Епископ и империя: Амвросий Медиоланский и Римская империя в IV веке




Казаков М.М.

"Я СТАЛ УЧИТЬ ВАС ТОМУ, ЧЕМУ И САМ ЕЩЕ НЕ НАУЧИЛСЯ"

(Амвросий. Об обязанностях священнослужителей 1,1,4)

Амвросий начал свое пастырское служение, когда он уже перешагнул возраст Христа. В эти годы уже не легко начинать новую жизнь, тем более что внутренне он не был готов к этому, а стал епископом, по меткому выражению А. Джоунса, из чувства долга.

Новоиспеченный епископ был человеком невысокого роста (163 см), но его гордая, благородная осанка не позволяла замечать этого недостатка. У него было узкое, продолговатое и весьма изящное лицо, обрамленное черной бородой, создававшей яркий контраст светлой тонкости его черт. Его большие и выразительные глаза производили сильное впечатление на собеседников не только в силу глубины и притягательности его взгляда, способного проникнуть в сокровенные тайники человеческой души, но и благодаря легкой асимметрии: его правый глаз был расположен ниже левого на 3 мм [1]. Благородное спокойствие и уверенность в себе выдавали в нем настоящего римского аристократа, предназначением которого было управлять судьбами и душами людей.

Для церкви Амвросий оказался ценнейшим приобретением. "Он принадлежал к разряду великих администраторов империи, солидных и здравых умов, напитанных принципами древнего права, уважающих власти, преданных поддержанию порядка. Он внес в управление церковью ясность взгляда, решительность, понимание действительности и жизни, приобретенные им при управлении провинциями" [2].

Как видно из биографии Амвросия до епископства, он не был христианином. В литературе есть точка зрения, что до выборов он был катехуменом, то есть следовал обычаю отсрочки крещения, чтобы подготовиться к этому важному акту. Однако в источниках нет прямых подтверждений этому мнению. Напротив, по положению и образованию Амвросий принадлежал скорее к языческому лагерю. Правда, источники не дают оснований утверждать, что он был горячим и убежденным сторонником языческого культа. Наиболее вероятным представляется то, что до епископства Амвросий, как и множество других римлян той сложной переходной эпохи, был относительно индифферентен к религии вообще и имел чисто практическую наклонность характера, выполняя лишь те религиозные нормы и обычаи, которые требовал его долг гражданина. Но, оставаясь идеологически и духовно за гранью христианства, Амвросий, как широко образованный и передовой человек своего времени, не мог не видеть, что именно эта религия, а не язычество, больше всего отвечает новым историческим условиям и что пост епископа в императорской столице открывает новые перспективы для его карьеры. Несомненно, переход Амвросия с поста наместника провинции на пост епископа не мог пройти совершенно безболезненно для него и сопровождался сомнениями, душевными муками и даже определенной ломкой сознания. Однако вряд ли можно сомневаться в том, что Амвросий пошел на новое поприще сознательно, хотя и под давлением обстоятельств, но, тем не менее, ощущая необходимость, а, возможно, и перспективность этого важнейшего шага в его жизни.

В любом случае нет оснований утверждать, что на Амвросия нашло некое озарение. Выбор был сделан им осознанно, и христианизация его личности происходила уже после того, как он принял крещение и стал епископом. Превращение Амвросия в христианина заняло не один день, а достаточно длительный период времени, возможно, на это ушло несколько лет. Вместе с тем, даже во время расцвета своей христианской карьеры Амвросий в первую очередь оставался политиком и практиком, и лишь во вторую был епископом и теоретиком.

Вступление Амвросия в новую должность не означало для него мгновенного разрыва с тем миром, в котором он прожил всю свою предшествующую жизнь.

Будучи человеком весьма состоятельным, вначале Амвросий должен был решить вопрос о своем имуществе. Приняв сан епископа, он сделал очень значительные пожертвования бедным и церкви. Отрекаясь от предыдущей жизни, Амвросий вряд ли думал, что для его нового служения потребуются деньги наместника провинции. К тому же на него произвел сильное впечатление упомянутый эдикт императора Валентиниана о недействительности завещаний вдов и сирот в пользу клириков, и Амвросий попытался продемонстрировать свое бескорыстие и перед императором, проявлявшим явную заинтересованность в престиже своего бывшего чиновника, и перед язычниками, использовавшими всякий повод для очернения христиан, и перед христианами, которым давался яркий моральный пример, возвышавший епископский авторитет, и перед клириками, которых этот жест нового руководителя должен был дисциплинировать и умерить в амбициях.

