Милица Эдвиновна Матье
Кари, ученик художника
Милица Эдвиновна Матье
Кари, ученик художника
Сильнее Уасет всех городов…
Не сражаются вблизи нее, велика ее сила.
Она – их владычица, более могучая, чем они.
Так воспевали древнеегипетские поэты самый большой и самый замечательный из городов Египта, его столицу Уасет, или Фивы, как называли его греки.
Вначале Фивы были небольшим городом, позже они сделались столицей. Особенно разросся город в XV–XIII вв. до н. э. Египетские фараоны в это время вели большие войны на севере, в Передней Азии, и на юге, в Нубии. Каждая война приносила огромную добычу и целые отряды пленных рабов. Цари тратили громадные средства на украшение своей столицы, и на правом берегу Нила раскинулся великолепный город.
Пышные дворцы и храмы, богатые дома знати превратили Фивы в самый большой и богатый из египетских городов. Слава о египетской столице распространилась далеко за пределы Египта, и даже в поэмах Гомера говорится о красоте и величии Фив.
На окраине Фив были маленькие домики и лачуги, где жили ремесленники. На западном берегу Нила, среди скалистых гор, раскинулся целый «город мертвых» – гробницы фиванцев, вырубленные в скалах. Рядом, в узкой долине, ученые называют ее «Долиной царей», были расположены гробницы фараонов, неподалеку от них находились гробницы их жен и детей.
А в котловине среди скал находилось селение, где жили люди, которые строили этот «город мертвых». Это были каменотесы и строители, скульпторы и живописцы, искусные мастера, которые вырубали гробницы, расписывали их стены замечательными росписями, создавали прекрасные статуи. Из камня, дерева, металла они изготовляли великолепные сосуды, мебель, украшения, наполнявшие гробницы фараонов, знатных и богатых египтян.
Здесь среди этих мастеров и жил герой нашей повести, ученик художника Хеви, мальчик Кари. События, о которых рассказывается в повести, происходили около трех тысяч лет назад, во время правления фараона Рамсеса III.
ВСТРЕЧА В ГОРАХ
Кто это? Смотри, кто это?
– Этот? Не знаю, никогда его не видал… Он, наверное, оттуда, с берега, а может быть, даже из Города![1]
И вопрос и ответ произнесены шепотом. Две черноволосые, коротко остриженные головы чуть выглядывают из‑за уступа скалы. Настороженно смотрят черные глаза, сильные тонкие пальцы уцепились за камень.
Напротив, из расщелины между большими утесами, с трудом вылезает мальчик лет десяти‑одиннадцати. Он спрыгивает на плоский камень и растерянно оглядывается. На его круглом лице разочарование, почти отчаяние.
– Опять тоже самое – ни следа тропинки! – говорит он упавшим голосом.
Минуты две мальчик продолжает внимательно всматриваться в окружающие его со всех сторон горы, потом подходит к тени, падающей от одного из утесов, и молча садится, очень усталый и озабоченный.
Вокруг раскаленные зноем скалы – желтоватые, серые, коричневые, с острыми, круглыми или плоскими вершинами, с резкими, иссиня‑черными пятнами теней, придающими им подчас фантастические очертания.
Воздух горяч и неподвижен. На небе ни облачка, и солнце беспощадно жжет прямыми лучами. Тишина такая, что порой звенит в ушах. Только изредка прошуршит ящерица да в вышине крикнет коршун.
Нигде ни кустика, ни травинки.
Душно и томительно. Особенно томительно потому, что мальчик заблудился и не может выйти из этих бесконечных и точно заколдованных скал.
Пересохли губы, дрожат ноги; кажется, нет больше сил, чтобы встать и двинуться дальше. И он сидит, вернее, уже лежит, закрыв глаза.
Тогда две головы исчезают за уступом скалы; потом из‑за него появляются два мальчика. Прячась за камнями, они начинают ловко и бесшумно приближаться к лежащему.
Мальчики почти голые, только их бедра обтянуты куском полотна. Худые, загорелые, коричневые тела сливаются со скалами, огрубелые подошвы легко ступают по раскаленным камням, глаза настороженно и с явным любопытством следят за незнакомцем.
Ближе, ближе… Вот уже они перед ним…
Внезапно лежащий мальчик приоткрывает глаза. С криком вскочив на ноги, он прижимается спиной к скале и впивается глазами в неизвестно откуда появившихся сверстников.
