Поскольку каждая сахарская экспедиция зависит от предоставленных кредитов, то программу работ следует составлять чрезвычайно тщательно и по возможности не отступать от нее, чтобы использовать имеющиеся в распоряжении деньги наилучшим образом. Нам осталось еще решить две задачи: сделать копии с обнаруженных нами в прошлом году в Аудерере рисунков и снять план развалин Ассоде. Перед выездом в Аир заливаем баки доверху бензином, потому что до Агадеза заправиться нельзя, и пополняем продовольственные запасы. Наш маршрут проходит по восточной части Талака, затем мы попадаем в горный массив Аир, долго едем по однообразному серому галечнику, и вдруг, за поворотом, перед нами открывается широкая долина, покрытая пышным ковром растительности, над которым возвышаются огромные деревья, обвитые гигантскими лианами. Это – кори Аудерер. Рисунки покрывают скалы по обоим берегам вади, ниже того места, где его пересекает тропа и где мы, в густых зарослях, разбиваем лагерь.
На дне уэда несколько туарегских семейств построили хижины. Полукруглые строения стоят группами по три-четыре; сделаны они из циновок, сплетенных из листьев пальмы-дум – такой способ в Аире встречается чаще, чем покрытие из кож, принятое в других местах.
Работаем методично. Каждый в поисках рисунков обследует определенный участок скал. Здесь растет много акаций, и поэтому среди обломков скал, совсем как в Гурете, резвятся окаокао. Здесь на них не охотятся, хотя у них очень вкусное мясо, а благодаря олдувайским находкам в Восточной Африке нам известно, что еще австралопитеки лакомились ими два или три миллиона лет тому назад...
Близость туарегских становищ не проходит для нас даром. Сначала наносят визит женщины и просят табаку и сахару – это уже привычно. Однако ночные визиты здешних собак не доставили нам никакого удовольствия: они стащили пластмассовый мешок, где хранился весь недельный запас хлеба; мы привязали его к дереву, но, к несчастью, недостаточно высоко, и он оказался в пределах их досягаемости. Собаки даже объелись, сожрав все вместе с мешком. Расстроились мы очень! Кульне получил хорошую головомойку – он-то должен был знать, какие меры предосторожности следовало принять, если лагерь находится рядом со становищами, где бродят собаки.
К нашим материалам добавилось около двухсот наскальных рисунков, среди которых есть изображения людей с прическами в форме полумесяца, а также быков, лошадей и верблюдов. Все это – дополнительный вклад в уже имеющееся собрание наскальных рисунков Аира. Закончив здесь работу, мы проезжаем семьдесят километров и оказываемся в Иферуане. Разбиваем наш лагерь на берегу уэда, напротив внушительного горного массива Тамгак. Его плоская громада, достигающая высоты 1800 метров, закрывает горизонт. По нему можно передвигаться без особого труда. Там есть несколько орошаемых источниками садов, принадлежащих людям, которые почти никогда не спускаются из этого орлиного гнезда, за исключением тех редких случаев, когда нужно сделать кое-какие покупки в Иферуане. О них сложена легенда: если верить немецкому этнологу Л. Фробениусу, описавшему их под названием народа махалби, то они являются последними представителями племени низкорослых охотников, которые, по его словам, «кочуют и охотятся между Аиром и Мурзуком». Однако между Аиром и городом Мурзук в Феззане простирается Тенере, и не совсем понятно, каким образом люди могут «кочевать» по этой совершенно безжизненной и безводной пустыне. Кроме того, Л. Фробениус утверждает, что во время обрядов инициации юношам на половых членах делают надрезы, оставляющие шрамы, и это впоследствии увеличивает их привлекательность в глазах женщин, и к тому же они, якобы для того чтобы усилить наслаждение, совершают половой акт сидя на корточках. Однако мне неоднократно доводилось встречать жителей Тамгака, а некоторые из них и сейчас живут в Иферуане. Они ничем не отличаются от других жителей этого селения, хотя те, впрочем, тоже не чистые туареги. Это чернокожие земледельцы, похожие на гарратинов оазисов алжирской Сахары. Смешанные браки с их прежними господами-туарегами несколько утончили черты их лица и высветлили кожу. Они живут на Тамгаке, занимаясь разведением коз, возделывая небольшие сады и охотясь за муфлонами, которые в изобилии водятся в горах. Женщины никогда не спускаются в Иферуан. Поскольку эти люди живут практически замкнуто и общаются только с членами своих семей, то никаких следов внешних влияний на них не заметно.
