ЧЕТВЕРТОЙ СЕКУНДЫ
Мощное дыхание Арктики какой уж день гонит над коченеющими городскими окраинами мглистый вал облаков, стелется стылой круговертью поземки вдоль щербатых заборов. Горький въедливый дух разгорающегося в печах лучинного смолья отогретыми струйками растекается по переулкам. До наступления трудового дня устюжане торопятся протопить свои печи…
СУВОРОВСКАЯ НАУКА.
На дворе стоит январь 1943 года. Под единственным освещающим городскую площадь жестяным фонарем дребезжит на ветру подрамник красно- кумачового плаката «Все для фронта, все для Победы!». Для далекого от войны тылового города начинается новый трудовой день, в котором каждый из устюжан для той самой победы готовится отдать все свои силы.
Новый день начинается и для курсантов Пуховичского военного училища, дислоцированного в Михайло-Архангельском монастыре. В жестоко нахолодавшей «кузнице военных кадров» на тумбочке дневального мечется огонек керосиновой лампы, часы-ходики отстукивают последнюю минуту ночного покоя для будущих командиров.
– Рота-а! Подъем! – зажженное пламя спички освещает седеющие виски пропахшего ядреной махрой старшины.
– Слушай мою команду! Покуда горит эта спичка – все до единого должны встать в строй по всей форме!
Где-то в углу казармы скупо мерцает электролампочка. Новобранцы-курсанты, словно рассыпающийся горох, катятся со второго яруса коек на холод монастырского пола, до ломоты сводящий мышцы. Когда суматошная толчея и сдержанное чертыханье умолкают, хмурый взгляд старшины заставляет растерянно съежиться стоящую в неровной шеренге всю «новую брань», неловкую да неокрепшую.
– Отставить! Повторить команду «подъем»! Это што такое, а? Не уложились на четыре секунды!
– Из-за четырех секунд?! Зачем это, а, товарищ старшина, – не выдержал кто-то из курсантов.
– А затем, товарищ курсант, штоб ты за эти вот четыре секунды успел жизнь спасти не только себе, а и товарищам своим, подчиненным, там, на фронте. Ясно?!
– Так точно, ясно, товарищ старшина! – нестройным разногласьем отозвались шеренги бритоголовых курсантов.
Там, среди девятнадцатилетних парнишек, набранных от «городов и весей», стоял и он, несмышленый первогодок из Теплогорского сельсовета Аркадий Козлов. Вот эту самую суворовскую науку, как за считанные секунды на грани жизни и смерти опередить врага и одержать над ним победу, и предстояло за месяцы учебы одолеть будущим командирам…
– Взво-од! К бою! Занять оборону! – Все надо делать бегом. Пока не выпрыгнет из груди сердце, пока кровавые мозоли от черенка вгрызающейся в мерзлую землю саперной лопаты не заноют тягучей болью. Потом надо будет по-пластунски преодолеть опасный рубеж и, подтаскивая за собой станковый пулемет, установить его на новой позиции. А перед обедом каждому взводу предстояло еще пройти через горящие рвы все с тем же пулеметом…
УЧИТЬСЯ НА ОФИЦЕРА.
Мой собеседник, жилистый и скуластый дед Аркадий Сергеевич Козлов строго улыбается:
– А ведь как еще бывало-то: вернемся в январе в казармы с полевых занятий по топографии или тактике, снимем с себя шинельки, а их и повесить нельзя, потому как они, бедолаги, все обледенели. И не весить их, а ставить на пол надо было. Во как!
– Ну, а летом-то уж полегче было, наверное?
– Какое там… Одни марш-броски до Красавина чего стоили! Пулемет на себя – и вперед по перелескам. Пять минут шагом, пять минут – бегом! А еще на себя надо было все прочее натащить – подсумки с гранатами, карабины, противогазы…
– Всегда вовремя на рубеж выдвигаться успевали?
– Попробуй не успей! Не успел – через пару дней снова! Из нас ведь готовили командиров пулеметных взводов! Так что эту самую науку про четыре минуты я всеми жилами да хребтиной своей усвоил на всю жизнь!