Однако Амвросий сохранил всю недвижимость и рабов, пользуясь тем, что родительским имуществом он владел нераздельно с братом Сатиром, который по-прежнему оставался "в миру". Со слов самого Амвросия известно, что Сатир управлял всеми делами их владений и даже совершил уже во время епископства Амвросия вояж в далекую Африку, чтобы взыскать недоимки с арендатора их земли некоего Проспера.

В разгар этой бурной деятельности Сатир скоропостижно умер [3], и Амвросий понес еще одну тяжелую семейную утрату, еще больше отдалившую его от прежней жизни. Именно по поводу этого печального события Амвросий и написал свое первое произведение в качестве христианина и епископа [4] - похоронную речь, которая в дальнейших подобных творениях развилась в новый жанр литературы - христианских утешений.

В содержании этой речи пока еще нет почти ничего христианского. Это - как бы диалог Амвросия с умершим братом, воспоминание о его достоинствах, изъявление братской любви:

"Ты был мне судьей в советах, соучастником в трудах, ходатаем в делах, гонителем моей печали, защитником моих дел и намерений. Ты один нес тяжесть домашних и общественных обязанностей. Я призываю твою святую душу в свидетели, что в учреждении церкви я часто опасался твоего неудовольствия в чем-либо... Ты без всякого порока управлял домом брата и делал честь его священству" (На смерть брата Сатира, 20).

Лишь позже Амвросий придал этой речи христианский оттенок, приложив к ней короткое произведение "О вере в воскресение", которое является словом, произнесенным через 7 дней после погребения, о воскресении мертвых и последних судьбах человека.

После смерти брата Амвросий передает свои поместья церкви, но всё же какую-то часть своих прежних владений оставляет за сестрой Марцеллиной. Последняя, впрочем, была христианской девственницей, и поэтому можно считать, что теперь никакие домашние, семейные и имущественные дела Амвросия с миром не связывали.

Около этого времени в отношения Амвросия с прежним миром легла еще одна трещина: 17 ноября 375 г. от инсульта, случившегося в припадке ярости, умер император Валентиниан. Из всех источников только историк Феодорит свидетельствует о присутствии Валентиниана на церемонии рукоположения Амвросия и о том, что спустя несколько дней после своего избрания епископом Амвросий смело разговаривал с императором и порицал незаконные действия властей, при этом Валентиниан воспринял такое поведение новоиспеченного священника как должное и даже поощрил его также смело и в соответствии с божественным законом действовать и впредь (Церковная история IV, 7). Достоверность этого сообщения вслед за многими исследователями с полным основанием можно подвергнуть сомнению. Конец правления Валентиниана был слишком беспокойным временем для Римской империи, чтобы император, почти постоянно находившийся на дунайской границе, истерзанной варварами, мог выкроить время на церемонию рукоположения в епископы пусть и любимого им чиновника. Да и молчание других источников на этот счет кажется по меньшей мере странным. И уж совсем невероятным кажется то, что вчерашний наместник провинции мог разговаривать с всесильным императором таким тоном. Амвросий смог позволить себе подобное обращение с власть имущими лишь в зените своей епископской карьеры.

Приняв сан епископа, Амвросий тем не менее сохранил дружеские и деловые связи с представителями языческой интеллигенции и поддерживал с ними постоянные личные контакты, нередко выходящие за рамки компетенции главы Медиоланской церкви. В одном из писем Амвросий даже ставит в пример христианам язычников, вернувшихся после управления провинциями с топором, не запятнанным кровью (Письмо 25, 3). Свидетельством связей Амвросия с языческой аристократией является его переписка. Среди корреспондентов епископа встречаются сенаторы Нонний Аттик Максим, Флавий Писидий Ромул и ряд других лиц, не являвшихся христианами. Но самый показательный факт - 8 дошедших до нас писем, адресованных Амвросию Квинтом Аврелием Симмахом - главным оппонентом епископа в споре об алтаре Победы [5], в котором решались судьбы язычества и христианства как государственных религий Римской империи. Причем все эти письма были написаны уже после спора, окончившегося поражением Симмаха. Вот одно из таких писем, стиль и тон которого крсаноречиво свидетельствуют о том, что в отношениях главы церкви и лидера язычников не было и тени той враждебности, которая нередко свойственна людям, придерживающимся противоположных убеждений:

"Симмах - Амвросию.

