Я, Тимофеев Валентин Иванович родился в 1925 году в Москве в большой многодетной семье. Наш дом, в котором мы проживали, находился в районе Преображенской заставы на Некрасовской улице. Жили мы скромно, но не бедно.
Моя трудовая деятельность началась после окончания семилетней школы. В 1940 году я пошел учиться в ремесленное училище № 16 готовящее слесарей-лекальщиков при заводе «Геофизика» г. Москвы. Учеба мне очень нравилась. Мастера производственного обучения придавали серьезное значение нашим профессиональным навыкам вкладывая в нас всю душу, но и спрашивали с нас строго. Обучение проходило на рабочих местах, где мы могли всё делать своими руками. Распорядок дня нашего обучения был таков: четыре часа учеба в классе, бесплатный обед, а затем два часа производственного обучения в мастерских завода «Геофизика». Такой порядок обучения сохранялся до окончания училища.
В связи осложнявшейся мировой обстановкой (немецкая армия оккупировала Польшу, Францию, Чехословакию, Венгрию и другие страны) у нас в ремесленном училище была введена военно-строевая подготовка, которая проводилась на плацу в Сокольниках. В мае 1941 года я, в составе группы учащихся от ремесленных училищ города Москвы, принял участие в торжественных мероприятиях, пройдя строевым шагом по Красной площади.
Когда пришёл приказ об окончании ремесленного училища нашу группу из 20 ребят оставили работать на заводе «Геофизика», где изготовлялась точная механика. Встретили нас на территории завода с музыкой, и мы были очень обрадованы таким теплым приемом. С нами провели инструктаж по технике безопасности, выдали спецодежду и познакомили мастерами. Определили нас слесарями в цех, где предстояло выполнять работу по обработке напильником деталей после штамповки. В дальнейшем эти детали поступали в сборочный цех, но конечную продукцию завода мы не знали. Я очень гордился своей рабочей специальностью.
Мы, мальчишки, тогда интересовались всем, побыстрее освоить профессию и встать на ноги. Нам очень хотелось стать взрослыми. Еще во время учебы я увлекся фотографированием. Кроме этого моими увлечениями были шахматы, чтение и очень нравилось что-нибудь мастерить для дома. В семье я равнялся на своего старшего брата, который после окончания института работал инженером на военном предприятии. Я мечтал стать высококвалифицированным специалистом. Но моим мечтам не суждено было сбыться…
22 июня 1941 года фашистская Германия, вероломно напала на нашу страну, нарушив тем самым договор о ненападении. По стране началась массовая мобилизация на фронт, было много добровольцев, у военкоматов стояли огромные очереди. В столице на улицах появились патрули, люди несущие заграждения, город погрузился во тьму. Многие предприятия стали демонтировать и отправлять их за Урал.
Завод, на котором я работал до 1 октября 1941 года, вместе с рабочими был эвакуирован, но я остался в Москве. Наш папа хотел, чтобы вся наша семья эвакуировалась, но на семейном совете было принято решение остаться в Москве. Мы очень доверяли нашему правительству и когда по радио выступил В.М. Молотов, который заявил: «Наше дело правое и победа будет за нами! » мы решили остаться в Москве.
Городские улицы по вечерам были пустынными, у домов появились дежурные. Большинство москвичей, как и моя сестра, Лидия, во время ночных бомбежек дежурили на крышах домов и сбрасывали «зажигалки», а другие несли заградительные дирижабли. Москва стала прифронтовым городом. Особенно тревожными днями стали 13 и 14 октября 1941 года, когда из Москвы начали массово уезжать жители и вывозить все свои вещи. В городе началась паника, и в этом хаосе началось мародерство и грабеж магазинов.
Из-за тяжелой обстановке в Москве были введены карточки на продовольствие и хлеб. Люди, потерявшие продовольственные карточки, были обречены на голодную смерть. В Москве было введено военное положение, появилась светомаскировка. Москва, осенью 1941 года, погрузилась в ночь. Во время бомбежек люди стали прятаться в бомбоубежище, а на улицах города появились беженцы.
В ноябре 1941 года составе коммунистического батальона от автозавода им И.В. Сталина (впоследствии им. И.К. Лихачёва) ушел на фронт муж моей старшей сестры Ольги – Сулим Александр Елисеевич, а 15 декабря 1941 года у них родились двойняшки, мои племянники – Игорь и Ирина. Моего брата Владимира, как он ни просился на фронт, не отпускали, так как он работал на военном предприятии.
