Бог триединый, сердце мне разбей!
Ты звал, стучался в дверь, дышал, светил,
А я не встал... Но ты б меня скрутил,
Сжег, покорил, пересоздал в борьбе!..
Я - город, занятый врагом. Тебе
Я б отворил ворота - и впустил,
Но враг бразды правленья захватил,
И разум - Твой наместник - все слабей...
Люблю Тебя - и Ты меня люби:
Ведь я с врагом насильно обручен...
Порви оковы, узел разруби,
Возьми меня, да буду заточен!
Лишь в рабстве я свободу обрету,
Насильем возврати мне чистоту!..
(Джон Донн. Священный сонет"" Перевод Д. Щедровицкого.)
В каждом мифе о сотворении мира Божество создает космос в образе содержащегося и содержащего. Каждая культура стремится к максимальному согласованию содержимого и содержащего. Наличие культуры предполагает, что мы движемся внутри нашего дома, Вселенной. Потеря этого дома по какой-то причине становится основой для развития невроза: содержимое лишилось своего содержащего.
Образами дезинтеграции личности переполнены сновидения мужчин и женщин, когда не выдерживают и ломаются их индивидуальные, эмоциональные и религиозные психологические контейнеры. Земля, которая вовсе не является неподвижным центром Вселенной, направляемой всеведущим Богом-Отцом, становится абсолютной пустыней, вращающейся в бесконечном космосе безо всякой божественной цели. Тогда сновидец, как находящийся на пустыре Король Лир, чувствует себя изгоем, блуждая от одного места к другому, тщетно пытаясь обрести свой Дом и каждый раз печально признаваясь: "Это не мой дом". Сновидения о циклонах, разрушающих все внутреннее устройство дома, и сны о попытках восстановиться с помощью внутренней работы, свидетельствуют о наличии глубокой тоски и внутреннего хаоса. Кроме того, в них можно увидеть, насколько критичной стала наша индивидуальная "бездомность". У многих из нас разрушились психологические контейнеры, присущие человеку западной культуры.
Если бы существовала возможность просто вернуться к церкви или к какой-то другой вере (если бы она у нас была); если бы можно было сказать, что все это современное движение является грубой ошибкой или даже кошмаром, от которого мы должны очнуться, - то моя приемная фактически опустела бы. Но разные социальные институты по-прежнему существуют. Однако многие из нас уже не ощущают на себе их влияния. Видимо, выжить можно, только построив внутренний дом из обломков и осколков наших традиционных структур.
Я очень хорошо осознаю иронию средневековых образов, которыми наполнена моя книга. Я знаю, что Мадонна, сидящая на коленях Великой Матери, и с исторической, и с культурной точки зрения больше относится к Собору в Шартре и к XII веку, чем к женщине, которая сидит напротив меня в 1982 году в четыре часа пополудни. Было бы нелепо поверить в то, что она внутри себя может восстановить культуру, достигшую своего расцвета в XIII веке. Я прекрасно осознаю, что в нашей современной культуре не осталось почти ничего, что давало бы ощутимую внешнюю поддержку тому, что мы пытаемся создать у себя внутри. Однако сейчас (что не было доступно паломницам XIII века, которые шли к престолу Пресвятой Девы, чтобы поклониться ей) мы признаем, что осознали символическое значение этого поклонения. Это осознание часто появляется в процессе невроза, глубинного психологического ощущения нашей женской природы, которое в силу благодати, прошедшей через века, сделало женщину XX века подлинной сестрой паломниц XIII века и даже сестрой паломниц, отправлявшихся на Элевсин. Соединяющие нас архетипические паттерны вечны.
Каждый из нас создает свой психологический контейнер с помощью самых значимых образов. Весь контекст моей жизни в детстве был сформирован церковью и Библией. Став старше, я стала ощущать отсутствие внутренней реальности. Вместо того чтобы верить, я хотела знать. В процессе анализа я осознала, что ткань моих сновидений была сплетена из библейских образов -символов, которые привнесли в мою жизнедеятельность резонирующую энергию. Так я воссоединилась со своими архетипически-ми корнями. Хотя древние мифы позволили мне достичь бесценных психологических инсайтов, я нашла свой Дом в образном представлении христианства, но сделала это в какой-то мере ортодоксально.
