* * *
Знать истину?
Нелёгкая дорога.
Души своей напрасно не тревожь.
Судом её непримиримо строгим
Соседей и приятелей не трогай:
Святых немного,
Меньше, чем святош.
Михаил ПЕТРОВ
У меня на столе лежит рукопись будущей книги Михаила Петрова «Залешица», которая постепенно пополняется то стихами, то газетными статьями уже неизвестными сегодняшнему читателю, ибо они были написаны и напечатаны в конце шестидесятых и в семидесятых годах прошлого столетия о малоизвестном поэте.
Первый сборник стихов «Город Камян» появился у Михаила Ивановича поздно – в 67 лет, в 1980 году. Как в рецензии отметил критик Владимир Дитц: «Первая книга Михаила Петрова стала поэтическим отчетом, в общем-то, целой жизни. Сознавать это грустно: не начало пути, а подведение итогов. А ведь первые стихи появились в печати еще до Великой Отечественной войны, и, тем не менее книга есть, книга получилась». (Журнал «Звезда» № 7—1982 г.). Рецензия эта появилась за два месяца до смерти Михаила Ивановича. С опозданием жил поэт в этом мире не по своей воле...
Великая Отечественная война поломала многие судьбы, но он устоял, и оставил нам стихи, статьи и единственный рассказ «Обмотки» и первую главу так и недописанной повести... Начал он её писать во время хрущёвской оттепели, которая просуществовала не долго. Михаил Иванович её отложил и больше не прикоснулся, как и к краткому дневнику с откровенными мыслями…
В его дневнике, который невелик по объему, предпоследняя запись гласит: «З июля 1976 года отвез стихи к сборнику. Показал Петру Ойфе. Замечаний мало. Будут писать рекомендацию в «Лениздат» от секции поэзии. Сборник назвал «Город Камян». (Камян – по-славянски каменный. В моём сознании это слово отложилось как что-то несокрушимое, уже не как прилагательное, а как существительное). Если эта книжка выйдет, то следующую, назову «Залешица» – о моей родной деревне». (О тех, кто живёт за лесом… П. К.)
Кто следит за творчеством Михаила Петрова, усомнится:
«Но ведь поэт родился в деревне Колобове?» Верно. Залешица в вологодском просторечии – залесье.
Я из залешицкой деревни
И, приезжая в край родной,
Я ухожу в лесные дебри –
Там не приезжий я, а свой.
Брожу безвестный, и безликий,
Без слов и без анкет – родной.
Тянусь губами к землянике,
Шиповник трогаю рукой,
Пью жадно запахи и звуки,
Став, как от хмеля, молодым,
Как будто не было разлуки,
Ни войн,
ни Бреста,
ни беды.
И если бы Михаил Иванович был ныне среди нас, то 15 ноября, мы отметили бы его очередное многолетие. Но, увы, в России, как всегда кризис, который, к сожалению, становится необратимым.
Прах Петрова покоится на местном кладбище в Новой Ладоге, вдалеке от родной вологодчины. А память о нём живёт в сердцах новоладожцев и его почитателей. Стихи Михаила Петрова, по-прежнему, с большим уважением и любовью почитают, и называют – наш поэт! Петров не ошибся, когда написал:
...Зовите стихотворцем,
А поэтом
потомки,
коль достоин,
назовут...
Родился Михаил Петров 15 ноября 1913 года в деревне Колобово, Чагодощенского района Вологодской области. Но слышали и знают по большей части его не только в Колобове, и в Чагоде, и в Новой Ладоге, и в Волхове, и в Санкт-Петербурге, и в Бресте, откуда он отступал со своим 447-м артиллерийским полком, встретив врага в самый первый день войны… И только через много лет смог он однажды побывать в Бресте со своими живыми ещё сослуживцами по артполку… Последние два года потратил на редактирование воспоминаний участников 447 артполка «Мы…». Жаль, что эта рукопись так и не была издана в минском издательстве «Радяньска …» а пропала после распада Советского Союза…
* * *
Есть горе молчаливое, как смерть,
Без слов, без причитаний, без рыданья.
Но от него вдруг может потемнеть –
Свети хоть сотни солнц – всё мирозданье.
Греми грома – в ушах не зазвенеть.
Всё – тяжкий мрак. И тяжкое молчанье.
Сдавила сердце кованая медь,
И кислорода нету для дыханья.
Такое горе нелегко нести,
Не всем оно, суровое, под силу.
