Все это время она шла под одними полузарифленными марселями, чтобы «Лорд Нельсон» не слишком отставал, но теперь матросы разбегались по реям, чтобы снять рифы. Капитан Дюмануар громко и отчетливо крикнул своему помощнику на «Нельсоне», чтобы тот следовал прямо в Ла‑Корунью, «поставив все паруса». Он добавил что‑то еще, чего не смогли разобрать ни Джек, ни Пуллингс, однако общий смысл слов был понятен: его впередсмотрящий заметил с наветренного борта какой‑то парусник, и французу не хотелось рисковать потерей столь ценного приза. Он намеревался начать лавирование, чтобы разведать, что это за судно, и в зависимости от того, кто это, действовать: приветствовать дружественное или нейтральное судно, вступить в бой с неприятелем или же, полагаясь на превосходные мореходные качества «Беллоны», увести преследователей за собой, чтобы отвлечь их от «Лорда Нельсона».
«Лорд Нельсон», волочивший следом за собой целый хвост бурых водорослей, давал течь (с самого начала сражения его помпы не переставали работать); от парусов, рангоута и такелажа остались жалкие огрызки, так что он плелся со скоростью четыре узла даже с поставленными брамселями. Зато «Беллона», на которой возвышалась тройная пирамида парусов, шла полным ходом и через десять минут оторвалась от «Лорда Нельсона» на две мили. Джек испросил разрешения подняться на мачту. Капитан Азема не только позволил Джеку лезть куда ему заблагорассудится, но даже любезно снабдил его подзорной трубой доктора.
— Добрый день, — произнес французский матрос на марсовой площадке. Несколько дней назад во время боя Джек нанес ему страшный удар гандшпугом, но тот не испытывал никакой злобы к недавнему противнику. — Там один из ваших фрегатов.
|
|
— Вот как! — отозвался Джек, прижавшись спиной к мачте.
Посмотрев в окуляр, он увидел, как вырос у него на глазах далекий корабль. Тридцать шесть, нет, тридцать восемь пушек. Красный вымпел. «Наяда»? «Минерва»?
Фрегат шел курсом между галфвиндом и бакштагом, легко неся паруса. Когда он обнаружил «Беллону», на нем появились лисели. В подзорную трубу Джек отчетливо видел его маневры. Фрегат изменил курс, чтобы сблизиться с «Беллоной», затем, заметив «Лорда Нельсона», изменил его еще раз, чтобы как следует разглядеть еще одно судно. После этого «Беллона» вошла в лавировку, причем нарочито медленно и неуклюже, не то что прежде, когда на маневр уходило каких‑то пять минут. Джек услышал, как смеются на ее палубе французы, разглядел их издевательские жесты. «Беллона» двигалась новым галсом, пока не приблизилась к фрегату на расстояние мили, упорно преодолевая волны зыби, которые перехлестывали через ее полубак. На носу фрегата вспыхнуло белое облачко выстрела, на бизань‑мачте взвился красный вымпел. Джек нахмурился: на месте британского капитана он бы поднял французский или же, поскольку крупные американские фрегаты частые гости в здешних водах, звездно‑полосатый флаг. Возможно, уловка и не сработала бы, но попытаться стоило. Что касается «Беллоны», то ей было достаточно махнуть французским триколором, чтобы увлечь за собой фрегат.
Капитан Дюмануар так и сделал. Французский матрос, одолживший у Джека подзорную трубу, лизнул ее зловонным чесночным языком и ухмыльнулся. Джек легко угадал ход мыслей капитана английского фрегата: далеко на подветре находится судно, возможно купец, возможно приз, но какой именно — неизвестно. А в трех четвертях мили идет на пересечение курса французский корвет, не слишком хорошо управляемый, не слишком быстроходный: отличная мишень и легкая добыча. Вскоре Джек увидел, как фрегат пошел в крутой бейдевинд — его капитан простодушно купился на нехитрую уловку. Убрав лисели, он бросился вдогонку за «Беллоной», подняв стаксели. Сначала он расправится с французом, а потом вернется назад и выяснит, что это за приз.