Напряженное молчание. Враги или помощь? Что будет – драка или дружба?
Первым решается заговорить пришелец:
– Кто вы такие? Откуда?
– А ты сам кто такой и откуда? – следует ответ.
Заблудившийся молчит, еще немного мнется и наконец решается сказать всю правду:
– Я живу в Святилище.[2]Меня зовут Тути. Мой отец садовник. Я давно хотел побывать в Долине царских гробниц, но мне никогда не разрешали этого сделать. А сегодня мне наконец удалось незаметно убежать… Сначала я шел по тропинке, а потом вдруг услышал пение и плач… спрятался в камнях, вижу – идет погребальное шествие, длинное, много людей: видно, кого‑то важного хоронили… Я побоялся, что меня заметят, и отполз подальше, а потом уж и не смог снова выйти на тропинку – забыл, как от нее отошел! Лазал, лазал по горам и вот – добрался сюда…
– Это, должно быть, он все верно рассказал, – говорит один из мальчиков, следивших за пришельцем, обращаясь к своему товарищу. – Это он наткнулся на похороны писца царской сокровищницы Небамона. Ну что ж, надо его выручать! Как ты считаешь, Паири?
– Конечно, – отвечает Паири.
– Вот спасибо! – облегченно вздыхая, сразу улыбается Тути. – А вы сами‑то откуда?
– Мы из поселка «слушающих зов».[3]Меня зовут Кари, а его – Паири. Наши отцы – братья. Мой отец столяр, а его отец каменотес, – отвечает первый мальчик.
Тути слушает, широко открыв и без того большие черные глаза. Так вот кто его новые знакомые! Они из того самого таинственного поселка, где живут «слушающие зов» – люди, которые делают гробницы для фараонов, цариц и царских детей, те каменотесы, живописцы, скульпторы, ремесленники, которые вырубают ряды комнат в скалах, расписывают там стены прекрасными росписями, делают великолепные статуи. Мальчики из этого поселка! Так ведь они, конечно, всё знают здесь в горах, все кладбища – царей, цариц, знати, простых людей! Тути забывает и про усталость и про голод.
– Вот это здорово! – восклицает он. – Значит, вы мне здесь всё покажете?!
– Что это значит – все? – спрашивает Кари.
– Ну, царские гробницы, конечно! – нетерпеливо поясняет Тути.
Вместо ответа Паири тихо, но явно насмешливо свистит, а Кари откровенно хохочет:
– Ого, какой прыткий! Ты что же, думаешь, что туда так вот просто можно пройти. Да ведь там везде стража, а входы в гробницы крепко замурованы!
– Это я знаю, но вы‑то, наверное, везде можете пробраться, вы ведь здесь свои?
– Ох, и ничего‑то ты не соображаешь! Туда и близко никому нельзя сунуться, да и вообще, неизвестно, где и входы‑то в гробницы царей! – пытается убедить мальчика Кари.
– Не может быть! – разочарованно говорит Тути. – Кто‑нибудь должен знать, туда же ходят проверять, целы ли гробницы!
– Именно, может быть! И только так и есть! – упрямо отвечает Кари.
– И никто не знает? И вы не знаете, так‑таки ничего и не знаете? – с отчаянием в голосе спрашивает Тути.
Паири и Кари переглядываются и молчат. Кари начинает рассматривать трещину в скале, Паири отковыривает ногой небольшие куски камня, которые с легким стуком падают вниз. Тути жадно, с остатками надежды смотрит на своих новых знакомцев.
Наконец Кари поднимает голову.
– Ну конечно, кое‑кто кое‑что знает, – медленно говорит он, все еще смотря себе под ноги. – Жрецы, стража… ну, немножко и мы знаем… Только все это – страшная тайна! Если что‑нибудь об этом рассказать – запрячут в тюрьму и казнят! Поэтому давай пока – ни слова… потом посмотрим, а теперь – ты ведь, наверное, хочешь пить да и поесть чего‑нибудь? Идем к нам, тут недалеко!
Своим вопросом Кари ловко отвлекает внимание мальчика от неприятного разговора. Тути сразу чувствует опять, как он голоден, и охотно соглашается с предложением Кари.
