Мира Грант
Корм
Newsflesh — 1
Аннотация
Год 2014-й...
Рак побежден. Даже с обыкновенным, но таким коварным гриппом удалось справиться. Но природа не терпит пустоты. И на смену гриппу пришло нечто гораздо более ужасное. Новая инфекция распространялась как лесной пожар, пожирая тела и души людей...
Миновало двадцать лет с тех пор, как зловещая пандемия была остановлена. Новую эпоху назвали эпохой Пробуждения. Болезнь отступила, но не на все вопросы получены ответы. Популярные блогеры Джорджия и Шон Мэйсон идут по следам пандемии, все глубже проникая в чудовищный заговор, который стоял за распространением смертоносной инфекции.
Мира Грант
Корм
Я с благодарностью посвящаю эту книгу Джованни Паоло Мусумечи и Майклу Эллису.
Каждый из них кое о чем меня спросил.
Вот мой ответ.
Книга I
ПРОБУЖДЕНИЕ
Правду нельзя убить.
Джорджия Мейсон
Убить можно все что угодно. Только вот иногда в то, что ты уже убил, нужно выстрелить еще раз, и еще, пока оно не перестанет шевелиться. Предельно просто, если вдуматься.
Шон Мейсон
У всех нас есть кто‑то, чье имя оказалось на Стене.
Страшные события, произошедшие летом 2014 года, изменили весь мир. Возможно, вы считаете, что вас они почти не коснулись, и тем не менее на Стене точно есть знакомое вам имя: двоюродная сестренка или старый друг семьи, может быть, просто человек, которого вы раз видели по телевизору, – но он или она из вашего круга, вы их знаете. Эти люди погибли для того, чтобы вы теперь, укрывшись за толстыми стенами, могли спокойно сидеть в своем безопасном домике и читать с экрана монитора писанину одной уставшей двадцатидвухлетней журналистки. Задумайтесь, хоть на мгновение. Эти люди погибли ради вас.
А теперь взгляните на свою жизнь – всмотритесь хорошенько и скажите мне: они ведь умерли не зря?
из блога Джорджии Мейсон
«Эти изображения могут вас шокировать»,
16 мая 2039 года.
Один
Наша история начинается именно так, как в последние двадцать шесть лет закончилось бесконечное число других историй. Один полоумный (в данном случае мой братец Шон) решил пойти прогуляться и потыкать палкой в зомби, интереса ради. Как будто непонятно, что случится дальше: ты подкатываешь к зомби, зомби поворачивается и кусает, и вот ты уже сам зомби. Вполне очевидно, правда? Общеизвестный факт, ничего нового за последние двадцать с лишним лет. А если уж быть совсем точной, то все знали об этом и раньше.
Появление первых зараженных сопровождалось стройным хором воплей: «Мертвые восстали из могил! Судный день пришел!» Но вели‑то зомби себя в точности как в фильмах ужасов, которые мы годами смотрели до Пробуждения. Единственная неожиданность – все происходило взаправду.
Эпидемия началась безо всякого предупреждения. Еще вчера дела шли как обычно, а уже на следующий день так называемые усопшие восстали и принялись бросаться на всех подряд. Участники событий очень огорчились, кроме, разумеется, самих зараженных, которым к тому времени было уже плевать. Когда прошел первоначальный шок, поднялась паника, люди беспорядочно забегали и закричали. В результате – еще больше зараженных. Логично. И что же мы, просвещенное человечество, имеем теперь, двадцать шесть лет спустя после Пробуждения? Мы имеем в распоряжении полоумных, которые тыкают палками в зомби, – кстати, к вопросу о моем братце и о том, почему долго и счастливо ему жить не светит.
– Джордж, погляди‑ка! – закричал Шон, снова тыкая хоккейной клюшкой в грудь зомби. – Мы тут в ладушки играем!
Мертвец утробно застонал и беспомощно взмахнул руками. Данный экземпляр, очевидно, уже достаточно давно прошел фазу полного заражения, и поэтому у него не осталось ни сил, ни ловкости; выбить клюшку у брата из рук он был просто не в состоянии. Шон, конечно, полоумный, но к свежим зомби близко не суется.
– Кончай задирать местных и живо на мотоцикл, – ответила я, поправляя черные очки.
Шонов дружок, похоже, был уже на пределе, ему скоро предстояла вторая, теперь уже окончательная смерть. Но неподалеку вполне могла ошиваться целая шайка более здоровых особей. Санта‑Крус – их владения. Если вы туда отправились, вы либо идиот, либо вам жить надоело, либо и то и другое. Даже я иногда задаюсь вопросом: к какой из вышеперечисленных категорий относится Шон?
– Я занят, некогда мне разговаривать! Пытаюсь подружиться с местными!