Я не являюсь ни философом, ни теологом. Я - женщина, изучающая смысл своей жизни, и мои сны заполняют существующие в феминности щели, которые достались мне в наследие от христианства. Следовательно, ключевым для меня стал образ Девы, с точки зрения ее отношения к Великой Матери, Великому Отцу и Божественному Младенцу. Разумеется, в каждой культуре, как и у каждого человека, есть собственная мифология. Но эти различия не мешали мне принимать моих пациенток: иудеек, буддисток, христианок, атеисток, - и с ними меня соединяли одинаковые символы - связывающие и с Великой Матерью, и с земной женщиной, которая чудесным образом держит на руках маленького мальчика. Наши пути в чем-то различаются, но наша цель одинакова. Она заставляет нас осознать, что коллективное бессознательное в любой момент доступно каждой из нас. Шартр, Иерусалим или Дом оказывается для нас везде, где мы находимся, даже в кабинете психолога в четыре часа пополудни. Таинство этой психической реальности принадлежит феминному сознанию.
Над этим таинством, мечтая, размышляли многие женщины. Страх перед вторжением бессознательного настолько реален, что часто требуются месяцы и даже годы, чтобы все-таки обрести доверие к жизни, снять напряжение и дать возможность свободно протекать жизненному потоку. Если бы основную часть жизни мы были врагами своей внутренней Великой Матери, она просто не отпустила бы нас, не отомстив. Одна женщина после трех лет анализа и трех дней пребывания в ярости, фонтанирующей внутри нее, сделала следующую запись очень трепетной встречи.
Эго: Что это за ярость?
Великая Мать: Это ты со своей хнычущей человечностью, это твоя смертность! Я принимаю это. Это принадлежит мне.
Моя материя приходит в ярость. Я - материя, и эта материя находится в ярости.
Эго: Моя человечность не испытывает ярости.
Великая Мать: Это вопрос выживания. Это Мой вопрос выживания. Слишком часто я доверяла, слишком часто меня предавали. Ты думаешь, я доверюсь снова? НИКОГДА. Даже если бы ты была просто грубой материей, я совершила бы свою месть так искусно, что никто даже не понял бы, что случилось. Я губила людей, пожирая новорожденных младенцев, заключала их в свои объятия и там их душила. Они дышали лишь тогда, когда я позволяла им дышать. Теперь ты хочешь это у меня отнять. По существу, ты себе позволила вторгнуться в мои владения. Ты их у меня отнимаешь! Ты позволяешь себе говорить о том, какая я! Не говоришь ли ты это о себе? То, что я дала, я могу отнять.
Эго: Как мне успокоить твой гнев? Как усмирить твою ярость?
Великая Мать: А кто сказал, что это возможно?
Эго: Мы пытаемся, мы работаем над тем, чтобы осознать твою болезнь.
Великая Мать: Тогда не называй ее своей.
Эго: Но она моя. Если, по-твоему, я от тебя, то твоя печаль, твоя ярость, пережитое тобой предательство - все это относится и ко мне тоже. Я не позволю, чтобы ярость разрушила то, что мы старались оживить, идя на огромный риск и проявляя величайшее [осознанное] смирение. До сих пор ты говорила так, словно я - кусок материи, кусок тебя, не имеющий своего лица. Тогда бы ты могла делать все, что хочешь. Но неужели ты действительно все это признаешь и берешь на себя ответственность - неужели ты действительно этого хотела? Вспомнила? Когда ты кормила своего ребенка, вспомнила? Наверное, тогда все получилось кисло, но сейчас ты даешь жизнь новому созданию, которое может и будет тебя почитать. Пожалуйста, не сердись на него. Она еще очень неопытная и испугалась своей огромной ответственности. Ты ей нужна. Ей нужна твоя забота. Ей нужно узнать, что ты действительно собой представляешь. Ты - часть ее наследия. Помоги ей. Она - новое поколение. Она выживет, и ее выживание станет твоим выживанием.
В этом отрывке предполагается, что существует одна причина безмерной ярости, которую ощущают многие женщины.
Как только женщина начинает ощущать свое Эго и по-настоящему сталкивается с воздействием комплексов, следует период судорожных и запутанных переживаний и смятения чувств. Получается так, словно комплекс (как Медуза), всегда, словно великая ведьма, находился в центре психики, не проявляя своей настоящей силы, ибо, находясь под контролем, он не должен оказывать противодействия. Но как только что-то действительно начинает угрожать его власти, он направляет всю свою силу против Эго и у женщины появляется чувство, что все время, потраченное на анализ, прошло даром. Ситуация оказывается хуже, чем когда бы то ни было. Здесь может возникнуть угроза совершить самоубийство, ибо, хотя человек начинает анализ, надеясь на изменения, когда появляется возможность радикальной трансформации, тут же возникает сильный страх. Как только открывается дверка, птичка, которая всю жизнь жила в клетке, быстро вскакивает в нее обратно, скрываясь от свободы и ужаса перед неизвестным.