– А как в Пуховичское училище-то попал?
– Не сразу после школы. Около года точил снаряды на Первоуральском заводе. Там и призван был в действующую армию. Пожелал пойти учиться на офицера. Вот меня в Великий Устюг послали! Так вот и решилась моя судьба!
…А той порой в январе 1943 года, в результате победы под Сталинградом и коренного перелома войны, Ставкой Верховного Главнокомандования была завершена разработка секретного плана операции «Искра». Она предусматривала разгром мощной группировки войск противника силами Ленинградского и Волховского фронтов и прорыва Ленинградской блокады южнее Ладожского, озера. Трудная военная судьба вновь испытывала русских воинов на крепость духа. Они победили. Сильнейший оборонительный рубеж немцев был прорван, и осажденный Ленинград получил сухопутную связь со страной. Враг понес огромные потери.
– Много-много там и наших полегло. – Лицо моего рассказчика бледнеет. – Брат мой старший, Виталий, тоже навеки в той земле остался.
– Сколько же, примерно, там наших погибло?
– А кто же их считал-то? Зато хребтину немцу окончательно надломили. Мы, курсанты, это хорошо понимали и осваивали военное ремесло изо всех сил.
СОШЛИСЬ В ПОЛЕ ДВЕ ВОЛИ.
В декабре 1943 года во дворе военного училища замер четкий строй, и рука начальника училища дрогнула под козырьком фуражки:
– Товарищи курсанты! Приказом наркома обороны всем вам присвоено воинское звание «младший лейтенант». В добрый путь, офицеры! Добейте эту немецкую гадину!
Грянул оркестр, и сто двадцать выпускников в пешем порядке двинулись на станцию Ядриха. Там их ждали заиндевелые теплушки и путь на Ленинградский фронт.
– Вот там-то, под Ленинградом, парень, я получил пулеметный взвод и по-настоящему узнал цену тем самым четырем секундам между жизнью и смертью… – Дед Аркадий кладет на стол наполовину изломанную маленькую фотографию, и я замечаю, как дрожат его пальцы…
– У меня на глазах мина накрыла их пулеметную позицию. Не успели они укрыться по- настоящему-то... Бой шел нескончаемо и кровопролитно. В сорок-то четвертом наши войска развернули мощное наступление. Надо было освободить всю Ленинградскую область и взять Псков. Каждую деревню с боем брали. Насыпи, дамбы, минные поля – все одолевали! Против нас была немецкая группа армии «Север» – очень серьезное войско! До 170 тысяч солдат!
– Что чувствовал, что пережил, что повидать довелось и как сил хватило одолеть всю ту вражескую силу?
– А как говорят: «Сошлись в поле две воли...» Вот на том поле наша-то воля, стало быть, сильнее оказалась. Что видел, спрашиваешь? Все горело: земля, небо, железо... На снегу – рваные тела, и наши, и ихние…
А мы шли только вперед!.. Вот уже навидался-то, так навидался – не приведи Бог!
СЕРЕБРО СОЛДАТСКОЙ СЛАВЫ.
Мы сидим с ним за столом в его уютном, чистом и теплом доме. На парадном пиджаке сияют два боевых ордена. В серебре вечной солдатской славы и сурово багровеющем рубине звезд видится мне полыхающий отсвет лютого огня войны да алый цвет крови, пролитой воинами за русскую землю.
– Дед, а дед, а орден Красной Звезды когда получил и за что?
– А… Тут, парень, целая история, – он суетливо роется в своих записях. – В феврале сорок четвертого, после снятия Ленинградской блокады, в составе III Прибалтийского и II Белорусского дошли до немецкого укрепрайона городов Пскова и Острова. У немца там была мощная круговая оборона, называлась «Пантера». Потому с ходу эти города нам взять никак не удалось. Каждый день и была мясорубка… То они нас, то опять мы их! Потери во взводе большие были, на треть – убиты, ранены! А хорошие ребята были – украинцы, белорусы...
А вот опять спасла меня солдатская наука, которую в Устюге прошел. 22 июня пришел приказ форсировать реку Великую и взять города Псков и Остров. Я приказал закрепить на плотах пулеметы и вместе со всеми начать переправу. Немец ударил изо всех сил. На середине реки снаряд угодил в соседний плот – бревна встали дыбом… Вода вокруг закипела, и поплыли по ней каски и санитарная сумка с красным крестом. И снова столбы воды и огонь… Один плот мы потеряли. Погиб командир роты, мой друг. А потому как я был его заместителем, то принял командование ротой на себя. С матом да с криками догребли до горящего камыша у берега, сняли пулеметы и заняли огневую позицию. Тут и наша пехота вперед пошла, а мы ее тогда крепко огнем поддержали. Вот за это, парень, меня орденом-то и наградили! Шел четвертый год войны…
Вот так ползком, под сполохами осветительных ракет, на конской повозке или на танковой броне вместе со своими пулеметами да испытанными бойцами в составе 67-й Армии III Прибалтийского фронта лейтенант Козлов двигался вперед, наступая на Таллинн.
– А снайперов там было – не сосчитать! А в окнах подвалов – фаустники. Страшное дело было – их выкуривать-то оттуда! Тогда-то меня в первый раз и ранило. Осколком гранаты в голову. Очнулся – вижу, что лежу уж в палатке медсанбата, а потом на лечение в тыл отправили…
Потом дед Аркадий рассказывал мне о том, как после лечения в госпитале на видавшем виды трудяге «ЗИСе» под минометным обстрелом прорывались они к городу Пярну, и от его пулеметного взвода осталась лишь половина верных боевых спутников… В октябре сорок четвертого года под проливными дождями они в составе II Белорусского фронта подошли к границам Восточной Пруссии.
– Там наши войска отрезали от центра Германии целую группировку отборных немецких головорезов, сражающихся до конца, отчаянно и жестоко. Вот где кровушки-то нашей опять пролилось… Но и мы были уже на пределе злости – не простой, каленой. Собрались со всеми силами и во время их попытки прорыва из окружения ударили их во фланг и расколошматили всю поганую свору.
Для справки читателю сообщим о том, что Восточно - Прусская операция продолжалась с марта по 25 апреля 1945 года. В ходе ее войска маршалов Рокоссовского, Василевского, генералов Черняховского и Баграмяна при поддержке балтийского флота разгромили мощную оборону немецкой группы армии «Центр», ликвидировав более 25 немецких дивизий, и вышли к Балтийскому морю.
ПОСЛЕДНЕЕ ИСПЫТАНИЕ.
– А война-то уже к концу подходила, как схватил я снова осколок, на этот раз – в грудь.
Слыхал про город Данциг на Севере Польши на берегу Балтийского моря?.. Все в нем горит, все рушится, а мы идем на штурм. Шаг за шагом к центру подходим. Тут-то вот я и дал маху: не почуял, видно, в горячке-то уличного боя цены той самой четвертой секунды, и рванула почти передо мной немецкая граната. Остался жив. Успел еще подумать: все, кончилась для меня война! Победу в госпитале встречал… Очень уж обидно, а такая, видно, судьба. Пять ведь месяцев вылежал на госпитальной койке. Как засну на часок – дом снится. И чудилось мне, что ветерок в открытое окно палаты не запах горького дыма да карболки несет, а веет духом дегтя, меда да парного молока с родимого подворья!
Там, на чужбине русский воин Аркадий Козлов пережил все: и радость победы, и тоску, и горячую боль раны…
Домой, в Великий Устюг, он вернулся лишь в августе 1945 года. Надо было приступать к мирному труду и начинать новую жизнь.
– Ну, а женился-то я в сорок шестом! Вот она – половинка моя. – Аркадий Сергеевич бережно приобнимает супругу свою, Софью Георгиевну. – Она ведь у меня всю войну проработала воспитателем в детском доме. Эвакуированных ленинградских детишек воспитывала! Так что, к судьбе блокадного Ленинграда и ей приблизиться довелось! У нас с ней и песня одна на двоих – «Ленинградская»! В День Победы обязательно опять споем! Вот доживем до семидесятой-то нашей Победы, не только за них, а и за всю нашу Россию выпьем обязательно с радостью великой!