Эти достойные похвалы мужи, мои братья Дорофей и Септимий [6] прибыли вместе с письмом от тебя [7]. Я чувствовал своей священной обязанностью извлечь из этого двойное преимущество, так чтобы ты мог почувствовать себя более щедро одаренным из-за их удвоенного выполнения этой обязанности, и они оба получили пользу как личности от различия в рекомендательных письмах, которых они заслуживают. Хотя наш брат Дорофей уже пользовался твоим доверием, тем не менее, я желаю, чтобы предпочтение, оказанное ему моим высоким мнением о нем, могло поднять его еще выше в твоей благосклонности, что, без сомнения, будет главным обстоятельством, так как любовь благородного сердца всегда в состоянии стать сильнее, когда она стимулируется добротой". (Симмах. Письма III, 32).

Это и другие письма Симмаха, самого Амвросия и его корреспондентов свидетельствуют, что не существовало пропасти между язычеством и христианством, а, вернее, между язычниками и христианами, вышедшими из одной аристократической среды и получившими одинаковое образование. Эти люди были связаны тесными узами античной культуры и древнеримских традиций, их благородство не позволяло им переносить идеологические и религиозные разногласия в сферу личных отношений, и различия в вере не омрачали их бескорыстной дружбы, основанием которой являлись их честность и искренность.

Приняв крещение и вступив в должность епископа, Амвросий прежде всего взялся за изучение христианского учения - Священного Писания и трудов деятелей церкви. Серьезная учеба, несомненно, занимала большую часть его дня, а, возможно, и ночи. Наставником Амвросия был священник Симплиций, который занимал должность катехизатора [8] в римской церкви. Он обладал великолепным даром слова и способностью живо, ярко и интересно изложить то или иное учение. Вероятно, знакомство Амвросия и Симплиция состоялось еще во время пребывания будущего епископа в Риме, и Симплиций, узнав об избрании Амвросия, сам вызвался помочь ему разобраться в тонкостях христианской доктрины. Во всяком случае, Симплиция можно считать духовным отцом Амвросия, и последний питал к своему наставнику самые искренние чувства и горячую привязанность, не переставая называть его отцом даже в расцвете своей епископской карьеры, а перед смертью выбрал его своим преемником по Медиоланской кафедре.

Изучив в первом чтении Библию, к которой он после этого постоянно обращался как к неисчерпаемому источнику на протяжении всей жизни и на книги которой составил десятки комментариев, Амвросий принялся за изучение сочинений христианских писателей. Западное богословие в то время по уровню изложения, охвату теологических проблем, глубине мысли сильно уступало Востоку, но Амвросию, благодаря блестящему знанию греческого языка, не составило большого труда прочитать произведения самых знаменитых христианских авторов, таких как Ипполит, Ориген, Дидим, Климент Александрийский, Василий Великий.

Следует отметить, что христианское образование отнюдь не означало для Амвросия отречения от знаний, полученных в языческой школе. Как и многие другие римляне того времени, Амвросий прекрасно сочетал христианское и языческое образование, совершенно не нарушая цельности своей личности и выставляя источником истины Священное Писание. Уже будучи епископом Амвросий понимал, что на просвещенных римлян невозможно воздействовать путем голого отрицания христианскими истинами всех достижений античной культуры, и он настойчиво проводит мысль, что языческие авторы не были наделены истинной мудростью, а черпали ее из Ветхого Завета. Ведь библейские авторы жили раньше знаменитых языческих писателей и, по мнению Амвросия, давали пищу для идей лучших языческих мыслителей. В своих произведениях епископ находил возможным доказать заимствования из Библии у таких светочей античной мудрости как Сократ, Платон, Аристотель, Пифагор, Зенон, Цицерон. Он выводил доктрину стоиков из Книги Бытия, а простоту Священного Писания противопоставлял напыщенному стилю Аристотеля и перипатетиков.

