьбе Кривец, в шести километрах вниз по Волге. Сейчас ее уже нет. Но ради этого редкого и своеобразного памятника мы хотим отступить от нашего правила – рассказывать лишь о сохранившихся постройках.
Церковь стояла в густом, заросшем и одичавшем парке, рядом с сильно перестроенным усадебным домом первой половины XIX века (сейчас в нем Дом инвалидов). Построена она была в 1756 году, видимо, по столичному проекту, так как в ней не чувствовалось обычного для этих мест запоздания стиля. Снаружи она выглядела очень скромной – просто куб с двухъярусным восьмериком. Окна четверика были обрамлены тяжелыми, прихотливо изогнутыми наличниками. Небольшая стройная колокольня была пристроена несколько позднее церкви. Еще моложе широкая, низкая трапезная, в которой помещались два придела.
Интерьер церкви в Кривце поразил нас своеобразием и высочайшим художественным мастерством. Здесь господствовало резное дерево. Тончайшие свободные завитки – живые, асимметричные – оплетали не только иконостас, но и стены, капители накладных деревянных пилястр, рамы больших икон. Резные ангелы, как бы вспорхнувшие на самый верх, сидели на карнизе, свесив ноги. Вся композиция богатого и сложного иконостаса была повторена (редчайший случай) на противоположной, западной стене церкви. Виртуозная резьба – главное богатство храма - выполнена, конечно, не здесь, не местными, а лучшими столичными резчиками и к тому же по проекту крупного архитектора. Резьба эта была не вызолочена, как обычно, а высеребрена, и светлое мерцание серебра придавало еще большую изысканность и своеобразие этому аристократически изящному интерьеру. Иконы в иконостасе и в простенках, современные церкви, были написаны на холсте. В широкой, эффектной манере их письма, в театральных жестах фигур, в типах лиц нет ничего общего с традициями русской иконописи, даже и обновленной петровскими реформами. В их барочном, католическом пафосе чувствуется рука нерусских мастеров, скорее всего, петербургских декораторов-итальянцев. Живописные фигуры апостолов украшали и царские врата иконостаса. Здесь они были написаны иначе - грубее и проще, прямо на доске. Вырезанные по контуру, они были наложены на серебряные пилястры врат. Так делались в XVIII веке забавные фигуры - «обманки» - живописные изображения слуг, ставившиеся иногда на лестнице или в комнатах и поражавшие в полутьме гостей сходством с живыми.
Владели Кривцом в годы строительства церкви (да и позднее, вплоть до революции) представители той самой богатейшей и знатной семьи Кожиных, с которой мы уже встречались в нашем маршруте. Живали Кожины в Москве, в Петербурге, служили при дворе. В столице и заказал, видимо, адъютант Иосиф Иванович Кожин и проекты церкви, и живопись, и резьбу, собранную потом на месте, в мышкинских лесах.
Историки русского искусства миновали Кривец. Зато не миновали его рьяные заготовители металлолома. За несколько месяцев до нашего посещения они ободрали в церкви все металлические украшения, ободрали варварски, повредив и изломав попутно ненужную им (к счастью!) деревянную резьбу. Вот такой – полуразрушенной, но еще прекрасной предстала перед нами церковь летом 1960 года. Пытаясь кое-что сделать для Кривца, мы сообщили в Рыбинский районный музей, в ярославские и московские организации, ведающие охраной памятников. Но они не спешили. 1963 году мы получили письмо из Мышкина от А.К. Салтыкова. «В Кривце церковь не сохранили, - пишет он, - колокольню сломали, внутренние архитектурные ценности не сумели увезти ни в Рыбинский, ни в Угличский музей, и резные украшения (рамы икон, царские врата) погибли». Летом 1965 года мы снова были в Мышкине. Город изменился мало. Кое-где начала понемногу отваливаться тонкая наружная лепка домов, исчез нарядный навес на здании детского сада… В Кривец мы не пошли. И не только потому, что времени было мало. Было грустно увидеть разрушенным один из прекраснейших памятников русского искусства, убедиться своими глазами в том, что ничего не осталось от его прекрасной резьбы, от темпераментной живописи… Но ведь, может быть, что-нибудь все-таки осталось? Может быть, нужно было пойти?..
С Мышкинского бульвара, подмываемой Волгой березовой аллеи на обрыве, хорошо видна за рекой высокая колокольня церкви в селе Круглицах (Охотина). Церковь строиась в 1790 году на средства петербургского купца, здешнего уроженца Березина. Его благочестие и любовь к родной деревне, видимо, удивляли земляков, и они сложили легенду, что когда-то, маленьким пастушком,
он нашел на месте будущей церкви клад и теперь благодарит бога за свое неожиданное богатство. Архитектура церкви оказалась тем не менее совсем не петербургской: низкая, распластанная, как бы придавленная громадными восьмигранными барабанами глав, она довольно неуклюжа вблизи. Ее ограда с башенками, особенно ворота с пирамидками, стоящими на колонках, - яркий
пример нагромождения форм, своеобразного народного вкуса, по своему распоряжающегося строгими формами классики. Внутри сохранился богатый резной иконостас 1790-х годов.
В нескольких километрах ниже Кривца, на том же левом
берегу стоит одиноко, вдали от жилых построек, церковь села Рудина Слободка (1795). Так же, как и церковь в Городке, на противоположном берегу (1796), это варианты знакомого уже нам провинциального типа, где веяния барокко и классицизма сливаются со старой, от XVII века идущей основой. Сходные в схеме, церкви различаются пропорциями окон, формой и размещением пилястр, горизонтальных поясов, наличников. Церковь в Рудиной Слободке скрыта сейчас от глаз разросшимися деревьями кладбища, на фоне зелени видны лишь кирпичные трехарочные ворота.
Церковь в Городке эффектно встала над крутым скатом к Волге и видна издали. Ее высокая колокольня (как и в Рудиной Слободке, она несколько моложе церкви) необычно поставлена за алтарем, отдельно от церкви - иначе она оказалась бы в опасной близости к обрыву.
Еще две старые церкви сохранились в селе Николо-Корма, выше Городка и несколько в стороне от Волги (на шоссе Углич-Рыбинск): тяжеловесная Никольская (1826) и приземистая Введенская (зимняя). Последняя построена еще в 1731 году, но полностью перестроена в 1841, в духе суховатого позднего классицизма.
Волга все расширяется, и левый берег ее теряется за горизонтом. Начинается громадное водохранилище – Рыбинское море. На правом берегу мелькают еще кое-где старые церкви. Последняя из них - перед самым Рыбинском, в селе Балабанове (1765) - высокая, видная издалека, но суховатая в деталях.