– Шон Филип Мейсон, залезай на мотоцикл, сию же минуту! Не то, клянусь богом, уеду и брошу тебя здесь.
Брат оглянулся на меня с явным интересом в глазах. Клюшку он упер зараженному в грудь, держа того на безопасном расстоянии.
– Да ну? Сделаешь мне такой подарочек? Представь, как шикарно будет смотреться статья под заголовком «Сестра покинула меня среди зомби без средства передвижения»?
– Статья, видимо, посмертная, – фыркнула я. – Лезь на мотоцикл, черт тебя дери!
– Еще секундочку! – Шон со смехом повернулся к своему стенающему приятелю.
Именно с этого момента, если вдуматься, все и пошло наперекосяк.
Свора наверняка выследила нас еще до въезда в город. Подкрадывались зомби незаметно, а по дороге к ним стягивалось подкрепление со всего округа. Чем больше свора, тем умнее и опаснее становятся зараженные. Трое или четверо почти не представляют угрозы, если только вас не загнали в угол. А вот двадцать особей уже наверняка с легкостью преодолеют любое воздвигнутое людьми препятствие. Ведь в большом количестве они начинают действовать как охотничья стая, то есть используют тактику, настоящую тактику. Словно когда в одном месте собирается достаточно носителей, вирус делается разумным. Редкостная жуть. Те, кто регулярно совершает вылазки на их территорию, боятся подобной ситуации как огня: нельзя позволить большой стае, которая лучше тебя знает местность, загнать себя в угол.
Эти точно знали местность лучше нас, а уж засаду устроить сумеет и самая заморенная, изъеденная вирусом шайка. Со всех сторон раздавались низкие стоны, появились пошатывающиеся зомби. Некоторые (те, кто уже давно прошел фазу полного заражения) ковыляли медленно, другие двигались быстрее, почти бежали. Именно последние и возглавляли толпу. Мы и глазом не успели моргнуть, как три возможных пути к отступлению уже были отрезаны. При взгляде на зараженных меня передернуло.
Совсем свежие мертвецы выглядят почти как люди. Их лица еще что‑то выражают, чуть неуклюжее дергание и рывки вполне можно списать, скажем, на затекшую руку или ногу. А убить то, что так похоже на человека, гораздо сложнее. При том что скорость у этих подонков отменная. Опаснее свежего зомби может быть только толпа свежих зомби. А я их насчитала как минимум восемнадцать. Хотя потом махнула рукой на подсчеты – какая уже разница?
Я нахлобучила на голову шлем, даже не потрудившись его застегнуть: если что‑то случится с мотоциклом, лучше уж погибнуть сразу. Конечно, я оживу, но хотя бы не буду ничего осознавать.
– Шон!
Брат развернулся на пятках и присвистнул при виде приближавшейся оравы.
Именно в этот момент его приятель, к несчастью, перестал быть нелепой одинокой дохлятиной и превратился в члена разумной охотничьей стаи. Как только Шон отвернулся, он рванул на себя клюшку. Брат инстинктивно подался вперед, и зараженный, злобно шипя, с неожиданной силой вцепился иссохшими пальцами в рукав его шерстяной кофты. В красках представив свое неизбежное будущее (кому хочется остаться единственным ребенком в семье?), я громко завопила:
– Шон!
Достаточно всего одного укуса. Казалось бы, что может быть хуже Санта‑Круса, где тебя в угол загнала свора зомби? Гибель Шона определенно может.
Я, конечно, позволила брату уговорить себя заехать на своем кроссовом мотоцикле во владения зомби, но я не сумасшедшая и надела в тот день полное полевое обмундирование: кожаную куртку со стальными накладками на локтях и плечах, кевларовый бронежилет, мотоциклетные штаны с защитой на коленях и бедрах и высокие сапоги. Ужасно громоздко и неудобно, ну и черт с ним, ведь в таком наряде (не забудьте еще про специальные перчатки) мое единственное уязвимое место – шея.
А вот Шон, напротив, совершенный идиот: напялил на встречу с зомби простую кофту, штаны с большими карманами и один лишь кевларовый бронежилет. Даже очки защитные не взял – говорит, они портят весь эффект, а ведь незащищенных слизистых оболочек вполне достаточно, чтобы испортить не только эффект. Хотя я и бронежилет‑то заставила брата надеть чуть ли не шантажом, какие уж тут защитные очки.
При всем идиотизме Шона, у шерстяной кофты есть в полевых условиях одно преимущество: она легко рвется. Брат высвободился из рук зомби и бросился к мотоциклу. Скорость, пожалуй, наше единственное эффективное оружие против зараженных. В забеге на короткую дистанцию здорового человека не сможет обогнать даже совсем свежий зомби. На нашей стороне скорость и пули, все остальные факторы в их пользу.
