«Да, — призналась госпожа Токорода, — мой муж то и дело ходил налево. За двадцать лет совместной жизни, пожалуй, не было и года, чтобы он не спутался с какой-нибудь дамочкой. Особенно ему нравились молодые красотки. Наверное, все мужчины к ним неравнодушны, но в случае с моим супругом это чувство редко оставалось без ответа. Вероятно, жены в таком редко признаются, но о своем муже я могу сказать однозначно: он умел клеить девушек, как никто, был просто чемпионом по этому виду спорта. Сначала его успехи на любовном фронте, разумеется, выводили меня из себя. Однажды, когда Казуми была еще совсем крохой, я решила, что с меня хватит, забрала ее и уехала к родителям. Рёсукэ ужасно расстроился. Он приехал за мной, извинялся, каялся, молил о прощении и обещал, что впредь это не повторится. Я поверила и вернулась к нему, и он вскоре принялся за старое. Так мы и жили.
Если бы у нас почти сразу не родилась Казуми, не знаю, как бы я с этим справилась. Но, знаете… После десяти лет замужества я стала по-другому смотреть на жизнь. „В конце концов, — думала я, — Рёсукэ все равно каждый вечер приезжает домой. Даже если до этого он ухлестывает за другими, какое мне дело?“ Муж никогда не оставлял нас с дочерью без внимания, всегда заботился, дарил подарки. Со стороны могло показаться, что мы самая счастливая семья в мире. Он действительно хорошо к нам относился.
В общем, я пришла к выводу, что его романы и интрижки — это своего рода болезнь. Ни с одной из своих подружек Рёсукэ никогда не говорил по душам — он был их покровителем, помощником, старшим братом, как бы забавно это ни звучало. Думаю, он вел себя так по одной-единственной причине: ему нравилось внимание девушек, и потому он сам не мог обойти их вниманием. Вот и все. Если его очередная пассия просила его о чем-то, он не мог ей отказать. Настоящий рыцарь, ничего не попишешь.
В компании „Орион фудс“ ему неплохо платили, но состоятельной наша семья никогда не была. И в то же время я должна признать, что мой муж никогда не спускал весь свой заработок на подружек. Мы с Казуми ни в чем не нуждались. Мне очень хотелось еще ребенка, но Рёсукэ сказал, что дети обходятся недешево, и я не стала настаивать. Разумеется, для него прибавление в семействе обернулось бы необходимостью резко сократить личные расходы, а карманные деньги были ему нужны.
В Казуми муж души не чаял. Когда она родилась, он был вне себя от счастья — все повторял, что всегда мечтал о дочке. В недавнем интервью для корпоративного журнала Рёсукэ признался, что с нетерпением ждет того счастливого дня, когда поведет дочь к алтарю.
В общем, сколько бы раз муж мне ни изменил, я точно знаю, что у него и в мыслях не было уходить из семьи. Наверняка он думал, что если я не знаю о его похождениях, то все в порядке. Разумеется, я обо всем догадывалась, но Рёсукэ это не особо тревожило. Думаю, он понятия не имел, что мне известно о его любовницах.
О Наоко Имаи мне сказать нечего. Думаю, мой супруг выбрал ее в качестве очередной пассии. Не знаю, насколько они были близки, но история о том, что поначалу они крутили роман, а потом стали просто друзьями, почти как брат и сестра, очень похожа на правду. Как я уже говорила, моему мужу был свойствен этот тип отношений.
Говорили ли мы о разводе? Никогда! Он ни разу не предлагал мне разойтись. Признаюсь, я подумывала об этом однажды, лет десять назад… Но потом, когда я поняла, что неверность мужа — это своего рода болезнь, я осознала, что не имею права бросать его. Развод не решил бы проблему.
Да, я могла бы устроить ему сцену, закатить истерику и потребовать никогда мне больше не изменить — не причинять невыносимую боль своей неверностью. Скорее всего, этим я бы сильно его озадачила. Рёсукэ, наверное, сказал бы: „Но ведь я же всегда заботился о семье“. И тут я не смогла бы ему возразить.
Наверное, я слабохарактерная и слишком добрая, но, несмотря ни на что, я не могу ненавидеть мужа. Я даже никогда не могла долго на него обижаться. Он был как ребенок, как маленький мальчик, которому я вместо матери или старшей сестры. На самом деле мы неплохо ладили. Мне казалось, что, когда мы с ним состаримся, мы будем принадлежать только друг другу, будем поддерживать друг друга, как и положено супругам.
