Три, наиболее крупные исторические вехи в жизни России ХХ века, явили собой кардинальные «сломы» в культурном процессе страны.
Перелом, вызванный революцией, определил на семьдесят лет вперед особенности дальнейшего развития российской культуры. Все лучшие черты сословных традиций и связанные с ними характеристики дворянской, купеческой, мещанской, интеллигентской культуры, были повержены одним-единственным пластом — пролетарской культуры, которая долго завоевывала свои горизонты, но так и не смогла внедриться в глубины российской ментальности
В 60-е — 80-е годы (1953, 1956, «оттепель», брежневский период) — режимы, оказавшие сильнейшее влияние на направление дальнейшего развития культуры. Мировоззрение стремительно менялось, усиливалась стихия, дергания то в одну, то в другую сторону.
Все это завершилось третьим «сломом» 1991 года — началом распада СССР, завершением краха тоталитарного режима.
Указанные вехи в жизни страны рождали взаимоисключающие процессы: от непомерного прославления до неупоминания Ленина, от расцвета до запрещения крестьянской поэзии и прозы; от сокрытия и полнейшего непризнания до феерического взлета и глубинного проникновения в пласты русской религиозной философии; от пренебрежения к тому, что называлось «мещанством», «здравым смыслом», «бюргерским духом» (нормально торговать, нормально работать, нормально жить) до поисков сегодня этих самых «нормальных» форм человеческого бытия, принятых в цивилизованных странах; и, наконец, от нивилировки национального сознания, поисков единой общности «советский народ» до ярко проявляющегося сегодня национализма.
В результате полученной свободы сегодня культура расслоилась, стала напоминать вавилонское столпотворение: «новые русские» и высшая интеллектуальная элита, молодежные и детские субкультуры на фоне устоявшихся традиций, резкое противопоставление столичного и провинциального, смешение иностранных диалектов с инвективной лексикой, «массовая культура» со своей иерархией форм и жанров на фоне возрождения академической и фольклорной культуры и т.д. При этом очень важно подчеркнуть особую культурную ситуацию в мире, не без оснований названную постмодернистской. Очередная «культурная революция», фактически происходящая в современной России отличается преимущественно экономическими методами осуществления (коммерциализация культуры). И поэтому речь идет о возрождении или, точнее, о модернизации культуры. Именно модернизация предполагает изживание тех болезненных и трагических явлений, которые принесли стране указанные выше «сломы», а следовательно и возвращение к жизни тех богатейших духовных ценностей, которые были созданы нашими предками и остались актуальными для конца ХХ века. Такие ценности (правда, наряду с историческим хламом вместе, как суеверия, цыганщина, кабацкий фольклор) и в самом деле возвращаются, и это одно из лучших достижений культуры последних лет. На фоне эпохальных событий ХХ века происходил еще один, важнейший культурный прорыв в реальность — это вторжение техники, которая ускорила ритм и темп жизни, урбанизировала города. Человечество никогда не имело возможности собирать миллиарды людей на всех континентах вокруг какого-либо зрелища — спортивного матча или концерта звезд, что нынче, благодаря телемостам, превратилось едва ли не в повседневность. С одной стороны, могущество каналов «массовой коммуникации» в состоянии превратить тиражирующиеся образцы в массовую культуру. Но с другой — способно более взвешенно и спокойно оценить сам феномен массовости как один из специфических знаков современной цивилизации. В жизни русской провинции, в целом в русле активного провинциализма необходимо выделить проблему пространственно-временного континуума — то есть ту объективную реальность, которая особенно четко сегодня сформировалась в провинциальных городах в связи с миграцией населения. Она весьма жестко детерминирует содержание культурных процессов, которые сегодня приняли глобальный размах, обернувшись разрушением традиций села и неприятие городом поселившихся в нем. Это заставляет человека имитировать культурный облик, что способствует возникновению феномена маскарадности бытия, общения,профессиональных отношений. Человек не живет, а «играет ». Действительный драматизм человеческого существования превращается в показное лицемерие. Эта «неокультуренность » сформировала в данное время такие новые социальные черты провинциальности, как приоритет внешнего над внутренним, низкую саморегуляцию и другие. Следует подчеркнуть отрицательное воздействие закрытости провинции, ограниченность трансляции культурных ценностей на культуру общества и отдельного индивида. Явления провинциальной культуры самобытны, но на современном этапе остро ощутима их слабая включенность в контекст не только российской но и мировой, и европейской культур. Для человека в процессе его эволюции стало очевидным, что не только и даже не столько конкуренция, сколько сотрудничество, разделение трудовых усилий и взаимопомощь являются естественными условиями и ускорителями успешного развития общества людей, объединяя людей в том