- Ахма, ну что ты там?
- Ща, ща, погоди да по-братски.
Солнце только-только поднималось из-за лазурного горизонта и пробивалось сквозь листву в приморском парке. В будний день поутру здесь не было ни души. Место выглядело достаточно безжизненным, несмотря на насыщенные майские звуки. Можно было даже представить, что люди его покинули навсегда – картина напоминала легенду о корабле «Марии Целесте»: будки пустовали, холодильники для мороженого со сломанными колёсами были защищены ржавыми замками и прикрыты зонтиками, тут и там валялись недопитые бутылки из-под «Денеба». Прибой, на удивление, почти не шумел. Где-то вдали наверняка смиренно ждали свою судьбу яхты и пароходы. Морской обзор загораживал видавший виды товарняк. Белоснежный театр, напоминающий по своей форме футуристическое средство для межпланетных перемещений, всё так же величаво, как непреклонный колосс, возвышался над прочими постройками. Ощутимые порывы ветра нагнетали атмосферу, наполняя и без того жутковатый пейзаж странными звуками. Только лениво разбредающиеся в разных направлениях кошки и собаки, достаточно упитанные для бездомных, напоминали о том, что жизнь в Махачкале всё же есть. Но она во власти солнечного дня, пасмурного вечера и сверкающей ночи. А за утром гнались лишь охочие до необычных фотографий студенты и чудаковатые гуляки.
Конец мая. В Политехе уже давным-давно не следят за посещаемостью, учащиеся предпочитают отсыпаться дома – лучшая альтернатива шести часам просиживания за партой. Братья Мирзабековы с первого курса – Джабраил и Ахмед - не спали уже почти сутки. В честь очередной победы дагестанского борца они решили устроить марафон и пересмотреть его лучшие бои. Вскоре, когда количество пропущенных ударов в челюсть перевалило за десятки, а мусорный пакет переполнился банками Red Bull, они решили посмотреть какую-нибудь глупую американскую комедию последних лет. Активные вещества напитка возымели свой эффект – спать братьям не хотелось вовсе. Они долго возились со своим SmartTv, но пульт застопорился, а искать батарейки помешала лень. В итоге было принято решение загрузить фильм на планшете. Старый полуразбитый первый IPad пережил много загрузок и в этот раз тоже не подвёл – до четырех утра братья с каменным лицом смотрели откровенно халтурное детище кинематографа. На последних минутах фильма начало светать. Небеса красиво запестрили красно-розовой палитрой, и Ахмед побежал за телефоном.
|
|
- Э, чё ты, как тёлка, хватит да, зачем тебе эти фотки.
- Да ладно, красиво же, смотри!
- Каждый день такая тема из этого окна…
Через полчаса братья, одетые в лёгкие спортивные ветровки, закрывали входную дверь. Было понятно, что они уже не заснут, а сидеть дома, когда родители с сестрой уехали к родственникам в Кизилюрт, и можно без лишних допросов прогуливать пары, просто кощунственно.
- На Родопский пойдем?
- Да что там делать?
Ахмед начал вспоминать, чем можно заняться в парке спозаранку.
- Ну, пару кругов сделаем туда-сюда, к морю спустимся, может, к тому времени чуду откроются, похаваем тоже.
- А чё дома не похавал? Заира для кого рис сварила?
- Да она его не солит вообще, я не могу этот рис кушать.
- Соль не вариант взять и посыпать?
|
|
Ахмед лениво отмахнулся, давая понять, что аргументы у него железные.
С молчаливого согласия ребята вышли к библиотеке на Ленина, завернули и спустились вниз. За всё время им встретилось всего две машины. На перекрёстке перед парком один из братьев вдруг ни с того ни с сего остановился и сел на асфальт.
- Ээ, не мороси да.
- Сфоткай меня. – Ахмед протянул свой потёртый Самсунг брату.
- Ладно, ща. Всё, на. Пойдём.
- Саул. Давно такую хотел.
Ближе к театру они решили, что на пляже сейчас прохладно, поэтому будет лучше пройтись вдоль белых перил-колонн. Ветер взъерошил волосы Ахмеда, Джабраил же недавно побрился и был похож на солдата-новобранца. Он в упор смотрел себе под ноги, отмечая каждую выбивающуюся из общего рисунка плитку.
- Джабрик, мне отойти надо, я ща, быстро.
Тот угрюмо кивнул, погрузившись в свои мысли. Он думал о том, что будет, если Мадину всё-таки засватают, а он даже не успеет с ней толком пообщаться. Мадина была из хорошей аварской семьи, родители её – праведные мусульмане – считали, что девушку нужно непременно выдавать за парня из их села.
Ахмед трусцой побежал к ближайшему палисаднику, шаркая старыми кедами.