Но вряд ли можно утверждать, что Амвросий сам был твердо убежден в верности своих доказательств. Для этого он был слишком хорошо образован и весьма умен. За всей этой хитрой словесной эквилибристикой, думается, скрывалась другая цель, о которой Амвросий говорит в некоторых своих произведениях, хотя сознательно не акцентирует на этом внимания. Эта цель - приобщить христиан к лучшим ценностям античного гения, остановить процесс разрушения, порой намеренного, античной культуры, сохранить преемственность древней языческой и новой христианской культуры. Вот почему Амвросий говорит, что христианин, пользующийся идеями лучших языческих мыслителей, не заимствует чужое, а лишь возвращает свою собственность, так как главный источник - Священное Писание, и мудрость древних авторов - это всего лишь побочный продукт христианской мудрости. А может Амвросию и другим передовым, мыслящим деятелям христианской церкви следует поставить в заслугу, что благодаря их стараниям, до сих пор не оцененным по достоинству, сохранилось очень многое из бесценного античного наследия, и не все было уничтожено безумными христианскими фанатиками, в неистовом исступлении уничтожавшими величайшие творения мировой культуры?

Интенсивное начальное христианское образование Амвросия продолжалось около двух лет, так как на третьем году своего епископства он, наконец, решается опубликовать свое первое христианское произведение "О девственницах" в трех книгах. Оно посвящено его сестре Марцеллине, принявшей покрывало девственности еще в то время, когда Амвросий жил в Риме. Брат и сестра сохраняли родственную связь и духовные контакты на протяжении всей жизни, и посвящение Амвросием своего первого христианского произведения сестре было данью братской признательности за то, что она заменила ему мать.

Сочинение "О девственницах" состоит из трех проповедей, обращенных не только к девам, но также к их родителям. Оно прославляет девственную жизнь как особую добродетель, включает поучительные примеры знаменитых девственниц и содержит разнообразные нравственные наставления.

- Куда это ты так спешишь, Присцилла? - спросила проходившую мимо соседку пышнотелая, цветущая матрона, явно стремившаяся выглядеть моложе своих лет.

- Разве ты не знаешь? Сегодня отец Амвросий в честь праздника святой Агнессы будет читать проповедь о девственной жизни, - ответила, едва переведя дух, не броско одетая, но статная женщина, хранившая отблеск былой красоты, уже увядшей под бременем лет и горя, которое выдавала седина, выбивавшаяся из-под темного покрывала, и усталый, мрачный взгляд.

- Что-то я раньше не слышала, чтобы побывавшие замужем женщины снова становились девственницами. Или ваш Амвросий такой мастак, что способен сделать это? Ведь ты похоронила мужа, помнится, лет пять назад.

- Шесть, - уточнила Присцилла и с нескрываемым негодованием продолжала: Но как ты можешь кощунствовать, ведь ты - язычница даже не представляешь могущества господа нашего Иисуса Христа. И речь вовсе не идет о том, чтобы вернуть девственность. Для Христа главное - вести девственную жизнь, быть добродетельной, честной, воздержанной. В нашей общине одинаковым почетом пользуются и девы - невесты Христовы, и вдовы, которые дали обет не вступать в новый брак и воздерживаться от плотского общения с мужчинами. И тех и других ждет блаженство в загробной жизни и благодать Христова.

- Ну уж нет, не нужна мне ваша благодать и блаженство. Я блаженствую по ночам, когда меня согревает крепкий центурион или осыпает благодатью заезжий торговец. Я ведь еще ничего, правда? - игриво повиливая бедрами, сказала пышнотелая язычница, на что Присцилла, брезгливо поморщившись, вместо ожидаемого одобрения воскликнула:

- Постыдись, Ливия! Ведь ты тоже вдова, и твой муж был уважаемый в городе человеком, членом совета декурионов. И если ты не чтишь его доброй памяти, постеснялась хотя бы дочери. Она у тебя уже совсем взрослая и все понимает.

- Вот именно, взрослая. Так пусть и поучится у матери, как обольщать мужчин, а не шляется по церквам и не слушает россказни ваших священников о блаженстве на небе. Надо блаженствовать здесь, на земле. А то наслушается всякой чепухи и будет потом всю жизнь висеть на шее матери.