Что обо всем этом думает Казуми? Она уже не маленькая и многое понимает. Измены отца не укрылись от ее внимания. Впрочем, у нее сейчас переходный возраст, и она в любом случае нашла бы повод для конфликтов с родителями. Девочки-подростки часто жестоки по отношению к отцам. Казуми и Рёсукэ уже два года почти не разговаривали. Муж хотел наладить отношения с дочерью, но у него ничего не получалось. Мне было жаль его, но часто он сам провоцировал ссоры. В глубине души я надеялась, что разоблачительные речи Казуми заставят его задуматься и начать анализировать свои поступки.
Да… В каком-то смысле его роман с Наоко Имаи действительно кажется мне отвратительным. Сама мысль о том, что мой муж мог встречаться с девочкой, которая годилась ему в дочери, невыносима. Однако Рёсукэ наверняка об этом не задумывался.
Казуми сердита не только на своего отца, но и на меня. Она считает, что я слишком слабовольна, что муж меня использует, а я допускаю это и прощаю ему слишком многое. Пару раз дочь даже пыталась наставить меня на путь истинный, говорила о том, что я не должна пренебрегать своим достоинством. „Во что ты превратила свою жизнь?“ — упрекала она меня. Я велела Казуми не лезть не в свое дело и пыталась объяснить, что в ее нежном возрасте ей может быть понятно далеко не все в отношениях между мужем и женой. Я надеялась, что со временем она поймет, что к чему, или хотя бы попытается понять.
Наверняка Казуми считает меня никчемной трусихой. Особенно сейчас, когда Рёсукэ больше нет… Когда мне так тяжело и так одиноко… Думаю, дочери больно видеть меня разбитой и подавленной».
Читая показания Харуэ, Накамото не мог не удивляться. Воистину некоторые женщины словно специально созданы для брака: они способны прощать мужьям любые прегрешения.
— Наверняка таких пар не так уж мало, — заметил он. — А вот дети, которые вырастают в подобных семьях, видимо, смотрят на жизнь несколько иначе.
Такегами ответил, что лично он не стал бы до конца доверять словам человека, который считает себя «слишком добрым».
Накамото расхохотался:
— Знаешь, Гами, может, ты и прав.
Обсуждать семейные проблемы с Казуми Токорода нужно было еще осторожнее. Отчет о беседе с дочерью убитого оказался довольно коротким. Стенограмма показаний начиналась так:
«Мама вам наверняка уже обо всем рассказала. Да, я знала, что мой отец постоянно зависает со всякими малолетками. Мне надо было родиться слепоглухонемой, чтобы ни о чем не догадываться. А про Наоко Имаи мне ничего не известно. Наверное, они стали встречаться относительно недавно.
С тех пор как я пошла в школу, отец начал постоянно ко мне придираться — если не верите, спросите маму, она подтвердит. Мы с ним без конца ругались. В последнее время почти не разговаривали. Стоило мне открыть рот, как он тут же набрасывался на меня. Мне попадало за все подряд: за то, что поздно прихожу домой, за то, что слишком много болтаю по телефону, за то, что я встречаюсь с Татсуей, за то, что не ценю, какой у меня отличный отец. Мой парень говорил мне, что это нормально: дескать, папа просто видит, что я выросла, и ему грустно оттого, что вскоре я покину дом и стану жить своей жизнью. Я обещала ему быть поласковее с отцом, но у меня это редко получалось.
Мне хотелось верить, что, когда я вырасту и стану самостоятельной, мы с папой обязательно научимся ладить. А пока что, вместо того чтобы без конца грызться из-за всякой ерунды, я решила немного отстраниться, перестала общаться с ним, чтобы не давать ему без конца меня доставать. Я изо всех сил старалась его игнорировать. Мне казалось, что так нам обоим будет лучше: ведь он тоже устает на работе, живет в постоянном стрессе, так зачем еще осложнять ему жизнь?»
Харуэ Токорода подтвердила, что между дочерью и отцом в последнее время шла холодная война.
Когда Казуми давала показания, она все еще жила в страхе перед загадочным преследователем, и как раз накануне этой беседы к их дому была приставлена охрана. Детектив, составлявший отчет о допросе, отметил, что свидетельница явно очень волновалась и потому могла рассказать далеко не все, что знала, так что, вероятно, следовало задать ей те же вопросы снова в более спокойной обстановке. Такегами тогда, помнится, подумал, что составитель отчета неплохой психолог. Он до сих пор не изменил своего мнения.