|
|
«Неужели ты не видишь, что француз нарочно обезветривает паруса? — мысленно воскликнул Джек. — Разве тебе не знакома эта прадедовская хитрость?» Оба корабля уходили все дальше. Фрегат несся, разрезая волны, смыкавшиеся за кормой, в то время как «Беллона» держалась впереди, чуть за пределами досягаемости его погонных орудий. После того как оба корабля превратились в белые точки, Джек тяжело спустился с мачты. Матрос с сочувственным, но философским видом кивнул ему. С ним уже бывало прежде то, что происходит теперь с Джеком. Это одна из тех злых шуток, на которые так щедра судьба моряка.
С наступлением темноты капитан Азема изменил курс согласно данной ему инструкции, и «индиец» оказался далеко в открытом море, медленным ходом пройдя за сутки сотню миль, чтобы наверняка избежать встречи с фрегатом.
В конце пути находилась Ла‑Корунья. Джек не сомневался, что вскоре капитан подойдет к берегу, ведь Азема был еще и превосходным штурманом, а у берегов много дней подряд стояла отличная погода, идеальная для производства обсерваций, необходимых для определения координат. Ла‑Корунья. Испания. Но теперь, когда стало известно, что Джек офицер, ему ни под каким видом не разрешат сойти на берег. Если он не даст честное слово не принимать участия в боевых действиях, Азема закует его в кандалы, и он будет тухнуть на палубе до тех пор, пока «Беллона» или какая‑нибудь chasse‑maree [30]не доставит его во Францию — его шкура стоит дорого.
|
|
Следующий день не принес никаких перемен: вокруг пустынное море, над ними высокий свод небес, редкая облачность, сменявшаяся голубым небом. День спустя было то же самое, если не считать недомогания, которое Джек счел началом испанки, и радостной кокетливости обеих мисс Лэмб — за ними вовсю ухлестывали помощник Аземы и шестнадцатилетний лупоглазый волонтер.
Но в пятницу море запестрело от парусов целого флота, возвращавшегося домой от берегов Ньюфаундленда с грузом трески. Ее запах можно было почуять за милю. Среди рыбачьих судов была двухмачтовая шхуна с латинским вооружением и набором пестрых парусов — странное сооружение с допотопным носом, неприятно напомнившее о близости берега: посудины с такими обводами океан не пересекают. Хотя необычная шхуна представляла собой любопытное для морского глаза зрелище, обыкновенный тендер, объявившийся с подветренной стороны, разом заставил Обри и Пуллингса забыть обо всех остальных кораблях на свете.
— Вы видите тендер, сэр? — спросил Пуллингс.
Джек кивнул. У англичан тендеров было значительно больше, чем у французов. Военные моряки и каперы, контрабандисты и таможенники любили тендеры за их быстроходность, маневренность и способность идти круто к ветру. В коммерческих целях тендеры использовались редко. И это суденышко тоже явно не было торговым: какой купец стал бы выписывать такие кривые, проталкиваясь среди рыболовных шхун? Но и военному флоту оно не принадлежало. Как только с тендера заметили «Лорда Нельсона», над его гротом появился гафельный марсель — современный парус, который еще не был в ходу у военных моряков. Значит, это был капер.
Таково же было и мнение Аземы. Он приказал выкатить и зарядить пушки обоих бортов. Капитан не слишком торопился, поскольку тендеру пришлось двигаться навстречу ветру. Кроме того, когда тендер приблизился, то и дело меняя галсы, стало ясно, что не так давно его побило штормом: на гроте, очевидно вследствие повреждений, были взяты два рифа. Все паруса были в странной формы заплатах, особенно фок и потрепанный кливер. Верхняя надстройка имела измочаленный вид, а один из семи орудийных портов на правом борту был кое‑как отремонтирован. Большой опасности он не представлял, но Азема не хотел рисковать: он велел натянуть противоабордажную сетку, приготовить зарядные картузы и поднести ядра, а временный боцман заставил индусов закрепить реи.