Понимая, что ее доводы не действуют на беспутную и нахальную Ливию, Присцилла лишь раздраженно махнула рукой и, прекратив бесполезный разговор, поспешила в церковь. Когда она вошла внутрь храма, проповедь Амвросия была в самом разгаре. Присцилла обратила внимание на то, как внимательно слушали епископа собравшиеся, среди которых можно было увидеть представителей обоих полов и самых разных возрастов. То, о чем говорил Амвросий, было созвучно их мыслям и настроениям, и живой, неподдельный интерес к содержанию проповеди читался на их одухотворенных и бледных, словно излучающих свет в полумраке, лицах. Негромкий, проникновенный голос Амвросия мягко звучал под сводами храма:

- Скажет кто-нибудь: ты ежедневно поешь перед нами похвалы девственницам. И какой мне толк, если я ежедневно буду распевать одно и то же и не буду иметь никакого успеха? Но это не по моей вине. И вот приходят для принятия посвящения девы из Плаценции [9], приходят из Бононии [10], приходят из Мавритании, приходят для того, чтобы здесь принять покрывало девственности. Вы видите великое дело. Здесь я действую, а в другом месте убеждаю... Что же это значит, что следуют за мной даже те, которые меня не слышали; так неужели не последуют за мной те, которые слушают? Вот я узнал, что очень многие девы желают последовать моему совету, но матери препятствуют им даже выходить в храм для слушания проповеди... (Амвросий. О девственницах 1, 11, 57-58).

Так Амвросий проявил свои незаурядные качества с самого начала епископского служения. Понимая, что он пока не может учить тому, "чему и сам еще не научился", то есть христианскому вероучению, он нашел очень важную и актуальную точку приложения своего таланта. Новый епископ Медиолана направил все свои ораторские и писательские способности, свой дар убеждения, свой прежний авторитет на прославление девственной жизни, что являлось одной из самых насущных проблем развращенного римского общества, задачу нравственного оздоровления которого небезуспешно пыталось решить в то время христианство.

Нам совершенно ничего не известно о том, был ли Амвросий до епископства женат или хотя бы близок с какими-либо женщинами, кроме матери, сестры и их подруг - христианских девственниц. Упоминание Павлина о том, что Амвросий, дабы уклониться от епископства, против обыкновения приводил в свой дом блудниц, свидетельствует о том, что в своей дохристианской жизни он совсем не отличался распущенностью. Да и тот факт, что за два года его проповеди о девственной жизни приобрели необычайную популярность и стали известны даже в Африке, явно указывает в пользу того, что произносивший эти проповеди должен был сам быть образцом добродетели, иначе его словам просто никто не поверил бы. Можно высказать предположение, что в молодости или в детстве Амвросий перенес какую-то болезнь или травму, которая поневоле сделала его святым и целомудренным. И теперь Амвросий сознательно стал проповедовать то, к чему был предрасположен самой природой.

Популярность его проповедей оказалась столь велика, что он продолжает писать на эту тему. Из-под его стиля в последующие годы выходит целая серия трактатов о девственной жизни, которые принесли ему славу как при жизни, так пользовались авторитетом после его смерти.

Непосредственно после произведения "О девственницах" Амвросий пишет трактат "О вдовах", который содержит описание преимуществ вдовства по сравнению со вторичным замужеством. Начальный период творчества епископа венчает труд "О девственности", составленный из проповедей, произнесенных во время праздника Св. Петра и Павла. Здесь Амвросий отвечает на нападки в связи с появлением первых двух книг и его апологией девственной жизни. Вероятнее всего все три произведения были созданы Амвросием в течение нескольких месяцев 377 г. И хотя после этого Амвросий посвящает этой теме специальные труды только в конце своей жизни, проблема девственной жизни волнует его постоянно, и он неоднократно обращался к ней в письмах и произведениях на другие темы.

Круг обязанностей епископа в IV в. был весьма широк, и его функции в церкви были универсальны. Епископ управлял всеми делами церкви, возводил в должности других представителей клира, являлся высшей инстанцией при разборе дел, связанных с отступлениями от христианской веры и морали, был главной фигурой при отправлении культовых действий и высшим авторитетом в вопросах вероучения, распоряжался материальными средствами церкви и, наконец, осуществлял связь церкви с государственной властью.

Из источников трудно судить, какие из перечисленных функций в большей степени занимали Медиоланского епископа в первые годы его служения, но как церковный политик Амвросий впервые выступил на поприще внутрицерковной борьбы.

