— Совершенно правильно, — подтвердил Звездочет. — Так оно и есть на самом деле.
— Откуда вам знать, как есть на самом деле? — удивилась Алиса. — Если вы даже театр толком не видели, а ведь, наверное, есть еще мир за его пределами?
— Нам не дано этого знать наверняка, — степенно ответил Звездочет.
— Ну да, не дано! Но ведь можно это исследовать? — еще больше удивилась Алиса.
— Дурочка, — с чувством глубокого превосходства сказала Роковая Красавица. — Как ты его исследуешь? Ты ж без Кукловода — ноль без палочки! Если тебя за ниточку не дернуть — ты и до двери не доковыляешь! А Кукловод выведет тебя только на сцену потому что там твое место, и нигде больше! Поняла?
— He-а, не поняла, — замотала головой Алиса. — Кто сказал, что только там?
— Солнышко, ты правда не понимаешь, — мягко начала Жертва. — Мы здесь все — участники Спектакля. Всего сценария никто из нас не знает, но у каждого есть свои эпизоды. А вот Кукловод знает, когда кого выводить и что он должен делать на сцене. Он знает, за какие ниточки дергать, чтобы мы испытывали определенные чувства. Одна ниточка — мы возмущаемся, другая — радуемся, сочетания ниточек — целая гамма чувств.
— А откуда Кукловод знает, что я хочу чувствовать? — возразила упрямая кукла.
— Хочу? Это кто там сказа «хочу»? — подал голос с дальней стены Арлекин. — Да кто тебя спрашивает, что ты там хочешь? Есть Спектакль! И ты должна в нем играть то, что положено!
— Ну, в Спектакле я играть не против, — глянула на него Алиса. — И даже пусть мной руководят — тоже ничего. Но вот какие чувства мне при этом испытывать — это уж, простите, я сама решаю!
— Наивная, — тяжело вздохнула Жертва. — Вот дернут тебя за ниточку — и ты против своей воли подчинишься Кукловоду. И будешь чувствовать то, что он тебе скажет.
— Посмотрим, — самонадеянно усмехнулась Комета.
…После своего первого выхода Алиса-Комета вернулась несколько обескураженной. На Комету если честно, она уже не очень походила. Она послушно повисла на гвоздике и надолго задумалась.
— Ну что? — не выдержал Арлекин. — С удачным дебютом тебя?
— Ага, что-то не заметно, чтобы с удачным, — язвительно ввернула Роковая Красавица. — Вон как загрузилась Комета-то наша… Когда сама на ниточках походишь, совсем по-другому на жизнь смотреть начинаешь! Да ведь, милочка?
— Я же говорил, это жизнь, — вздохнул Звездочет. — Так уж звезды сложились…
— Солнышко, у тебя все в порядке? — встревоженно спросила Жертва. — Может, помощь нужна?
— Нужна, — решительно отряхнула свое оцепенение Алиса. — Вы должны мне кое-что рассказать. Вот, например…
В этот вечер марионетки долго рассказывали Алисе, как устроен их кукольный мир, какие законы в нем действуют, какие легенды слагаются. Одну такую легенду, которую вспомнила кукла по имени Старая Ворчунья, Алиса даже заставила повторить два раза, до того она ей запала в душу.
Легенда гласила, что когда-то, давным-давно, когда Спектакль еще только начался, не было деления на кукол и кукловодов, все были одинаково свободными и вели свои роли так, как хотели и считали нужным. Но потом случилось так, что часть артистов почему-то стала часто терять равновесие и заваливаться — то влево, то вправо, то вообще как попало. Те, кто держался на ногах твердо, сначала поднимали их, как-то поддерживали, но от этого те еще больше слабели и уже совсем не могли обойтись без опоры. И если этой опоры не было, кукла становилась вялой, апатичной, и так и плелась по жизни еле-еле, пока ее кто-нибудь не расшевелит. Тогда для них придумали систему управления — много-много ниточек, за которые можно было дергать, и тогда кукла оживала. Она вновь испытывала радость движения, и чувства, и эмоции, и снова могла полноценно участвовать в Спектакле. Но только если ее вел Кукловод! Сама она разучилась управлять собою и теперь полностью зависела от воли Кукловода. Так и появились управляемые куклы-марионетки…
Такая вот легенда. Она впечатлила всех.