Постепенно неведомый преследователь растворился в воздухе, но тут выяснилось, что у Рёсукэ Токороды была виртуальная семья, с которой он проводил довольно много времени в киберпространстве. Жену и дочь убитого вновь попросили дать показания. По мнению Харуэ, ее муж завел себе «жену» и «детей» в Интернете, потому что ему не хватало впечатлений и общения. Ведь именно для этого, собственно, ему требовались многочисленные любовницы.
«Я слышала от его коллег по отделу, что девушки и женщины, с которыми он работал, обычно называли его „папа“ или „брат“. Конечно, они не имели в виду ничего плохого. И даже если мужу на самом деле не нравилась их фамильярность, мне они вряд ли об этом рассказали бы. Рёсукэ всегда отлично ладил с коллегами, не только с женщинами, но и с мужчинами тоже. Почти все, с кем он работал, пришли на его похороны. Он заботился о своих подчиненных, старался поддерживать их во всем. Может быть, именно поэтому они называли его папой. Члены семьи, которую он завел в Интернете, наверняка очень молоды, поэтому в общении с ними муж тоже мог позволить называть себя папой».
Харуэ не верила, что виртуальная жена и дети могли заменить ее мужу настоящую семью.
Казуми придерживалась другой точки зрения. Новость об интернет-сообществе вывела ее из себя. Если неверность отца она еще могла простить, то такое гнусное предательство явно выходило за все рамки. Мысль о том, что ее родной папа играл в «семью» с незнакомыми людьми, была для нее невыносимой.
«Не знаю, что и думать. Скажу только, что этот его поступок сводит меня с ума. Может, ему было за что обижаться на нас с мамой, но ведь и он, со своей стороны, вел себя далеко не идеально. Неужели, прежде чем сделать это, он даже на миг не задумался над тем, как мерзко он поступает по отношению к нам? Что самое ужасное, его виртуальную дочку зовут так же, как меня. Даже если это всего лишь ник, а не настоящее имя — что с того? Вы должны обязательно найти этих людей. Я хочу понять, за что они убили отца. И мне надо знать, что он им писал».
Немного придя в себя, Казуми дала показания о том, что незадолго до убийства несколько раз видела отца в городе с незнакомыми людьми. Прежде она никогда не вспоминала ни о чем подобном.
Накамото тогда предположил, что ярость затуманила сознание девочки, так что она уже сама перестала понимать, что придумала, а что видела или слышала на самом деле. «Она говорит, что никогда не простит убийцу, но почему-то это звучит так, будто она клянется никогда не прощать собственного отца. Как бы то ни было, довольно странно, что она меняет свои показания каждые пять минут. Мне кажется, не следует принимать ее слова за чистую монету».
Такегами был согласен с другом. Именно их тогдашний разговор натолкнул Накамото на его собственную версию этого преступления, которую сейчас предстояло проверить.
«Мне кажется, Гами, — сказал тогда старый полицейский своему другу, — другие теории никуда не годятся. Подозреваемая А. точно никого не убивала».
Воспоминания Такегами прервал голос Тикако Исидзу в наушнике:
— Мы готовы. Казуми на месте. Можно приступать.
Такегами взглянул на зеркало. Разумеется, за ним полицейский ничего не увидел — перед ним было лишь его собственное отражение. Выражение лица показалось ему достаточно решительным. Пришло время действовать.
Встретившись в зеркале взглядом с Такегами, Токунага кивнул, поднял трубку телефона и сказал:
— Можете привести первого.
От кого: Мама
Кому: Казуми
Тема: Срочно!
Слышала, что случилось с Папой? Надо срочно встретиться.
От кого: Мама
Кому: Минору
Тема: Срочно!
С Папой произошло нечто ужасное. Надо встретиться.
От кого: Казуми
Кому: Мама
Тема: Признавайся
Это *ты* его убила?
В комнату вошел худощавый юноша. Белая поношенная футболка болталась на его сутулых плечах, старые потертые джинсы тоже казались великоваты. А вот кроссовки на нем были совсем новые, с яркими голубыми и желтыми полосками, и их резиновые подошвы поскрипывали при ходьбе.