– Черт побери, Джордж, у нас гости! – в голосе Шона странным образом мешались ужас и восторг. – Смотри, сколько их!
– Смотрю, смотрю! Садись уже!
Как только он плюхнулся позади и обхватил меня за талию, я ударила по газам. Мотоцикл рванулся вперед и, подскакивая на ухабах, выписал широкую дугу. Нужно было выбираться отсюда – ведь нас не спасло бы никакое, даже лучшее в мире обмундирование. Догони нас зомби – мне бы, возможно, еще и удалось выкарабкаться, но вот Шона точно сдернут на землю. Я прибавила скорости, моля Бога выкроить свободную минутку и выручить двух патологических самоубийц.
Дороги, ведущие с площади, были перекрыты зараженными – все, кроме одной. Разгоняясь, мы вырулили на нее на скорости двадцать миль в час. Шон издал боевой клич, обернулся, держась за мою талию одной рукой, и принялся махать нашим преследователям и посылать им воздушные поцелуи. Если бы кому‑нибудь когда‑нибудь и удалось вывести из себя свору зараженных, это точно был бы Шон. Но поскольку эмоций они не испытывают, мертвецы, перед которыми маячило свежее мясо, просто следовали за нами по пятам, стеная и вытянув вперед руки.
Дорогу уже многие годы не ремонтировали, и непогода сделала свое дело: мотоцикл прыгал из одной выбоины в другую, а я тем временем пыталась сохранить равновесие.
– Держись, дубина!
– Я держусь! – прокричал в ответ брат.
Он прямо светился от счастья, нимало не заботясь о том, что несоблюдение элементарных правил безопасности на территории зомби (а первое правило – не суйся на их территорию) заканчивается некрологом.
– Держись обеими руками!
Стоны раздавались только с трех сторон, но особых поводов радоваться пока не было: такая крупная свора почти наверняка догадается устроить засаду. Вполне вероятно, мы ехали прямо в их гущу, а затаившиеся мертвецы приберегали свое стенание на самый конец. Ни один зомби не может молчать, когда обед сам идет в руки. Я отчетливо слышала завывания сквозь рев двигателя, а значит, их было очень‑очень много и они подобрались совсем близко. Если повезет, мы еще успеем проскочить.
Конечно, слово везение здесь не очень уместно – раз уж нас преследовала орава мертвецов в карантинной зоне, которая раньше звалась Санта‑Крусом. Везучие люди в таких местах не оказываются, гораздо приятнее оказаться, к примеру, на атолле Бикини незадолго до испытания ядерной бомбы. Если уж вы наплевали на предупреждающие знаки «Опасно – инфекция!», вам никто помогать не будет.
Шон неохотно обнял меня второй рукой и сцепил пальцы, прокричав:
– Зануда!
Я фыркнула в ответ и снова газанула, направляясь к ближайшему холму. Когда уходишь от зомби‑погони, холмы могут очень выручить, но могут и обречь на гибель. Крутые склоны здорово тормозят ходячих мертвецов, вот только, забравшись на вершину, рискуешь оказаться в окружении, тогда бежать будет некуда.
Шон, возможно, и полоумный, но правила знает хорошо – в том числе про зомби и холмы. Он хоть и прикидывается идиотом, но о способах выживания на зараженных территориях осведомлен гораздо лучше меня. Брат чуть крепче сжал мою талию и прокричал (в его голосе впервые послышались тревожные нотки):
– Что это ты творишь, а, Джордж?
– Держись.
Мы ехали вверх по склону, а из укрытий выползали все новые мертвецы – появлялись из‑за мусорных баков и из заброшенных развалюх – бывших роскошных пляжных домиков.
После Пробуждения нам удалось отбить большую часть Калифорнии, но только не Санта‑Крус. Раньше этот уединенный уголок процветал и привлекал туристов – любителей спокойного отдыха, зато после появления вируса географическое положение обрекло его на вымирание. Возможно, Келлис‑Амберли и влияет на человеческий организм весьма странным образом, но уж как минимум одно сходство с обычной заразой у него имеется: достаточно в большом университете заболеть кому‑то одному, и вирус мгновенно распространяется на остальных. Из калифорнийского университета Санта‑Крус получился превосходный инкубатор. Жизнерадостные студенты мигом превратились в зомби, а дальше все пошло по нарастающей.
– Джорджия, это же холм! – взволнованно прокричал Шон, а стая тем временем нагоняла мотоцикл.
Брат назвал меня полным именем – значит, действительно нервничает. Я превращаюсь в Джорджию, только когда у него портится настроение.
– Знаю.