числе и по склонности, по одаренности. Это соответствует как желанию того или иного человека, так и успеху развития все более специализирующихся видов деятельности в становящемся все более многообразном обществе людей. В целом рынок как особая организация обмена стоимостями в обществе выступает в качестве особой «социумной технологии », с помощью которой, а также при содействии навязчивой рекламы, общество примитивизируется и управляется «дирижерами» в нужном направлении с целью превратить его в инструмент достижения собственных целей – управления, обогащения, власти. Очевидным является, что неудовлетворительная политика в сфере образования, науки, здравоохранения может привести к формированию неграмотного, необразованного населения, которое, в свою очередь, будучи неуверенным в перспективах своего существования, имеет убогие цели и идеалы, а в качестве истинных ценностей избирает преходящие и ложные. Культура рынка исходит только из одного «качества» человека – его способности платить. Однако человеческая культура строится на иных, гораздо более сложных принципах. И заставлять ее действовать примитивно – значит уничтожать ее. Культура рынка игнорирует идентичность человека, которая в определенном смысле составляет то, что не исчерпывается даже жизнью и смертью, – это собственно человеческая сущность человека, его душа, его духовность. Утверждающаяся нивелирующая власть и в качестве основного инструмента использует столь же нивелирующее и безликое средство, как деньги. Всеобщая зависимость от денежной системы сделала их и главным средством мотивации к деятельности, и самым надежным средством управления в обществе, выведя их на первое место среди инструменто в власти. При этом современная фаза глобализации как некое условное выравнивание даже здесь означает нарастание концентрированного обезличивания и концентрированной власти. Основные события и главные новости в современном обществе так или иначе связаны по преимуществу с экономической жизнью. Все переосмысливается через деньги, смещается во внешнюю по отношению к собственному смыслу событий сторону. Международные события и договоры – на какие суммы заключены, сколько стоит инициатива и т. д. Культурная жизнь разворачивается и существует не в ее собственном смысле, логике и значении, но в переосмыслении через деньг и (вложения, субсидии, стоимость, выручка и т. п.). Примитивизация культурной жизни заставляет вспомнить Ф. Ницше с его вопросом по существу: не зияет ли нам в лицо пустота? Деньги, являющиеся старым практичным «изобретением», в современном историческом контексте открывают новые стороны проявления своей природы и сущности, часто выступают как символ власти; при этом забыто прежнее различение денег как способа специфической власти и самого феномена власти, которая в норме деньгами не измеряется и несводима к количеству. Даже в относительно простых формах традиционного знания и древней культуры человеческий интеллект выступал более высоким инструментом (и обоснованием) более высокой власти. Интеллект человека - инструмент более гибкий, многосторонний, с его помощью обычно выстраивается пространство решения властных задач, определяется и организуется соответствующий этому контекст, осуществляется выбор адекватных средств. На самого человека деньги действуют особым образом, выступая средством не освобождения, а дополнительного его угнетения. В данном случае человеку не оставляется сил на его аутентичное развитие: он старательно выживает, но при этом у него не остается сил и времени для собственного развития и, наконец, исчезает и сама потребность в развитии. Творчество и инновации не окупаются, в них всегда присутствует риск, поэтому само развитие, особенно создание его предпосылок и условий, оказывается предприятием нерентабельным. При неправильно организованных и функционирующих общественных отношениях и человек оказывается несоответствующим своей природе и ее перспективам. В современном обществе, где человек силой обстоятельств оказался марионеткой денег и их функцией, он утрачивает даже суверенность, самостоятельность. Деньги постепенно становятся целью, регулятором и хозяином человека, распорядителем самого его бытия. В то же время в целом для большинства людей классической культуры, в особенности для людей творческих, прежде был характерен тот традиционный способ отношения к деньгам, который четко и лаконично обозначен известной поэтессой Мариной Цветаевой, «озвучившей» это распространенное, разумное и реальное, без фарисейства, понимание места и назначения денег для человека:
«Деньги – моя возможность писать дальше. Деньги – мои завтрашние стихи. Деньги – мой откуп от издателей, редакций, квартирных хозяек, лавочников, меценатов – моя свобода и мой письменный стол. Деньги, кроме письменного стола, еще и ландшафт моих стихов, пароходы и поезда, везущие во все страны, на все и за все моря! Деньги – моя возможность писать не только дальше, но и лучше, не брать авансов, не торопить события, не затыкать стихотворных брешей случайными словами... Мои деньги – это, прежде всего, твой выигрыш, читатель!»