Именно Самость, организующий центр личности, сталкивает Эго с вызовом, связанным с развитием и достижением нового уровня осознания. Если Эго боится этого перехода, предпочитая цепляться за то, что уже известно, происходит обострение психологических и физиологических симптомов. Тогда Эго должно с ними справиться, ибо именно осознание смысла этих симптомов и ситуаций приводит его к новому уровню осознания и к новому гармоничному равновесию между сознанием и бессознательным. Пока сознание боится открыться "инаковости" бессознательного, оно ощущает себя жертвой. Если оно может открыться протекающему через него потоку новой жизни, то становится "возлюбленным". Быть жертвой - значит быть изнасилованной, быть возлюбленной - значит позволить собой обладать.
В отличие от изнасилования, обладание включает в себя интеграцию бессознательного содержания, а потому вместо подавления "высшими" или "великими" силами (то есть архетипическим содержанием), человек вступает с ними в любовную связь. Обладание можно переживать лишь в том случае, если Эго имеет достаточно сильный психологический контейнер, чтобы сдерживать бурлящую в нем психодинамическую энергию. Парадоксально, что этого состояния можно достичь, когда Эго оказывается настолько сильным, чтобы стать уязвимым в той мере, которая требуется для подчинения.
Так, у женщины, находящейся в подобном состоянии, феминное Эго должно так прочно укорениться в своей биологической основе, чтобы она могла свободно принимать свою биологическую и духовную идентичность. Тогда она оказывается истинной девственницей, сидящей на коленях у Софии, способной произвести на свет божественного младенца.
На этой стадии психологического развития следует быть крайне разборчивой, ибо ведьма-мать порождает ведьму-дочь, и этот невежественный ребенок-тиран может пытаться управлять даже хорошо образованным, дисциплинированным, обладающим блестящими творческими способностями взрослым. Ведьма-дочь будет делать все возможное, чтобы выразить всю сдерживаемую энергию, запертую в инстинктивных потребностях, которые были подавлены с детства. Ведьма-дочь, которая освободилась от вынужденного молчания с помощью сновидений, приходит в состояние, заставляющее ее мстить. Наступает время конфронтации и борьбы с "плохой матерью", которая ранее оставалась незаметной.
Такая девочка, скрывшись под маской хвастливой, умоляющей, прожорливой болтушки, ищет хорошую мать, которая бы о ней позаботилась. Чтобы вернуться к этой любви, она обратит вспять жизнь, которая для нее остановилась, как только у нее начались проблемы. Став тираном, она станет использовать взрослую женщину как средство продвижения по своей непрожитой жизни. Женщине ни в коем случае не следует идентифицироваться с таким ребенком. Опасность регрессии в процессе анализа заключается в том, что вместо изгнания ведьмы происходит освобождение ее ребенка. Ее гнев, голод и печаль должны отчасти найти внешнее выражение, но этот постоянно повторяющийся цикл может превратиться в некое самооправдание. Сны могут прояснить, куда хочет направиться энергия, - после умывания или после отправления естественных потребностей. Вместо повторяющегося циклического движения негативной энергии следует попытаться осуществить процесс ее трансформации, если Эго примет этот вызов. Девочку-ведьму нужно принести в жертву.
По-моему, на этой стадии анализа работа с телом становится особенно полезной. Как и психика, тело сдерживало свою жизнь. Теперь такое сдерживание становится осознанным и проявляется через ощущение боли. Относясь к своему телу как любящая мать, женщина может позволить ему расслабиться и погрузиться в свою любовь. В таком случае часто возникают сильные лесбийские чувства, ибо женскому телу, для того чтобы принять себя, нужна любовь женщины. Чтобы эту потребность можно было узнать, она иногда проецируется вовне, и тогда могут развиться лесбийские отношения. Часто она отыгрывается в сновидениях. Физиологическая женская нежность, как сексуальная, так и платоническая, создает необходимую основу женскому Эго. Работа с телом, отражение которой видно в зеркальном щите, постепенно дает свои результаты - без прямого столкновения с Медузой.
Осознание тела мало-помалу снимает заклятие соблазнительного мира фантазий. Пока женщина ищет спасения в фантазии, она напоминает Андромеду в мифе о Персее (см. выше), прикованную к скале матерью и ожидающую, когда она станет жертвой чудовища - демонического любовника. Огромная инертная масса скалы - это оборотная сторона демона моря; они оба символизируют высокомерие и инфляцию. Отказываясь быть пойманной в сети бесплодной фантазии, женщина открывается собственной человечности и, утвердившись в Теперь, она одновременно открывает себя божеству (как это получилось у Ингрид, о которой шла речь в главе 7). Вооруженная разделяющим мечом, она ищет подходящий момент и освобождается для будущей жизни.
Посмотреть в зеркальный щит, в котором отражается образ Медузы, - значит последовать за Самостью, осознавая светлые и темные стороны Богини. Сражение с Медузой - это не сражение с плотью и кровью, хотя цепкие змеиные пасти Медузы, казалось бы, должны свидетельствовать о наличии сексуальных проблем или проблем с приемом пищи. Борьба с Медузой - это борьба со злом. Отражение Медузы в зеркале помогает избежать прямой конфронтации, которая должна действительно констеллировать ее образ; при столкновении она неизбежно оказывается сильнее Эго. Когда из снов и симптомов становится ясно, что необходимо совершить жертвоприношение, Эго должно открыться поддерживающей силе Самости.
Позитивный Анимус женщины, символически отразившийся в мифе о Персее, становится ее проводником к Самости, и этот разделяющий меч позволяет ей осознать свое подлинное значение. У Персея есть серебряный зеркальный щит - средство, в котором она находит исцеляющие символы, исходящие из бессознательного. Зеркало - это сцена, на которой в символической форме разыгрывается творческая фантазия. Наблюдение за символами - это непрямой взгляд на Медузу, единственный способ избежать идентификации с ней. В зеркале будут появляться и положительные, и отрицательные символы. Их нельзя объединить рационально; но в отражении возникает нечто новое, принадлежащее и тем, и другим - и одновременно ни тем и ни другим.
В процессе такой игры перетекающая через символ энергия не поглощается им. Дуновение Святого Духа "совершается там, где его слышно", от позитивного к негативному, столь же легко, как поворачивается парусник при перемене направления ветра. Шаг за шагом Эго учится приспосабливаться. Положение паруса в один момент времени отличается от его положения в следующий момент, и если мы в следующий момент попытаемся сохранить его прежнее положение, парусник просто перевернется. Зафиксировав руль или парус в определенном положении, мы попадаем в плен к комплексу, ось Эго - Самость разрушается, и мы погружаемся в глубину бессознательного. Очень важно, чтобы правая рука знала о том, что делает левая, ибо рулем и парусом следует управлять синхронно; такая же синхронность должна быть между материей и духом. Это не значит, что человека распинают на кресте противоположностей, ибо здесь играет роль не какая-то одна противоположность, а они обе. Такова символическая жизнь - то есть жизнь, которая приходит через рефлексию.
Если мы зададим правильный вопрос: "Вижу ли я то, что делаю?" - значит, в данный момент мы живы. Если мы зададим ложный вопрос, то парализуем себя, ибо правая рука может не знать о том, что делает левая. Необходимо осознавать истинный объект; это не парализующее осознание отдельных частей (правой или левой), а осознание целого. Ложный вопрос становится роковым.
Медуза вводит человека в состояние оцепенения, ибо она направляет сознание на ложный объект. Она заставляет нас отделять булочку от гармоничного отношения тела и духа и, безжалостно отделяя булочку от ее органичной связи с целым, превращает ее в нечто запретное и нуминозное. Съедание булочки можно рассматривать не как поглощение хлебного продукта; в нем можно увидеть принятие факта Я ЕСТЬ, соединение тела и духа только как принятие своей целостности и своего целостного отношения ко всему происходящему. Тогда булочка, освобожденная от оцепеневшего сознания Медузы, становится частью нашей целостности. Она становится частью космического синхронизма, в котором все духовное является материальным, а все материальное -духовным. Помещенное в самый центр такой целостности, Эго становится достаточно сильным, чтобы расстаться со своей ригидностью и принять инаковость Самости.