Джабраил задумчиво уставился в неподвижную точку на расстоянии нескольких километров от берега. Это был крохотный красный буй, который игнорировали даже пловцы. Он скорее выполнял декоративную функцию. Каждое лето воды Каспия поглощали очередного невезучего любителя понырять с прибрежных скал. Их трупы лишь изредка прибивало к берегу, в большинстве случаев они просто пропадали в капризной пучине.
|
|
Каспий – это не могучий пенный старик с седой бородой без конца и сдвинутыми на лоб бровями. И не ласковая и невинная дева, играющая с брызгами капель, искрящимися и рассеивающимися в радугу. Его нельзя сравнить с былинным богатырём или с уставшей и отправившейся на покой строгой, но любящей матерью. Нет, он не похож на всех остальных. Он одиночка. Каспий – это красивый молодой человек, чересчур умудрённый опытом для своего возраста. Он то одет в недорогой, аккуратный костюм, то выжимает намокшую футболку, стоя в одних бриджах и сандалиях на выступающей скале. Он умывается пением чаек и закуривает сигару. Отдыхает, наблюдая за рыбаками, и смеётся, глядя, как мчится навстречу потоку косяк рыб. Иногда он шалит и дразнит приезжих набрасывающимися и резко отступающими волнами, иногда скучающе перебирает ими, пытаясь избежать штиля. Его можно даже разозлить, но гнев его молод и горяч, он лишён какой-либо рациональной основы. Накал страстей, сменяющийся умилением при виде детей, строящих песочные замки. И снова жажда разрушения: превратившаяся в кашу крепость, которую не спас двухступенчатый ров. И снова милость и легкая полуулыбка. Но всегда благородство, всегда справедливость и верность принципам. Стойкий, бесстрашный и всегда величественный, ежесекундно взывающий ко всем внемлющим: «Я тоже достойный сын Кавказа!»
Сегодня Каспийское море было на удивление чистым и прозрачным. Джабраил поймал себя на мысли, что в последнее время он начал размышлять о море в романтическом ключе, хотя раньше за собой подобного не замечал. До своего отъезда в Москву он вообще не задумывался о ценности моря, солнца и гор. Людных улиц и пустых закоулков. Заболоченного озера и замусоренного пляжа. Провинции и мегаполиса в одном лице. Что-то в этом было. Что-то ужасное и родное одновременно. Он не мог это объяснить для себя, но чётко понимал. Одна девушка с его потока однажды опаздывала вместе с ним на занятия. Троллейбус никак не мог развернуться на перекрёстке, пыхтел и скрежетал тросами, а малявкам-легковушкам оставалось лишь недовольно сигналить. Тогда она повернулась в сторону самого широкого окна, откуда было видно светофор, который упорно не желал переключаться на зелёный, и сказала, достаточно громко, чтобы сидящий сзади мог услышать, но в то же время тихо, себе самой или куда-то в пустоту: «Я люблю Дагестан за его вечность». Джабраил её тогда совсем не понял. Кончики её волос были окрашены в тёмно-синий цвет, что явно символизировало о том, как деградирует его Родина. Сначала он возмутился, а потом и вовсе отверг эту фразу, как глупую и брошенную без какого-либо умысла. Но простые слова так запали в душу, что он продолжал их хранить и на следующий день, и через неделю, и даже когда наступило лето. И вот сейчас Джабраил стоял, вдыхая солёный озёрный воздух, и осознавал всю глубину этого высказывания. Что бы ни имела в виду эта странная девушка, Дагестан действительно вечен. И через тысячу лет Каспий всё так же будет по-юношески нетерпеливо омывать берег.
Джабраил отстранился от перил и позвал брата:
- Ахма, ну что ты там?
- Ща, ща, погоди да по-братски.
***
Ахмед подбежал к ближайшему дереву и приготовился расстегнуть пуговицу джинс. Вдруг пальцы его остановились, так как он почувствовал странный запах и поспешил обернуться. Никого не было рядом. Собственно, он и не ожидал никого увидеть, так как запах был слишком специфичен для живого существа. Ахмед ожидал обнаружить под деревом какой-нибудь мусорный пакет или мёртвое животное, поэтому обошел его по кругу, врываясь кедами в землю у корней. Он совершенно не брезговал гниющей плотью, но резкие запахи раздражали его с детства, с тех самых пор, как старший брат ради шутки попросил его засунуть нос в банку со свежим хреном. На деле он и вовсе был не уверен, было ли это похоже на нечто мёртвое, но так уж устроен человеческий мозг – всё, что хоть сколько-нибудь напоминает ему падаль, непременно должно ею являться. Вокруг ствола росла зелень, и пробивался маленький куст сирени, который явно пророс из семян, попавших сюда волею случая. Вся остальная область палисадника почти полностью была вытоптана, несмотря на все усилия местных стражей порядка. Усилия эти представляли из себя периодическое распугивание желающих пофотографироваться на фоне листвы. Вокруг не было ничего подозрительного, но тем не менее запах продолжал усиливаться, как будто двигался в направлении того места, где стоял Ахмед. В последний момент он интуитивно почувствовал что-то неладное и резко отпрянул в сторону, при этом развернувшись.
С нижней ветки дерева свисало нечто. Оно представляло собой омерзительный сгусток инородной темно-красной и серой плоти, из которого торчали многочисленные ни на что не похожие отростки и… головы. И конечности. Нечто, ранее являющееся белкой, теперь всасывало птичьи перья. У него не было ног или рук, их функции выполняли различные выступающие сгустки, видоизменяющиеся с неимоверной скоростью. Тошнотворная тянущаяся жидкость стекала с его пасти, которая представляла из себя впадину с огромными собачьими зубами. Нечто ужасное и нечеловеческое сократило все мышцы (если они у него имелись) и вжалось в кору в полной готовности наброситься на новую жертву.
Ахмед не смог издать ни звука. Когда смотришь фильм, и подобное происходит с героем третьесортного ужастика, саркастичный попкорн летит в сторону экрана, и зрители сходятся во мнении, что уж они бы нашли способ привлечь внимание, как минимум истошно заорали бы что есть силы. Но никто почему-то не учитывает, что порой организм берёт на себя слишком многое и своей паникой мешает действовать нам инстинктивно. Вмиг его глотка превратилась в Сахару, а белки начали закатываться. Он никак не мог вдохнуть достаточно воздуха для решающего крика. Но как только ему это удалось, и звук вот-вот готов был вырваться наружу, связки подвели, и отчаянный сдавленный хрип прозвучал тихо и жалко. Промежутка длиною в семь секунд не хватило для того, чтобы мысленно попрощаться с миром. Тварь с неистовым криком выпустила тонкие красные щупальца и крепко обмотала ими шею Ахмеда. Затем она рывком затянула их и рванула к себе. Как иссушенный бутон, легко и беззвучно, голова с застывшим выражением ужаса на лице отлетела в сторону и стукнулась о корень. Тело в момент обмякло, подкосилось и рухнуло оземь. Из практически идеального круглого отверстия хлынула кровь. Она мгновенно впиталась в землю, окрасив её в тёмный багряный цвет.
Джабраил уже было заволновался, куда запропастился младший, как вдруг услышал странные вопли сзади. Он пошел по направлению к насаждениям и сразу же за поворотом увидел брата. Тот стоял спиной, склонив голову над широкой дорогой, ведущей к пляжу и ресторанам. Джабраил ускорил шаг:
- Ле, ты где был всё это время? Я же там стою, тебя жду, ты что здесь забыл?
Никакой реакции.
- Ахма?
Фигура всё так же неподвижно стояла, что-то сжимая в руке.
- Ээ, нормально веди да себя, что случилось?
Джабраил, наконец, подбежал к брату и схватил его за руку. Тут он понял, что в ней ничего не было. Просто это была не рука. А опухший угловатый сгусток, пытающийся подражать человеческой руке. Клетки, или что бы это ни было, успешно имитировали ткань чужака: вот-вот начали проявляться пальцы и формироваться ногти. Но это всё ещё была не рука. Не рука его брата.
- Ахма, ты… это что за…
- Успокойся, Джабраил. Это ведь я, твой брат. Смотри.
Существо вырвало уже полностью законченную руку, подняло её на уровне глаз и повертело.
- Смотри, всё в порядке. Тебе, видно, что-то почудилось. Давай выпьем по чашечке кофе, и я расскажу тебе, что интересного я видел по дороге к тебе?
Голос явно принадлежал Ахмеду. Но то, как и что он говорил. Никто другой, быть может, и не заметил бы подвоха. Но только не он. И только не его кенты. Здесь так никто не говорит. Это не может быть Ахмед.
- Ахма, я не понимаю. Что… Что за шайтан в тебе, когда это началось?
- Аллах всё видит, брат. Он…
- Что?! Иди да отсюда, ты не мой брат, иди отсюда, меня не трогай вообще!
Джабраил попятился, но страх за жизнь брата перевесил все риски. Он с разбегу налетел на существо и сшиб его с ног. Добрый и серьёзный парень, любящий своих родителей и однажды поклявшийся им защищать младшего брата, сейчас замахнулся на него кулаком, чтобы со всей силы ударить в челюсть. Но то, что секунду назад было человеческим ртом, теперь превратилось в клыкастую пасть. Её свело в адском зверином оскале. Запах гнили и страха выходил из чудовища вместе со слизью. Оно занесло взявшиеся из ниоткуда шипы прямо над глазными яблоками Джабраила и произнесло:
- Не сегодня, Д…Д-Джабрик.