«Лорд Нельсон» был готов к отпору задолго до того, как тендер произвел выстрел из пушки и поднял английский флаг, но ответил не сразу. Азема посмотрел на Джека и Пуллингса.
— Я не стану просить вас спуститься вниз, — произнес он, — но если вы вздумаете окликнуть тендер или дать какой‑то сигнал, я буду вынужден застрелить вас, — добавил он с улыбкой, однако два пистолета за его поясом убеждали в том, что это не пустая угроза.
— Как вам будет угодно, — с поклоном ответил Джек, а Пуллингс застенчиво улыбнулся.
Тендер держался около носовой части «индийца», грот его трепетал. Азема кивнул своему рулевому. «Лорд Нельсон» плавно повернул, и Азема скомандовал: «Огонь!» Бортовой залп восемнадцатифунтовых орудий раздался в тот миг, когда судно оказалось на волне. Ядра легли кучно, упав в воду совсем рядом с левой скулой и траверзом тендера. Отрикошетив от воды, ядра перелетели через его корпус, добавив дыр в парусах и разбив наружную треть бушприта. Тендер, неприятно удивленный подобным приемом, попытался наполнить паруса ветром и совершить поворот, но, имея недостаточный ход, с незакрепленным кливером, не мог удержаться на курсе. Он отвалил прочь, дав залп из семи шестифунтовых пушек и, совершив поворот через фордевинд, лег на другой галс.
Капитан тендера понял, что не на того напал: и половины меткого бортового залпа противника было бы достаточно, чтоб отправить его на дно. Увеличив ход, он прошел по корме «Лорда Нельсона», снова выстрелив в него; словно танцор, развернулся на пятачке и приблизился к его правой скуле. С дистанции двести ярдов легкие орудия не могли пробить толстые борта «индийца», но они повредили такелаж, и было ясно, что тендер намерен жалить противника снова и снова.
Азему это не устраивало. Тендер, несмотря на свое рыскание, как челнок ходил взад и вперед. Повернув корабль на девяносто градусов, капитан Азема расположился так, чтобы ветер дул с траверза. Пробежав вдоль орудий, он дал инструкции каждому канониру, и бортовой залп точно накрыл то самое место, где тендер находился две секунды назад. Благодаря то ли чуду, то ли интуиции или телепатии, капитан тендера положил руль под ветер в ту самую секунду, когда Азема скомандовал: «Пли!» Мгновенно развернувшись, он направился к «Лорду Нельсону». Капитан тендера повторил маневр минуты две спустя, полагаясь уже не на чудо, а на расчет времени, необходимого для того, чтобы канониры противника снова навели на него пушки. Он решил идти на абордаж. Для того чтобы достичь носовой части «Лорда Нельсона», ему следовало рвануть одним коротким галсом. Джек мог пересчитать матросов тендера с абордажными саблями и топорами наготове — их было человек двадцать пять — тридцать. Возле руля стоял капитан с обнаженной шпагой. Все они уже были готовы грянуть «ура».
«Пли!» — снова скомандовал Азема, и, когда дым рассеялся, Джек увидел, что тендер, оставшийся без марселя, дал крен, капитана у руля не было, а матросы на палубе корчились или лежали неподвижно. По инерции тендер проскользнул мимо носа «Лорда Нельсона», оказавшись вне досягаемости следующего залпа. Он попытался удалиться от «Лорда Нельсона» ярдов на сто, до того как тот повернется и изготовится к залпу правым бортом.
Тендер каким‑то чудом уцелел, хотя вокруг него вскипали фонтаны воды. Азема, который вовсе не стремился захватить или потопить английский капер, послал ему вдогонку несколько ядер и лег на прежний курс. Через десять минут тендер поставил новый кливер и фок и стал удаляться, уменьшаясь и тая на глазах среди далеких рыбачьих парусов. Джек принялся ощупывать карманы в поисках часов: он любил отмечать начало и окончание любой стычки. Эта, разумеется, уже закончилась.