Совсем рядом с Иферуаном мы снимаем несколько копий с рисунков, о которых нам сообщил начальник почтового отделения. Однажды, спокойно работая над росписями, я увидел гиену, забравшуюся в расщелину соседней скалы. Два сопровождавших меня туарега тоже ее заметили. Они тотчас же бросились за хворостом, чтобы разжечь костер и выкурить ее. Гиена опустошает их стада, и они считают ее истинным бедствием. Вполне понятно, что они ненавидят гиен и стараются от них избавиться. Но когда мы разводим костер, оказывается, что дым валит из скалы метров на десять выше расщелины. Обходим скалу и видим, что в ней есть ходы, по которым зверь от нас и улизнул. В 1899 году, когда в Аире находилась экспедиция Фуро-Лами, там, по словам местных жителей, еще встречались львы и один из них будто даже унес козу и человека. Исчезновение этого хищника датируется 1905 годом. В тот год рядом с колодцем Тагедуфат, к юго-востоку от Агадеза, был найден одинокий, растерянный львенок. Рассмотрев внимательно следы взрослого льва вокруг колодца, поняли, что, изнемогая от жажды, мать бросилась туда и утонула. Львенка привезли в форт Агадез, где он прожил несколько лет. С тех пор в Аире о львах больше никогда не слышали. Однако в ста пятидесяти километрах к югу, в районе Адер-биссината, они встречались сравнительно недавно. Я вспоминаю, что видел их там в 1938 году. Вполне естественно, следовательно, что их изображали в наскальных рисунках.
На обратном пути в Иферуан мы проходим мимо какого-то ветхого каменного строения необычного вида. Наш проводник сообщает, что это одна из самых древних мечетей в Аире. Внутри находятся пять параллельных друг другу стен, в которых для прохода сделаны маленькие низкие двери. В середине пятой стены – ниша или, как ее называют арабы, михраб – здесь служитель культа руководит молебствием. Через маленькие боковые, очень низкие, окна сочится слабый свет, создавая атмосферу сосредоточения и раздумья. Один старик рассказал нам, что эта мечеть относится ко времени исламизации Аира и что она якобы третья по древности. Первая была сооружена в Тефесе, в двух днях ходьбы отсюда, южнее деревни Агеллаль. Мы снимаем план этой мечети. Выехав из Иферуана в направлении Агадеза, мы через пятнадцать километров останавливаемся в разрушенной деревне Ти-н-Тагода; жители покинули ее в 1917 году, после того как она была разграблена во время восстания под предводительством туарега Коасена. Дома здесь построены из камней, скрепленных глиной,– способ, применявшийся во всех старинных селениях Аира до того, как с севера сюда проник другой архитектурный стиль и техника строительства из самана. Строения были очень простыми: несколько узких, вытянутых в длину комнат с закутком для кухни. В Ти-н-Тагоде тоже есть мечеть, построенная в очень строгом стиле. Она состоит из длинного помещения, в конце которого находится михраб. Ее посещают до сих пор, и каждую пятницу сюда приходит марабут для отправления службы. У него неподалеку есть небольшой открытый всем ветрам домишко, где он держит кое-какую кухонную утварь и циновки для ночлега и молитв. Только мы располагаемся, чтобы позавтракать, как приходит марабут, потому что это пятница. Он охотно соглашается разделить с нами трапезу и ест с завидным аппетитом; особенно ему нравятся сардины, которые он ест первый раз в жизни. К тому, чтобы мы сняли план мечети, он не видит никаких препятствий. Внутри мечети есть камень с высеченным на нем стихом из Корана. В принципе его нельзя выносить на свет, но нам хотят его показать, и все присутствующие мусульмане по очереди целуют его. Мы стараемся тщательно соблюдать все правила посещения святых мест. Сопровождающие нас туареги племени кель иферуан выражают нам по этому поводу свое одобрение, и один из них разрешает мне сфотографировать камень с надписью. Затем мы отправляемся в Ассоде. По пути три раза останавливаемся и снимаем копии с рисунков.