Сначала мальчики некоторое время снова идут без какого‑либо намека на дорогу, просто между камнями, причем Тути даже не понимает, каким образом его новые друзья знают, куда надо идти. То они перелезают через высокий уступ, то, наоборот, спускаются вниз, хотя нигде не видно ни следа тропинки и вообще все кругом кажется какими‑то непроходимыми стенами.
Но маленькие обитатели поселка «слушающих зов» так уверенно переходят с утеса на утес, так спокойно пробираются через расщелины, что, несомненно, им здесь хорошо знаком каждый камень. И точно в подтверждение этого Кари, идущий впереди, спрыгивает вниз с очередного уступа скалы и, оборачиваясь, говорит:
– Ну, теперь идти будет легче, вышли на тропинку!
Действительно, они на тропинке. Только здесь она гораздо уже и меньше заметна, чем та, по которой Тути начинал утром свой поход в горы. Здесь надо внимательно следить, куда ведет тропинка, – горы здесь круче, часто приходится то залезать на большие камни, то перепрыгивать с уступа на уступ, и легко сбиться с пути.
Неожиданно на повороте Кари останавливается и предостерегающим жестом поднимает руку. Он делает два‑три шага в сторону и опускается на колени. То же повторяет и Паири. Тути с удивлением смотрит на своих спутников.
Паири оборачивается и манит его к себе. Мальчик подходит. Паири рукой показывает, чтобы он тоже стал на колени.
– Зачем? – спрашивает Тути.
– Тсс… тише ты! – шепчет Паири и боязливо оглядывается.
Нет, ничего, все спокойно. Тогда он показывает вперед и снова шепчет:
– Поклонись Владычице Западной Вершины и попроси у нее удачи!
Мальчик покорно опускается на колени и тут только замечает впереди странное сооружение – что‑то вроде сложенной из десятка небольших камней низенькой ограды с навесом. Посередине ограды поставлена маленькая каменная плита, на которой изображена змея кобра. Под изображением несколько строк иероглифов. Тути успевает прочесть:
О госпожа! Ты сделала, что я и днем вижу теперь только мрак! Я совершил грех против тебя, и ты покарала меня. Смилуйся же надо мной! Я всем, расскажу о твоей силе. Пусть слышат все уши – остерегайтесь Вершины Запада! Поставил каменотес Пауах.
На земле перед этой плитой лежат завядшие цветы, куски засохшей лепешки, несколько фиников, горсть изюма, стоит пустая глиняная чашечка.
– О добрая госпожа, дай нам здоровье и удачу во всем! – тихо говорит Кари, кланяясь изображению кобры.
Паири повторяет его слова и поклон, Тути тоже. Затем Кари встает и осторожно пятится от молельни, все время почтительно наклоняя голову; двое мальчиков делают то же самое, и, только очутившись опять на тропинке, Тути спрашивает:
– А что это такое там было?
– Молельня Владычицы Вершины Запада, ее поставил здесь каменотес Пауах, когда он ослеп. У нас в этих местах часто ставят такие маленькие молельни Вершине, – отвечает Кари.
– А почему он ослеп?
– Кто это знает? Он сам думает, что его наказала Владычица Западной Вершины.
– А почему он решил, что это именно она ослепила его? – спрашивает Тути.
– Потому что она здесь главная богиня! Под ее властью все горы, все кладбища и все люди, которые здесь живут. Она все знает и всех наказывает за дурные дела. У нас не один Пауах ослеп, есть и другие, – рассказывает Кари.
– И все они сделали что‑нибудь очень скверное?
– Вероятно. Иначе зачем бы богиня стала их наказывать?
– А вот Неферабу говорит, что он ничего плохого не делал, – вмешивается Паири. – И никто про него ничего худого не знает!
– Ну, мало ли что… Может, все‑таки что‑нибудь сделал! «Она»‑то ведь знает! – убежденно отвечает Кари.
– А как же живет сейчас Пауах? Ведь он больше не может работать каменотесом? – спрашивает Тути.
– Плетет корзинки, большие, из грубого тростника, для грузов. Такие можно научиться плести и ощупью, – отвечает Кари.