В скором времени меня вызвали в райвоенкомат и вручили повестку на военные сборы (по адресу: Нижняя Красносельская улица дом 1), где мы изучали военное дело: сборка – разборка затвора винтовки, устройство противотанкового ружья, а также приемы владения ближним боем. В феврале 1942 года нас повезли в Крюково, после освобождения города от немцев. Там нас знакомили с подбитой немецкой техникой, дали полазить по окопам и пострелять из противотанкового ружья. Надо было одним патроном поразить мишень – смотровую призму водителя танка. Замерших, но в боевом настроении, нас, молодых ребят, привезли в Москву поздним вечером.
В марте 1942 года в наш дом на ул. Некрасовской пришла беда – похоронка, в которой было сказано, что муж моей сестры Ольги, Сулим Александр Елисеевич, пал смертью храбрых защищая нашу Родину возле села Холмец Оленинского района Калининской области. Страшно было смотреть на мою сестру Ольгу, оставшуюся вдовой с двумя маленькими детьми, которым не было еще и трех месяцев. Я и вся моя семья как могли старались её утешить.
В мае 1942 года меня, от райвоенкомата направили слесарем 4 разряда на Московский завод № 829 для сборки прицелов для минометов. В цеху в основном работали женщины и подростки. За работу на заводе мне платили зарплату, и я получал рабочую продовольственную карточку 1 категории 700 грамм хлеба, масло, сахар.
28 мая 1943 года я был призван на военную службу. После прибытия на призывной пункт нас новобранцев, человек 300 в возрасте 17 – 20 лет постригли, переодели в военную форму и направили в Даниловские казармы. 1 июня 1943 года мы приняли военную присягу и расписались в солдатской книжке, где мне запомнились на всю жизнь следующие слова: «… Если я нарушу свою торжественную присягу, путь меня постигнет суровая кара советского закона ».
По окончании курса молодого бойца к нам в казармы прибыли представители воинских частей. Не зная нас они просто зачитывали наши фамилии, формировали в специальные команды и на автомобилях развозили по воинским частям. С ребятами, с которыми я подружился на этих сборах, мы расстались. Нашу группу солдат (человек 60) направили в г. Мытищи. По прибытии на Мытищинский вагоностроительный завод нам сообщили, что наша дальнейшая военная служба пройдет на бронепоезде.
Бронепоезд № 208, на котором мне предстояло служить командиром орудия, представлял из себя открытые пульмановские платформы со стальными бортами высотой 80 сантиментов. Кроме открытой платформы, на которой был установлен пульт управления зенитным огнем (ПУАЗО), на четырех платформах были установлены по четыре пушки МЗА, а на других платформах были установлены 76 миллиметровые зенитные орудия. Наш бронепоезд предназначался для отражения атак вражеской авиации, а также для стрельбы по танкам и другим наземным целям. Паровоз у бронепоезда был серии «ОВ» или как мы его потом любовно называли «овечка», который обеспечивал скорость бронепоезда 40 – 50 км/час. На заводе рабочие показали нам материальную часть бронепоезда и всем солдатам дали строгий наказ «Громить фашистов!!! ». Так началась моя новая непростая военная жизнь на бронепоезде.
Командиром бронепоезда № 208 был назначен старший лейтенант С. Журба, а командиром нашей батареи – лейтенант В. Белов. Солдаты на бронепоезде были из разных городов нашей необъятной Родины и разных национальностей: русские, украинцы, евреи, белорусы и др. Несмотря на это мы очень быстро нашли общий язык и вся наша батарея работала очень слаженно. В скором времени мы полностью изучили материальную часть нашей батареи и могли подменять друг друга.
В конце июня 1943 года наш бронепоезд отправили на выполнение первого боевого задания: охранять железнодорожную станцию Сухиничи–Смоленск расположенную на юге Смоленско-Московской возвышенности. Это узловая станция с направлениями на Смоленск, Оршу и Витебск на которой в то время скапливалось большое количество техники и людских ресурсов. Как потом оказалось, мы обеспечивали прикрытие наступательной Спас-Деменской операции войск Западного фронта, проведенной с 7 по 20 августа 1943 года с целью разгрома Спас-Деменской группировки немецко-фашистских войск и создания условий для последующего наступления на Рославль.
В тот период немцы еще имели преимущество в воздухе и бомбили наши эшелоны с людьми, техникой и даже санитарные поезда, на которых были нарисованы красные кресты. С появлением нашего бронепоезда на станции Сухиничи–Смоленск немцы стали реже появляться в воздухе. В основном вражеские налеты проходили по вечерам или в пасмурную погоду.