— Я нахожу его действия безрассудными и аморальными, — заявил Азема. — А если бы он убил кого‑то из моих людей? Я бы его четвертовал на штурвале. Я бы его утопил как котенка. Но я слишком великодушен. Это не храбрость, а глупость.
— А я был бы доволен, если бы глупость восторжествовала. Шлюп, который боится атаковать линейный корабль, — просто ночная ваза.
— У нас с вами разные взгляды, — отозвался Азема, все еще злясь из‑за потерянного времени и поврежденного такелажа. — Возможно, из‑за вашей мании величия. Во всяком случае, — к нему вернулось чувство юмора, — я надеюсь, что ваши земляки устроят нам завтра день отдыха.
Он получил свой день отдыха, а в придачу к нему еще и утро. Однако вскоре после того, как Азема произвел полуденное наблюдение (получив координаты — 45° 23' N, 10° 30' W) и пообещал узникам на завтрак испанский хлеб и настоящий кофе, послышался возглас впередсмотрящего, объявившего, что с наветренного борта виден парус.
Вскоре белое пятно превратилось в бриг, и этот бриг их преследовал. Шли часы; во время обеда капитан Азема был задумчив и занят своими мыслями: ел неохотно и время от времени выходил на палубу. «Лорд Нельсон» нес брамсели, а также верхние и нижние лисели. По мере того, как ветер свежел, судно стало двигаться к Ла‑Корунье со скоростью пять и даже шесть узлов. После четырех часов пополудни капитан поставил бом‑брамсели, внимательно наблюдая за тем, выдержат ли поврежденные мачты нагрузку. Некоторое время казалось, что бриг стал отставать.
— Сэр, — произнес Пуллингс шепотом, спустившись по вантам с заоблачных высот после продолжительного наблюдения за бригом. — Я почти уверен, что это «Сигалл». В девяносто девятом я служил на нем штурманом и провел немало времени на его борту.
— «Сигалл»? — переспросил Джек, хмурясь. — Разве он не заменил пушки карронадами?
— Совершенно верно, сэр. Шестнадцать двадцатичетырехфунтовых карронад, которые довольно туго ходят в портах, и два шестифунтовых длинноствольных орудия. Бриг может нанести ощутимый удар, если подойдет достаточно близко, но он удивительно тихоходен.
— Тихоходнее «Лорда»?
— Пожалуй, сэр. Он только что поставил бом‑брамсели. А это может поправить дело.
Бом‑брамсели брига не очень поправили дело, но пяти часов устойчивого ветра все же хватило, чтобы «Сигалл» оказался достижимым для заднего семнадцатифунтового орудия и длинноствольной восьмифунтовой пушки, которую капитан Азема приказал установить в кормовой каюте.
На протяжении десяти морских миль бриг — теперь они были уверены, что это «Сигалл», — мог отвечать лишь выстрелами из носовой шестифунтовой пушки, которая под дружное «ура» своих канониров выплевывала густые дымы, но не могла причинить с такой дистанции никакого вреда. Однако постепенно «Лорда Нельсона» нагоняли, и вскоре он оказался в темной полосе моря, где ветер, дувший с Испанских Кордильер, вместе с отливным течением создал отчетливый барьер, зону толчеи, куда слетались на охоту чайки и другие прибрежные птицы.
За какие‑то пять минут «Лорд Нельсон» заметно снизил скорость; пение снастей такелажа теряло тон за тоном. «Сигалл» оказался у него на правом крамболе. Прежде чем попасть в темную полосу, «Сигалл» успел произвести бортовой залп из карронад ближнего боя. В первый раз ядра упали с недолетом, во второй — тоже, однако одно двадцатичетырехфунтовое ядро, отрикошетив от воды, пробило бортовой бруствер из свернутых коек и, потеряв силу, ударилось о грот‑мачту. Капитан Азема задумчиво посмотрел сначала на ядро, затем на бриг, который, прежде чем попасть в зону слабого ветра, еще мог продвинуться на четверть мили с большой скоростью. Приблизившись к «индийцу» еще на полсотни ярдов, бриг продырявит своими двадцатичетырехфунтовыми ядрами борта «Лорда Нельсона» и может доконать и без того дышащие на ладан мачты. Капитана снедал вовсе не страх за исход боя, а всего лишь раздражение: скорострельность и точность огня «Сигалла» оставляли желать много лучшего, в то время как у него самого на борту было восемь первостатейнейших наводчиков. Что до маневренности, то у англичанина она была не лучше его собственной. Стоит сбить на бриге пару рангоутных дерев — и он отстанет, дав им спокойно добраться до берега. Тем не менее, для благополучного исхода ему понадобится весь его опыт.
— Не очень‑то он проворный, этот ваш бриг, — сказал Азема Джеку. — И все же он может доставить нам серьезные неприятности. Messieurs les prisonniers[31]прошу вас в трюм. Приглашаю узников спуститься в трюм.
Никто не воспротивился его повелительному тону. Они спустились по трапам вниз, недовольно глядя на вечернее небо. За ними со стуком захлопнулась решетка, послышался звон цепей. В тесном чреве «индийца», вдыхая запахи чая, корицы и протухшей воды в льялах, Джек, Пуллингс, все европейцы из прежней команды и пассажиры следили за сражением. Разумеется, лишь при помощи слуха, поскольку они сидели ниже ватерлинии и видели только раскачивающийся фонарь да смутные очертания тюков, зато все, что происходило наверху, было слышно более чем отчетливо. «Лорд Нельсон» реагировал, как резонатор, на грохот своих восемнадцатифунтовых пушек, а на октаву ниже по воде передавался звук бортовых залпов «Сигалла». Это были мощные глухие стуки, похожие на удары обмотанного ватой молота, доносящиеся издалека, без обертонов, но настолько отчетливые, что можно было различить каждую из восьми карронад — на открытом воздухе выстрел любой из них воспринимался бы как залп батареи.
Пленники прислушивались, пытаясь определить направление, откуда летели ядра, и подсчитывали общий вес залпов: четыреста тридцать три фунта приходилось на «Лорда Нельсона» и двести девяносто два — на бриг.
— Азема использует только тяжелые орудия, — заметил Джек. — Несомненно, он сосредоточил огонь на мачтах.
Иногда ядра «Сигалла» попадали в цель, и тогда узники кричали «ура», ломая голову над тем, куда они угодили. Один раз внезапный шум в льяле и возобновившаяся работа помпы указали на то, что ядро попало куда‑то близ ватерлинии, скорее всего в форпик. Потом послышался сильный металлический грохот, и они решили, что ядром сорвало с креплений пушку.
Около трех часов утра свеча в фонаре погасла, и узники остались в темноте, прислушиваясь, иногда сожалея о том, что у них нет ни теплой одежды, ни ковров, ни подушек. Некоторые дремали. Артиллерийская дуэль между тем продолжалась. «Сигалл» перестал стрелять залпами, его орудия теперь били поочередно. Между тем «Лорд Нельсон» в течение всей схватки, час за часом, вел упорный залповый огонь.
Мисс Лэмб вскочила с криком:
— Крыса! Чудовищно большая, мокрая крыса! Ах, как я жалею, что не надела панталоны!
Ближе к рассвету напряжение стало ослабевать. Раз или два Джек обратился к майору Хиллу и Пуллингсу и не получил ответа. Дремота брала свое: он заметил, что количество подсчитанных им выстрелов мешается с количеством больных и раненых в лазарете Стивена, с мыслями о Софи, еде, кофе, с исполнением трио ре‑минор, грубым глиссандо Дианы и сочным звучанием виолончели, когда они втроем исполняли эту пьесу.