Я пригнулась, чтобы хоть капельку уменьшить сопротивление воздуха и выиграть лишние секунды. Шон машинально повторил мое движение.
– Почему мы едем на холм?
Отвечать было бессмысленно – все равно не услышит сквозь рев двигателя и шум ветра. Но уж такой у меня братец – вечно задает вопросы, хоть и знает, что ответа не дождется.
– Никогда не хотел очутиться на месте братьев Райт?
Гребень холма приближался. Судя по изгибу дороги, с другой стороны нас ожидал довольно крутой спуск. Стоны теперь раздавались со всех сторон, но из‑за свиста ветра в ушах трудно было различить направление звука, я совершенно не понимала, где зомби. Возможно, впереди поджидала ловушка, а возможно, и нет. В любом случае другой путь искать было уже бессмысленно. Мы неслись вперед, и, хотя бы раз в жизни, нервничала не я, а Шон.
– Джорджия!
– Держись!
Осталось десять ярдов. Зомби настигали, их подгоняла близость свежего мяса – многие, наверное, уже долгие годы не видели такой соблазнительной добычи. Судя по жалкому виду стаи, мертвецы в Санта‑Крусе не успевают пополнять свои ряды. В группе, конечно, были и совсем «новенькие» особи – как всегда, ведь в карантинные зоны намеренно или по ошибке вечно забредают какие‑нибудь идиоты. Например, путешествовать автостопом – не самая удачная идея, когда речь идет о живых мертвецах. Но город мы точно отвоюем, где‑то поколения через три. Вот только не сегодня.
Пять ярдов.
Когда зомби охотятся, они используют в качестве ориентира стоны других зомби. Универсальное правило, так что наши друзья у подножия, заслышав шум и гам, наверняка начали карабкаться вверх. Я очень надеялась, что внизу нас пыталась отрезать большая часть местных и у них не хватило сколько‑нибудь значительного количества тел на засаду на другой стороне холма. В конце концов, мы ведь и не должны были сюда добраться – мы пока оставались в живых только благодаря мотоциклу.
Вот и вершина. Я смерила взглядом поджидавшую нас свору. Шеренга всего в три ряда. Значит, достаточно будет каких‑нибудь пятнадцати футов.
Взлет.
Удивительно, что только не приспособишь под трамплин – была бы правильная мотивация. Дорогу частично преграждал рухнувший забор, лежавший под некоторым углом. Мы влетели на него со скоростью пятьдесят километров в час. Руль дернулся в руках, словно рога чудовищного механического быка. Даже амортизаторы не смогли смягчить удара. Вперед можно было не смотреть, все и так виделось яснее некуда. Как только мы появились на гребне, поджидающие нас зомби громко завыли. Пока Шон игрался со своим мертвым дружком, они умело блокировали нам отступление. Пусть и безмозглые носители вируса, а местность зараженные знали гораздо лучше. Зато у нас оставалось преимущество: зомби не способны предугадывать самоубийственные решения. А как еще такое назовешь? Я въехала на холм на скорости пятьдесят миль в час, твердо намереваясь в буквальном смысле взлететь на вершине. Именно самоубийственное решение, если не хуже.
Переднее колесо легко оторвалось от земли, а за ним и заднее. Мы взмыли в небо, наш пируэт, пожалуй, очень красиво смотрелся со стороны. Страшно было невероятно. Я закричала. Шон, который наконец‑то раскусил мой маневр, вопил от радости. А потом в дело вмешалась гравитация, а гравитация душевнобольным никогда не благоволила. На одно немыслимое мгновение мы повисли в воздухе, мотоцикл летел вперед. Ладно, если что – мы хотя бы убьемся сразу.
Вселенная, однако, решила проявить милосердие, хотя бы на этот раз. Ей помогли законы физики и долгие часы, которые я потратила на ремонт и переделку байка. Мы воспарили прямо над головами зомби и приземлились на ровный участок дороги. Сокрушительный удар чуть не выбил руль у меня из рук. Мотоцикл рванулся на дыбы, и я вскрикнула наполовину от ужаса, наполовину от гнева (безумно разозлилась на Шона, ведь именно из‑за него мы вляпались в историю). Руль снова дернулся, почти что вывернув мои руки из суставов, но я выровняла машину и ударила по газам. За такие приключения завтра придется ох как расплачиваться, и речь идет не только о деньгах за ремонт.
Хотя какая разница. Мы ехали по ровной дороге и умудрились не свалиться с байка. А впереди все было тихо – никаких стонов. Я прибавила скорости, и мы вырулили из Санта‑Круса. Братец самозабвенно улюлюкал и вопил, словно умалишенный.
– Дурак, – пробормотала я.