[1] Столь точное описание облика Амвросия позволяет сделать исследование его останков, проведенное в конце XIX в. после того, как была открыта могила епископа в базилике, носящей его имя.

[2] Буассье Г. Падение язычества. Исследование последней религиозной борьбы на Западе в IV в. - М., 1892. - С.429.

[3] Смерть Сатира датируется разными исследователями от 375 до 379 г., больше оснований есть в пользу ранней датировки.

[4] Нам ничего не известно о творчестве Амвросия до епископства.

[5] Об этом споре см. гл.XI..

[6] Об этих людях ничего не известно.

[7] Это письмо Амвросия не дошло до нас.

[8] Обязанностью катехизатора было готовить к крещению катехуменов и обучать их основам христианского вероучения.

[9] Город в Галлии.

[10] Ныне Болонья.

"АРИАНСКИЙ ЯД"

(Амвросий. О Святом Духе I, 17)

На протяжении всего времени становления христианства как мировой религии серьезную эволюцию претерпевали и вероучение, и культ, и социальная доктрина, и организация этой религии. Возникнув как секта в рамках иудейской религии, христианство не стало сразу ортодоксальным, а складывалось в борьбе различных и весьма многочисленных течений и сект, которые по мере преобладания той или иной группировки или богословской школы зачислялись в разряд ересей, хотя каждая из таких сект ставила своим высшим авторитетом Священное Писание и претендовала на знание единственного и истинного пути к спасению.

Во время гонений, в условиях внешней опасности христиане, как правило, консолидировались и забывали о разногласиях, хотя даже в самом тяжелом для "христианства III в. происходили столкновения между различными течениями и церквами. После 313 г., когда положение христианства в Римской империи стало легальным, внутрицерковные разногласия стали одной из самых главных проблем.

Образование церковно-политических группировок внутри христианства было тесно связано с процессом формирования догмы и оформления церковной иерархии, поэтому наиболее удобным в борьбе за выгодные церковные кафедры являлось обвинение соперника в отступлении от "истинной" веры или выдвижение собственного учения и толкования Священного Писания, которое объявлялось единственно истинным. В связи с этим IV век оказался особенно "урожайным" на ереси: так христианский автор Епифаний перечисляет 60 ересей, его младший современник Филастрий-128, Августин в начале V в., использовав эти данные, привел цифру 87, а Феодорит в середине V в. еще насчитывал 56 ересей. А наиболее полным официальным перечнем ересей является список императора Феодосия II (правил с 408 по 450), включавший 22 еретических учения (Кодекс Феодосия XVI, 5, 65).

Наличие разногласий в христианстве не могло удовлетворять ни господствующий класс Римской империи, ни императорскую власть, ни саму церковь. Для церкви догматические споры играли пагубную роль, ибо она претендовала на знание абсолютной истины, которая могла оставаться таковой только в случае ее незыблемости. Возможность дискуссии по религиозным вопросам вела к свободомыслию, которое могло подвергнуть сомнению существующий общественный порядок и, следовательно, угрожало господству правящего класса. В единстве церкви было заинтересовано христианизирующееся римское государство, которое стремилось найти в христианстве с единой доктриной свою опору. Императорская власть в IV в. часто пыталась брать на себя роль верховного арбитра в религиозно-догматических спорах, при этом она иногда лавировала между религиозно-политическими группировками, иногда становилась на точку зрения большинства, но всегда старалась занять в этих спорах политически выгодную позицию. Именно поэтому среди императоров IV в. можно встретить и ортодоксов, и еретиков, но и для тех, и для других было одинаково характерно стремление поддержать идейную монополию церкви.

Центральное место в истории христианства IV в. занимает борьба с арианством - самой значительной ересью эпохи первых вселенских соборов. Эта борьба вышла далеко за рамки чисто догматических споров, охватила большие массы людей и играла важную роль в государственной политике Римской империи.