В трюм ворвался сноп света, послышалось позвякиванье цепей и скрип люковой решетки. Джек понял, что был на три четверти погружен в сон. Однако сообразил, что стрельба прекратилась с час назад или больше, и оттого ему было как‑то не по себе.
Палубу кропил мелкий дождь, ветра почти не было, с берега дул легкий бриз. Капитан Азема и его подчиненные выглядели смертельно усталыми. Им было не до веселья, однако они сохраняли присутствие духа. Неся фор— и грот‑марсели, «Лорд Нельсон», шедший в крутой бейдевинд, скользил по волнам, удаляясь от неподвижного «Сигалла», находившегося на правой раковине. Даже с такого расстояния Джек убедился, что бриг сильно пострадал: потерял рей, грот‑стеньга была готова вот‑вот упасть, на палубе валялось много деталей рангоута, часть которых свешивалась за борт; четыре орудийных порта, находившиеся в опасной близости от воды, были повреждены, помпы работали вовсю. Бриг отстал для того, чтобы взяться за ремонт, остановить течь. Вероятность того, что он сможет возобновить преследование, была…
Капитан Азема склонился над орудием, прицеливаясь чрезвычайно аккуратно. Учел качку и выстрелил, послав ядро прямо в кучку матросов ремонтной партии. Проследив за полетом ядра, он невозмутимо сказал:
«Продолжайте, Партр» — и вернулся к нактоузу, где дымилась кружка кофе.
Это было вполне допустимо; на его месте Джек сделал бы то же самое. Но француз действовал с таким равнодушием, что Обри отказался от приглашения сделать глоток, решив оценить повреждения, полученные «Лордом Нельсоном», и взглянуть на побережье, уже закрывшее весь восточный горизонт. Ущерб был значительный, но терпимый. Азема неточно рассчитал место подхода к берегу: впереди находился мыс Приор, но к полудню он все равно будет в Ла‑Корунье. У Джека не было хороших друзей на «Сигалле», но все же он был далек от душевного равновесия, а последний выстрел и вовсе вывел его из себя. Он не мог успокоиться, остро ощущая враждебные чувства к капитану Аземе. И в миг, когда казалось, что все потеряно, в нем возродилась надежда: за испанским мысом он увидел корабль, плывущий на север. Это был направлявшийся домой линейный корабль флота Его Величества «Колоссус», за которым следовал восьмидесятипушечник «Тоннант». На мачте был поднят сигнал «Два линейных корабля». Вслед за ними показались еще два паруса. Это был весьма мощный отряд, шедший на всех парусах с наветренной стороны. Скрыться от него не было никакой возможности. Озлобленные французы застыли в молчании. Джек подошел к нацеленному на англичан орудию и, положив руку на замок, холодно произнес:
— Вам не следует стрелять из этой пушки, сударь. Вы должны сдаться бригу.
Глава шестая
Без пяти восемь Джек Обри быстрой походкой шагал под дождем по мощенному булыжником двору, преследуемый воплями кучера наемного экипажа:
— Всего четыре пенса! А еще барином себя считаешь! Нищий голодранец на половинном жалованье, вот кто ты такой!
Джек пожал плечами и, наклонившись, чтобы не попасть под струю из водосточной трубы, поспешно прошел в холл; миновав главную приемную, он направился в небольшой кабинет под названием «Боцманское кресло»: ему предстояла встреча с Первым лордом Адмиралтейства, не менее. Огонь в камине начал разгораться, и из трубы повалил желтый дым, смешиваясь с желтым туманом. Красные языки пламени с веселым треском прокладывали себе дорогу. Стоя спиной к камину, Джек Обри смотрел на струи дождя и обтирал платком парадный мундир. Несколько прохожих пережидали дождь под аркой Уайтхолла. Штатские прятались под зонтиками, офицерам было не положено защищаться от стихии. Ему показалось, что двух или трех из них он узнал. Один из них определенно был Бренд с «Неумолимого», однако грязь, хлюпавшая в туфлях, мешала Обри сосредоточиться.