Новости отдельно, пиар отдельно; если их смешивать – то получаются уже совсем не новости. Оценочное суждение получается, причем в мгновение ока.
Поймите меня правильно, оценочное суждение – довольно полезная и мощная штука. Одно из величайших достижений свободных средств массовой информации – наличие разных точек зрения на одну и ту же проблему. Столкнувшись с разными точками зрения, люди должны задуматься. Но многие задумываться не хотят. Им нравится какая‑то идея, пропагандируемая сиюминутным кумиром, и плевать им на пристрастность или возможные скрытые мотивы. Некоторые, например, обвиняют в распространении Келлис‑Амберли евреев, геев, Ближний Восток или даже чистокровных арийцев (якобы те пытались убить всех, кто не принадлежал к их расе). Чья‑то тайная организация, конечно же, умело замела все следы с поистине макиавеллиевским размахом, а теперь ее члены, волшебным образом вакцинированные, где‑то отсиживаются и дожидаются конца света.
Похоже на чушь собачью, простите уж за выражение. Заговор? Секретная организация? Уверена, на свете существуют сумасшедшие, готовые за одно лето уничтожить тридцать два процента населения Земли (а вы, конечно, помните, что это неточные, устаревшие данные – мы ведь так толком и не смогли подсчитать, сколько человек погибло в Африке, Азии, Южной Америке). Но чтобы кто‑нибудь из них спятил настолько и превратил своих когда‑то дедушек‑бабушек в неуправляемых зомби, которые пожирают людей живьем? Мертвецам заговоры до лампочки. Заговорами занимаются живые.
Таково мое оценочное суждение. Нравится или нет – решайте сами. Но давайте так: ваше собственное мнение – отдельно, мои новости – отдельно.
из блога Джорджии Мейсон
«Эти изображения могут вас шокировать»,
3 сентября 2039 года.
Зомби не так уж и опасны, если относиться к ним с должным уважением. Некоторые утверждают, что их нужно жалеть, ставить себя на их место. Но эти некоторые, скорее всего, сами довольно скоро превратятся в зомби, если вы улавливаете мою мысль. Не нужно никакого сочувствия. Зомби‑то сочувствовать не будет, когда начнет глодать вас живьем. Прости, братец, но я такого даже сестре своей не разрешаю делать.
Имеете дело с зомби – не дайте себя укусить или поцарапать, стригитесь покороче и одежду носите в обтяжку. Только и всего. Зачем усложнять? Скукота получится. Братцы, мы ведь имеем дело с ходячими трупами.
Так что не надо портить веселье.
из блога Шона Мейсона
«Да здравствует король»,
2 января 2039 года.
Два
Из Санта‑Круса мы выехали молча. Дома вдоль дороги стояли на достаточно большом расстоянии друг от друга, что хоть немного облегчало обзор. Не было заметно никакого движения, и меня чуть отпустило. Мотоцикл свернул на автостраду 1, ведущую на юг. Потом мы срежем и вырулим на 122‑ю, а по ней уже доберемся до Уотсонвиля, где остался грузовик.
Уотсонвиль – еще один «потерянный» город северной Калифорнии. «Потеряли» его летом 2014‑го, но благодаря своей близости к Гилрою он гораздо безопаснее Санта‑Круса. В Гилрое до сих пор держат фермы и территория охраняется. С одной стороны, в Уотсонвиле никто не хочет селиться из‑за страха перед зомби (а вдруг они нежданно‑негаданно заявятся посреди ночи из Санта‑Круса?), а с другой стороны, славные ребята из Гилроя не желают уступать город зараженным. Трижды в год они наведываются туда с огнеметами и пулеметами и вычищают заразу. Так что в Уотсонвиле относительно пустынно, а фермеры по соседству могут спокойно выращивать еду для американцев.
Неподалеку от развалин небольшого городка под названием Аптос, рядом со съездом с шоссе 1, я свернула к обочине. Куда ни глянь – плоская равнина, так что обзор прекрасный, если вдруг кому вздумается нами закусить. Байк катился не очень‑то ровно, и нужно было взглянуть на повреждения. Да и бензина не мешало долить. У кроссовых мотоциклов бензобаки маленькие, а мы уже порядочно проехали.
Шон слез на землю, улыбаясь от уха и до уха. Ветер спутал и растрепал его волосы, и теперь они торчали в разные стороны, как у помешанного.
– Ты в жизни не откалывала таких крутых номеров, – признался брат с почти благоговейным восторгом. – Честно говоря, ничего более крутого тебе, наверное, отколоть уже не удастся. Джордж, сама судьба вела тебя к этому незабываемому моменту, к светлой идее: «Эй, а что если я перелечу через зомби?»
Шон на мгновение замолк, выдерживая драматическую паузу.