Город Ассоде оказался столь велик, что мы решаем провести тут дней двенадцать для снятия плана его развалин, но здесь есть только одно дерево, в тени которого можно укрыться в жаркие часы; выбора у нас нет, и мы устанавливаем тут свои столы и складные стулья. При съемках плана оказался незаменимым молодой архитектор Анри Бушар. Приблизительный план уже есть – он составлен по старой аэрофотосъемке, которая висела на стене в кабинете одного высокопоставленного чиновника министерства финансов в Ниамее. Теперь нужно выверить его на месте, уточнить детали, сделать замеры, так что каждое утро и вечер мы бродим по кварталам развалин. Многие жилища довольно просторны. Одно из них, видимо, принадлежало анастафидету племени кель эуи, второму по значимости лицу в Аире после агадезского султана. Столицей анастафидета некогда был Ассоде. Участки земли, усеянные керамическими черепками вперемешку с золой из печей для обжига, позволили нам установить места расположения гончарных мастерских. На других участках скопления шлака указывают местонахождение кузниц. Некоторые места буквально покрыты кусочками браслетов из сланца, точно таких, какие носят до сих пор туареги на руке выше локтя. Многие глиняные изделия найдены совершенно целыми; они украшены красивым черным орнаментом на красном фоне, не встречающимся более в керамике Агадеза. Балки домов вытесаны из стволов пальмы-дум – это вид, который больше здесь не произрастает, он отодвинулся в южную часть Аира и влажные долины гор Багезан. Сохранившиеся кое-где двери сделаны из тамарисковых досок; это дерево здесь также стало редкостью. Колодец, где люди брали воду, находится совсем рядом, на дне уэда; еще заметна тропинка, по которой ходили женщины – на них лежал этот ежедневный изнурительный труд. За пределами поселка, к югу, есть еще один колодец, сейчас заваленный колючими ветками, чтобы туда не падали животные. В виде исключения он выдолблен в граните, в породе, где обычно воды не бывает, поэтому он вызывает у меня особый интерес. Мне рассказали, что туда бросали трупы животных, а воду оттуда не брали. Жаль, что этот обычай не сохранился. В таких крупных населенных пунктах, как Агадез и Арлит, трупы ослов и других животных валяются прямо посреди улиц целыми неделями, отравляя своим зловонием воздух, и это никого не заботит. В центре селения находится обвалившаяся мечеть. Было бы совсем нетрудно подправить крышу и привести строение в надлежащий вид. Так же как и в Иферуане, эта мечеть имеет несколько параллельных друг другу проходов, сообщающихся между собой через небольшие сводчатые двери. В северном углу мечети был минарет, ныне обвалившийся. Мечеть, построенная на холме, почти в центре впадины, которую раньше занимал город, была, по всей вероятности, здесь одним из первых строений. К ней сходятся все главные и мелкие улицы, как если бы она была сердцем города. Расчистить эти проходы сравнительно легко, что облегчит экскурсантам осмотр города, если когда-нибудь будут всерьез организованы туристские поездки в Аир. Город весь опоясан кладбищами, но самые крупные из них расположены на востоке. На многих могилах установлены стелы с именами похороненных, но даты на них нет никогда. В изголовье могилы часто можно видеть какое-нибудь гончарное изделие, чаще всего горшок, куда члены семьи некоторое время после смерти близкого наливали воду. После того как семья решала, что умерший больше не нуждается в их посещениях, горшок разбивали, чтобы никто им не завладел.