И это действительно нормальная функция денег, их нормальное положение и место в обществе. Но наше время искаженное понимание и фальсифицированные схемы отношений в обществе (и происходящие естественным порядком в связи с описанным Х. Ортегой-и-Гассетом «восстанием масс », и «искусственно наведенные» с помощью направленных «информационных воздействий », приводящих к повреждению традиционнойиерархии ценностей и порождению ложных потребностей) влекут за собой и искажение практики. Деньги из средствастановятся не просто целью, но даже сверхцелью. В частности, современные, особенно постсовременные деньги формируют мышление количественными категориями отвлеченной рентабельности и прибыльности, которые выходят за пределы привычной сферы экономического и превращают человеческие понятия в какие-то иные, как бы иноприродные. Так, самым эффективным инструментом и универсальным «ключом» к достижению главной цели для современного человека оказываются деньги, а кратчайшим, то есть наиболее оптимальным, способом их получения выступает их присвоение (в том числе путем обмана, ограбления), что делает их как бы мировоззренчески обусловленными и потому психологически приемлемыми, а благодаря этому социально неискоренимыми.Специфика рыночной психологии создает безжалостную атмосферу отсутствия сочувствия к «неудачникам», «лузерам». Безжалостная социальная политика добивает слабых и неприспособившихся, которые теряют надежду и волю к жизни. Деньги, с одной стороны, расслаивают общество, внося в него вненравственное, узко прагматическое деление. С другой стороны, атомизирую т его, ибо люди уже не ощущают себя связанными некой общей судьбой, общей природой – тот есть тем, что не имеет цены.Разрушение интеллектуального климата, существовавшего в традиционном обществе, подрыв самих интеллектуальных систем, основ системы образования опускает не только культурное состояние, но и производство на более низкие уровни. Культура производства и производственных отношений, несмотря на все усилия (достаточно непродуманные) внедрения высокотехнологических систем и средств, ощутимо падает, что способствует оттоку квалифицированных специалистов и интеллектуальной рабочей силы в другие страны. По словам В. Франкла, стремление к деньгам одерживает победу над человеком, его стремление к смыслу заменяется стремлением к средствам. Иными словами, предварительно деньги «овеществляют » и нивелируют самого человека, чтобы облегчить манипулирование им в обезличенном экономическом пространстве. Так, происходит искажение мотивационной сферы человека: поскольку спекуляции приносят бόльшую прибыль, чем само производство, то и труд – производящий, созидающий, творящий – перестает восприниматься как нечто необходимое и достойное, происходит изменение традиционного, в основе своей нравственного отношения к труду, он начинает восприниматься как нечто постыдное и недостойное. Переворачивание устоев жизни влечет за собой искажение основ традиционной нравственности, понимания смысла и цели человеческой жизни. Деньги сужают значимое для человека экзистенциальное пространство, искажая ценностные представления, они извращают саму суть нормальных отношений, примитивизируя человека в его сущностно человеческом смысле.