Но если этот рок тебя постиг,
Как в сорок первом дом твой и Россию,
Будь твёрд. И верь – цветам цвести,
Какою бы косой их не косили.
Когда Михаил учился в пятом классе, учительница отправила его стихотворение в газету и его напечатали. Не отсюда ли начинается поэтический путь Михаила Петрова?
После семилетки Михаил учился в Череповецком техникуме, который окончил в 1934 году и был направлен теплотехником на Новгородскую пристань, откуда уходил на срочную службу и на две войны: малую Советско-Финскую и Великую Отечественную.
ОСКОЛОК
Нам может показаться странным
Обычай пожилых солдат:
Зачем так бережно хранят
Осколок, вынутый из раны?
Хранят его в шкатулках старых,
Хранят не дни,
Хранят года,
Как будто он любви подарок,
А не смертельная беда.
А в нём – тоска ночей недужных,
Он воскрешает боль утрат.
Тревожит память,
но… хранят!
Наверно, это очень нужно.
Не для себя,
Так для внучат.
Великую Отечественную войну он встретил в Бресте, где в Северном посёлке располагался их 447 артиллерийский полк. Лейтенант Михаил Петров заступил с 21 на 22 июня дежурным по полку, как они считали, мирному полку… Эти цифры 21 и 22 будут несколько раз появляться в его судьбе за время жизни…
ДРУЗЬЯМ ОДНОПОЛЧАНАМ
Все меньше остаётся нас в живых,
Войны начало встретивших, под Брестом,
Кто пал в бою, а кто пропал
без вести,
Потом раненья унесли других.
Всё меньше нас.
Но мужество храним.
Во всем верны
Присяге и
Уставу,
Мы занятых позиций не сдадим,
Пока сердца стучать
не перестанут.
А перестанут – даже и тогда
Пойдем по свету строем
обелисков,
За то, чтоб вечно небо было
чистым
И люди войн не знали никогда!
СОЛДАТ
Я снова в году сорок пятом
Средь грохота,
грома,
огня,
И девушка в белом халате
Выносит из боя меня.
Гремят орудийные залпы,
Победным салютом гремят.
Ребята уходят на запад,
А я отстаю от ребят.
К земле припадаю –
обидно
к Победе прийти не в строю.
Пред этой сестричкою стыдно:
Я молод
И – жив!
Я встаю.
Тряхну вгоряча головою,
Как в детстве когда-то, упрям,
Сестру отстраняю рукою,
Шепчу ей сквозь зубы:
– Я сам!
Я сам… –
Но, как палуба шатка,
Уходит земля из-под ног.
И всё же
неверных три шага
Я сделать без помощи смог.
На территории Польши боец Михаил Петров получил тяжёлое ранение и… тринадцать месяцев пролежал в госпиталях. Вернулся в свою деревню, но кому он был нужен инвалид на костылях… Писал письма, но, увы, не на все приходили ответы. Короткие слова «был в плену», отстраняло его, мол, его очередь ещё не подошла… Вот такое было время, в котором жил Михаил Петров. Но однажды пришло долгожданное письмо из Северо-Западного пароходства, что для Михаила Ивановича Петрова есть место в Новоладожском судоремонтно-судостроительном заводе по его специальности. И он с радостью поехал туда, хотя тянуло в Новгород, на Новгородскую пристань, где начинал свою трудовую деятельность после окончания техникума… Да и мысли его тогда большей частью витали там, в Новгороде, где его, увы, не ждали…
Михаил Иванович Петров приехал в Новую Ладогу в 1946 году, не зная и не ведая о том, что в этом городе проживет остаток жизни. Здесь встретил ту, которая стала не только подругой жизни, но и помощницей. Павла Павловна бережно хранила всё созданное мужем. Не случайно поэт написал в одном из стихотворений:
Чтоб любимой быть и любимым,
И хранить как святыню дом,
Нам разлуки необходимы,
Но чтоб встречи были потом...
* * *
Веря сказкам,
Веря чуду
И мечте, покорной мне,
Я искал тебя повсюду –
В небесах
И на земле.
Обошёл земные шири
Я и вдоль и поперёк,
От Кобоны до Сибири
Большаком
И без дорог,
Я искал тебя в Казани.
Я искал тебя в Рязани,
В Ленинграде
И в Москве,
В песнях,
Сказках,
И сказаньях,
И в приданьях,
И в молве.
Об одной тебе мечтая,
Шёл сквозь грёзы,
Шёл сквозь дождь.
…Я не знал, что ты, родная,
Через улицу живёшь.
С каждым годом все чувствительнее ощущал поэт осень жизни. Все больше встречается стихотворений-раздумий о пройденном пути. И всё же в них, как бы ни трудна была его судьба, звучит не плач, а утверждение жизни.
Ветров и туч сумбур не различаю.
Дороги так размешано густы.
Бодрится осень, поздними лучами
Лаская заржавевшие кусты.
А корни-ноги у деревьев стынут,
И листья дарят золото и медь.
И хочется все прошлое откинуть,
И зелени хлебнуть,
И – захмелеть.
РОДОСЛОВНАЯ
Это тема, к которой часто обращался Михаил Иванович Петров. Родословная... До революции даже захудалый дворянский род имел свою родословную, не говоря уже о князьях и графах. Покинув Родину в годы революции, и проживая где-нибудь на задворках Европы или Америки, и по сей день многие продолжают писать свою родословную, гордятся своим древним родом и передают сыновьям и внукам для продолжения. Такая родословная в роду очень ценится, как самая дорогая семейная реликвия.
Наши, как считали иностранцы, неграмотные прапрадеды писали свою родословную сохой на пашнях, топором в лесах, мечом на полях битв при защите Родины. Такая родословная жила в воспоминаниях двух-трёх поколений, потом забывалась. Виной тому была сплошная неграмотность.
Сейчас у нас нет неграмотных. Послевоенное поколение имеет среднее и высшее образование. Но вот что удивляет:
Я не знаю семьи, где бы вели летопись своего рода. Есть альбомы с фотографиями, документы наград и почётных грамот, а вот записок в «книгу рода» нет. А ведь нам есть чем гордиться! Наши деды, их сыновья свернули змеиную голову фашизму, возмечтавшему поработить весь мир. Это был опасный враг. вооруженный современной техникой, как никто в мире, он легко покорил почти всю Европу. Напав на Советский Союз, он прошёл до Волги, сжигая и уничтожая всё на своем пути. Но русские люди, потомки простых пахарей, не дрогнули, и коварный враг был загнан в свою берлогу – вольфшанце – и там уничтожен. Мировая цивилизация, бесценные творения человеческого разума – наука и искусство – были спасены. Порабощенные народы Европы вновь обрели свободу.
... И нет семьи, нет рода, которые бы не были участниками всех этих великих, нет, величайших свершений. Необходимо, настоятельно необходимо, чтобы в каждой семье была своя родовая книга. Чтобы в далеком будущем наши потомки, читая о беспримерном мужестве нашего народа при защите Москвы, Ленинграда, о битвах в Сталинграде или на Курской дуге, мог воскликнуть: «И мой прапрадед там был!» Как он будет гордиться своей родословной, почувствовав и свою причастность к делу предка.
Я родился, и рос в глухой вологодской деревне, вдали от больших дорог и судоходных рек. Кругом болота, леса. Жители окрестных сёл, что ближе к проезжим дорогам, презрительно звали нас «залещица», что значило – лесовики, дикари, хотя мало чем отличались от нас, разве что чаще ходили в церковь, потому что она у них была ближе.
Помню нашу избу – темную и тесную, с лавками у стен из круглых брёвен с кишащими в их щелях тараканами. Ни обоев, ни занавесок. В длинные зимние вечера мать приносила из кладовки светец, подставляла корыто с водой, а отец доставал с печки лучину Из загнетки доставался уголь и раздувался огонь. Зажигалась лучина и вставлялась в светец. Изба освещалась бледным светом.
Жужжали веретена прялок, шипели падающие в корыто угли и, если приходили соседки, велись неспешные разговоры о хлебе, о нужде. Лампы не зажигались – не было керосина, а когда он появился в кооперативах и лавках нэпманов, – не на что было купить.
Этим летом я был в родной деревне. Избы, где я рос, давно уже нет. Стоит другая, добротная, с застекленной верандой, с крашеными наличниками, под шифером. В ней живёт семья племянника, тракториста совхоза… А как изменилась изба внутри! Крашеные полы, покрытые мягкими половиками, стены, оклеенные плотными обоями, трельяж, шифоньер, телевизор, радиола, книжная полка – словом, обстановка, которой может позавидовать не один городской житель. Даже русская печь, эта непременная) хозяйка деревенской избы, хорошо побелённая и отгороженная заборкой, как-то преобразилась, словно помолодела.
Об изменениях в нашей жизни можно говорить много. Насколько они велики и отрадны, видно по тому единодушию, с каким принял наш народ новую Конституцию СССР.
Я – пенсионер. Живу как бы на двух полюсах – в прошлом и будущем. Встречаясь с людьми моего поколения, вспоминаем пережитое, говорим о дорогах, пройдённых нами и нашей Родиной, единодушно благодарим партию и правительство за заботу. Как участник Великой Отечественной войны часто бываю в школах, выступаю с воспоминаниями, читаю стихи. Смотря на своих юных слушателей, думаю, какими будут они и их жизнь, когда они вот так же, как я сейчас, будут выступать уже перед другим поколением школьников. Трудно представить! Ясно одно: то время будет прекрасным!
ПОСЛЕ БОЛЕЗНИ
Радуюсь солнцу.
Радуюсь сини.
Ветру весеннему радуюсь.
В речке дробятся лучи косые,
Над речкою – радуги, радуги!
Радуги!
Радуги.
Свет
И звон…
Сосен дыханье ласково.
Ко мне прилетают со всех сторон
Ласковые,
Ласковые ласточки.
– Здравствуйте, милые!
Всё хорошо.
Спасибо за ваше участье.
Я ещё много дорог не прошёл.
И песня не спета о самом большом,
О самом заветном –
О счастье.
Михаил ПЕТРОВ.
СКАЗАНИЕ О РЕКЕ ЕЛЕНЕ
ВСТУПЛЕНИЕ
Не из старых сказок и преданий,
Не из песен матери родной -
Взял я это скромное сказанье
У озёр и дали ветровой.
У просторов синих,
У заречий,
По залесьям
Подберезьям -
Мне
Слышится порой, как ходит Вечность
Над рекой
По крепостной стене.
Называю старину – седая.
Но туманны прощлого пути:
Кто моя прабабка – я не знаю,
Кто мой прадед – в книгах не найти.
Знаю - землю скудную пахали,
Хлеб вымаливали у святых,
От врагов Отчизну защищали.
И моё сказание –
О них.
На заре,
когда цветы и травы
Росами хмельны
и от любви
По кустам,
по рощам,
по дубравам,
Всё забыв, шалеют соловьи,
И когда,
в сиреневом и в белом,
К нам приходит царствовать весна,
Этот сказ-сказанье мне пропела
Речки малой тихая волна.
Речки, что куда-то осторожно
Облака несёт, как паруса,
Через черноушевские пожни,
Сюрьевские топи и леса,
Через можжевельник, через ельник,
По болотам, пашням и лугам,
В стороне от Званки и Кисельни,
К Волхова высоким берегам.
ПОЧЕМУ ТЕБЯ ЗОВУТ ЕЛЕНА
Реченькапетляет осторожно,
Облака несёт у как паруса,
Через Черноушевские пожни,
Сюрьевские топи и леса,
Через можжевельник, через ельник,
Средь полей теряетсяво ржи…
- Почему тебя зовут Еленой?
Ктоты?
И откуда?
Расскажи.
Кто тебя в глухие дебри кинул,
Горькая недоля или страх?
Может, ты великая княгиня,
Ярославны кровная сестра?
Князю вслед ты слала с косогора
Заклинаний вещие слова,
Не в реке Каяле,
а в озёрах
Северных
мочила рукава?..
а быть может, ты,
хранима зорко
Мамками и няньками княжна –
Юная и светлая, как зорька,
Для любви расцветшая весна?
Опостылел ненавистный терем
И парчевых вышивок краса,
Дуры-мамки не замкнули двери,
И беглянку приняли леса.
А потом, ночуя под кустами,
Изошла горючею слезой,
Растеряла серьги с жемчугами
И вернулась к терему рекой?
НЕ КНЯГИНЯ Я И НЕ КНЯЖНА
Ветерок кусты едва колышет,
Речь волны задумчиво-нежна.
И звучат слова ей чуть слышно:
- Не княгиня я
и не княжна.
В княжеских хоромах не росла я,
В терему высоком не жила,
Я - крестьянка с Веготы простая,
Из простого русского села.
Встаньсо мною рядом на колени,
Слышишь говор дудок камыша?
Не а лёнка я
И не Елена,
Я - её бессмертная душа.
К ладожским незамутненным плёсам
Из туманной глубины веков
Я несу Алёнушкины слёзы,
Скорбь её, и верность, и любовь,
Нет на мне богатого убранства:
Бусы луга,
Да серёжки ив,
Да камыш,
Да бисер клейкой ряски,
Да лучистый солнца перелив -
Вот наряд мой.
Я к нему привыкла.
Он мне дорог.
Спрашиваешь - как
Среди ржавых тоней я возникла?
Было то давно.
И было так...
БЫЛО ТО ДАВНО И БЫЛО ТАК
По полю Алёнушка бежала,
Сквозь леса дремучие бежала,
Руки к белой груди прижимала,
Путь слезой горючей поливала,
Спрашивали сосны в бору частом,
Спрашивало жито в поле чистом:
- Что с тобой, Алёнушка, случилось?
Что за лихо из дому погнало?
Может, свёкра-батюшки немилость,
Может, зла свекровушка попалась?
Может быть, не в меру в зиму прошлую
Поплясала на весёлой масляной,
И золовки - бабы нехорошие –
Возвели на молоду напраслину? –
Горько отвечала им Аленушка:
– Мне ротдней отца был свёкор-батюшка,
Не корила попусту свекровушка,
Почитали, как сестру, золовушки.
А уж как любил меня Иванушка,
Как берёг меня, младу, как баловал!
Называл голубкой да журавушкой,
На руках носил, как пташку малую.
И жила я, горюшка не знала,
Зорька занималась - я вставала,
Зорька угасала - спать ложилась.
Всё казалось - потрудилась мало.
Не с того ль и поле не скупилось?
Смотрить - к Спасу житница полна
Чистого, как золото, зерна.
По зиме - за прялку да за кросна,
Быть непряхоймолодой попосно,
Люди скажут, что ты за жена,
Не наткала мужу полотна?
А как пелось в празданики, плясалось!
Вся деревня слушать собиралась,
Стар имал.
Ну что сказать ещё?
Хорошо жилось мне, хорошо.
Прибегу, бывало, на опушку,
Обниму берёзку, как подружку,
И шепчу от счастья, как в бреду,
Похваляюсь, глупая, пред ней
Долюжкой счастливою своей,
И видать, накликала беду.
Б Е Д А
П еред косовицей, после сева,
Беззаботно отдыхал народ.
Девушки водили хоровод
Весело у нас по воскресеньям.
Песням подпевали по кустам
Соловьи.
И в этот вечер вешний
Прискакал с недоброй вестью к нам
С Волхова-реки от князя вершник.
Был он чёрен ликом, густобров,
И глядел из-под бровей сурово.
Стал сзывать на ряду мужиков,
Чтоб поведать княжеское слово.
Поняли мы - это не к добру:
Не пойдет с поклоном князь по весям.
Собралась деревня в тесный круг.
И поведал нам недобрый вестник:
– На лодьях, из-за моря, по Нево
Подошли незнаемые вои.
Столько парусов - не видно неба.
Подступили к крепости стеною.
На лодьях стоят, простоволосы,
Рук и разметав,
Откинув косы,
Девки деревянные.
Но - зрячи.
Кажут путь
Колдуньи - не иначе.
Из червлённой меди шапки воев,
Из железа чёрные рубахи.
Срядою оболокясъ такою,
На стрелу и меч идут без страха,
Эй, миряне!
Враг зело оружен.
Князь один с дружиною не сдюжит.
Ополчайтесь, братья, ополчайтесь!
Забирайте косы да дреколье
Выходите во чистое поле
На святую брань со вражьей ратью.
К крепости держите путь-дорогу
Князю и дружине на подмогу. –
И ещё сказалнам хмурый вестник:
– Коли враг порушит наш заслон,
Вытопчет поля и выжжет веси,
Всех угонит за море в полон.
Жёнок помоложе - для забавы,
Мужиков – для каторжной неволи.
Свет померкнет и повянут травы
От горючих слёз да от недоли.
Ни дитяни старца, ни невесты
Не минует ворога рука... –
Так закончилна прощанье вестник,
Повод взял
И дальше поскакал.
И В А Н У Ш К А
Ополчаться?
Иль не ополчаться?
Так и этак мерили беду.
Кто-то звал по дебрям разбредаться,
Ждать, покуда вороги уйдут.
Для врага, мол, в лес наш нету ходу…
Леснам даст и крышу и еду...
Тут и встал Иванушка,
народу
Поклонился и сказал:
– Иду!
Коли дерзко молвил - не корите,
На святую брань благословите.
Ну а я -
на этом крест целую –
Постою за отчину родную.
Не силком иду,
По доброй воле,
За святое дело порадеть.
А загину?
Знать такая доля.
Помяните на Иванов день.
П Р О В О Д Ы
В тот же вечер, помоляся богу,
Собрала я Ваню в путь-дорогу.
Уложила в торбицу харчи,
Хлеба каравай да калачи.
Завернула в новое рядно
Для онуч помягче полотно,
Пару свежевымытых рубах,
Рушничёк в весёлых петухах.
Сокрушаясь, матушка-свекровь
Тихую молитву сотворила,
Чтобы та молитва и любовь
Сына от напасти сохранила.
Молча свёкор-батюшка ходил,
Да поглядывал на Ваню строго:
Мол, того, гляди не подведи,
Слово дал перед людьми и Богом.
На краю болота под осиной
Долго после бабы голосили,
Бога и угодников просили,
Чтоб, отважных воинов храня,
Дали им и мужество и силу,
От лихой напасти бороня.
Чтоб не тронул вражеский их меч,
Чтобы стрелы пролетали мимо,
Чтоб сумели ворога посечь
И домой вернулись невредимы.
С П У С Т Я В Е К А
Я сижу на берегу Елены,
Слушаю журчащую волну.
Сторожемна крепостные стены
Ночь выводит желтую луну.
Небо звёздно, сказочно и немо.
Ночь незримых признаков полна.
Как сестёр ведёт и быль инебыль
Из туманных далей тишина,
И волна мне шепчет о далёком…
А я вижу,
с думойо тебе,
Вестника -
не в латах и не о-конь –
Чёрную тарелку на столбе
Черную.
Вещающую с болью…
И суровость побледневших лиц…
За селом - притихнувшее поле,
И над полем - замолчавших птиц.
А потом - гармоника и песни,
Бесшабашность с горем пополам,
Тягостные сборы в неизвестность –
К подвигам, утратам и смертям.
И по всей,
по всей моей России,
Как всегда,
Как испокон веков,
У околиц бабы голосили
И благословляли мужиков.
ГРУСТЬ АЛЁНУШКИ
Поздними обласкана лучами
Спрашивала роща нараспев:
Что же ты, Алёна, замолчала,
На бредину палую присев?
Пригорюнясъ, голову склонила
Сиротно,
По-бабьему,
В ладонь?
Хочешь, я спою тебе о милом,
Сосны подпоют мне, только тронь... –
Но молчит Алёнушка,
Не может
Позабыть, как дни были ясны…
Думы у Алёнушки тревожны,
Думы у Алёнушки грустны.
Как ушёл Иванушка из дому
И увел на битву мужиков,
Всё вдруг стало как-то по-другому…
И поля,
И лес,
И отчий кров –
Тяжелей, грустней и безотрадней…
Дни туманней…
Вечера темней…
"Для свекрови я была желанной,
Стала нехорошей.
Свёкор - злей...
И самой не спится, не лежится,
Только слышен сердца перестук.
Тяжелеют от слезы ресницы,
И работа валится из рук".
В Е С Т Ь
По каким тропинкам неизвестным,
Меж озер и топей колеся,
В наш далекий край приходят вести –
За болота, дебри и леса?
Может, их приносит вольный ветер?
Может, дождь, в траве прошелестев?
Может,
знающие всё на свете
Сплетницы-сороки на хвосте?
Кто расскажет?
Но прошла молва:
Крепость,мол, жива едва-едва.
Каждый скит,
Острог
И каждый дом
Обложили вороги кругом.
Русъ такойне ведала беды –
В крепости ни хлеба, ни воды.
И немало сложено голов
У высоких стен и у валов.
О Л Ю Б В И
Говорят – любовь любого горше горя.
Говорят – любовь любого глубже моря,
Говорят – любовь любых превыше гор –
От времен седых
И до сих пор.
Если надо – крылья обретает,
Реки и моря переплывает.
Стерпит всё.
И всё перенесёт.
Если надо - на костёр пойдёт.
Пламенем души моря осушит,
Скалы неприступных гор разрушит,
Головы пред недругом не склонит,
Друга светом счастья озарит,
И в воде кивучей не утонет,
И в смоле горищей не сгорит.
ИЗ РАССКАЗА АЛЁНУШКИ
Никого, млада, я не спросила,
Побросала грабли, побросала вилы,
И бегу – который день? – бегу,
Может, милу другу помогу.
Коли жив и бьётся - рядом встану,
Грудью от меча обороню,
От стрелы каленой заслоню.
Ворога сама копьём достану.
Коли ранен – раны я обмою
Наговорной ключевой водою.
Травушка-муравушка,
не лгу,
Белые берёзыньки,
не лгу,
Сосны красноствольные,
не лгу –
Милого от смерти сберегу.
АЛЁНУШКИНЫСЛЁЗЫ
Так Алёна с полем говорила,
Говорила с лесом и болотом
О любви,
О горюшке-заботе.
а сама всё к крепости спешила.
Слёзы рукавом не вытирала
И не видела,
Не замечала:
Там,
где падала её слеза, –
Возникал, как в сказке, родничок.
Там,
где три упали, –
сквозь леса
Серебром струился ручеёк.
Родничок сливался с родничком,
Ручеёк сливался с ручейком.
Вот уже и реченька журчит,
Следом за Алёнушкой бежит,
Реченька из солнышка и звёзд,
Реченька Алёнушкиных слёз.
О С А Д А
Затаилась крепости громада,
Смотрит настороженно:
Осада!
Слушает внимательно:
Осада!
Не смыкает глаз на башнях стража.
А кругом ликует лагерь вражий.
Жжёт костры.
И счёт ведёт богатствам…
Пьёт и жрёт награбленные яства.
Поздний час.
Алёнушка дрожит,
У стены у каменной бежит.
Тихо,
чтоб не слышал ворог злой,
Спрашивает:
– Кто там за стеной?
Как я к вам, родимые, спешила!
По болотам топким я ползла»
Отзовитесь!
Не несу я зла.
Бросила я всё, что мнетак мило.
Батюшку иматушку забыла,
Не спросила свёкра и свекровь…
Не беду несу я,
А любовь.
Отзовитесь,
Отомкниите дверь,
Укажите –
где Иван мой,
Где? –
Хмурил брови страж белобородый:
– Ты чего внизу там, жёнка, бродишь?
Без тебя нам муторно тошно.
Уходи в леса,
Покуда можно,
Ну а нам,
Как видно, суждено
Помирать за этою стеной.
А Иван твой…
Много здееь Иванов
Полегло сегодня утром рано
От секиры вражеской стальной...
Ты беги, пока жива, домой.
Завтра будет бой.
Последний бой.
К нам прийти с подмогой не успели...
Чистые рубахи мы недели.
Ждём рассвет последний…
Уходи!
Душу, жёнка, мне не береди.
ХИТРОСТЬ СЛАВЯН
Ночь темна.
Темна и хмура крепость.
Без огней бойницы смотрят слепо.
А кругом,
тревожны и остры,
Как беда - кровавые костры.
Уронив головушку на грудь,
К берегу Алёнка держит путь.
На тропинку поднялась крутую,
Посмотрела в сторону родную.
Где-то там,
за далью и туманом,
Милаяоставлена эемля.
Колосятся сладко и духмяно
Кровно бережённые поля.
« Колоситесь, милые, цветите,
Наливайтесь, родные, зерном.
Не придет Алёнушка, не ждите,
Не придет Алёнушка с серпом».
Где-то там смолистый бор с грибами,
И брусника алая кругом.
Не придёт Алёнушка за вами,
Не придёт с плетёным кузовком
Тятенька и маменька, простите,
Не корите свёкор и свекровь,
Не придёт Алёнушка, не ждите,
Не вернётся под родимый кров».
Х мурил брови страж белобородый,
В битвах и походах умудрён,
Много знал
И много видел он
Но такого не встречах от роду:
С берега,
За женкою,
Вольна,
За волною хлынула волна,
Под стеною заполняя ров,
Отделяя крепость от врагов.
Ох, господь, чудны твои творенья!
/Крестится/
Поутру дивился вражий стан
Непонятной хитрости славян.
А пока судили да рядили,
На плоты и гати лес возили –
С Ильменя,
С Онеги,
С Белоозерья,
Из скитов сокрытых и острогов,
Из-под Пскова,
Из смоленских дебрей
Подошла для крепости подмога.
ЭПИЛОГ
Отгремели битвы…
Отгремели. – Звон мечей и звон кольчуг умолк.
Многие легенды устарели,
Не дойдя до нас.
Всему свой срок.
Где они,
В каких лежат курганах,
Всё отдав Отчизне, что могли,
Сирые, безвестные Иваны,
Витязи родной моей земли?
Где их жёны, матери, невесты?
Прахом лет могилы заросли.