Довольно обширные развалины Аира никогда систематически не изучались, и о средневековой археологии мы знаем немного. Вот почему я пытаюсь собрать все данные, способные пролить свет на прошлое; особенно интересна керамика, поскольку ее классификация, выработанная с учетом данных радиоуглеродного анализа, позволит установить относительную хронологию, как это было сделано Флиндерсом Петри в отношении Египта додинастического периода.
Ассоде мы покидаем, совершенно выбившись из сил. Сейчас конец марта, температура воздуха все повышается и становится труднопереносимой. С облегчением добираемся до длинного и узкого оазиса Тимиа, где покупаем яйца величиной чуть больше, чем во Франции бывают голубиные, цыплят размером с наших карликовых кур, худых и жилистых, но вполне съедобных, прекрасные свежие помидоры, их выращивают в огромных количествах во всех огородах, а затем сушат – туареги не любят их свежими. Впрочем, они очень быстро портятся из-за жары и толчков в автомашине. Один из наших шоферов, Данлади, хотел привезти полную картонную коробку помидоров своей жене в Ниамей, но через три дня они все настолько раскисли, что их пришлось выбросить.
В Тимиа мы с удовольствием задерживаемся на три дня, чтобы снять план трех мечетей, которые все больше нас привлекают. Одна из них построена в старом стиле и расположена вдалеке от нынешнего поселения; в прежние же времена она была окружена поселком. Вторая мечеть представляет собой пространство, огороженное на земле камнями. Разделение на пять частей, которое мы видели в старинных строениях из твердых материалов, здесь тоже соблюдено; она необычно больших размеров и могла бы вместить несколько сотен верующих.
Покончив с мечетями, мы спускаемся на Кериб-Кериб для снятия там копий с рисунков, отмеченных нами в прошлом году, а затем в Эль Меки, где мы их тоже видели рядом с гельтой. За эту экспедицию мы собрали две тысячи двести двадцать пять копий. Таким образом, за три экспедиции общее количество снятых копий превысило восемь тысяч. Мы также привезли с собой для музея в Ниамее несколько плиток с выгравированными на них небольшими фигурами людей, газелей, лошадей и верблюжат. Они позволят посетителям музея получить понятие о том, что представляют собой наскальные гравюры Аира.
Приехав в Агадез, мы могли считать экспедицию законченной. Однако случайно у меня состоялся разговор с анастафидетом племени кель эуи относительно развалин, которые являются, по-видимому, остатками старинного дворца, где жили султаны Аира до своего переселения в Агадез, примерно в 1507–1513 годах. Впрочем, это событие в истории так и остается темным пятном. Из хроник ученых Томбукту известно, что один сонгайский император Гао подчинил себе султана Аира в то время, когда тот жил в Таделизе; это было около 1500 года. Переводчики текста Уда и Делафосс неправильно истолковали его и отождествили этот населенный пункт с Тилабери, поселением, расположенным на Нигере выше Ниамея. Однако это место находится именно в Аире, и в хрониках, хранящихся у султанов Аира, уточняется, что их предки до своего обоснования в Агадезе жили в Таделизе, позднее в Ти-н-Шамане.
По-видимому, никому до сих пор не приходило в голову разыскивать древнюю резиденцию первых султанов. Уже несколько лет я расспрашивал о ней вождей разных племен туарегов, и поэтому, узнав о моих поисках, анастафидет племени кель эуи дал мне на этот счет кое-какие разъяснения. Сам он этого места не знал, но люди из его окружения считали, что оно находится неподалеку от Агадеза, километров на двадцать севернее.
Итак, садимся в лендровер и едем; на двадцатом километре по счетчику пытаемся выяснить, где мы находимся. Дорога пролегает вдоль Иразерн-Агадеза, то есть вдоль большого уэда, собирающего все воды с юго-западного склона гор Багезан. Прямо перед переездом через уэд мы видим человека, обрабатывающего поле. Через Кульне спрашиваем у него, как называется это место и известно ли ему о Таделизе. Но Кульне спросонок (он, должно быть, предавался разгулу в Агадезе) не понимает, к чему я клоню, и вся эта история с султанами заботит его очень мало. К счастью, наш шофер Данлади, следивший за нашим разговором, который шел на языке хауса, повторяет вопрос и вносит в него ясность, и таким образом нам наконец удается узнать, что поселок Таделиза существует, что он на другой стороне кори и там, кажется, действительно есть развалины. Человек соглашается проводить нас туда при условии, что мы доставим его обратно на его поле. Мы катим по ложу уэда и доезжаем до площадки, расположенной чуть выше уровня кори, на которой стоит с полдюжины соломенных хижин. Долина зажата гребнями. Наш случайный проводник показывает пальцем на один из них, увенчанный руинами. Мы взбираемся по склону, и перед нами возникает большой четырехугольник, каждая сторона которого имеет в длину около тридцати метров. Внутри него находится ряд комнат с обрушившимися стенами. Толщина наружной стены достигает в некоторых местах метра, а высота-–трех метров. Через извилистый проход, выходящий в караульное помещение, проникаем внутрь дворца (это, несомненно, здание, принадлежавшее властителю).
Жители хижин окружают теперь наши машины и интересуются, что мы собираемся делать в их бедной деревушке. Один мужчина сообщает, что он ветеран отряда мехаристов Агадеза, и поздравляет нас с приездом. Когда я спрашиваю у него о происхождении развалин, находящихся перед нашими глазами, он, не задумываясь, отвечает: «Это первый дворец султанов Аира до их переселения в Агадез. Он был построен пятьсот семьдесят шесть лет назад».
Подумать только! Три года я пытался найти человека, который привел бы меня к этим развалинам и сообщил о них какие-нибудь сведения, и мне удалось достичь цели в тот момент, когда я этого меньше всего ожидал! Уже на следующий день наш молодой архитектор, всегда бодрый и жизнерадостный, водрузил с помощью Коломбеля среди обломков свой планшет, чтобы снять план этой старинной резиденции туарегского государя XVI века. При наскоро произведенных раскопках во дворе был обнаружен след очага с остатками древесного угля. Их анализ в лаборатории слабых радиоактивных излучений в Жиф-сюр-Иветт показал, что они относятся к 1440 году. Эта дата на тридцать пять лет отличается от той, когда, по преданию, был возведен на престол первый султан Аира. Мы удивлены тем, что внутри ограды нет колодца и обитателям этого дома доставляли воду из долины. Такая, казалось бы, незначительная на первый взгляд деталь имеет в действительности большое значение, так как обитатели дворца оставались тем самым без защиты; этим фактом, вероятно, и можно объяснить то, что сонгайский император так легко подчинил себе султана Аира в 1500 году,– султан просто не мог этого избежать. Сооружение в целом совершенно не имело оборонительного характера. Это просторная резиденция в стране, где, теоретически, можно было не опасаться нападения извне. Поэтому вполне возможно, что во избежание подобных злоключений султаны и решили перенести свою резиденцию в Агадез и для защиты города воздвигнуть высокую стену. За этим событием последовали серьезные смуты. Султан, вынужденный подчиниться аскии Гао и выплачивать ему ежегодную дань в 150 тысяч дукатов, был через два года убит. Его место заняли два брата, царствовавшие одновременно. Они, видимо, не позаботились о выполнении обязательств, взятых на себя их предшественником, потому что аския вернулся в 1515 году. Оба брата были лишены власти и заменены другим султаном. Возведение стены, разумеется, не было закончено, поскольку она ничему, видно, не помогла. Дальнейшее – история долгая...
Что же касается нас, то, закончив на этом счастливом эпизоде и без того плодотворную во всех отношениях экспедицию, мы возвращаемся в Ниамей.
Глава 10
МЕЧЕТИ АИРА
Январь 1973 года. Это четвертая экспедиция в Нигер, и состав ее изменяется в зависимости от программы. Меня, конечно, сопровождает Пьер Коломбель, а также молодой антрополог Жан-Луи Хейм, ставший к тому времени хранителем в Национальном музее естественной истории, и его техническая помощница Иветта Азулэ. Наша задача состоит в тщательном изучении культурного слоя в Арлите, к которому мы ранее лишь прикоснулись. Подобные, совершенно нетронутые стоянки эпохи неолита встречаются в Сахаре относительно редко, и потому этой пренебрегать не следовало. Мы начинаем с расчистки раскопа, пострадавшего за несколько месяцев нашего отсутствия от потоков дождя, вызвавших кое-где обвалы, и от песчаных ветров, нанесших пыль и всякий мусор. С помощью шнура и вех разбиваем участок на квадраты и нумеруем их. Каждому участнику выделяется свой сектор. Расчищаем грунт разными скребками, щетками и кисточками. Извлеченный грунт поручаем просеивать двум молодым помощникам – туарегам; за несколько дней они научились отбирать то, что было нами не замечено и может представлять какой-то интерес,– обычно крошечные брюхоногие, небольшие предметы – бусины из скорлупы страусиных яиц, иногда наконечники для стрел или костяные шила.
Самым ответственным моментом является начало работ. Прежде всего нужно очистить стенки уже существующей траншеи – это настоящий ров – и убрать с поверхности все, что не имеет отношения к культурному слою. Все члены нашей группы работают одним и тем же методом и в едином темпе, ведут записи в своих блокнотах, пользуясь одинаковыми условными обозначениями. Когда втягиваешься в дело, остается только не нарушать ритм, как корабль, выйдя из порта, старается не нарушать графика. Сомаир оказывает нам весьма разнообразную и эффективную помощь. Руководство отдает распоряжение обнести территорию раскопок камышовой изгородью, дабы предохранить их от нежелательных посетителей и особенно от детей,– школа находится не более чем в ста пятидесяти метрах от нас, и, выходя из нее, дети непременно соблазнились бы поиграть в наше отсутствие в археологов. Чтобы создать столь необходимую для нас тень, над котлованом установлено сооружение из дюралюминиевых трубок с натянутым на них брезентом. Доктор Пети любезно предоставляет в наше распоряжение временно пустующее помещение своего диспансера, которое будет нам служить лабораторией. Здесь мы занимаемся очисткой извлеченных предметов, склеиваем костные останки и глиняные черепки, прикрепляем по ходу дела этикетки, а по окончании работ будем здесь же все упаковывать для отправки в Ниамей.
Зондирование, произведенное во время подготовки ям для посадки деревьев, показало, что археологический слой имеет толщину около двух метров. Это совершенно необычно для культурного неолитического слоя в Сахаре. Извлеченный инвентарь не отличается ни изобилием, ни разнообразием. Он состоит из небольшого количества фрагментов пресноводных ракушек и зернотерок; особенно много в нем керамических черепков с самыми разнообразными орнаментами. Фауна представлена главным образом костями крупного рогатого скота и коз, а также множеством зубов дикого кабана-бородавочника. Кроме того, мы с удивлением обнаружили многочисленные грудные и спинные позвонки, костные пластинки крокодила, сома и раковины съедобных пресноводных моллюсков; попадаются также рога антилопы, обломки зубов гиппопотама или больших зубов, принадлежавших, возможно, жирафу. Больше всего человеческих останков. Среди них берцовые кости, очень много зубов и фаланг, фрагментов черепов – все они встречаются в разных слоях, куда попадали при размывании скелетов дождевыми потоками. Действительно, на глубине до метра почва состоит из перемежающихся слоев, то глинистых, то песчаных, как если бы они образовывались по мере чередования сухих и влажных времен года. Они расположены не строго горизонтально и местами имеют волнообразную извилистую форму, отражающую неправильности русла стоков. Со временем образовались впадины и выпуклости. В обрабатываемом мною квадрате я извлекаю из почвы резцы и коренные зубы дикообраза. Эта неожиданная находка подтверждает, что некогда здесь был очень влажный климат. Примерно на глубине полутора метров появляются остатки древесного угля. Они сильно разбросаны и не образуют следов очага.
В начале раскопок мы обнаружили три вида моллюсков: два земных легочного типа и один водный, живущий в проточных водах, имеющих щелочную реакцию. Среди моллюсков легочного типа вид Sibullina striatella найден в Сахаре впервые, так как он живет в прибрежной зоне Западной Африки. Благодаря ему можно установить биотоп: уровень выпадания осадков должен быть не менее 2000 миллиметров в год. Сейчас до этого уровня далеко. За несколько лет, что мы здесь бывали, в год выпадало не более 20 миллиметров осадков, да и то не всегда. Значит, этот слой находился на берегу озера или реки? Изучая карту региона, мы отмечаем, что некоторые долины изрезаны древними реками, истоки которых находятся в самых высоких горах Аира, Тамгака, Гребуна, Гундаи, Агадака, Онрон Негета и так далее, и что западный склон массива с уэдами Зелин, Такриза, Гугарам, Аудерер, Ану Маккарен и Иразер-н-Агадез орошается гораздо больше, чем восточный. Все эти долины имеют сток в русло, расположенное намного севернее уэда И-н-Азауа, в которое впадают также источники, берущие начало в Хоггаре; западнее Арлита этот уэд носит название Тимерсой; в прежние времена воды всех этих притоков по его руслу через Даллод Боссо устремлялись к Нигеру. В отличие от других речных систем Сахары, здесь нет замкнутого бассейна. Сейчас все наблюдения подтверждают, что современные долины Арлита были настоящими реками, разумеется с сезонным режимом, как это имеет место в саванне. Так, в шести километрах на запад от наших раскопок мое внимание привлекла большая груда ракушек пресноводных моллюсков, но расположенная в глинистом слое не горизонтально, а вертикально. Речь идет о двух хорошо известных в экваториальной Африке видах: Aspatharia rubens и Aspatharia dahomeynensis, живущих именно в проточной воде. На границе тальвега, на краю давно образовавшейся долины, лежит множество останков гиппопотама, среди которых мы подобрали несколько коренных зубов, а также топор из отшлифованного камня. Эти находки настолько заинтересовали меня, что я решил продолжить обследование окрестности для сбора дополнительных доказательств (или опровержений) этой гипотезы о реках.
С тех пор как мы обосновались в Арлите, туареги постоянно приходят к нам с предложениями купить у них найденные в окрестностях наконечники для стрел, отшлифованные топоры, жернова. Однако чаще всего они не знают или не хотят указать место своих находок. Впрочем, нередко эти предметы попадают к ним из рук очень расторопных мелких перекупщиков, ловко использующих свое знание французского языка. Мне наконец удается нанять одного молодого туарега для сбора информации. Его семья живет километрах в шестидесяти к юго-западу отсюда, около скал Игерфана. В его задачу входит осторожный опрос соплеменников. Как-то раз он приводит одного оборванца из своего племени, который якобы знает место к югу от Арлита, где залегает культурный слой. Бросаем нашу действительно очень однообразную работу на раскопках и отправляемся обследовать то место. Акауэли – так зовут этого старого туарега – заставил нас проехать добрых пятьдесят километров до небольшой лощины, зажатой между двумя песчаниковыми гребнями, внутренние склоны которых покрыты изображениями быков, лошадей, жирафов и человеческих фигур в стиле, аналогичном стилю рисунков в Мамманете. Мы пересекаем один овраг пешком (машины остались у подножия скал), карабкаемся по осыпям, по пути отмечаем схематические изображения трех колесниц и выходим на широкое плато, которое кажется белым оттого, что вся земля здесь сплошь покрыта самыми разнообразными костными останками; это кухонные отбросы. Стоянка под названием Аукаре очень похожа на стоянку в Ти-н-Тералдже: здесь в большом количестве залегают ракушки, позвонки сома, спинные пластинки крокодила, кости быков, газелей и кабана-бородавочника. Иветта Азулэ и Пьер Коломбель отрыли две лопатки гиппопотама, а Жан-Луи Хейм среди пищевых отходов нашел человеческие останки. Кроме того, здесь огромное множество обломков жерновов и зернотерок. Что касается Акауэли, то у него, несмотря на возраст, зрение острое, и он быстро подбирает пригоршню наконечников для стрел, несколько бусин из амазонита и несколько Sibullina striatella. Спускаясь обратно, я вижу простирающуюся перед нами широкую долину, до сих пор покрытую довольно обильной растительностью, где в эпоху неолита жили моллюски, рыбы, крокодилы и гиппопотамы, останки которых мы нашли на плато.