— Почему ты ни когда не рассказывала эту историю? — задумчиво спросил Арлекин.
— Слишком грустная, — объяснила Старая Ворчунья. — И не очень приятная для нас, марионеток, правда? Я бы и сейчас не рассказала, если бы не эта ваша девчонка. Как ее… Комета, что ли? Как-то она меня… расшевелила.
— Действительно… Никогда не задумывался, почему Кукловоды ходят свободно, а нам без ниточек никак, — озадачился Звездочет. — Мне такой порядок вещей казался незыблемым…
— Да, как-то же они равновесие держат, без всякой опоры причем, и ничего… — недоуменно протянула Жертва.
— А где у них находится орган равновесия? — наморщила лобик Роковая Красавица.
— Где-где… Да кто ж его знает где? — сердито ответил Звездочет. — Кто и когда об этом думал?
— Ерунда, — вмешалась Комета. — Какая нам разница, где этот орган у них? Вы мне скажите, где этот орган у нас! И почему он бездействует?
— Кто его знает, может, у нас такого органа и вовсе нет, — отозвался Арлекин.
— Не верю, — отрезала Комета. — Если мы когда-то были одинаковыми, он обязательно есть! Просто спит, потому что мы его не тренировали. Вот!
— Ну и что из этого? — недоуменно спросила Жертва.
— А то, что мы можем попробовать его разбудить! — победно воскликнула Алиса.
— Это как же? — недоверчиво спросил Звездочет.
— Еще не знаю! Но обязательно придумаю! — пообещала Алиса. — Давайте спать! Мне во сне самые умные мысли приходят — обалдеть просто!
— Вот точно — Комета, а не девчонка, — пробурчала Старая Ворчунья, устраиваясь на ночь. — С ума от нее можно сойти.
…Наутро Алиса, едва продрав глаза, объявила:
— Я придумала! Надо тренироваться ходить без Кукловода. Другого пути нет!
— Ну уж на фиг, — подумав, сказал Арлекин. — Я свои возможности хорошо знаю. Я без ниточек — никак.
Примерно так же скептически отнеслись к затее и остальные куклы. Все знали, что без натянутых нитей они просто инертная масса, в которой энергии еле-еле на то, чтобы дышать. Куда уж там тренироваться!
Но Алису не зря прозвали Кометой. Она не хотела сдаваться, даже не попробовав.
— Ну и ладно! Буду сама тренироваться, — независимо сказала она. — Помогите мне кто-нибудь с гвоздика спрыгнуть!
— «Помогите спрыгнуть»! — фыркнула Роковая Красавица. — Тоже мне, звезда большого спорта! Смотри, не запутайся в конечностях!
Конечно, Алиса запуталась. Она пролежала на полу, пока за ней не пришли, — ей предстоял выход в Спектакле. Кукловоды распутали ей руки и ноги, а когда она сыграла свою роль в мизансцене, снова аккуратно водворили ее на гвоздик.
— Помогите мне спрыгнуть, — сквозь сжатые зубы попросила Алиса.
Через пару дней она уже научилась спрыгивать сама. Еще через пару дней — не запутывать при этом руки-ноги. А через неделю случилось настоящее чудо: на виду у всей труппы марионетка по имени Алиса-Комета самостоятельно поднялась на ноги и продержалась так целых 7 секунд! Одни куклы рукоплескали, другие осуждающе качали головами.
— Молодец! Ты сделала это! — удивился Звездочет. — Честно говоря, не ожидал…
— Это только начало, — воодушевленно пообещала Алиса. — С равновесием пока плоховато. Но я буду стараться.
Вскоре она научилась не только стоять на ногах, но и сделала свои первые шаги, правда пока только держась за стеночку.
— Я ж говорю — без опоры ты никто, — подначивала Роковая Красавица.