Такегами встал, поздоровался с вошедшим и указал ему на стул напротив. Юноша между тем не сводил глаз с охранника, который привел его в кабинет, и даже, когда тот вышел, Такегами пришлось обратиться к допрашиваемому, чтобы привлечь его внимание:
— Присаживайтесь, пожалуйста.
Такегами вдруг понял, что очень волнуется, и немного расстроился из-за этого.
Молодой человек не двинулся с места, только смерил полицейского внимательным взглядом. Потом, покосившись на Токунагу, сидящего в углу, он стал внимательно осматривать комнату: стол, окно, стены, зеркало, оглянулся на дверь.
Если бы можно было соединить линиями все точки, на которых остановился взгляд юноши, получилась бы довольно сложная фигура — этакое созвездие, по которому полицейский с богатым опытом проведения допросов, вероятно, смог бы предсказать будущее. Такегами уже сто лет не смотрел на звезды и потому понятия не имел, как называется это созвездие. Ему было не до небесных светил, что и говорить.
— Может, все-таки присядете? — предложил полицейский, стараясь казаться дружелюбным и уверенным в себе.
Он хотел немного разрядить атмосферу, но, произнеся эти слова, тут же испугался, что они могут возыметь обратное действие. Нужно было срочно взять себя в руки.
Между тем молодой человек наконец-то соизволил заговорить.
— Это ведь кабинет для допросов? — спросил он неожиданно пронзительным голосом.
Такегами улыбнулся:
— Да, но, надеюсь, вам уже объяснили, что лично вас ни в чем не подозревают. Мы лишь хотим задать вам несколько вопросов, и, поскольку дело довольно деликатное, вас вызвали сюда, чтобы мы могли поговорить в конфиденциальной обстановке.
— В какой обстановке? — Парень, похоже, не понял слишком заумное для него слово.
— Ну, чтобы нас никто не слышал.
— А, дошло.
Юноша сел напротив, выпрямился и скрестил руки на груди.
Такегами и Токунага представились, услышав в ответ ироничное: «Весьма рад знакомству».
Парень был крайне напряжен и сосредоточен, он явно нервничал. «Его можно понять», — подумал Такегами.
— Начнем с вашего имени и адреса, — сказал полицейский, открыв папку с документами по делу, где все страницы были заполнены мелким аккуратным почерком Накамото. — Вас зовут Минору Китадзё, верно? Вы проживаете в районе Хачиоджи…
Юноша кивнул. В каждом его жесте чувствовалась какая-то неестественность, его руки слегка подрагивали. Такегами в очередной раз про себя отметил, что парню не по себе.
— Год рождения — тысяча девятьсот восемьдесят третий. Значит, вам восемнадцать?
— Нет, семнадцать, у меня день рождения в ноябре.
— Ясно. Здесь указано, что вы безработный. Где-нибудь учитесь?
— Я бросил учебу в прошлом году.
— Вот как? Вы живете с родителями?
— Как сказать. Я снимаю квартиру неподалеку от них. Точнее, они ее мне снимают.
— В смысле, они оплачивают аренду?
— Ага.
— У вас есть какая-нибудь временная работа?
— Да, иногда что-нибудь подворачивается. Одно время я работал в ларьке и даже наполовину оплатил покупку компьютера — недостающую сумму добавил отец. — Минору выпалил все это на одном дыхании, потом испытующе взглянул на Такегами и спросил: — Господин офицер, вы, кажется, кое о чем забыли.
— О чем же? — удивился Такегами.
В зеркале он увидел, как у сидевшего за его спиной Токунаги изумленно поднялись брови.
— Разве вы не должны были сперва рассказать мне о моих правах? — ухмыльнулся Минору. — Ну, что я имею право хранить молчание? И что все, что я скажу, может быть использовано против меня в суде? И так далее, и тому подобное — по телику полицейские всегда так говорят.
Такегами от души расхохотался:
— Мы вызвали вас не в качестве подозреваемого, поэтому нет необходимости разъяснять вам ваши права. Вас ведь никто не арестовывал?
— Пока вроде нет.
— Впрочем, несмотря на это, вам все равно лучше говорить правду, иначе вы только все осложните. Если вы солжете, мы в конце концов наверняка об этом узнаем, так что вранье не в ваших интересах. Постарайтесь отвечать на мои вопросы как можно честнее и подробнее, договорились?