Основоположником этой ереси явился пресвитер Александрийской церкви в Египте Арий, который вначале попытался обвинить своего епископа Александра в савеллианстве [1], а затем сам выступил с новым учением. Это учение вызвало самый первый по времени и самый крупный по масштабам догматический тринитарный спор. Вся полемика вращалась вокруг одного вопроса - какое положение в небесной иерархии должен занимать Иисус Христос, и от решения этого вопроса зависела дальнейшая судьба христианства как мировой религии. По мнению отцов церкви, стоявших у истоков ортодоксии, основоположник христианства не мог быть ни человеком, ни второстепенным божеством: он должен быть таким же изначальным как и Бог-Отец и воплощать в себе всю полноту божественной и всю конкретность человеческой природы. Любой другой статус мог в корне изменить сущность его спасительной миссии, а, следовательно, и сущность самого христианства как религии.

Ариане, избегая скрытого тритеизма (один бог в трех сущностях), пытались сохранить единство божества путем полного разделения сущностей, подчиняя их друг другу и считая Богом в абсолютном смысле одного Бога-Отца. При этом в самом арианстве не было единства относительно связи Бог-Отец - Бог-Сын - Мир. В зависимости от положения Бога-Сына в этой триаде существовали различные разновидности арианства, основными из которых были аномии, омии и омиусиане (терминологические разногласия спора сводились к различным вариантам написания греческих слов "единосущный" и "подобносущный").

В догматическом содержании тринитарного спора нет ни малейшего намека на политическую, социальную или какую-либо другую программу. С точки зрения здравого смысла (если таковой вообще возможен при анализе иррациональных по своей сути систем) и та и другая сторона могла претендовать (и претендовала!) на освящение власти императора в том смысле, в каком этого требовала взявшая себе в союзники христианство политическая система домината.

Так, Амвросий, полемизируя с арианами, убеждал императора в том, что царство Троицы является нераздельным и поэтому непобедимым (О вере I, II), то есть неразделенная власть на небе означала, по мнению епископа, единоличную власть императора на земле. Ариане же, со своей стороны, видели отражение единоличной земной власти в абсолютном приоритете Бога-Отца и подчинении ему остальных лиц Троицы.

И у той, и у другой стороны абстрактные теологические идеи, оторванные от реальной действительности, давали возможность народу верить, будто различные интерпретации догм в какой-то степени объясняют людям их судьбу, и усматривать в них отображение их земной жизни. В этом, пожалуй, главная причина живучести арианства. Но были и другие причины.

Арианство, пытаясь рационалистически истолковать христианские догматы, опиралось на традиционное античное философское мышление [2]. Наличие мощного философского пласта в учении ариан делало его популярным в среде интеллектуалов, особенно на Востоке, буквально пропитанном греческой философией. Другая причина состоит в том, что арианство опиралось и на чисто христианскую традицию. Помимо того, что идейные истоки арианства исследователи видят в александрийской или антиохийской богословских школах, либо в оригенизме, следует учесть, что ариане в большей степени, чем ортодоксы, опирались на Священное Писание, которое допускает довольно свободное толкование тринитарной формулы и в котором отсутствует в чистом виде формула единосущия Троицы.

Разногласия и споры в церкви, развернувшиеся после 313 г., не устраивали императора Константина, предоставившего свободу христианам отнюдь не для того, чтобы они ввергались в пагубные раздоры, и он предпринял ряд шагов с целью примирить спорящих богословов. Однако его скромные попытки не возымели действия, и чтобы покончить с разногласиями 20 мая 325 г. в Никее по прямому указанию Константина был созван собор, на который были приглашены предстоятели всех церквей империи. На собор, который вошел в историю как Первый Вселенский, съехалось 318 представителей церквей Азии, Африки и Европы. В работе собора активное участие принимал сам император.

После споров и прений собор предал анафеме учение Ария, осудил защитников и распространителей этой ереси, лишил их церковных постов и отправил в заточение. На соборе был принят символ веры, который в дальнейшем получил название "никейский" и явился основой ортодоксального христианства. Соборное изложение веры гласит: "Веруем во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца всего видимого и невидимого; - и во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божьего, единородного, рожденного от Отца, то есть из сущности Отца, Бога от Бога, Свет от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, не сотворенного, Отцу единосущного, через которого всё произошло, как на небе, так и на земле, ради нас человеков и ради нашего спасения низшедшего, воплотившегося и вочеловечившегося, страдавшего и воскресшего в третий день, восшедшего на небеса, и грядущего судить живых и мертвых; - и в Духа Святого. Говорящих же, что было время, когда не было Сына, что Он не существовал до рождения, и произошел не из сущего, или утверждающих, что Сын Божий имеет бытие от иного существа или сущности; или что Он создан, или изменяем, или преложим, таковых предает анафеме, католическая и апостольская церковь" (Афанасий. Письмо к Иовиану; Сократ. Церковная история I, 8; Феодорит. Церковная история I, 12).