— Чушь, — отвергала такое малодушие Алиса. — Опора должна быть не снаружи, а внутри. Кукловоды же как-то ходят? Значит, и я смогу!
— А знаете что? — однажды не выдержал Арлекин. — Помогите-ка мне кто-нибудь спрыгнуть с гвоздика! Чего-то я тут совсем зависелся! И обзавидовался!
Роковая Красавица только ахнула…
Вдвоем дело у Алисы и Арлекина пошло быстрее. Поддерживая друг друга, они уже могли доковылять до середины комнаты и даже повернуть обратно, не свалившись. Разумеется, их каждый раз рано или поздно снова водворяли на гвоздики, но они с маниакальным упорством вновь и вновь спрыгивали на пол и тренировались, тренировались..
— Ну и чего вы добились? — иронически спросила как-то раз Роковая Красавица. — Ладно, предположим, кое-как по комнате передвигаетесь. И что, это как-то расширило ваш мир? Просто мы повыше, а вы пониже — только и всего! Калеки колченогие, вот вы кто…
— Не смей их обижать! — вдруг закричала безропотная доселе Жертва. — Они хоть что-то делают, а мы… Помогите мне кто-нибудь спрыгнуть с гвоздика!
Вскоре перед каждым выходом Кукловодам приходилось собирать с пола почти половину кукол. К счастью, Алиса и Арлекин первым делом учили всех, как правильно падать, чтобы не запутаться в ниточках. А то бы такая куча-мала получилась!
Теперь и разговоры у марионеток были совсем другие.
— Алисочка, а вот как правильно с колен подниматься?
— Комета, помоги, у меня не получается!
— Слушай, я вот тут новый способ поворота придумал, оцени, а?
— Алиса…
— Да что вы все «Алиса», «Комета»! — однажды взорвалась Роковая Красавица, упорно не слезавшая насиженного места. — Кто она такая??? Самозванка! Кукла дутая! Такая же марионетка, как все!
— Ничего подобного! Я уже не нуждаюсь, чтобы меня постоянно дергали за ниточки! — резко ответила Алиса. — Я уже крепко стою на ногах! И пусть самозванка… Я есть то, что я есть! Понятно???
Она и не заметила, как добежала до Роковой Красавицы, и теперь стояла прямо под ней.
— Алиса… — ошеломленно выдохнул Звездочет. — Ты ведь держишь равновесие! Сама!!! Как это у тебя получилось?
— Не знаю… Я как-то ощутила, что я — это я, и оно само… Вот здесь, между грудью и животом, прямо какая-то точка опоры появилась! Как будто там гвоздик есть, и ты на нем висишь…
— Здорово! — обрадовался Арлекин. — Ну-ка, я попробую… Я есть то, что я есть! А кому не нравится — может отвернуться!
— И я есть! И я… — загалдели куклы на разные голоса, ища каждый свою точку опоры.
— А знаете… Я больше не хочу быть Жертвой! — вдруг заявила Жертва. — Мне надоело играть эту роль. Я пережила столько страха, боли, вины, сомнений, неуверенности, что мне надоело! Я хочу попробовать себя в другом амплуа…
— Так выбирай! — предложила Алиса. — Теперь ты можешь решать сама, что тебе пережить!
— Можно, меня будут звать Прекрасная Незнакомка? — робко спросила Жертва. — Вы не возражаете?
— Чудесное имя, — одобрил Звездочет. — А меня тогда называйте Директор Космоса. Скромненько и со вкусом, мне нравится… Разрешите предложить вам руку, Прекрасная Незнакомка? Не пройтись ли нам во-о-о-он до той стеночки?
— Извольте, — улыбнулась бывшая Жертва и изящно оперлась на подставленную руку.
— Помогите мне кто-нибудь спрыгнуть с гвоздика! — капризно попросила Роковая Красавица. — А то мне тут скучно одной…
В один из дней Кукловод зашел в комнату и не увидел на стенах ни одной куклы. Зато других Кукловодов было навалом.