Кари, как и Паири, говорит все время тихо. Вообще они оба как‑то присмирели, идут осторожно, иногда оглядываются по сторонам. Тути это замечает и хотя не понимает, в чем дело, но на всякий случай некоторое время тоже молчит. Однако потом, засмотревшись по сторонам, он забывает обо всем и неожиданно начинает что‑то напевать. Паири и Кари сразу же оборачиваются, и на их лицах написан такой явный страх, что Тути не только перестает петь, но просто застывает на месте.
– Ты с ума сошел, что ли? Разве можно тут петь?! – почти шипит Паири.
– А почему нельзя? – невольно тоже переходит на шепот Тути.
– Так ведь мы недалеко от «ее» горы, вон она! – Паири показывает на самую высокую гору, которая давно была видна, но к которой теперь мальчики действительно подошли довольно близко.
Теперь Тути понимает, в чем дело. Как это он сразу не сообразил! Ведь с самого раннего детства он слышал рассказы об этой горе – самой высокой из всех гор, окружающих с запада столицу Египта – город Фивы. Вдоль всего берега Нила тянутся здесь эти хребты, и над всеми ними господствует одна – Вершина Запада. А там, на этой горе, живет могучая богиня – Владычица Западной Вершины, грозная кобра, хозяйка всех скал и пещер. Да, здесь, поблизости от нее, надо вести себя тихо!
Паири видит по лицу Тути, что тот все понял, и поэтому ограничивается только одним вопросом:
– Ты, верно, забыл, как ее зовут? Ведь недаром ее имя Мерит‑сегер!
Да, богиню зовут Мерит‑сегер, а это значит «любящая молчание». А он‑то еще собирался петь в ее владениях, вот уж наделал бы беды! И Тути опускает голову.
– Ну, то‑то, – удовлетворенно шепчет Паири и продолжает путь.
Постепенно они удаляются от страшной горы, но все же то один, то другой нет‑нет да и оглянется на нее. А она все время видна, куда бы они ни завернули! Ну, все‑таки, может быть, богиня не слыхала, как напевал свою песню Тути? Так думает мальчик, так думают и его товарищи.
ПОСЕЛОК «СЛУШАЮЩИХ ЗОВ»
Тропинка по‑прежнему вьется между скалами. Кажется, что ей не будет конца и что впереди так ничего и нет.
Тути опять начинает чувствовать голод и усталость, боль в ногах, сухость губ, но все же старается не отставать от Кари и Паири.
Все дальше, все выше. И совсем неожиданно, обогнув очередной острый угол высокой скалы, Тути видит перед собой необычную картину.
Перед ним среди гор – узкая, довольно глубокая долина, а на дне лежит окруженный стеной поселок. Сверху хорошо видны плоские кровли домов, тесно пристроенных один к другому, большая главная улица идет вдоль всего поселка и делит его на две части, от нее кое‑где отходят узенькие переулки.
В поселке нет садов, вокруг не расстилаются поля. Со всех сторон к нему подступают высокие скалы, точно охватившие непреодолимой грозной оградой это одинокое, отрезанное от всего живого странное селение.
Мальчики стоят молча, переводя дыхание после быстрой ходьбы. Как здесь тихо – никого не видно, не слышно голосов людей, криков животных. Все пусто, словно и здесь все выжжено солнцем.
– Ну, вот и пришли. Это и есть наш поселок, – говорит наконец Кари. – Идем туда, ты у нас поешь и отдохнешь, хорошо? А потом я провожу тебя в Святилище.
Тути с удовольствием соглашается, и мальчики начинают спускаться вниз.
Недалеко от входа в поселок расположен сторожевой пост. Тут же врыт в землю огромный глиняный сосуд, полный водой.
Дежурный стражник не обращает никакого внимания на мальчиков. Они проходят мимо поста и входят в ворота поселка. Отсюда сразу же начинается та главная улица, которую Тути заметил еще сверху. Вдоль нее направо и налево тянутся фасады домов, плотно пристроенных друг к другу. На их побеленных стенах резко выделяются расписанные яркими красками притолоки и косяки дверей. Изредка, в особом углублении, устроенном около того или другого дома, поставлен большой двуручный сосуд с водой, нижняя часть которого врыта в землю, вернее, врублена в камень долины, в которой лежит поселок.
Тути заглядывает в один из таких сосудов и видит, что он еще полон водой.
– Сюда наливают воду, ее каждый день по нескольку раз привозят на ослах, – объясняет Паири. – У нас здесь нет колодцев, и воду развозят по домам, а потом наполняют и эти сосуды и тот, который ты видел у сторожевого поста. Из того берут воду стражники, а из этих – все, у кого дома кончается ее запас.
– Все продукты и одежду нам тоже привозят, – добавляет Кари. – Наши отцы и братья получают за работу паек из управления везира.[4]
– Да, только не всегда вовремя, – вздыхает Паири.
Они идут дальше. Около маленького переулочка Кари останавливается и, показывая на дом, построенный на углу этого переулочка, говорит:
– Вот мы и пришли, это наш дом, входите!
– Нет, спасибо, – говорит Паири, – я пойду к себе, меня, наверное, уже ждут. Прощай, Тути, приходи к нам еще! – И Паири убегает, прежде чем Тути успевает, в свою очередь, пригласить его к себе.
Кари толкает дверь. Им приходится спуститься по трем ступенькам вниз, и они оказываются в первой комнате дома.
Она очень невелика, и в ней почти нет никакой мебели. Левую стену целиком занимает большой высокий кирпичный жертвенник, расписанный фигурами богов и цветочными гирляндами. В другой стене устроены ниши, в которых поставлены статуэтки богов или большие глиняные бюсты предков. Перед такими нишами на полу стоят маленькие глиняные жертвенники, в них лежат скромные дары – хлебцы, плоды. В комнате никого нет, но откуда‑то слышатся голоса.
– Идем дальше, – говорит Кари, и они входят в следующую комнату.
Она больше и выше первой, посередине стоит тонкая деревянная колонна, поддерживающая потолок. У противоположной стены устроено место для гостей – невысокая приступка из кирпича, покрытая циновками. У других стен стоят низенькие столики и табуреты. В комнате очень чисто, везде постелены циновки.
– Кто там? – слышится женский голос, и из боковой двери выходит среднего роста женщина с приятным добрым лицом.
– Это моя мама, ее зовут Неши. – Кари подбегает к матери и тащит за собой Тути. – Мама, это Тути из Святилища. Он заблудился в горах, и я привел его к нам.
Тути вежливо кланяется, а мать Кари ласково кладет ему руку на голову.
– Здравствуй, Тути, – говорит она. – Кари хорошо сделал, что привел тебя. Подите умойтесь, мальчики, а я приготовлю вам поесть. Ведь вы, наверное, совсем голодные?
– Ох, мама, правда совсем! Я как раз собирался просить тебя, чтобы ты нас покормила, – говорит Кари. – Идем, Тути!
Кари ведет своего гостя в следующую комнату. Это небольшое помещение, где стоит кровать, а в углу Тути видит аккуратно сложенные красивые плетеные корзинки.
Дальше они попадают в крохотный дворик, который одновременно служит и кухней – здесь устроена печь для лепешек, стоят жаровни и каменная зернотерка, а в углу – большой сосуд с водой. Тут мальчики и умываются, поливая друг другу.
И вот они оба, освеженные мытьем, сидят и с удовольствием уплетают скромное угощение, которое подала им Неши, – ячменные лепешки, лук, растительное масло, козий сыр, финики, легкое кисловатое вино.
Сама Неши не ест, а стоит рядом и угощает мальчиков, убеждая Тути не стесняться и хорошенько поесть. Собственно говоря, Тути не очень нуждается в таких уговорах: он чувствует себя как‑то легко и свободно в доме Кари.
Ему очень хочется узнать, где отец Кари, есть ли у Кари еще братья и сестры, но так как в присутствии взрослых младшим не полагается начинать разговор, то он дожидается, пока мать Кари уходит зачем‑то из комнаты, и тогда уже начинает спрашивать своего нового друга обо всем, что его интересует.
– Отец работает в общей мастерской с другими столярами, – рассказывает Кари. – Сейчас они делают разные вещи для храма фараона Аменхотепа‑Джесеркара. Отец готовит красивый резной футляр для статуи бога Амона. Братьев у меня нет, есть только одна сестренка. Ее зовут Таиси, она сейчас, как всегда, со своими подружками недалеко от поселка – в тени, среди скал. Когда пойдем обратно, мы зайдем туда, это нам как раз по дороге.
Тути кивает головой, так как рот его полон фиников. Некоторое время мальчики молча доедают плоды, потом Кари говорит:
– А удачно получилось, что ты заблудился именно сегодня, когда я не занят и мог побродить по горам, а то мы бы и не встретились.
– Да, очень удачно, – соглашается Тути. – А чем же ты бываешь обычно занят?
– Как – чем? Работой!
– Разве ты уже работаешь?
– Я ученик художника Хеви, – с гордостью говорит Кари, – и работаю с ним! Правда, это бывает не каждый день, но все‑таки довольно часто. А сегодня мой учитель с самого утра отправился на ту сторону реки, в Город.[5]Он вернется только к вечеру, и я почти весь день свободен, вот только надо выполнить одно его поручение. Кстати, не поможешь ли ты мне? Это нетрудно, и займет у тебя не много времени, хорошо?
– Конечно, я тебе помогу, мне это будет очень интересно! Я ведь никогда не видал, как работают художники. Пойдем сейчас, хочешь? Я уже совсем отдохнул.
– Вот и чудесно, идем!
Кари вскакивает и подбегает к двери, которая ведет внутрь дома.
– Мама, – кричит он, – спасибо! Все было очень вкусно, и мы совсем сыты!
– Ну вот и хорошо, – говорит Неши, появляясь на пороге комнаты.
Тути тоже благодарит ее.
– На здоровье, на здоровье, – улыбается Неши. – Ну, а теперь что вы собираетесь делать?
– Я пойду немного поработаю, а Тути мне поможет. А потом я покажу ему дорогу домой, – отвечает Кари. – Да, пожалуйста, положи мне на блюдце или в горшочек угольков из жаровни, чтобы я мог зажечь светильник.
– Хорошо, идите, только будьте осторожны: сегодня Панеб опять гневался, прибил старика Раму и вдову Нехти, да еще у нее и гуся отнял. А потом рассердился на водовозов, когда те уходили за водой: ему показалось, что они идут слишком медленно, и он стал бросать в них камнями…
– Ну и что же, ранил он кого‑нибудь? – встревоженно спрашивает Кари.
– К несчастью, сильно расшиб плечо Чанеферу.
– И как же Чанефер, пошел все‑таки за водой?
– Пошел. Кое‑как перевязали его, и пошел… А что же делать? Ну, идите, только будьте осторожны, – повторяет Неши.
Тути прощается, еще раз благодарит за гостеприимство, и мальчики выбегают на улицу.
– Куда же мы пойдем, где ты работаешь? – спрашивает Тути. Хотя ему очень хотелось бы узнать, кто такой этот Панеб, который беспрепятственно творит такие безобразия в поселке, но он запомнил предупреждение Неши и боится спрашивать об этом на улице. Время для этого еще найдется.
– Мы пойдем вон туда, видишь? – Кари показывает на горы, окружающие поселок с запада.
По этому склону снизу от долины и все выше стоят постройки с пирамидками на кровлях. Издали эти постройки кажутся точно прилепленными к уступам скал, и их белые террасы отчетливо выделяются на серовато‑желтом фоне камней.
Мальчики подходят ближе. Теперь уже здания видны хорошо. Тути давно догадался, что это гробницы. Мальчик с самого раннего детства часто бывал с родителями в гробницах своих умерших родных. Его научили верить, что в теле каждого человека есть душа, которая продолжает существовать и после смерти, что участь душ людей зависит от бога мертвых, научили молиться этому богу и просить у него всяких благ для умерших. Тути знает, что всякий египтянин мечтает построить себе прочную гробницу с молельней и подземельем, чтобы там, внизу, после его смерти лежало бы в безопасности его набальзамированное тело, а в молельню могли бы приходить его родные и приносить еду и питье для его души. Чтобы лучше сохранить гробницу от повреждения, все, кто имеет средства, заказывают каменотесам вырубить ее в горах, а перед гробницей обычно устраивают двор с воротами, иногда даже сажают деревья и цветы.
Такие дворы, только маленькие, сделаны и здесь, на кладбище жителей поселка «слушающих зов», и в один из них неожиданно сворачивает Кари и манит за собой Тути.
Двор целиком вырублен в скале. Справа и слева вдоль утесов пристроены кирпичные стены ограды двора, такие же, как стена с воротами, а в глубине видны два навеса, тоже сложенные из кирпича. Каждый навес поддерживают две деревянные колонны, невысокие и тонкие. Двери ведут уже прямо внутрь горы. Тути понимает, что в этом дворе выстроены две гробницы.
Кари ведет его к более высокой. Они входят в дверь и попадают в комнату, целиком вырубленную в скале. В глубине комнаты, в противоположной входу стене, видна закрытая дверь.
После ослепительного солнечного света в комнате сначала кажется темно, но мальчики быстро осваиваются. Через вход льется поток света, который в какой‑то мере позволяет видеть все помещение.
Оно сравнительно невелико. Две стены уже покрыты росписями, две еще белеют, не тронутые кистью художника. Кари проходит в левый угол комнаты, роется в сложенных там вещах, вынимает светильник и зажигает его, раздув принесенные угольки. Потом он манит Тути и показывает ему на стену.
Тути всматривается в роспись и видит: в два ряда сидят фараоны, каждый на особом нарядном троне. Все они очень важные, очень неподвижные, очень холодные. А сбоку на скамеечке сидит человек; в противоположность царям он нарисован в свободной, естественной позе: он поджал под себя одну ногу, слегка наклонил голову, в руках он держит кисть и прибор с красками. Рядом надпись: «Глава художников Хеви». Так вот что хотел показать ему Кари – портрет своего учителя.
– Чья это гробница? Кто делал портрет Хеви? – спрашивает Тути.
– Гробницу делают для зодчего Инхерхаа и его сына. Видел, что во дворе две двери? – отвечает Кари. – Портрет Хеви делал он сам. Он здесь вообще большую часть росписей делает. Правда, хороший портрет? А вот еще одна его работа – арфист!
Кари идет к другой стене, Тути за ним. Вот и арфист. Он сидит на земле, на тонкой циновке, перед самим Инхерхаа и его женой, играет на большой арфе и поет. Да, это действительно стоило посмотреть! Мальчик не раз видел изображения арфистов в гробницах своих родных, но такого – никогда! Вот смотришь на него, и, кажется, что слышишь его голос – так правдиво изобразил его Хеви! Пожилой слепой человек весь отдался музыке. Его тонкие гибкие пальцы точно бегают по струнам, рот открыт. Он поет, аккомпанируя себе на арфе, явно забыв обо всем, кроме своей песни.
– Это певец Неферхотеп, он живет у нас в поселке и славится своим пением и игрой на арфе. Его часто приглашают петь и играть. Хеви его замечательно нарисовал – он точно такой и есть, лысый, старый и совсем так же поет, – говорит Кари.
– А кто сделал эту гробницу? Кто вырубил ее в горе, устроил двор, навесы, поставил на навесах маленькие пирамидки? – интересуется Тути.
– Жители нашего поселка, как и повсюду, стараются сделать свои гробницы еще при жизни, – говорит Кари. – Наши мужчины сами рубят и украшают друг другу гробницы, но работать здесь они могут редко – только по праздникам, а все другое время они должны готовить гробницы для царя, его семьи, для жрецов и вельмож. А если каждый день уходить туда и приходить обратно в поселок – много времени потратишь на дорогу. Вот всем и приказано уходить из поселка на работу на целые девять дней. Потом приходят и отдыхают один день дома, потом опять девять дней работают, и так все время, кроме особых праздников. Значит, гробницы для жителей поселка можно готовить только в свободное от царской работы время, то есть вместо отдыха.
Кари умолкает, думает, словно вспоминает о чем‑то, и снова начинает рассказывать:
– Вырубить гробницу в скале могут многие из наших мужчин: у нас большинство – каменотесы. А вот расписать стены сумеет не каждый. Живописцев, да еще хороших, не так‑то много. И скульпторов мало. К тому же сначала надо приготовить гробницы для обоих начальников отрядов, для главного зодчего, для писца царского кладбища… И все эти люди хотят, конечно, чтобы для них работали самые лучшие мастера, самые талантливые живописцы! А уж другим приходится ждать или иметь гробницы с росписями менее умелых художников. Вот и главный зодчий потребовал, чтобы его гробницу расписывал непременно сам Хеви!
– Ну, а ты что делаешь – и здесь, и вообще? Только помогаешь взрослым живописцам или уже сам умеешь писать красками?
– А вот посмотри!
Кари ведет Тути к одной из расписанных стен и высоко поднимает светильник.