Он был в состоянии крайнего нервного возбуждения, как и любой офицер, ожидавший приема у Первого лорда. Однако мысли Джека были заняты не столько предстоящей аудиенцией, сколько необходимостью пользоваться платком и размышлениями о своей бедности.
Первый лорд — старинный знакомый, почти друг, а это гораздо важнее для морского офицера, чем богатство. Конечно, ему хотелось бы снова разбогатеть, ему досаждала невозможность испытывать радость от различных пустяков, унижал собственный восторг при виде гинеи, обнаруженной в кармане старого жилета, напряженное ожидание того, какая выпадет карта. Но карету все‑таки следовало нанять из‑за немыслимой грязи и этого окаянного зюйд‑вестового ветра: парадные мундиры не растут на деревьях, то же можно сказать и о шелковых чулках.
— Капитан Обри, — произнес секретарь. — Его светлость ждет вас, сэр.
— Капитан Обри, рад видеть вас, — приветливо обратился к нему лорд Мелвилл. — Как здоровье вашего батюшки?
— Благодарю вас, сэр. Он в полном здравии и в восторге от результатов выборов, как и все мы. Прошу прощения, милорд, за то, что я начал со своих дел. Позвольте от души поздравить вас с назначением в Палату лордов.
— Вы весьма любезны, — отозвался лорд Мелвилл и, ответив на расспросы Джека Обри относительно здоровья леди Мелвилл и сына Роберта, продолжил: — Вы добирались домой со многими приключениями?
— Действительно, милорд! — воскликнул Обри. — Но я удивлен тем, что это вам известно.
— Я узнал об этом из газеты. В ней было опубликовано письмо одной из пассажирок своей семье, дама описала в нем захват и вторичный захват судна Ост‑Индской компании. Ваши подвиги она изобразила в самых ярких красках. Мне показал эту статью Сибболд.
Эта чертова болтушка, мисс Лэмб, должно быть, отправила письмо с таможенным тендером. А он‑то, одолжив денег, примчался в Лондон, кишащий судебными исполнителями, которые его ждут не дождутся, чтобы упрятать за долги в тюрьму Флит или Маршалси, где он просидел бы до конца войны, лишившись всех шансов на лучшее будущее. Он знал многих офицеров, чьи карьеры были погублены судейскими крючками, — старика Бейнса, Сироколда… А он носится по городу, разрядившись словно в день тезоименитства короля, привлекая к себе внимание всех полицейских ищеек. От подобной мысли Джеку стало не по себе. Он пробубнил о том, что послал отцу подробное письмо каких‑то два часа тому назад, хотя и рассчитывал, что приедет к родителю до того, как оно придет. Но его отец, вероятно, тоже ознакомился с публикацией. Здравый смысл не обманул его, поскольку лорд Мелвилл, с характерным шотландским выговором, заметил:
— Я уверен, что вы сделали все, что было в ваших силах. Жаль только, что вы не обратились ко мне несколько недель или даже месяцев назад, когда еще не успели разобрать лучшие корабли. Мне хотелось бы что‑то сделать для вас. В самом начале войны командных должностей было сколько угодно. Я рассмотрю вопрос о повышении вас в чине, что же касается судна, то обещать не могу. Правда, может возникнуть вакансия в какой‑нибудь вспомогательной службе или мобилизационном департаменте. Мы считаем, что там тоже нужны деятельные, предприимчивые офицеры.
Ко всему сказанному следовало добавить, что требовались люди состоятельные, желавшие получить береговые должности, любящие комфорт, лишенные честолюбия или уставшие от моря, готовые охранять рыболовство или заниматься такой нудной работой, как призыв новобранцев. Совершенно очевидно, другой службы не предвидится. Вопрос стоял так: сейчас или никогда. После того как человек с волевым лицом, сидевший по ту сторону бюро, сделал Джеку определенное предложение, переубедить его было невозможно.