— Наверняка узнаете? — ехидно переспросил Минору, откидываясь на спинку стула и глядя в потолок. — Но ведь есть шанс, что и не сможете узнать?
— Да, шанс есть, но я бы вам не советовал давать ложные показания.
— Если правды никто не узнает, то какая разница?
— Разве вас не учили, что врать нехорошо?
Минору наконец немного расслабился, облокотился на стол и с любопытством поглядел на Такегами:
— Ну и шуточки у вас, господин офицер.
— Да, остроумие мне не чуждо, — парировал полицейский.
В профиль Казуми Токорода была не менее очаровательна. Сидя слева от нее, Тикако любовалась изящным контуром лба и подбородка и красивой шеей.
Как только дверь кабинета для допросов открылась, Казуми прильнула к стеклу, едва не касаясь его лбом, и, не моргая, пристально наблюдала за происходящим. Только когда Такегами с улыбкой обратился к допрашиваемому, а тот сел напротив него, скрестив руки на груди, и впервые заговорил с ним, девочка немного успокоилась и откинулась на спинку стула.
Потом она вдруг схватила сумочку и некоторое время что-то искала в ней, пока не достала мобильный телефон.
Тикако удивленно посмотрела на Казуми, и та, чувствуя на себе ее взгляд, спросила:
— Здесь ведь можно пользоваться телефоном? Мне только что пришло сообщение, я хочу на него ответить.
— Конечно ответь. Тут главное — не шуметь. Но разве это не отвлечет тебя от допроса?
— Я буду гораздо больше отвлекаться, если не отвечу, — буду все время переживать и беспокоиться из-за этого.
Похоже, девочке и впрямь не терпелось отправить свое сообщение.
— Ну тогда отвечай скорей.
Казуми принялась проворно набирать текст большим пальцем правой руки. Девушка явно знала расположение кнопок наизусть: при наборе сообщения она не сводила глаз со сцены допроса, а сама быстро печатала вслепую. Тикако приходилось пару раз видеть, как люди в метро или в кафе набивают сообщения, параллельно занимаясь какими-нибудь другими делами, но так близко она наблюдала это впервые и была весьма впечатлена.
Казуми посмотрела на телефон лишь однажды: прежде чем нажать на кнопку «Отправить», после того как закончила писать сообщение.
— Кому это ты так строчишь? — поинтересовалась Тикако, стараясь говорить как можно равнодушнее.
Однако от ее невинного вопроса Казуми почему-то сразу нахмурилась:
— Так, одному другу. — Тон у нее был не слишком вежливый.
— Мне кажется, я знаю, почему вы меня сюда вызвали, — сказал Минору и слегка повел худыми плечами. — Наверняка это связано с убийством господина Токороды. Но вы ведь вроде уже нашли преступника? Я видел репортаж в новостях.
— В новостях ведь ничего не говорилось про арест подозреваемой и предъявление обвинений? На самом деле расследование продолжается.
— Правда? Ничего себе! — как-то по-детски удивился Минору. — Я общался с Токородой только в Интернете, так что о его личной жизни мне мало что известно. Точнее говоря, я вообще почти ничего о нем не знаю.
— Так уж и ничего? — спокойно переспросил Такегами. — И это притом, что ты называл его не иначе как Папа?
Глаза у Минору слегка округлились. Потом, словно для того, чтобы справиться с удивлением, он несколько раз подряд быстро моргнул:
— Это был всего лишь ник. Токорода всегда им пользовался в Интернете.
— А ты, Минору, всегда писал под настоящим именем?
— Да, мне псевдонимы ни к чему.
— Не многие так делают, насколько я знаю.
— Возможно, но лично я не люблю притворяться.
За спиной у Такегами Токунага опять удивленно поднял брови. На этот раз это не прошло не замеченным для Минору. Парень скосился на стенографиста, смерил его презрительным взглядом и процедил сквозь зубы:
— Эй ты, умник, кончай кривляться. — И тут же как ни в чем не бывало повернулся к Такегами. — Так вот, господин офицер, как я уже сказал, убитый не особо со мной откровенничал. Мы познакомились в Интернете и некоторое время притворялись, что он мой отец, а я его сын. Это была как бы такая игра. А про его настоящую жизнь мне совсем ничего не известно.
— Нас интересует любая информация о покойном: настоящая, вымышленная — какая угодно.