Кто они?
Ни сказки и ни песни
Их имен до нас не донесли.
Даром слова осененённый свыше
За молитвы, бденья и посты,
Не промонах седой напишет
Летописи ствогие листы.
Перед богои людьми в ответе,
Долго и усердно помолясь,
О великой княжеской победе
Поведет бесхитростный рассказ.
А потом вослед ему поэты
Громкую хвалу произнесут.
В храме божьем, при лампадном свете,
Имя князя в святцы занесут.
Понесут через моря и страны
Княжеской победы торжество,
Позабыв о ратнике Иване
И родной Алёнушке его.
Но молва народная богаче;
Неподкупней, строже и щедрей.
Ходит по земле старик незрячий
С песней незатейливой своей.
Может был он воинбез укора
И, попав во вражеский полон,
За строптивость и за непокорность
Палачём в застенке ослеплён.
Богатырский вид давно утрачен,
Но горды потухшие слова,
Ходит по Руси, поёт и плачет…
И слова правдивы,
И слеза.
Брошенные в мир,
они кругами
Широко, как волны, разойдясь
Над полями
И над временами
Знал старик, –
докатятся до нас.
Не надгробным словом на погосте –
Именами рек и деревень:
Есть Елена,
Есть Иванов остров,
Праздникесть в году - Иванов день.
Даже в слове «лён»
И в слове «солнышко»
Дорогие звуки я ловлю.
Сказку про Иванушку с Алёнушкой
С малых лет я помню
И – люблю.
Я её,
хорошую и светлую,
Поднимаю к солнцу – будь жива!
Над былинной Ладогой пропетая,
Обретай былинные права.
Ласково приладожскоелето
Аромат ромашек зорипьют.
Слышишь песнюза рекою? -
Это
Наших дней Алёнушки поют,
И плывёт та песня по заречью,
Над зелёной юностью лугов,
Песня про Великую и Вечную
И неистребимую любовь.
Публикацию подготовил П. КАМЧАТЫЙ.
… Если там ещё сохранился местный музей, в котором должны быть поэтические сборники ветерана Великой Отечественной войны: «Город Камян», «Осенние костры», «Много нас, Петровых. На Руси»…
Из газеты «Советский алюминий» за28 февраля 1980 г.
,, Льется светлая песня — душа"
«Лениздат 1980 год. Михаил Петров. ГОРОД КАМЯН». Титул этой книжки предельно прост. После краткого же сообщения об авторе, очень тёплых слов о поэте, льются стихи. Всего 60 страниц…
И зовутся они тоже просто: «Приладожье», «Крепость», «Река», «Сносили избу», «В грозу», «Лосёнок», «Подснежник», «Солдат», «Сосна», «Рыбацкая ночь», «На Ладоге» «Березы поэта»...
А за простотой – мастерство, душа гражданина, влюбленного в свой край, человека ХХ века, пережившего, повидавшего, много – много знающего...
«Город камян» – это из камня мы, русские люди, те – давние н нынешние. Но камень наш, как гвозди из стихов Николая Тихонова, – образ твердости, без которой ни строить, ни бороться с врагами:
«Будь тверд. И верь —
цветам цвести,
Какою бы косой их
не косили...»
(«Есть горе молчаливое, как смерть»).
«Нет, топором тебя
не сгубишь!
Как Родина, бессмертна ты.
...Сосновые добротны срубы,
Крепки над сваями мосты».
(«Сосна»).
Замечателен в книге стихов нашего земляка Михаила Ивановича Петрова образ вечного строителя Руси, ее защитника:
«В каком году
Под насыпью курганной
Навеки буйну голову сложил
Тот каменщик,
Мой предок безымянный,
Что первым
первый камень заложил?»
(«Крепость»).
Про стихотворения, как про музыку, писать прозой нельзя, особенно много. Это особенно чувствуешь, читая поэму «Сказание о реке Елене». Что можно сказать грубыми словами о таких прозрачных, словно ключевая вода, строках:
«Не из старых сказок
и преданий,
Не из песен матери родной –
Взял я это скромное
сказанье
У озер и дали ветровой.
У просторов синих,
У заречий,
По залесьям,
Подберезьям – мне
Слышится порой,
как ходит Вечность
Над рекой
По крепостной стене».
Не подвела рука старого солдата, услышал родную землю, её красоту земляк, подарив волховчанам, ленинградцам подлинную песню – душу.
Н. САХНОВСКИИ.