Авксентий являлся епископом Медиолана с 355 г., когда он был назначен на этот пост Констанцием вместо изгнанного императором отродокса Дионисия. В 369 г. в Риме состоялся собор из 93 епископов по поводу деятельности Авксентия и омиев в Венеции и Галлии. Собор отлучил от церковного общения Авксентия и его единомышленников, выразил приверженность к никейской вере и направил послание иллирийским епископам. Однако сместить Авксентия не удалось: пользуясь поддержкой императора Валентиниана I и, вероятно, части населения города, он оставался на посту Медиоланского епископа вплоть до своей смерти в 374 г. Римский собор без поддержки императорской власти оказался бессильным поколебать положение ариан и в других западных провинциях империи: в Галлии, Венеции, Иллирике. Правда, в Иллирике состоялся собор, отлучивший шестерых арианских епископов и утвердивший римские постановления, но большого эффекта это не имело: Иллирик в целом оставался под влиянием омиев.

* * *

Как уже говорилось, Амвросий был избран епископом Медиолана после смерти Авксентия, когда борьба между арианами и ортодоксами за этот пост достигла наивысшего накала. Видимо, и одна, и другая церковная группировка надеялась увидеть в Амвросии защитника своих интересов, и он, несомненно, являлся компромиссной фигурой. Такое положение заставляло новоиспеченного христианина и епископа в начале своего нового поприща придерживаться очень осторожной тактики. Он сохраняет на своих постах членов медиоланского клира (нет сомнения, что при Авксентии все или почти все священники Медиоланской церкви были арианами), но в то же время возвращает с востока останки умершего в изгнании Дионисия. Амвросий весьма осмотрительно держался на первых порах нейтралитета, чтобы, как он сам говорил, "не вносить беспокойств в церковь Медиолана" (Об обязанностях священнослужителей I, VIII, 72). Но бесконечно долго так продолжаться не могло, и новый епископ должен был занять определенную догматическую позицию.

В своей догматической ориентации Амвросий руководствовался не столько Священным Писанием, которое он еще только изучал, сколько оценкой расстановки религиозно-политических сил, а общая ситуация в это время на западе складывалась не в пользу арианства. Да и новый император Грациан проявлял определенную склонность к ортодоксии.

Около 376 г. Амвросий подвергся какому-то давлению со стороны ариан, вызванному, вероятно, тем, что новый епископ не желал открыто становиться на их сторону. После смерти Авксентия ими руководил Меркурии, епископ Доросторский. Именно он был кандидатом со стороны ариан на Медиоланскую кафедру в 374 г. и после этого оставался некоторое время в Медиолане, переменив свое имя на Авксентия в честь умершего арианского епископа. Очевидно, его отношения с Амвросием сразу не сложились, и их личная неприязнь могла сказаться на общем отношении нового епископа Медиолана к арианству.

Скоро в истории Поздней Римской империи произошли события, которые оказали сильнейшее воздействие и на Амвросия, и на всех его современников.

В середине 370-х годов резко обострилась обстановка на дунайской границе империи. Теснимые наступавшими с востока из причерноморских степей гуннами и аланами вестготы, жившие к северу от Дуная, попросили у императора Валента разрешения на поселение в границах Римской империи. В 376 г. Валент разрешил им поселиться во Фракии на условиях службы в римских вспомогательных войсках. Однако притеснения со стороны римских чиновников и искусственно вызванные трудности с продовольствием вскоре привели к восстанию готов против Рима, которое принимало всё более грозные масштабы. Опасность оказалась столь серьезной, что Валент был вынужден перебросить несколько легионов с востока и лично возглавил армию, выступившую против восставших. На помощь Валенту из Италии поспешил со своей армией Грациан, заранее предупредив своего восточного соправителя не начинать сражения до подхода его войск.

Но малообразованный, раздражительный, упрямый, корыстолюбивый и жаждавший военной славы Валент поддался на льстивые речи придворных и решил действовать самостоятельно, чтобы не делить лавры поб<



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-08-04 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: