ДОМ У РЕКИ
Наш добрый старый дом… Я прожила в нём почти сорок лет, из них тридцать вместе с моим суженым. Там сбылось моё счастье, там родились и выросли сыновья. В этот дом приходили друзья. И кажется – с ним связано всё самое главное, что случилось в моей жизни.
***
Дом был построен дедом моего мужа – Виктором Филипповичем Рябикиным в 1918 году. На самом берегу канала реки Цны, в начале улицы Рассказовской, куда через реку ведёт мост из Парка отдыха. Эта короткая улица была непрезентабельной, почти сельской, вымощенной булыжником. Через деревянный шаткий мост когда-то гнали по ней дважды в день городское стадо. Жители водили скот и голубей, жили урожаем с огородов. На эту улицу, «на выселки», в 20-30-е годы прошлого века отправляли раскулаченные тамбовские семьи, поэтому многие дома были ветхими, а люди существовали в бедности и тесноте…
Виктор Филиппович, однако, не был бедняком, до революции имел свой заводик. Дом построил крепкий, он простоял почти сто лет. У Дома были свои тайны. Во-первых, он построен «на царях». Да, да! После того как в городе установилась советская власть, бюсты государей сняли с какого-то официального здания и продали как стройматериал. Дед купил эти (кажется, мраморные, и, скорее всего, обезглавленные) опоры и положил по углам в основание дома. Когда нам с мужем пришлось в 80-е годы менять подгнившие венцы, мы смогли хорошо рассмотреть выступающие над землей детали, в частности, эполеты императоров. Со временем дом стал уходить в землю. И к моменту моей жизни в нём – три ступеньки вниз вели из пристроенной нами веранды в комнаты. Во-вторых, по семейной легенде дед зарыл драгоценности или клад монет под домом… Искать мы не пытались.
По весне, в половодье, вода реки заливала не только сад и луг за домом, но и поднималась в самом доме. В 1941 году коляску с новорождённым Вадимом пришлось поставить на высокий сундук, так как вода поднялась выше метра… И на моей памяти наводнения после снежных зим случались регулярно. Свекровь и муж дом никогда не покидали, а меня с детьми отправляли к маме. Наступление воды было предсказуемо: вода медленно выступала из-под пола, поэтому все нижние ящики шкафов и книжные полки мы успевали освободить и содержимое перенести на чердак. Как-то и я осталась с мужем дома. Он выдал мне болотные сапоги (по пояс!). Картинка была забавная: печка залита водой, в доме холод, обогреватель не включить. На кровати, поднятой на кирпичи, мы в свитерах-носках-шапках, с нами кошка, рядом табуретка с лотком для неё. При свете лампочки вода на полу (37 см, замеряла!) покачивается и играет бликами, на поверхности – мусор, какие-то букашки и даже головастики и тритончики плавают… Через 2-3 дня вода медленно спадала и уходила. Грязь долго вычищали. Как правило, за такой весной следовало жаркое лето, когда мебель и полы успевали просохнуть. В середине 90-х выше по реке построили плотину, и дом перестало заливать.
***
Я пришла к тебе, наш Дом, и стала неотъемлемой частью твоей жизни 17 июля 1970 года – в день нашей с Вадимом свадьбы и в день своего двадцатидвухлетия. Мир моего мужа в доме – это крохотная комната, а в ней печурка с открытой дверцей, откуда струится мягкий свет от пурпурных углей. Перед печкой раскинулась медвежья шкура, на которой нам с ним – волшебно. Рядом вытянулся спаниель Чарли… А на стенах охотничье снаряжение, рядом – книжный стеллаж. Этот мир сразу стал родным для меня. Морозным вечером из-за печки с курлыканьем могла выползти лягушка, устроившая там зимовье. Где-то в углу пел сверчок… Природа была в доме, дом был частью природы. Зимой снега заносили его вместе с оконцами. Пушистый снег было весело сгребать большой деревянной лопатой – сугробы высились у забора сверкающими сказочными холмами.
Летом дом тонул в зелени. Сад за ним был буйным и заросшим. Под шатром из винограда стоял стол, за которым обедали и пили чай. Гамак под старой яблоней звал разнежиться, утонув в нём. Сад украшал огромный и живописный куст калины, весной усыпанный белыми цветами, осенью – пурпурными ягодами. Между деревьев и кустов стояли неухоженные грядки, на которых урожай бывал только по прихоти его величества случая… Все тёплые месяцы с утра и до сумерек проводили мы в саду. Летом нам с Вадимом нравилось ночевать в палатке. Внутри горела свеча, при свете которой мы читали вслух любимые книжки. А на рассвете сквозь сон слышали стук о полог палатки падающих яблок. На заднем дворе мы разводили костерок, у которого так уютно было сидеть и разговаривать.
Наверное, нечестно было бы не сказать о трудностях быта, которые ощущались особенно остро, когда росли дети. Удобствами в виде туалета и ванной мы за тридцать лет, прожитых вместе, так и не обзавелись (кривоватое деревянное строение находилось в конце сада). Воду провели через 29 лет, до этого носили её из колонки. Стирали в корыте, а мыться ходили в баню. Позже добрые люди стали нас приглашать в свои ванны – такой вот «банный налог» возложен был на самых близких друзей. Детские пелёнки я полоскала в реке, а зимой в проруби.
Жуткого монстра под названием керогаз, которым пользовалась моя свекровь Клавдия Викторовна, я из дома изгнала, заменив его сначала керосинкой, а затем электрической плиткой. На плиту с духовкой под красивым названием «Мечта» денег не было. Когда в 1982 году родился Алёша, коллеги подарили мне дорогую хрустальную вазу, она почти сразу разбилась, а стоила ровно столько, сколько вожделенная «Мечта»... Как-то Вадим принёс домой примус и с воодушевлением стал расписывать его достоинства. Готовить на нём, по словам мужа, было можно так же быстро, как на газовой плите. С этой адской машиной отношения не сложились вовсе! Примус вонял, не хотел разжигаться, а потом вдруг вспыхивал устрашающим столбом огня… Газ же у нас появился в 1998-ом. А с ним – газовая плита и газовая форсунка в топливном котле, избавившая нас от необходимости топить дровами и углём. А уголь… Как сложно было его добывать, как трудно было им вовремя согреть дом…
Конечно, было тесно. Дети спали на самодельной двухэтажной кровати в маленькой комнатке, отделённой от нас фанерной перегородкой. У свекрови была своя 12-метровая комната. Наша с мужем «большая» комната была проходной. Как-то в наш дом наведались приехавшие в Тамбов на педагогическую конференцию американцы. Сыновья, практикуясь в английском и изощряясь в остроумии, знакомили их с «апартаментами»: «Вот родительская спальня (жест в сторону дивана), а это – мамин рабочий кабинет (указывая на стеллажи с книгами и письменный столик), а вот охотничий домик отца (кивок на книги Вадима и висевшие над ними рога, патронташ, ружья), это гостиная (телевизор и книги) – и всё это на 14 квадратных метрах! У вас так бывает?».
Но – то ли юность не замечала удручающих неудобств, то ли консерватизм Вадима, привыкшего к такому существованию, мешал бытовым нововведениям – комфорт никогда не был нашей насущной потребностью. Зато сколько тепла и уюта дарил нам этот маленький мир, где стены украшали вырезанные мужем деревянные маски, на полках стояли сделанные им берестяные туески, где было столько дорогих сердцу книг, а вечера с нами коротали наши любимые собаки и коты… А в центре комнаты на стене висел огромный омар, ярко-оранжевый с чёрными пятнами, выловленный в Саргассовом море и выделанный Вадимом (один из свадебных подарков невесте!). Такого большого омара не было даже в зоологических музеях Москвы и Ленинграда. Вот уже 50 лет он с нами, теперь, правда, изрядно выцветший – счастливый талисман нашего дома.
В доме всегда было много живности. Хомячки и черепахи, пауки под детской кроватью, которых маленький Алёша кормил мухами и не позволял выметать их паутину. Даже комары были чем-то привычным: долго пели своё «з-з-з-з» прежде чем покуситься на тебя (не то, что коварные квартирно-подвальные в городе!). С нами жили коты и кошки – каждая со своим характером.