Однако, именно на этой станции в конце августа 1943 года, в ночь, когда станция была забита до отказа эшелонами, наш бронепоезд понес значительные людские потери. Перед этой ночью посты внутреннего несения службы бронепоезда («внос») сообщили нам, что днем немцы разбомбили пути при въезде и выезде эшелонов со станции Сухиничи–Смоленск и разгрузить станцию не представлялось возможным. Часов в десять вечера на большой высоте прилетел немецкий самолет, который прямо над станцией сбросил осветительную ракету (болванку с зажженным магнием) на резиновом парашюте. Все наши попытки сбить осветительную ракету оказались безрезультатными. На станции стало светло как днем.
Через несколько минут в воздухе появились фашистские самолеты и начался ночной налёт вражеской авиации. Мы попытались открыть по ним заградительный огонь, но фашистские летчики применили неизвестную нам тактику «качели», это когда один самолет появлялся из темноты с одной стороны и сбрасывал бомбу, а с другой стороны уже приближался новый самолет и так же сбрасывал бомбу. Осколками авиабомб был поврежден пульт управления зенитным огнем нашего бронепоезда, который обеспечивал синхронность стрельбы по самолетам противника.
На станции почти сразу же с вражеским налетом взорвался вагон со снарядами, и началась паника. Люди стали убегать от эшелонов. Осветительная немецкая ракета медленно снижалась, но сбить её нам
не удавалось, а фашистским летчикам вся станция была видна как на ладони. Этот кошмар продолжался минут пятнадцать – двадцать. Вражеские самолеты улетели, а на станции продолжали взрываться снаряды и гореть составы с техникой. Через несколько дней нам сообщили, что успешному налету вражеской авиации способствовали диверсанты, которые создали панику, взорвав вагон с боеприпасами, и указав сигнальными ракетами цели для фашистских летчиков.
Во время этого налета, наш бронепоезд понес первые потери. Скоро нам прислали нового командира бронепоезда (бывший военный летчик – капитан) и командира батареи (окончившего Чкаловское зенитное училище), которые стали усиленно проводить с нами обучение. После очередного вражеского налета мы обсуждали всей батареей допущенные ошибки, а наши командиры подсказывали, как нам надо было действовать в этом случае. Много времени наши новые командиры уделяли и теоретическим занятиям. Как сказал нам через два месяца наш новый командир батареи: «считайте, что вы окончили зенитное училище». Ели, спали и жили мы практически рядом с зенитными орудиями.
После освобождения города Смоленска наш бронепоезд охранял узловые железнодорожные станции: Могилев, Орша, Витебск, Лепель, Борисов и другие железнодорожные станции, где скапливалось много воинских эшелонов. Но продвижение бронепоезда было ограничено. Фашисты при отступлении взрывали железнодорожное полотно, минировали пути. Так, например, при подъезде к городу Могилев немцы вкопав якорь-нож и подсоединив его к двум паровозам резали шпалы железнодорожных путей, а немецкие саперы в это время подрывали каждое соединительное звено рельса. Для восстановления железнодорожных путей не хватало шпал. Нашим солдатам из железнодорожных войск приходилось вручную обрезать взорванные участки железнодорожных рельс и сверлить их также вручную.
Далее наш бронепоезд принимал участие в отражении вражеских налетов на железнодорожные станции Украины, а затем и Польши. Сколько фашистских самолетов сбил наш бронепоезд точно на это никто не смог дать нам ответа. Вот один из примеров. Однажды осенью 1944 года при охранении воздушного пространства на одной железнодорожной станции ночью последовала команда «Тревога!». В одно мгновение бойцы нашей батареи уже были на своих боевых расчетах около орудий, и мы услышали в небе гул немецкого самолета. Все были в напряжении и ждали только приказа командира зенитной батареи. И вот на фоне луны мы увидели немецкий транспортный самолет Юнкерс-52. Командир нашей батареи скомандовал «Трубка 20. Огонь!». Вместе с нашим бронепоездом огонь по самолету открыла и зенитная батарея, расположенная неподалеку от нас в поле. Прошло несколько секунд мы увидели, как один из моторов этого самолета загорелся, и затем он стал резко снижаться и уходить за линию фронта.
Утром при обсуждении истории ночного боя у полковника, который руководил противовоздушной обороной железнодорожной станции, командир нашего бронепоезда сказал, что боевыми расчетами бронепоезда ночью был подбит немецкий самолет. Однако и командир стационарной зенитной батареи стал утверждать, что именно бойцы его батареи сбили этот самолет. Когда ведется плотный заградительный огонь по самолетам невозможно точно определить, кто конкретно подбил самолет, но полковник сказал, что разберется в этом вопросе.