— Серьезно? Ну вы даете! — Минору презрительно поджал губы. Похоже, он окончательно расслабился и уже не чувствовал себя не в своей тарелке.
— Вот ведь хам! — услышала Тикако шепот Казуми.
— Что ты сказала?
Казуми махнула рукой в сторону зеркала и возмутилась:
— Как он может так себя вести? Почему ему это позволяют? В конце концов, он же на допросе и не имеет права хамить и кривляться!
Тикако улыбнулась и попыталась успокоить девочку:
— На самом деле мальчик очень волнуется и, чтобы это скрыть, ведет себя вызывающе.
— А зачем полицейский с ним миндальничает? Мог бы и построже обращаться с этим придурком — наорал бы на него, стукнул бы кулаком по столу, в конце концов.
— Если бы с Минору изначально обошлись сурово, нормального разговора в дальнейшем ни за что не получилось бы, — объяснила Тикако, глядя в документы, разложенные перед ней на столе. — Ну а ты, Казуми, узнала этого человека? Ты раньше встречала Минору Китадзё? Он похож на того, с кем ты видела отца на станции или на той парковке?
Казуми оборвала ее на полуслове:
— Пока не могу сказать. Погодите немного — я ведь еще не видела остальных.
— Да, ты права. Спешить некуда.
Казуми посмотрела Тикако прямо в глаза и спросила:
— Вы уверены, что именно этот парень был другом моего отца по интернет-сообществу?
Тикако взглянула за стекло. Такегами задумчиво тер нос. Минору ухмылялся.
— Да, без сомнения.
— Там ведь были еще двое, верно? Их всего было четверо вместе с отцом?
— Да, но мне кажется, в Интернете, кроме них, твой отец общался еще с очень многими.
Казуми отвела взгляд и задумчиво подперла рукой щеку:
— Однако больше никого не считают замешанным в этом деле? Только членов виртуальной семейки?
— Похоже на то.
— Тогда мне тоже плевать на остальных. — Казуми нахмурилась. — Я хочу увидеть тех, кого отец называл своей семьей, пусть и понарошку. Особенно мне не терпится посмотреть на «Казуми». Думаю, на моем месте вам бы тоже этого хотелось, ведь правда же? — Поскольку от Тикако ответа не последовало, Казуми повернулась к офицеру Футигами, которая сидела у двери. — Ну вы-то меня понимаете? Если бы ваш отец общался с какими-то чужими людьми, называя их при этом членами своей семьи, вам бы это понравилось? А если бы вдобавок выяснилось, что его виртуальную дочку зовут так же, как вас? Неужели вам было бы все равно? Разве вам не захотелось бы на нее взглянуть?
Футигами улыбнулась и некоторое время задумчиво молчала.
— Пожалуй, ты права. Мне кажется, я понимаю, почему ты так злишься.
Казуми огрызнулась:
— Я ни капельки не злюсь!
— Вот как?
— А с чего бы мне?
Казуми вновь схватилась за телефон и принялась набирать сообщение. Тикако и Футигами обменялись многозначительными взглядами и попытались привлечь внимание девочки к тому, что в это время происходило в соседнем кабинете:
— Казуми, помни, тебя пригласили сюда на опознание. Постарайся не забывать, зачем ты здесь. Следи за допросом как можно внимательнее, хорошо?
Такегами осторожно взял в руки очки:
— Расскажите, пожалуйста, как вы познакомились с господином Токородой.
Минору кинул на следователя испуганный взгляд:
— Я понятия не имел, что его так зовут. Честно, сперва я вообще не знал, кто он на самом деле.
— Неужели он с самого начала называл себя Папой?
— Да, если хотите знать, почему так вышло, вам лучше спросить об этом Казуми. Она заварила эту кашу.
— Казуми? Вы имеете в виду человека, который скрывается под этим именем в вашем интернет-сообществе?
— Ну да, кого же еще?
— У господина Токороды есть дочь, которую зовут точно так же. Ее имя состоит из иероглифов «одна» и «красота» и тоже звучит как Казуми.
— С ума сойти! — изумился Минору и откинулся на спинку стула.
— Вы об этом не знали?
— Ни сном ни духом. Как я уже говорил, мы лишний раз не совали нос в дела друг друга.
— Судя по вашим письмам, которые мы обнаружили в электронной почте господина Токороды, я бы не сказал, что ваше общение было уж очень формальным.
Минору бешено рванулся вперед, громко скрежетнув ножкой стула по полу.