– Ты, возможно, круче самого Господа Бога.
– Вот и еще одна прекрасная возможность от тебя избавиться полетела псу под хвост.
Я спрыгнула с байка и сняла шлем, а потом принялась осматривать машину в поисках повреждений. С виду – ничего страшного, но нужно будет при первой же возможности показать мотоцикл профессиональному механику, мои‑то знания весьма ограниченны, так что я не могу в полной мере оценить нанесенный мною же ущерб.
– У тебя будет еще возможность.
– Только этой надеждой и живу.
Я повесила шлем на ветровое стекло, расстегнула притороченную к седлу сумку, достала канистру с бензином и поставила ее на землю. А потом вынула аптечку.
– Пора провести тест.
– Джордж…
– Правила тебе известны. Мы не можем вернуться на базу с выезда, пока не проверим уровень вируса. – Я вытащила два портативных анализатора и протянула один брату. – Без анализа мы в грузовик ни ногой. А без грузовика кофе тебе не видать. А какое без кофе счастье? Хочешь стать счастливым, братец, или будешь стоять тут и препираться со мной по поводу анализа крови?
– Твоя немыслимая крутость улетучивается прямо на глазах, – проворчал Шон и взял у меня прибор.
– Ну и ладно. Давай‑ка посмотрим, выжила ли я.
Мы почти синхронно (результат долгой практики) сломали пломбы и открыли пластиковые крышечки, под которыми прятались стерильные металлические кнопки. Стандартные одноразовые полевые анализаторы, дешевые и абсолютно незаменимые. Если кто‑то вступил в фазу полного заражения, нужно выяснить это как можно скорее; желательно, пока этот кто‑то не вцепился в такого вкусного тебя.
Я расстегнула правую перчатку, стащила ее и сунула в карман.
– На счет «три»?
– На счет «три», – согласился брат.
– Раз.
– Два.
Мы оба вытянули руки и прижали указательные пальцы к анализаторам, я – к Шонову, он – к моему. Считайте это нашей маленькой причудой. Или системой раннего оповещения. Если один из нас когда‑нибудь станет дожидаться «трех» – значит, случилась беда.
Приятное ощущение холодного металла на колее, а потом палец пронзает игла. Анализаторы для диабетиков делают так, чтобы не было больно. Медицинским компаниям нужно их продавать, и чем комфортнее пациенту – тем больше купят. А в случае с Келлис‑Амберли боль причиняют намеренно, ведь пониженная чувствительность – один из ранних признаков заражения.
На приборчиках замигали светодиоды: красный‑зеленый. Они мигали все медленнее, а потом красный огонек погас и остался гореть только зеленый. Я чиста. Глянув на анализатор в собственной руке, я выдохнула от облегчения: у Шона тоже зеленый.
– Значит, мне не светит пока занять твою комнату.
– Может, в следующий раз, – откликнулся брат.
Я передала ему анализатор и принялась заправлять мотоцикл, а Шон тем временем с потрясающим проворством защелкнул обратно пластиковые крышечки, активировал на приборах встроенный хлорный распылитель, вытащил из аптечки мешок для утилизации биологических отходов, скинул анализаторы туда и запечатал. Пластик на месте соединения тут же оплавился, на мешке проявилась красная полоска. Теперь его просто так не откроешь – тройное армирование. Но Шон все равно сначала проверил швы и только потом запрятал опасный контейнер в специальное отделение сумки.
Пока брат разбирался с утилизацией, я вылила остатки топлива в бензобак. Он был почти пуст, и пришлось потратить все содержимое канистры. Ничего себе. А если бы бензин закончился во время погони…
Лучше об этом не думать. Я закрыла бак и затолкала пустую канистру в сумку. Шон уже было закинул ногу на мотоцикл, но я обернулась к нему и погрозила пальцем:
– Ничего не забыл?
– Э‑э‑э… Купить открытки в Санта‑Крусе?
– Шлем.
– Мы поедем по совершенно плоской местности, в полной глуши и точно не попадем в аварию.
– Шлем.
– Перед этим‑то ты не заставляла меня его надевать.
– Перед этим за нами по пятам гнались зомби. А теперь они отстали, и ты должен надеть шлем. Или в Уотсонвиль пойдешь пешком.
Шон закатил глаза, напялил шлем и проворчал приглушенным голосом:
– Теперь довольна?
– Вне себя от счастья. – Я застегнула ремешки собственного шлема. – Поехали.
Остаток пути мы ехали по совершенно пустой дороге – нам, понятное дело, не попалось ни одной машины и, что гораздо важнее, ни одного зараженного. Зовите меня занудой, если угодно, но на сегодня мне зомби вполне хватило.