На следующий день Акауэли предлагает нам отправиться на юго-запад. Не без труда одолев путь, пролегающий по бугристой, поросшей пучками злаковых трав местности, добираемся до другого культурного слоя, диаметр которого вдвое больше, чем в Аукаре, то есть около четырехсот метров. Здесь много сверл, зернотерок, несколько плоских дисков, аналогичных найденным в Тенере. Не без интереса рассматриваем скелет шакала с наконечником стрелы, застрявшим в грудной клетке, и полностью сохранившийся скелет быка. Откинутая назад голова животного указывает на то, что оно не было принесено в жертву, а умерло естественной смертью. Затем Акауэли обращает наше внимание на многочисленные ямы в скалах на границе стоянки – они цилиндрической формы, диаметром 25 сантиметров и глубиной от 30 до 45 сантиметров. Рядом с раскопками в Арлите, Ти-н-Тералдже, Ану-н-Назаре, в Теререрте, близ Джанета, рядом с великолепными высеченными на камне быками, как бы пьющими из водоема воду, мы уже видели нечто подобное, но не знали, для чего оно могло бы служить. И наконец, на расстоянии двух километров отсюда Акауэли показывает нам еще трех высеченных на камне прекрасных и крупных жирафов.
Вчера в Аукаре Пьер Коломбель чувствовал себя неважно, но здесь, в Тагудалте, он с трудом передвигает ноги, утратив свою обычную энергичность, отказывается обедать и вынужден лечь. К несчастью, всю вторую половину дня дует суровый песчаный ветер, а ночью страшно холодно. Мы возвращаемся в Арлит, где врач диагностирует грипп. Я несколько раз захожу к больному, чтобы узнать о его самочувствии. Два дня спустя я тоже валюсь – голова как будто плавится, а ноги ватные. Затем наступает очередь Иветты Азулэ, но она заболела не столь серьезно. Ирэн бегает от палатки к палатке с термометром в руках, предлагая аспирин, овощной отвар и прочую легкую пищу, которую любезно готовит для наших больных шеф-повар Сомаира. Эпидемия гриппа свирепствовала всю зиму и унесла много жертв среди сельского населения и кочевников окрестных мест, поражая в особенности наиболее истощенных людей, стариков, женщин и детей. В частной больнице рудничного поселка врач и его персонал были перегружены с ноября. В так называемом «картонном поселке» на окраине африканского города, где кочевники из окрестностей, большей частью потерявшие свои стада из-за засухи последних лет, селятся в лачугах, сооруженных из упаковочного картона, старых джутовых мешков и гнилых циновок, гигиенические условия действительно ужасны. Нет воды для мытья, ее приходится приносить в калебасах или бурдюках из колодцев обжитых селений. Люди живут среди отбросов, разлагающихся ослиных трупов. Городские власти не заботят эти очаги эпидемий, они не имеют на то средств.