Но главное, у нас всегда были охотничьи собаки, в основном, таксы и спаниели – не только незаменимые помощники в охотничьих странствиях мужа, но и верные спутники всех наших походов, и просто члены семьи, преданные хозяину и любившие каждого из нас. Таксы – своенравная Герда и умница Ирма, спаниели – чёрно-пегая Чара и золотистая Вирта. А уже после Вадима – добрая и умная немецкая овчарка Грэй. Без этих членов семьи жизнь в нашем доме казалась просто немыслимой!
Ты помнишь, наш старый Дом, что был стартовой площадкой для чудесных путешествий? Ежевечерние прогулки с собаками по лугу за домом – с шёлковой травой и цветами, прогулки вдоль реки, заросшей камышом… Из дома, надев кеды и «лесные» куртки, пропахшие дымком костра, уходили мы по старой Тулиновской дороге в лес, на нашу Власову поляну… Ходили по землянику, по малину, по грибы, просто на свидание с лесом. Возвращались с полными корзинами, аккуратно срезанной веточкой-посохом, берёзовым грибом чагой. Или – выносили к реке байдарку, чтобы отправиться к красивейшим заводям, приставая у безлюдных зелёных берегов…
Зимой, выйдя за калитку, надевали лыжи и шли по заснеженной реке, где была уже проложена лыжня. Я была неважным лыжником, а Вадим имел разряд по лыжам. Но пыхтя и падая, я преданно следовала за мужем и даже как-то, зажмурившись, съехала на лыжах с высокой и страшной Вшивой горы в Пригородном лесу. Любовь была сильнее страха. А возвратившись домой, мы отогревались у жарко натопленной печки и пили горячий чай с земляничным листом.
Но главным и самым большим богатством нашего дома были друзья! Их не перечислить по именам, не назвать всех – и приезжавших издалека, и собиравшихся в беседке под виноградом для задушевных бесед, и забегавших проведать или помочь…
И все они были «своими по сердцу». Разве можно забыть поэтические вечера за чашкой чая! Однажды, по воле судьбы и случая, вместе встретились у нас прекрасные поэты – Светлана Кекова, Ирина Суглобова, Нина Измайлова, Римма Запесоцкая, Лариса Минко… По очереди они читали свои стихи, а потом мы взахлёб говорили о поэзии. Не забыть и чудесный день 6 июня – день рождения Пушкина, когда собравшиеся в нашем саду дорогие моему сердцу друзья читали любимое из стихов и прозы Александра Сергеевича. Не забыть гитару и песни, споры и весёлый смех молодёжи у вечернего костра. И праздники по разным поводам, когда вдоль окон сооружались длинные столы, за которыми на импровизированных скамьях из досок умещалось множество людей. Сидеть на них было страшно неудобно, но это не мешало радостному общению. А неспешные встречи Вадима с друзьями-охотниками – с воспоминаниями о минувших сезонах охоты, с разговорами об оружии, о новых книгах, о планах на будущее! Это был их особый удивительный мир, охраняемый нашим старым домом.
Всегда с благодарностью помню неоценимые помощь и участие, которое получали мы от друзей в трудные минуты жизни. …Забежавший зимним вечером к нам «на минутку» Юра остался на ночь и до утра вместе с мужем и сыновьями таскал из дома на чердак вёдра с горячей водой, отогревая замёршее отопление. …Жившая в соседнем доме Леночка советом и делом была с нами в любых ситуациях. Друзья помогали нам заготавливать на зиму дрова, рыть канализационный колодец или чинить провалившийся пол… Их руки и сердца были рядом, когда хоронили мы наших родителей, а потом хоронили Вадима… Эти долги невозможно вернуть, но они останутся драгоценной памятью души, дающей опору в жизни.
***
Наш добрый старый Дом, тебя уже нет, как нет многих, кого любили мы, кто любил нас. Ты был частью детства моих сыновей с их радостями и горестями. Ты был в нашей с Вадимом молодости и зрелости нишей любви и заботы, убежищем и защитой от часто жестокого и несправедливого мира. «Сейчас можно жить, только обнявшись», – как-то сказал мой мудрый муж. И наш дом, наш мир спасал нас, укрывая в родных стенах и в объятьях любимых рук от невзгод, обид и потрясений... Спасибо тебе, Дом у реки!