На каждой стадии психологического развития Самость требует какого-то жертвоприношения. Это уже не тот случай, когда "Да будет на все воля Твоя". Иногда мы можем рационально или идеалистически решить принести жертву, но пока не пришло время, жертвоприношение является самоинсценированным. Сновидения позволяют прояснить представление об истинной жертве, которую приходится приносить. Иногда нам слышится призыв расстаться с той частью своей жизни, которой мы больше всего дорожим, и в этом внутреннем решении, которое нельзя недооценивать, ощущаются страх и одиночество. Вместе с тем, совершая жертвоприношение, мы неизбежно сталкиваемся с вызовом, который бросает нам новая жизнь. Это время наступления мрака; оно требует продолжительного терпения и спокойствия, пространства и размышлений. Пока продолжает звучать наше психологическое наследие, мы можем быть уверены, что Самость не потребует от нас больше того, что мы можем отдать. Мы не можем уйти прочь, принеся в жертву худосочного тельца; телец должен быть тучным.
Сара, женщина средних лет, четыре года проходившая анализ и несколько лет занимавшаяся йогой и танцами, стала ощущать, что в ее жизни происходят очень быстрые изменения - утрачиваются ценные для нее отношения. Она не смогла принести ту жертву Самости, которая от нее требовалась. Непосредственно перед событиями, заставившими ее совершить жертвоприношение, которое она так и не смогла совершить раньше, ей приснился следующий сон:
"Я падаю в темном пространстве; я падаю и падаю через всю Вселенную, испытывая ужасный страх. Вдруг я приземляюсь на поверхность, наверное, на пляж. Кругом темно. Я сижу неподвижно. Затем я касаюсь пальцами песка. Это странно. Я вонзаю пальцы в песок и осознаю, что это не песок, а перья. Они мягкие, но прочные. Затем я вижу себя крошечной точкой, находящейся на громадных распростертых крыльях, и в свете восходящего солнца вырисовываются контуры замечательной золотой птицы. Это голубь. Я просыпаюсь Знающей".
Именно эта энергия распростертых крыльев пронизывает душу и тело сновидицы. Впервые в своей жизни она дала возможность своему телу расслабиться и открыться тому, что принесет жизнь. Она смогла разрешить себе поиграть. Бытие превратилось в изумительную красоту сливовых деревьев в весеннем цветении, в аромат мокрой травы и чистую мелодию малиновки на заре. Получив ощущение своего тела и отнесясь к нему с должным вниманием, как никогда раньше, Сара смогла сохранить самообладание, хотя до этого все мог смести страшный ураган чувств. Ее поддержало именно "знание", смещение от индивидуального, переходного царства, которым она так прилежно пыталась управлять, к трансперсональной, вечной Любви, которой она подчинилась.
Ощущение этого подчинения оставалось в ее теле, когда Сара проснулась; ее защита от внешнего мира временно исчезла. Пять ее чувств превратились в пять входов, через которые в нее втекала жизнь, так что Сара могла осознанно воспринимать внешний мир и переживать пронизывающую ее Любовь как часть этой целостности. Смерть - это часть того мира, почитаемая часть всей великой структуры. Голубь, Святой Дух, София, феминная часть Христа, - как бы мы его ни назвали, - это Любовь, которая открывает вечности тело и душу. На языке психологии это значит, что существует связь между инстинктами и архетипическими образами (энергией тела, высвобождающейся в дух, и духом, просветляющим тело), которой присуща некая гармония.
В течение нескольких последующих мучительных недель Сара ни разу не задала вопроса "Почему?", - которому следовала всю свою жизнь. Вместо этого она периодически возвращалась к своему сновидению, периодически подчинялась своему телу, своим настоящим мышцам, своей печали, гневу и любви, которые не давали ей покоя. Во мраке своего отчаяния она обрела достоинство, чтобы сознательно сжиться со своей потерей. Она никогда не изменяла своему личному ощущению. Она любила настолько, что могла отпустить, и любовь связывала ее с внутренней реальностью и реальными ценностями, характерными для ее актуальной ситуации. Сара обрела дом для своего разбитого сердца.
Очень важно отметить, что это переживание Богини пришло спустя несколько лет после того, как Сара стала доверять трансперсональной энергии. Можно с полной уверенностью сказать, что и мужчины, и женщины испытывают страх от ее жутких требований кровопролития. Вот что пишет Эрих Нойманн о ритуалах, посвященных Великой Матери:
"Чрево земли требует оплодотворения, и больше всего ей по вкусу оказываются кровавые жертвоприношения и трупы. Это ужасная, смертельная часть земной сущности. В самых ранних культах окровавленные куски убитой жертвы обносили по кругу, раздавали как драгоценные дары и подносили земле, чтобы сделать ее плодородной"82.(Erich Neumann, The Origins and History of Consciousness, p. 54.)
В наше время появлению феминности сопутствует весь первобытный страх, присущий хтонической энергии. Женщины не хотят лишаться хтонической энергии, более того, они надеются на то, что ее уровень у них не снизится. На великолепной картине Пикассо "Девушки из Авиньона" (ее название соответствует улице красных фонарей в Барселоне), где он изобразил портреты пяти женщин, их образы низведены до фетишизма, а основу двух лиц составляют африканские маски. Роберт Розенблюм так комментирует это произведение:
"Первая черта "Девушек", которая бросается в глаза, - это варварская, диссонирующая сила, возбуждение и дикость которой можно сравнить не только с таким же извержением жизненной энергии в искусстве Матисса 1905-1910 годов, но и в музыке последующего десятилетия... Ни одно произведение западного изобразительного искусства не обращает нас так глубоко во времени, как пять обнаженных женских персонажей Пикассо, которые проносят в себе эту энергию через века и тысячелетия"83. (Robert Rosenblum, Cubism and Twentieth-Century Art, pp. 10-11.)
Пикассо оказался пророком, отождествив творчество XX века с хтонической энергией феминности. Как и многие другие художники, черпавшие из того же источника, он никогда не отделял реальную женщину от ее архетипического образа, но сами женщины, отвергая свою идентификацию с ним, искали и продолжают искать возможности вынести свою феминную энергию из барселонского борделя, в который их поместил Пикассо.
Богиня требует конфронтации именно там, где конфронтация причиняет больше всего боли - в отделении от семьи, в утрате традиционной веры, через проблемы, связанные с лишним весом, злокачественной опухолью и т.д. Если мы избежим такой конфронтации, то заплатим за это кровью. Если, обладая душевным покоем, мы на нее решимся, то увидим не яростного, кровожадного Архименада, а Реальность, которая перевернет нашу жизнь. Пока мы испытываем страх, пока мы стараемся ее не замечать, она является нашим врагом; если мы обращаемся к ней с любовью, она постепенно начинает нас оправдывать. Эго должно подчиниться оку: если оно бессознательно, то подчиняется Медузе, если сознательно - то Софии.
Мэгги после трех лет анализа и работы с телом была готова повернуться к Богине с любовью. Вот ее запись работы с активным воображением:
"Я утонула во мраке. В нем множество образов. Я скорее их чувствовала, чем видела. Они больше походили на голоса, чем на образы. Мне стало ясно, что темнота необходима и что внутри этого был Свет, а темнота его только защищала. Еще не наступило время рождения Света. Он был надежно сокрыт в темноте и набирал силу. Я словно занималась познанием, находясь внутри утробы. Я все это видела через Знание. Мне понадобилось три дня, чтобы нарисовать картину (см. рисунок), три дня для Познания. У меня не было выбора: я должна была это сделать.
Кроме всего прочего, мне нужно было снова для себя прояснить на том уровне, который нельзя выразить словами, что я была не одна. Все было гораздо более широким и космическим, чем мое одиночество. Я словно смотрела сквозь вуаль. Это обстоятельство придавало мне очень много сил. Я никак не могла осознать это логически. Но в этом не было никакой необходимости. Я была частью этого целого; оно не было для меня уникальным. Это было похоже на беременность Бога.
Это было дитя, но только в том смысле, что все было совершенно новым. Было так, словно я увидела ребенка, развивающегося в космическом чреве. Я увидела Нечто в момент его рождения. Оно уже родилось - оно просто дожидалось своего часа. У меня не было никакого чувства, что нужно делать. Это не оскорбляло мой взгляд. Мне послышалось, что было сказано: "У меня не было времени ждать, пока меня узнают. Это новое осуществление".
Появились четыре громадные змеи, любимые стражи Нечто; они были замечательными и похожими на его товарищей. Все в этом кругу было новым и для нового.