Особо пагубным оказалось действие рынка для науки, для культуры... Причем как для самих людей по отдельности, так и для данных областей в целом. Только на первый взгляд люди, преуспевшие в накоплении, выглядят счастливыми и успешными. Однако этот успех определен согласием данных людей принять правила: приспособиться к самым темным, пустым, нечестным сторонам и жизни, и отношений. Успех подобного рода сужает пространство восприятия жизни, поле человеческих проявлений. Несмотря на их видимые успехи, по сути своей это люди нисходящего жизненного типа с инволюционирующей высшей духовной сферой... Что же касается сфер науки и культуры в целом, то современная финансовая система с трудом допускает инвестиции, требующие для своей окупаемости длительного периода времени, например инвестиции в сам человеческий капитал. Западный экономист Л. Туроу назвал наше время «эпохой узкого временнόго кругозора »: только быстрая оборачиваемость денег обеспечивает их прирост и успех самой деятельности. Требование подобной краткосрочной рентабельности препятствует возможности опережающего развития науки, культуры, образования, малоприспособленных к условиям измеряемого деньгами менового количества. Таким образом, рынок и выступил, и проявляется в роли своеобразного средства отрицательного отбора, что означает поражение эволюционно лучшего – более высокого человечески, образовательно, нравственно, психологически. В определенном смысле это стало своего рода (пока ограниченной и в какой-то степени условной) антропологической катастрофой, ибо антропологически более высокоорганизованный тип уступает здесь более низкому типу, поскольку рынок, как уже говорилось, при отборе человеческих типов «бракует» лучших. Что касается так называемого «среднего класса», то в условиях современного рынка без какого-либо корректирующего участия государства он все больше представляется мифом.
Мы, в нашей не лучшей демографической ситуации, некстати и невовремя забыли о необходимости существования таких форм построения социальности, как межпоколенческая солидарность, кооперация, альтруизм. При видимости значимости количественного параметра количество в человеческом мире всегда считалось базой низшего уровня, в то время как вопросы смысла, сущности, власти оказываются все-таки не количественными, а качественными. Самое высокое качество присутствия человека в мире обеспечивает применение знания, но, как считает Э. Тоффлер, интеллект есть инструмент аристократический, им еще надо научиться пользоваться. Деньги же дают власть непосредственно, хотя часто действуют, что оговаривалось выше, как фактор ухудшения качества, переворачивания нормальной логики мира; как правило, именно при отсутствии других значимых достоинств наличие денег может выходить на первый план и даже становиться решающим фактором. Но, как свидетельствовал еще Плутарх, нельзя купить за деньги величие духа, стойкость, решимость, спокойствие.К ак мы помним, в нашем прежнем обществе существовало уважение к интеллекту, и культурный процесс в традиционном российском обществе не был рыночным явлением. В частности, в 1975 г. число научных работников составляло 1/4 от числа научных работников всего мира, у нас существовал своеобразный культ знания, высокая оценка интеллекта. Столь же традиционным было уже забытое ныне отношение к самому человеческому ресурсу, когда считалось, что богатство страны не в последнюю очередь определяется не столько сокровищами ее природных недр (нефть, газ, природные ископаемые), сколько наличием квалифицированного населения, без которого любое богатство остается мертвым или бесполезным, ибо используется безграмотно и не полностью. Именно человеческий ресурс остается по-прежнему главным творческим возобновляемым ресурсом в условиях, когда миру угрожает истощение его естественных богатств. Некритически утверждаемый у нас, принимающий форму рыночного экстремизма, без трезвого размышления, взвешивания разных вариантов, умения «различать и разделять», рынок у крепился в нашем обществе не только в самом «неквалифицированном», но и в самом непоследовательном и уродливом варианте. Как мы помним, тема человека и его судьбы в мире, представление об идеале как высшем уровне человеческого развития лежит вполне в русле основных традиционных тем русской классической философии. Если на Западе процесс «привыкания» к рынку шел достаточно долго и деньги там в определенном смысле скорее четко регулируют жизнь и отношения, то у нас на скоропалительно воцарившемся рынке они скорее дико правят. Их анонимная, безликая, обездушивающая власть особенно уродливо ударила по сознанию постсоциалистического человека, который не был подготовлен к столь резкой смене ориентиров и одновременно в природе своей имеет скорее иную память и свойства, о которых Достоевский в «Политическом завещании» говорил, что жажда богатства – это не русская по сути идея. У нас рынок не стал не только культурным явлением, но и просто цивилизованным. У нас происходит обесценивание, в том числе экономическое, национальной культуры, национального художественногодостояния. Национальное предпринимательство (в широком смысле) оказывается лишенным реальной перспективы предприятием. Глобальные «реформы» призваны все, что не может быть обменено на деньги, превратить в отчуждаемое, передаваемое в руки «лучших», более умелых хозяев. «Здесь не люди бракуют вещи, а вещи бракуют своих владельцев, переходя в объятия самых достойных». Рынок по сути своей в целом и в своих конкретно-частных проявлениях демонстрирует полную недружественность и к искусству, ибо подлинное искусствотребует многоусилий и соблюдения определенных условий (в частности, вложений в самого человека, в его образование, разностороннее развитие, в воспитание публики, способной понимать и оценивать искусство, и т. п.). Прибыль же, как мы знаем, может дать только потребляющее большинство, которое для этого нужно целенаправленно воспитать как послушного и манипулируемого потребителя (что легче), а не как самостоятельного ценителя (что значительно сложнее). И потому сокращается издание литературной классики, но наращиваются тиражи детективов и комиксов, действительность заполняется разного рода ширпотребом, муляжами, коллажами, в театре и на эстраде царят пошлость и примитив. Современная культура становится пространством пересмотра ценностей и норм, сложившихся в традиции общения человека с высоким искусством и культурой. Рыночно-потребительский типсовременного общества заставляет и самого человека приспосабливаться не только к его темпу, характеру, но и к его новой системе приоритетов, часто ведущих к извращению традиционных ценностей. И здесь нельзя не вспомнить слова Ф. Ницше: « Многие презираемые в иных эпохах, оставленные за ненадобностью низкие вещи мы почитаем важными – зато за “прекрасные чувства” гроша ломаного не дадим...»
Мы помним, что в русской философии уже очень давно ведется серьезный разговор о сути тех явлений, которые ныне составили содержаниесовременного рынка. Насаждение агрессивного невежества и бездуховности суть естественные следствия победного вторжения рыночных критериев в культуру. а. А. Белый, считавший количество символом грубой физической силы, что лишь числом нулей делает единицу миллионом, сетовал на то, что «рынок разложил материю искусств... и там, где зеленели луга, – ныне выветренные песчаники». Рынок опасен не столько сам по себе, сколько своими вкрадчиво-соблазняющими наступательными технологиями подмены ценностей, своей идеологией стремления к неограниченному обладанию вещами, тем, какое место занимает в душе и мире человека ощущение себя обладающим, какое значение он придает именно этому ощущению на фоне всех остальных самоощущений. Современная жизнь иссякает в своих истоках в хаосе беспорядочных желаний, диктуемых алчностью и вожделением. Сам милосердный «христианский Бог любви, – пишет Э. Фромм, – терпит поражение от рыночного идола наживы». В то же время для нормального функционирования любого общества (нормально понимаемого как некоторого единства организации бытия и устремлений объединяемых им людей) нужно согласное функционирование всех многообразных составляющих его частей. Чтобы общество могло не просто существовать – от кризиса к кризису, – но и процветать, людям, помимо накопления и замкнутого на себе функционирования денег, нужна мечта о будущем, нужен его проект... Человечество утратило наивную мечту осуществить разумное и справедливое устроение общества (так и обозначив его как утопию), однако можно учесть опыт самой человеческой мечты, заимствовать лучшие и реальные элементы устроения такого общества, чтобы встроить их в настоящее, усовершенствовав его. И вообще, если не ждать милостей от рынка, который якобы все устроит «сам собой», следует обратиться к мысли о том, что единственным достоверным источником долговременного развития и даже устойчивого конкурентного преимущества является знание, и вспомнить, что единственным источником непреходящего богатства общества, его неиссякаемым капиталом является сам человек. Но приращение знания, возможное на основе творческого подхода к действительности и ее осмыслению, не происходит автоматически даже за счет денежных инъекций в какие-то отдельно взятые (тем более конъюнктурно выделенные) проекты. Необходим общий творческий климат в обществе, нужны идея и цель, не исчерпывающиеся приращением дохода. Необходимо качественное изменение качественной же ситуации в обществе, в частности в отношении к науке и культуре, которые способны изменить в положительную сторону и климат, и качество мышления о мире. И кроме интересов геополитических, гарантирующих сохранение государства и общества, необходимо и сохранение человека – во всей полноте его человеческих качеств и возможностей. И, возможно, следует вспомнить о том, что существует и такое понятие, как «идеал человека».