Поздно вечером к нам на бронепоезд приехал полковник и, собрав четырех установщиков взрывателей (дистанционных трубок снаряда), которые с помощью специального ключа обеспечивали по специальным рискам установку на снаряде время его взрыва, дал им несколько вводных команд для установки различных параметров взрывателей. Все действия установщики взрывателей обеспечивали при свете фонарика, как в день, когда был подбит самолет. Все показатели и посекундный хронометраж установки взрывателей на снарядах фиксировались полковником лично. Аналогичные проверочные мероприятия были проведены и с установщиками взрывателей стационарной зенитной батареи. После этого нам было объявлено, что транспортный самолет Юнкерс-52 был сбит зенитными орудиями нашего бронепоезда.
Во время отражения атак немецкой авиации в конце 1944 года я получил осколком ранение в левую ногу. Но рана была не очень глубокой, и фельдшер нашего бронепоезда сделала мне перевязку. Свою рану я считал пустяковой царапиной. Хотя нога меня понемногу беспокоила, но я старался не придавать этому большого значения. Все мы хотели только одного: побыстрее разбить врага и закончить войну в Берлине. Во время войны спать нам приходилось почти, не снимая сапог, а моя рана все не заживала и стала беспокоить меня все больше и больше.
В конце февраля 1945 года на станции польского города Остров-Мазовецк остановился санитарный поезд, который вывозил раненных солдат. Командир нашей батареи направил меня вместе с фельдшером бронепоезда для консультации по поводу ранения моей левой ноги. После осмотра ноги врачами у меня забрали направление из воинской части, солдатскую книжку и сказали, чтобы я перешел в другой вагон санитарного поезда. В вагоне мне сделали перевязку, накормили и в этот момент санитарный поезд тронулся. Я попытался сойти с санитарного поезда говоря, что мне надо на бронепоезд, что надо предупредить командира, но медицинская сестра сказала, что я нуждаюсь в стационарном лечении, а моим командирам уже об этом доложено. Так я даже не успел проститься со своими однополчанами...
После прибытия санитарного поезда в Москву нас всех раненых распределили по различным госпиталям города. Мне повезло, я был распределен в Сокольнический район, где я родился, в госпиталь у Преображенской площади. Домой я писал, что у меня поменялась полевая почта. Не хотел огорчать родных, что нахожусь в госпитале, так как помочь им я ничем не мог. В госпитале я пробыл около месяца.
В госпитале меня лечила молоденькая медсестра Шура. Она делала мне перевязки, уколы, поинтересовалась, откуда я родом. Я сказал, что из города Горького. Война ещё продолжалась, и не хотелось заводить фронтовой роман. Не знал, что ждет нас впереди, но на всякий случай поинтересовался ее домашним адресом. У меня Некрасовская улица, у нее – противоположная сторона Преображенской площади – Суворовская улица. Как оказалось впоследствии это была моя судьба. С этой молоденькой медсестрой Шурой (Фоминой Александрой Ивановной) мы потом в 1952 году поженимся, в 1955 году у нас родится сын Алексей, и отпразднуем мыс ней золотой юбилей нашей свадьбы в ресторане в кругу родных и друзей. Но тогда мы этого не могли знать …
Из госпиталя меня направили на автобусе на долечивание в город Ковров, а после выздоровления в марте 1945 года я был направлен для дальнейшего прохождения военной службы в 15 учебный танковый полк, который располагался в городе Владимир. 9 мае 1945 года, после очередного возвращения с учебного танкового полигона мы узнали, что кровопролитная война окончилась. Мы радовались этому событию как дети, в полку был торжественный митинг и все друг друга поздравляли с этим событием.
После окончания учебного полка я получил удостоверение механика-водителя СУ-152 и меня направили в город Горький для дальнейшего прохождения военной службы...
16 апреля 1948 года. на основании Постановления Совета Министров СССР от 13 января 1948 года я был демобилизован в запас и был направлен в Сокольнический РВК г. Москвы. Активно восстанавливалось разрушенное войной народное хозяйство страны. Начиналась моя мирная трудовая жизнь на благо нашей Родины. Но это уже другая история....
6 мая 2011 года гвардии рядовой, В.И. Тимофеев,
участник ВОВ
Тимофеев Валентин Иванович
родился в г. Москве 24 октября 1925 года
умер 29 января 2014 года
гвардии рядовой
призван на военную службу 28 мая 1943 года
демобилизован 16 апреля 1948 года
участвовал в боях: 1943 – 1945 гг. в составе 208 бронепоезда –
командир орудия
награжден: - орденом Отечественной войны II степени;
- медалью «За оборону Москвы»;
- медалью «За боевые заслуги»;
- медалью «За победу над Германией»;
- ещё 12 юбилейными медалями.