Затем мне следовало сконцентрироваться на собственной темноте и узнать, что находилось там. Мне нужно было взглянуть на свою сущность. Эта необходимость вызывала страх, трепет и возбуждение. Если бы у меня был выбор, я не знаю, пошла бы я на этот риск или нет. К сожалению, у меня его не было. Это стало как бы началом моей сущности, и мне нужно было найти связь с происходящим. До этого я не знала, что я делала в процессе анализа. Теперь я должна осознанно признать наличие этой связи".
Рис Мандала
Не поддающееся никакой оценке переживание Мэгги содержится в ее чувственном тоне, в ощущении силы и необходимости, которое поднялось в ней, а также в признании, что она не одинока, хотя ее переживание уникально. Глядя в самое сердце тьмы и наблюдая "рождение" Бога или Богини, она признает, что, по существу, время еще не пришло и ей нужно работать над своей индивидуальной темнотой. Результат работы, которой она сразу же занялась, начав рисовать, появился спустя три дня - так медитативный символ перенесся в ее реальную жизнь. В самом центре этого рисунка - ребенок, который карабкается по Луне, пересекающейся с находящимся чуть позади Солнцем. Эстер Хардинг так комментирует этот образ:
"Фаллический бог, Даллас, считался не соперником Богини, а наоборот, ассоциировался с ней. Каждый из них содержал символ плодородия, но "таинство" совершалось лишь тогда, когда они объединялись в своей деятельности"84.(Esther Harding, Woman's Mysteries, p. 157.)
Та же самая идея, а именно: что божественная энергия проявляется в союзе мужского и женского, выражается в символе, который, как иногда считается, символизирует богиню Сибиллу, воплощающую одну из сторон Великой Богини. Она представляет собой вечный союз Луны, скрещенной с Солнцем.
Заслуживает внимания сила четырех змей, изображенных в нижней части рисунка в образе трех животных. Облик животного - это инстинктивная основа, из которой исходит духовная энергия (змеи).
Подчиниться богине - значит смириться с парадоксом. Спустя два года после этого случая активного воображения Мэгги пережила свое рождение в новой реальности. После этого она написала стихотворение "Жалоба", частично приведенное ниже:
Меня больше нет - но что я теперь!
Я боролась - чтобы учиться, а не бороться!
Я так дралась, что могла потеряться!
Я так жила, что могла умереть!
Я рыдаю, наслаждаясь!
Я наслаждаюсь страданием,
Я умираю так, что могу жить,
Я лечу, чтобы встать спокойно.
Вместе с признанием и принятием Богини происходят поразительные изменения. Если раньше тело было бастионом, защищающим от феминности, то теперь через него совершаются разные ее проявления. Сначала было подавление эмоций, инфантильная регрессия и/или усиление защит. Это архаическое содержание психики следует тщательно канализировать, иначе психику подавит энергия менад. Сексуальность, которая ранее концентрировалась в гениталиях, теперь излучается через все тело. Микрокосм начинает отражать макрокосм.
Осознание тела оказывается особенно важным для "папиных дочек", так как их ориентация в жизни совершалась только с помощью головы; следовательно, их тело, независимо от степени их сексуальной активности, редко становится созвучным духу.
Женщины, профессионально занятые в сфере науки или искусства, часто являются воплощением богини Афины и процветают благодаря близким отношениям со своими отцами и со своей внутренней маскулинностью. Светлая сторона отношений между отцом и дочерью связана с творчеством и духовностью; темной стороной является инцест. У последних поколений эта проблема не была слишком взрывоопасной из-за недостаточно зрелого осознания сексуальности. Доказательством этому может послужить моральное осуждение и полное отвержение фрейдовской теории инфантильной сексуальности и пересмотр его отношения к первородному греху как к эдипову комплексу.
Отец, Анима которого привязана к матери, вытесняет свою сексуальность. В результате он не осознает кровосмесительной связи со своей дочерью. Сексуальную энергию он привносит и извлекает из отношений, которые не лежат на поверхности. Так как инцест остается бессознательным, ни на одной стадии отношений не происходит жертвоприношения. Из-за его отсутствия дочь, достигая зрелости, считает свои творческие способности подарком судьбы, предопределенной отцом, и тем самым укрепляется ее хорошее отношение к нему. То есть она вверяет себя своему позитивному Анимусу и как творческая личность проживает свои детские отношения с отцом, но они становятся несколько более зрелыми и творческими. Ее ощущение непрерывности - дочь как мать женщины - может стать неисчерпаемым источником силы и безопасности. Обретя свою судьбу в работе, она может жить очень насыщенной жизнью.
Однако сейчас эти творческие женщины, которые обрели свое "призвание" благодаря своим детским отношениям с отцом, значительно больше осознают свою сексуальность. Они не могут ее вытеснить бессознательно. Сексуальность - это дух нашего времени. Поэтому, когда она начинает проявляться в пубертате, сексуальность дочери перестает быть направленной на отца и отвергает объект, на который она была устремлена все это время. При расщеплении ее личности сама основа ее творчества испытывает внутренние вулканические потрясения. Она чувствует себя сексуально преданной и покинутой. Она может даже считать свое творчество отцовским искушением и отвергнуть его. То есть, с ее точки зрения, творчество может оказаться насилием. Сознание дочери совершенно отличается от сознания отца, поэтому то, что осознает дочь, не осознает отец. То, что отец делал бессознательно, ей приходится делать осознанно.
В наше время для нее открывается много вариантов выбора. Пробуждение сексуальности в ее отношении к отцу может привести такую женщину к тому, что она будет относиться ко всем мужчинам как к предателям, насильникам и плутам. Если она ощущает себя изнасилованной, это ощущение может выразиться в сексуальной мести роковой женщины, которая сама будет страдать от ощущения полной опустошенности, вызванной расщеплением тела и духа, серьезно угрожающим ее творчеству. Крайним проявлением такого состояния является проституция.
У женщины, сексуальное влечение которой было отделено от ее чувств из-за бессознательного инцеста с отцом, проживание своей сексуальности часто приводит к тому, что сексуальные проблемы вызывают личностный кризис, способствующий осознанию. Для нее сексуальность - темная сторона девственницы. Пока ее духовно оплодотворяет отец, ее творчество - девственные роды, которые гораздо больше связаны с появлением фантазии, чем с реальностью. Если плоды фантазии такой женщины становятся для нее реальностью (даже если божественное делается человеческим), ей необходимо спуститься на землю с вершины своей башни из слоновой кости. Ей следует вступить в конфронтацию с "темной стороной" своих творческих способностей, а затем интегрировать ее. Она должна вступить в конфронтацию с образом шлюхи (то есть с сексуальностью девственницы) - той самой шлюхи, которую она отвергала ради своего отца. Ей следует снова обратить внимание на мать. Тогда она найдет у матери чувства, которые сама переживает сейчас по отношению к отцу - чувства отвергнутой девственницы. Психодинамическая часть отношений с отцом может стать их молчаливым союзом против матери. Поэтому при отделении сексуальности у женщины появляется ощущение бездомности. Оно свидетельствует об отсутствии позитивной феминности, которая может служить пристанищем. Поэтому сексуальность превращается в негативный материнский комплекс. Это сексуальность, направленная против женщин, против принятия, против самой себя. Если эта негативная сексуальность усиливает стремление отомстить, поведение женщины может стать крайне пагубным едва ли не в каждой области ее жизни.
Чтобы предотвратить такое поведение, женщине следует проработать негативные отношения с матерью как объективную форму ее отношения к себе. Она сталкивается с матерью внутри себя. Возвращается прежнее ощущение тупика, но на этот раз к нему требуется осознанное отношение. Она должна поверить в то, что все может измениться, что ее судьба - это не постоянное, хроническое отчаяние. Рано или поздно, несмотря на ее мысли о том, что сделала с ней мать, или о том, что мать сделала отцу, или что ее отец позволил матери сделать с ним, женщина должна воссоединиться со своей маскулинной духовностью, ибо ей необходим его разделяющий меч, чтобы прорубить путь к Медузе и дать возможность трансформироваться своей творческой энергии. Тогда, перестав проецировать свои творческие способности на мужчин или ожидать от них спасения, она берет на себя ответственность за свою жизнь. Короче говоря, если творчеству женщины угрожает табу на инцест, проблему можно разрешить через мать. Творчество должно быть заложено в архетипической феминности. Только тогда девственницу, сидящую на коленях у Софии, может оплодотворить отец.
Джулия была "папиной дочкой", которая через танец изменила отношение к своему телу с враждебного на дружественное. Далее следует запись одного сеанса ее работы с активным воображением:
"Началось с глубокого дыхания; по тону вдохи и выдохи походили на пение.Расщепление психики: левая часть оказывается ярко-красной, правая часть - ярко-белой.
Левая часть: голос был сексуальный, ритм ударный, даже барабанный; движения - в стиле джаза, угловатые, игривые, пульсирую