— Народ, а где контингент? — спросил он, озираясь. — Там Спектакль вовсю идет, а актеры-то куда делись? Сейчас выход…
— А мы тебе чем не актеры? — задорно спросила Комета. — Кого там надо сыграть?
— Так это… По ходу пьесы и разберемся! — обрадовался кукловод. — А что, если не с марионетками, а с живыми людьми — оно еще интереснее получится, а?
— Оно конечно, — согласился Директор Космоса. — А то что это такое — когда тебя тупо дергают за ниточки, а ты так же тупо реагируешь?
— Да мрак полный, никакого творчества! — поддакнул Кукловод. — Ну братцы, тогда айда! Спектакль задерживать нельзя! Наш выход!
— Перышко! Миленькое! Спасибо тебе! — Лика чуть не плакала. — Как же эта сказка вовремя! Теперь я поняла, почему люди становятся Марионетками!
— И почему же? — невозмутимо поинтересовалось Перышко.
— Потому что они выходят из равновесия, когда их критикуют! И постепенно начинают бояться самостоятельных шагов. А потом и вовсе ждут команды! Но в сказке ясно говорится, что делать:
♦ Сначала надо «спрыгнуть с гвоздика».
♦ Потом научиться самостоятельно держаться на ногах.
♦ Обрести внутреннюю точку опоры.
♦ Понять, как сохранять равновесие.
♦ И тренироваться ходить самостоятельно, без ниточек!
♦ А для этого — просто вспомнить, что ТЫЕСТЬ ТОТ, КТО ТЫЕСТЬ!
— Действительно, просто, — согласилось Перышко. — На первый взгляд… Часто Марионетки даже не пытаются сломать привычный порядок вещей. Ведь столько соблазнов переложить ответственность за свою жизнь на Кукловода!
— Я и сама так долго делала, — покаянно вздохнула Лика. — Но это потому, что жила в Страшной Сказке, и даже не представляла, что ее можно переписать. Вот правильно сказали: я себя плохо знаю! Я и сейчас в сомнениях: на что я способна? Что могу? Какие у меня таланты? Какой я вообще могу быть?
— Это дело поправимое! — утешило ее Волшебное Перышко. — Я знаю, куда тебе надо!
— И куда же? — сразу воспряла духом Лика.
— Туда, откуда взялась твоя шляпка-незнакомка. К шляпнице, вот куда!
— Зачем? — ужасно удивилась Лика. — При чем тут шляпа?
— Да при том, что это не простая Шляпница, а сказочная! — горячо воскликнуло Перышко. — Моя Сказочница знаешь как с ней дружит? Она тоже страсть как любит шляпы менять! И поэтому она Женщина-без-Возраста!
— Ну, раз Сказочница любит… — похоже, Лика уже признала безоговорочный авторитет неведомой Сказочницы.
— Да мы и сказку про нее писали! Там с одной девушкой такие волшебные метаморфозы произошли! Вот слушай…
Сказка тринадцатая
ШЛЯПНИЦА
шляпнице я попала благодаря Натусику. Натусик — это моя подруга. Она очень красивая и словно подсвеченная изнутри. Рядом с ней и я кажусь себе гораздо симпатичнее. Натусик не любит засиживаться подолгу на одном месте и часто вытаскивает меня, как она говорит, «проветриться» — в театр, в кино или просто побродить по городу. Вот и тогда мы собирались, кажется, в парк…
— Ты готова? — спросила меня Натусик, наводившая последние штрихи на лицо перед огромным, в половину прихожей, зеркалом.
— Ну в общем да, — порадовала я. — Сейчас беретку надену, и выходим.
Я подошла к зеркалу, натянула беретку и застегнула «молнию» на куртке. В зеркале отразились мы обе — я и Натусик. Я безрадостно вздохнула. Натусик была похожа на орхидею в выставочном зале, а я — на сорняк, притулившийся под забором.
— Мм-да, — сказала Натусик, оценивающе окинув нас взглядом.
— Вот и я говорю — мм-да… — уныло согласилась я.
— А я говорю — ты цены себе не знаешь! — завела привычную песню Натусик.
Натусик была целиком и полностью права. Цены я себе действительно не знала. Если бы Натусик была выставлена на продажу — то непременно в отделе «Эксклюзивные товары», на центральной витрине с подсветкой, и по самой высокой цене. А если бы продавали меня — ой… Наверное, в отделе «Неликвиды». Или на распродаже. Или даже со склада не стали бы доставать — вернули бы производителю, с рекламацией…
— Я знаю, о чем ты думаешь, — заявила Натусик. — И ты не права! У тебя отличная фигура, ты хорошенькая, ты умнее всех на свете, только вот не умеешь себя подать, потому что сама себя не ценишь.
Натусик всегда старается повысить мою самооценку, но в этом плане я безнадежна. Да и хорошо ей говорить: у нее врожденное чувство стиля, она сразу видит, что с чем сочетается, она из булавки, старого чулка и пары перьев за пять минут может смастерить такую брошь, что в театре люди больше смотрят на нее, чем на сцену. А я… Натусик сама водит меня по магазинам и подбирает мой гардероб, но на мне даже самые стильные вещи смотрятся уныло и несуразно, как на колхозном пугале. И сочетать я их ну совсем не умею! Ну не фактурное я существо, не фактурное!
— А знаешь что? — вдруг прищурилась Натусик. — Ну-ка, сними свой жуткий берет!
Я покорно стянула берет. Лучше, по-моему, не стало.
— Я поняла! — торжественно заявила Натусик. — Тебе нужна шляпа.
— Что-о-о??? — безмерно удивилась я. — Мне? Шляпа??? Да ты с ума сошла!
— Разумеется, не с этой курточкой и не с джинсами, — успокоила Натусик. — Знаешь, в девятнадцатом веке все женщины носили шляпы, и выглядели при этом прекрасно! Шляпа придает шарм, не позволяет сутулиться и вообще вырабатывает царственную осанку.
— Натусик, да побойся Бога! — воззвала я. — Ну ты в шляпе — это я понимаю. Но я в шляпе??? Ты хочешь, чтобы надо мной кони ржали?
— У нас в городе нет коней. Я не видела, — сообщила Натусик, бегая по мне взглядом. — Так что ржать смогу, в лучшем случае, я. А я — не буду, обещаю.
В глазах ее появился лихорадочный огонек, что означало — на нее снизошло творческое вдохновение и теперь она не отстанет, пока не воплотит задуманное во что-то материальное. Сопротивляться ей в таких случаях бесполезно и даже опасно для жизни.
Вот так я и оказалась у шляпницы. Адрес мне дала Натусик, но сама со мной не поехала — сказала, что шляпница принимает исключительно по рекомендации и индивидуально, поэтому я должна выпутываться сама.
Шляпница жила на окраине города, в старом двухэтажном доме с таким странным балкончиком — не балкончиком (мезонином? — всплыло из глубин памяти). В общем, очень старорежимный дом.
Жилище ее оказалось таким же старорежимным. Высокие потолки, лепнина, закругленные углы, плюшевые тяжелые шторы (драпри? — услужливо выдала память).
И шляпница выглядела старорежимно: невысокая сухонькая дама (назвать старушкой — ну язык не поворачивался!), в строгом черном платье с белым ажурным воротником, в лаковых туфлях и с такой замысловатой прической, что я обомлела. Не думала, что такие в обыденной жизни вообще встречаются! Особенно у пожилых шляпниц!
— Вы по чьей рекомендации? — осведомилась дама.
— Натусика… То есть Наталии Осипчук, — старательно отрекомендовалась я.
— Ах, Натусик! Как же, помню, очень ценю, замечательная девушка, высший класс! Очень приятно. Проходите, — гостеприимным жестом дама указала мне на дверь в комнату.
— Что привело вас ко мне? — спросила она, когда мы устроились в глубоких креслах у плетеного столика.
Этот же вопрос первым делом задал мне психолог, к которому Натусик отправляла меня в прошлом году. Психолог был молодой, видный, и кончилось тем, что я позорно в него влюбилась и сбежала, так толком и не ощутив каких-либо позитивных результатов. Но в пожилую даму я вряд ли влюблюсь, так что же я теряю?
Я набрала воздуха побольше и выпалила:
— Хочу шляпу!
— А зачем вам шляпа, милая? — ласково спросила дама. — Вы же их, я вижу, отродясь не носили?
— Не носила, — подтвердила я. — Но Натусик говорит, что шляпа вырабатывает царственную осанку. И вообще…
— А вам не хватает только царственной осанки? — мягко и настойчиво продолжала расспрашивать шляпница.
— Мне много чего не хватает, — неожиданно для себя призналась я.
— Чего же? — подбодрила меня она.
— Веры в себя, например. И еще я не знаю себе цены. Неуверенная я, опять же. Хорошие вещи носить не умею. Сутулюсь… В общем, наверное, зря я к вам пришла! Какие уж мне шляпки??? Моя одежда — джинсы и джемпер, летом — футболка. Сверху куртка по сезону — и порядок. А к ней — вязаная шапка или беретка, и еще у меня на холода норковая формовка есть… Вот. Извините. Я пойду?
— Нет, милая, не пойдете, — весело сказала шляпница. — Потому что вы совершенно правильно сюда пришли! И я с удовольствием с вами поработаю. Ах, какой экземпляр!
Я удивилась: что уж там она во мне увидела? Но заметно было, что она действительно мною заинтересовалась. И в глазах у нее появился такой же лихорадочный огонек вдохновения, который я так часто видела у Натусика.
— Пройдемте, милая, в студию, — пригласила она. — Сейчас, я только включу дополнительный свет…
Студия ее меня поразила. Больше всего она напоминала чердак, на котором в относительном порядке хранятся разные вещи. Чего тут только не было! Чугунные утюги, теннисные ракетки, потемневшая от времени прялка, спортивная рапира, вычурные вазы разных размеров, рыболовная сеть и еще куча всякого хлама. Зачем все это шляпнице??? Я ничего не понимала. И у меня сразу как-то глаза разбежались и все в голове сместилось. Я даже подумала, что так, наверное, и бывает, когда говорят «крыша поехала». Моя — точно поехала.
— Пожалуйста, встаньте вот сюда, перед зеркалом, — пригласила шляпница.
Я повиновалась. В зеркале отразилась я — в расстегнутой курточке (почему-то она не предложила мне раздеться), в сереньком берете, с растерянным лицом… В общем, не королева Марго, это точно. И даже не ее горничная. Так, может быть, кухарка…
— Попробуйте посмотреть на себя как на незнакомку, — предложила дама. — Посмотрите внимательно, что вы можете сказать об этой девушке?
— Не красавица, — честно сказала я, оценив отражение. — Умные глаза, как у собаки. Наверное, на работе ценят. И еще боится очень. Даже, наверное, хочет сбежать. И не верит, что у нее что-нибудь получится.
— Согласна, — кивнула шляпница. — А теперь повесьте вот сюда куртку и берет. Прошу вас. Наденьте вот этот черный балахон — он нейтральный и пойдет к любой шляпке. Надевайте же! И снова смотрите на себя в зеркало.
Пока я выполняла ее повеления, шляпница, сцепив руки в замок перед собой, мерно расхаживала по студии и монотонно говорила:
— Деточка, запомните раз и навсегда, заучите и повторяйте как молитву: «Некрасивых женщин не бывает. Бывают нераскрытые». Запомнили?
— Запомнила, — кивнула я. Меня почему-то внезапно потянуло в сон — от ее голоса, что ли?
— Далее. Цену себе устанавливаете только вы сами. И никто другой. В вашем магазине вы сами и директор, и продавец, и маркетолог, и ревизионная комиссия. Уяснили?
— Уяснила, — кивнула я.
— Какую бы цену вы ни поставили, остальные постепенно к этому привыкнут, и на каждую цену найдется свой покупатель. Понятно?
— Понятно, — подавила зевок я.
— И помнить надо только об одном: товар мало красиво оформить! А если цена не соответствует оформлению, это неправильно, это не комильфо. Согласны?
— А что такое комильфо? — спросила я.
— Неважно. Потом поймете. Вы действительно хотите примерить шляпки? Имейте в виду, это навсегда изменит вашу жизнь. Не боитесь?
— Хочу, — подтвердила я. — Не боюсь. Что уж там такого замечательного, в моей жизни, чтобы я за это цеплялась?
— Хорошо, — улыбнулась шляпница. — Если не цепляетесь — уже хорошо. Какую шляпку вы хотели бы посмотреть?
— Не знаю, — пожала плечами я. — Я совсем не разбираюсь в шляпах. Может быть, для начала вы мне что-то посоветуете?
— Разумеется, милая. Давайте начнем с этой. Примерьте!
Она легко сдвинула часть стены — оказалось, стена была раздвижной, и там обнаружилось множество всевозможных шляпок — просто глаза разбегались! Она сняла одну, терракотового цвета, с округлым верхом и маленькими полями, и тут же напялила ее на меня. Я уставилась в зеркало. То, что я там видела, мне не нравилось. Кажется, черты моего лица несколько изменились: из-под шляпки на меня смотрела не особенно приятная особа с крепко сжатыми губами и востреньким носиком, который так и норовил разнюхивать, проныривать и влезать. Спать захотелось еще больше.
— Говорите! — властно приказала шляпница. — Не задумываясь, все, что в голову придет.
Я открыла было рот сказать, что ничего мне в голову не приходит, но неожиданно для меня из него полились какие-то другие слова:
— И чего это они там затевают? Надо бы разузнать. Явно думают обо мне всякие гадости. От них можно только плохого ждать. Но я должна их опередить. Не дождетесь! Я тоже кое-что про вас знаю! Я вам докажу, что я — лучше. Сплетники несчастные…
— Замрите! Если бы это была картина, как бы вы ее назвали? — неожиданно прервала мой «поток сознания» шляпница.
— «Подозрительность», — тут же отозвалась я.
— Вам нравится эта шляпка?
— Нет! Что вы! Ни в коем случае! — гневно отвергла эту мысль я.
— Тогда снимите ее и отложите пока, — подсказала шляпница. — Готовы к следующему эксперименту? Ну и хорошо. Оп-ля!
Следующим оказался кокетливый капор с лентами и розочками. Как только он оказался на мне, вдруг на меня нахлынуло какое-то фривольное настроение. Хотелось визжать, бегать от гусаров и танцевать канкан.
— Не сдерживайте своих порывов, милая. Здесь можно! — поощрила меня шляпница, щелкая пальцами.
На щелчок включилась музыка, и раздался действительно канкан, и против своей природной сдержанности и застенчивости, я пустилась в пляс. Подхватив двумя руками долгополый черный балахон, я азартно дрыгала ногами, и со стороны, как мне кажется, напоминала более всего взбесившееся пианино. Под конец я от души взвизгнула и села на шпагат, благо мы с Натусиком неравнодушны к фитнесу и регулярно посещаем спортзал. Музыка смолкла. И я моментально покрылась холодным потом: да что же это со мной творится??? Я что, с ума сошла?
— Прекрасно, вы умница! Вы меня порадовали, — поспешила сообщить шляпница. — А вы порадовались?
— Я? Извините, простите ради бога, я не знаю, чего это на меня нашло… — стала оправдываться я.
— Стоп! — оборвала меня шляпница и быстро надела на меня другую шляпу — чопорный черный котелок с узкой ленточкой. — А теперь продолжайте.
— Я не понимаю, что это на нее нашло, — строго сказала я. — Прощу извинить меня за невоспитанность моей дочери! Это больше никогда не повторится. Она будет примерно наказана. Две недели без прогулки и по два часа музыкальных экзерсисов ежедневно, сверх обычного. Это понятно?
Из зеркала на меня смотрело лицо, в котором явственно проступали черты моей мамы. Строгой, бескомпромиссной, беспощадной к невоспитанности и разгильдяйству четко знающей, «как надо» и «как положено».
— Мама… — беспомощно проблеяла я. — Мамочка, пожалуйста… Прости меня, я не хотела…
— Стоп! — вновь прервала меня шляпница и жестом фокусника ловко поменяла котелок на бесформенный белый колпак, закрывший мне все лицо. Впрочем, прорези для глаз в нем были — но я теперь мало что видела. И сразу почувствовала себя жертвой.
— Мамочка, не надо! — попросила я и заплакала. — Я буду хорошей девочкой! Я буду слушаться! Я буду воспитанной, честное слово! Я больше никогда в жизни не буду танцевать! И визжать тоже! Я клянусь тебе! Я никогда не посрамлю честь нашей семьи!
Слезы душили меня и заливали лицо. И когда шляпница сдернула колпак, мне стало стыдно: ну что это со мной происходит? Безумие какое-то!
— Безумие… Ну давай попробуем, — сказала шляпница и мгновенно надела на меня другой колпак — шутовской, двурогий, один рог красный, другой зеленый, а на концах бренчали бубенчики. — Как тебе?
Я вскочила. Мне было вовсе не весело (странно, а я думала, что шуты — очень веселые люди!). Но я почему-то почувствовала злость, медленно переходящую в ярость.
— Подходи, народ людской! Я смешу вас день-деньской! Можно эдак, можно так, потому что я дурак! — завопила я, прыгая по студии. — Посмотри на барыню, перечницу старую! Не сеет, не пашет, не поет, не пляшет, все на свете знает, морали читает!
— О ком это ты? — вкрадчиво спросила шляпница.
— О маме! — отмахнулась я — и замерла на месте. — О маме? О Господи!
— Стоп! — снова вмешалась шляпница и махом убрала шутовской колпак, водрузив мне на голову странную шляпку — золотистую спираль на тонком ободке, похожую на нимб. Я глянула в зеркало, и в меня хлынули странные чувства.
— Это тоже любовь… — с удивлением произнесла я. — Она думала, что без этого я не проживу. Без дисциплины и серьезности. Она хотела как лучше. Мама хотела меня защитить. Она не виновата. И я тоже не виновата. Никто не виноват…
— Милая, посмотри на меня. Давай попробуем вот это, — мягко предложила шляпница, протягивая мне соломенную шляпу с широкими полями. Я надела ее — и мне сразу стало спокойно и хорошо, как летом на даче, в шезлонге и с книжкой, а рядом блюдечко со спелой вишней.
— Вот теперь мы можем обсудить все это, — погладила меня по плечу дама. — Ты хочешь что-нибудь сказать?
— Что это было? — задала я давно мучающий меня вопрос.
— Искусство, — просто ответила дама. — Я умею делать шляпки, поднимающие разные эмоции. И выводящие их. Такая шляпная терапия, понимаешь?
— Шляпная терапия, — повторила я. — Эмоции, стало быть… Вы знаете, я сейчас поняла, что я всю жизнь чувствовала себя виноватой перед мамой. Ей хотелось, чтобы я была серьезной и вдумчивой. И дисциплинированной. И чтобы жила по правилам. А я не могу! Не то чтобы совсем не могу — но мне не нравится. Мне приходится себя заставлять жить по режиму и делать только то, что приличествует порядочной девушке. Я когда канкан танцевала — мне нравилось, правда. Но потом я ужаснулась — а что мама скажет? Если узнает? И мне стало очень стыдно. Я всю жизнь доказываю ей, что я умная и правильная. А сама на нее внутренне злюсь! Потому что живу не своей жизнью, а ее. Ну, как она бы ее прожила.
— Ах, милая, я думаю, если бы ваша мама примерила мои шляпки, вы бы удивились, насколько ошибочно это умозаключение, — грустно сказала шляпница. — Мы все в угоду какому-то мифическому «общественному мнению» с детства учимся подавлять свои эмоции и истинные желания. Ваша мама, я полагаю, не исключение…