— Вы что, хотите сказать, что старик сохранил нашу переписку? Ему реально не хватило ума удалить мои сообщения?
Такегами строго посмотрел на юношу поверх очков и кивнул:
— Все ваши письма в целости и сохранности, будьте уверены. И их там, надо сказать, довольно много.
— Сколько? Каким временем они датированы? — Не получив ответа на этот вопрос, парень сердито забормотал: — Наверняка этот придурок просто не умел удалять сообщения. — Взглянув на Такегами, он пояснил: — Я всегда был уверен, что общаюсь с «чайником», хотя старик изо всех сил делал вид, что он с компьютером на «ты».
— На работе господин Токорода регулярно пользовался ноутбуком.
— Ну вы тоже скажете! Рабочий и домашний компьютер — две большие разницы. В любой приличной компании есть сисадмин, который устанавливает всякие программы, устраняет поломки и следит за Сетью. На собственном компьютере все приходится делать самому. — Минору вытянул шею, видимо пытаясь заглянуть в документы, лежащие перед Такегами. — Неужели в его ящике остались все мои письма?
— Похоже на то. Но у меня при себе их нет, так что зря ты пытаешься прочесть, что написано в этих бумагах.
Минору ни капли не смутился и принялся возмущаться:
— Да как вы можете! И вообще, у меня просто в голове не укладывается!
— О чем это вы?
— Электронная почта содержит сугубо личную информацию. Как подумаю, что полиция шерстила мою переписку с Токородой, просто дурно делается.
— Извините, конечно, но такова наша работа.
Минору стал нервно теребить рукав футболки, так что она немного съехала набок и в вырезе показалась тонкая ключица.
— Казуми тоже вызвали на допрос?
Такегами не ответил.
— Наверняка вызвали. Не могли не вызвать — это ведь из-за нее все началось. Вот у нее и спрашивайте, как и зачем она это затеяла!
— Так вы говорите, она первой познакомилась с господином Токородой в Интернете?
— Да, и можете не делать вид, будто вы ничего об этом не знаете. Наверняка вам известно даже больше, чем мне. Они познакомились около полугода назад или около того.
Такегами задумчиво потер висок. Возникла короткая пауза. Потом полицейский сказал:
— Судя по переписке, вы, пожалуй, действительно общались с Папой менее активно, чем остальные члены вашей «семьи». Но это вовсе не означает, что нам неинтересно, каким образом вы оказались в этом интернет-сообществе. Нам надо знать, как вы туда попали, — расскажите, пожалуйста.
Минору перестал терзать футболку, провел рукой по волосам и переспросил:
— Как я туда попал?
Некоторое время он молчал, словно собираясь с мыслями. Такегами терпеливо ждал. Токунага, кашлянув, нарушил тишину. Минору вздрогнул, моргнул, словно в лицо ему плеснули воды, и спросил:
— А зачем вам это, господин офицер?
— Что именно?
— Ну, моя история о том, как я познакомился с Токородой и остальными. Какое отношение это имеет к убийству? Вы ведь уже нашли преступника. Мы с Казуми вообще непричастны к этому делу. — В его голосе слышалось возмущение, даже раздражение.
— Как насчет Мамы? — поинтересовался Токунага. — Она тоже непричастна? Почему вы ее не упомянули?
Минору насупился:
— А его забыли спросить? Я думал, он тут, чтобы вести протокол. Господин офицер, скажите своему стенографисту, чтобы не встревал. Пусть сидит тихо и молчит в тряпочку, а то от его внезапных возгласов меня скоро удар хватит.
— Прошу прощения, — смущенно проговорил Токунага.
— Я, кажется, просил не вмешиваться! — рявкнул Минору и вскочил. — И вообще, знаете что? Вы меня все-таки вывели из себя! Зря я вообще согласился сюда прийти. Тот полицейский, которого вы за мной послали, был такой душка, просто сама вежливость. Но теперь я понимаю, что меня просто развели. Как вы вообще узнали, что я и есть тот самый Минору?
Такегами смерил его усталым взглядом, но отвечать не спешил.
— Вы нашли меня по адресу электронной почты? Но ведь интернет-провайдеры не разглашают личные данные своих абонентов без серьезных на то оснований? Вряд ли они по первой же просьбе предоставляют полиции любую информацию на блюдечке с голубой каемочкой. Для этого наверняка нужен ордер и все такое…