Грузовик стоял на самой окраине, на расстоянии добрых двадцати футов от зданий и построек. Стандартные меры предосторожности: нельзя останавливаться близко от потенциальных укрытий, откуда может что‑нибудь выползти. Я затормозила перед машиной и заглушила мотор. Шон соскочил прямо на ходу и побежал к дверям, стягивая шлем и вопя:
– Баффи! Что у нас с отснятым материалом?
Юношеский энтузиазм. Не то чтобы он намного моложе: ни у меня, ни у Шона не было свидетельства о рождении, когда нас усыновили, но доктора заключили, что я старше как минимум на три недели. Иногда брат ведет себя так, будто у нас разница в несколько лет, а не дней. Я сняла шлем и перчатки, повесила их на руль и спокойным шагом подошла к грузовику.
Хотите увидеть, на что можно потратить много времени и умеренную сумму денег? И как применить знания, полученные на трехгодичных вечерних курсах по электронике? Взгляните изнутри на наш грузовик. Не обошлось, конечно, без помощи из Интернета – мы бы ни за что не справились с проводкой, если бы не многочисленные советы из разнообразнейших мест, начиная с Орегона и заканчивая Австралией. За усиление конструкций и систему безопасности отвечала мама. Она вроде как делала нам одолжение, но на самом‑то деле воспользовалась ситуацией и постаралась внедрить нам жучков. Баффи тут же их дезактивировала, но мама все равно свои попытки не бросает.
И вот, потратив пять лет, мы сумели превратить раскуроченный грузовик, принадлежавший раньше новостному телеканалу, в современный передвижной блог‑центр: непрерывно снимающие камеры, собственная антенна, автоматическая система наведения и такое количество устройств для резервного копирования, что мне о них даже думать страшно. Поэтому и не думаю, а предоставляю сие занятие Баффи – такая уж у нее работа. А еще она самая веселая, самая белокурая и самая с виду чокнутая в нашей команде. И все вышеперечисленное ей прекрасно удается.
Сейчас Баффи сидела, положив ногу на ногу, на одном из стульев, втиснутых в заваленный грузовик, и задумчиво слушала что‑то, приложив к уху наушники. За ее спиной Шон почти приплясывал от нетерпения.
Девушка будто совсем не заметила моего появления, но, как только дверь закрылась, поприветствовала меня мечтательным, отрешенным голосом:
– Привет, Джорджия.
– Привет, Баффи.
Я отправилась прямиком к холодильнику и достала банку кока‑колы. Шон свой кофеин предпочитает подогревать, а я пью холодным. Попытка казаться чуть менее похожими, если угодно.
– Как у нас дела?
Баффи, на мгновение оживившись, продемонстрировала мне два поднятых больших пальца.
– Прекрасно.
– Приятно слышать.
Настоящее имя Баффи – Джорджетта Месонье. Она, как и мы с братом, родилась уже после того, как зомби стали частью повседневной действительности. Тогда в Америке девочек поголовно называли либо Джорджиями, либо Джорджеттами, либо Барбарами (похожая история в свое время приключилась с Дженнифер).[1]Многие из нас смирились с этим фактом. В конце концов, Джордж Ромеро[2]считается одним из нечаянных спасителей человечества, так что носить его имя, в общем‑то, почетно. Но с другой стороны, слишком уж оно обычное. А Баффи не из тех, кто жаждет затеряться в толпе, совсем наоборот.
Когда мы с Шоном нашли ее на онлайн‑ярмарке вакансий, она вела себя как невозмутимый профессионал. Но это впечатление улетучилось в первые же пять минут после нашей встречи. Девушка представилась, а потом с ухмылкой поинтересовалась:
– Я симпатичная блондинка, а вокруг зомби. Как думаете – какое я себе имя взяла?
В ответ на наши недоуменные взгляды, она пробормотала что‑то о каком‑то телесериале, снятом еще до Пробуждения, и больше на эту тему не заговаривала. По мне, так без разницы, пусть зовется, как хочет, лишь бы выполняла свои обязанности и поддерживала технику в рабочем состоянии. Баффи добавляет команде изюминку – она родилась на Аляске, в штате, который из Последнего[3]превратился в Потерянный рубеж. Семья Месонье переехала, когда правительство объявило, что эту территорию невозможно оборонять, и сдало ее зараженным.
– Вот. – Баффи отсоединила наушники и легонько дотронулась до ближайшего монитора.