— Милорд, — со всей решительностью и в то же время почтительно произнес Джек Обри. — Как и любой другой, я предпочел бы хорошее судно, достойное капитана первого ранга, но если бы мне доверили четыре доски, которые могли бы держаться на воде, то я был бы счастлив оправдать это доверие. Я готов служить где угодно, на чем угодно и кем угодно. Я плаваю с четырнадцати лет, сэр, и никогда не отказывался ни от какой службы. Обещаю, что вы не пожалеете о своем решении, сэр. Единственное, чего я хочу, это снова оказаться в море.
— Так, так, — задумчиво произнес лорд Мелвилл, впившись в Джека пронзительным взглядом серых глаз. — И вы не ставите никаких условий? Было много разговоров о том, что ваши друзья желают, чтобы вас произвели в капитаны первого ранга за взятие вами «Какафуэго».
— Совершенно никаких, милорд, — ответил Джек Обри и тотчас замолчал. Он вспомнил, как подвело его злополучное слово «претензия», которое, как назло, вырвалось из его уст в прошлый раз, когда он находился в этом же кабинете, и поэтому решил держать язык за зубами, почтительно глядя на собеседника, хотя справедливости ради надо сказать, что к предыдущему хозяину кабинета он испытывал гораздо больше почтения, чем к любому штатскому.
— Что же, — растягивая слова, изрек после паузы Первый лорд. — Я не могу обещать вам ничего определенного. Вы себе не представляете, сколько головоломных дел нужно решить, сколько совместить интересов… однако отдаленная перспектива может появиться… Зайдите ко мне на следующей неделе. Тем временем я рассмотрю вопрос о вашем производстве в капитаны первого ранга, хотя список кандидатов на этот чин, к сожалению, перегружен. Я взвешу все возможности. Жду вас в среду. Только имейте в виду: если я что‑то и подыщу, то это будет не первоклассный корабль. Вот единственное, что я обещаю. И это все, что я могу сказать вам сегодня.
Поднявшись со стула, Джек поблагодарил его светлость за благосклонный прием. Уже неофициальным тоном лорд Мелвилл заметил:
— Хочу сообщить, что нынче вечером будет раут у леди Кейт. Если я выкрою время, то зайду к ней.
— С нетерпением буду ждать вас, милорд, — отозвался Джек Обри.
— Всего наилучшего, — сказал лорд Мелвилл, позвонив в колокольчик и пристально посмотрев на дверь.
— По‑моему, у вас очень жизнерадостный вид, сэр, — произнес привратник, разглядывая лицо молодого офицера старыми, с красными склеротическими прожилками глазами. «Очень жизнерадостный» было преувеличением. Точнее было бы сказать «глубоко удовлетворенный». Во всяком случае, это выражение даже отдаленно не напоминало кислую мину человека, которому дали от ворот поворот.
— Вы правы, Том, так оно и есть, — отвечал Джек. — Нынешним утром я шел пешком от Хэмпстеда до Семи Циферблатов. Ничто так не бодрит, как утренняя прогулка.
— Стоящее судно, сэр? — спросил Том.
Байки насчет утренних прогулок с ним не проходили. Он был стар, умен и очень сведущ. Он знал Джека еще сопливым гардемарином. Так же, как и почти всех остальных флотских офицеров чином ниже адмирала, и оттого мог позволить себе некоторую фамильярность, находясь на дежурстве.
— Не совсем так, Том, — признался Джек Обри, внимательно посмотрев на заполонившие Уайтхолл толпы промокших прохожих, на вход в канал, в котором кишмя кишели суда. Какие крейсера, каперы, шхуны скрывались среди них? Какие еще невидимые препятствия его ожидают? Из‑за какого угла вынырнут судебные исполнители? — Не совсем. Но вот что я вам скажу, Том. Из дома я вышел без плаща и без денег. Будьте добры, вызовите мне извозчика и одолжите полгинеи.