Там немедленно замерцало изображение: Шон тыкает хоккейной клюшкой в своего разваливающегося дружка. Из колонок не донеслось ни звука – если вас подведет акустика, одного‑единственного стона будет достаточно, чтобы привлечь зомби на расстоянии мили. А звукоизоляцию на выездах делать опасно: вас не слышно, но и вы ничего не слышите, а зомби, бывает, стягиваются к домам или машинам наугад, вдруг там найдется, что пожевать или кого заразить. У нас не было никакого желания распахнуть дверь грузовика и очутиться вдруг среди живых мертвецов потому лишь, что мы не услышали их приближения.
– Картинка немного нечеткая, но я ее отфильтровала и смогу еще немного подчистить, как только заполучу файлы‑первоисточники. Спасибо тебе, Джорджия, что не забыла шлем надеть. Передняя камера отлично сработала.
Я, честно говоря, думать не думала ни о какой камере, просто хотела черепушку сберечь. Но все равно кивнула Баффи и ответила, сделав предварительно большой глоток колы:
– Не за что. Сколько камер работало во время погони?
– Три из четырех. Шлем Шона подключился, только когда вы уже почти добрались сюда.
– Шону некогда было со шлемом возиться, ему чуть голову не откусили! – возмутился брат.
– Шону лучше не говорить о себе в третьем лице, – осадила его Баффи и нажала кнопку, на мониторе появились мигающие светодиоды наших анализаторов. – Хочу сделать скриншоты для главного сайта. Вы не против?
– Как скажешь. – Я вглядывалась в экран, на который передавалось изображение с внешней камеры: на пустыре вокруг нас ничего не двигалось, Уотсонвиль словно замер. – Ты же знаешь, графика меня мало заботит.
– А если бы заботила, у тебя рейтинги были бы выше, – наставительно отозвался брат. – Мне нравится. Баффи, вставь эти светодиоды и в наш сегодняшний рекламный ролик: пусть, знаешь, медленно так погаснут, и что‑нибудь про спасение в последний момент и риск, ну, обычная песня.
– Например, «Рискованные знакомства на самом краю могилы», – проворчала я себе под нос, поворачивая монитор.
Слишком уж вокруг все было неподвижно. Может, у меня паранойя, но своим инстинктам я научилась доверять. А у Баффи с Шоном, Бог свидетель, сейчас на уме только завтрашние заголовки.
– Пойдет, – ухмыльнулся брат. – Баффи, сделай изображение черно‑белым, цветными оставь только лампочки светодиодов.
– Лады. – Девушка застучала по клавиатуре, а потом отключила экран. – Ребята, у нас есть еще на сегодня какие‑нибудь глобальные планы?
– Выбраться отсюда. – Я повернулась к ним. – Я поеду впереди на мотоцикле, возвращаемся обратно к цивилизации.
Баффи озадаченно на меня посмотрела. Она блогер‑сочинитель, а значит, мало соприкасается с реальным миром. Наша коллега и на выезды‑то попадает, только если мы с Шоном ее вытаскиваем, когда нужно следить за оборудованием. И даже тогда почти не выходит из грузовика. Ее работа – следить за компьютерами, все остальное ее не касается.
А вот Шон, напротив, мгновенно насторожился.
– В чем дело?
– Снаружи ничего не двигается.
Я открыла заднюю дверь и осмотрела окрестности. Теперь‑то очевидно, что именно не так. Но я догадалась не сразу – у меня ушло на это несколько бесценных минут.
В городе, подобном Уотсонвилю, обязательно кто‑то есть: одичавшие кошки, кролики, иногда олени, которые приходят пощипать травку в заброшенных садах. На выездах в опустевших городках нам встречались разные животные, начиная с коз и заканчивая чьим‑то брошенным шотландским пони. А сейчас? Не видно даже белок.
– Черт, – скривился Шон.
– Черт, – согласилась я. – Баффи, упаковывай свое добро.
– Я поведу. – Брат полез на переднее сиденье.
Девушка изумленно переводила взгляд с меня на Шона и обратно:
– Ладно, а мне никто не хочет объяснить, почему мы вдруг эвакуируемся?
– Вокруг ни одного животного, – отозвался Шон.
Я остановилась застегнуть перчатки и смилостивилась над недоумевающей Баффи:
– Животных всегда отпугивают зараженные. Нужно выбираться, пока мы не дождались…
В этот момент, словно в подтверждение моих слов, ветер донес до нас отдаленный утробный вой. Я скривилась.
– …гостей, – хором закончили мы с братом.
– Кто первый до дома? – выкрикнула я и выскочила из грузовика. Баффи захлопнула за мной дверь. Было слышно, как один за другим закрылись все три засова. Теперь, кричи не кричи, назад они меня не впустят. Таковы правила в полевых условиях: можно хоть надорваться от воплей, тебя никто не впустит внутрь.
Если они там внутри жить хотят.
Зомби пока не было видно, но с севера и востока доносились стенания, все громче и громче. Я потуже затянула застежки на