Разница в возрасте Малышкина и Куприна составляет 22 года. Малышкин приходится младшим современником Куприна (оба умерли в 1938 г.). Их объединяет внятная творческая жизнь 1920-х гг.: одному на рубеже 1920-30-х гг. почти 40 лет, другому – почти 60. Два провинциала, К 40 годам за плечами Малышкина – рассказы о провинции - о нравах захолустного городка, например, «Полевой праздник», в журнале «Современный мир» (бывший «Божий мир»), с которым постоянно сотрудничал Куприн); известность как автора романов «Падение Даира» и «Севастополь», начало работы над романом «Люди из захолустья». У Куприна к 60 годам – слава писателя первого ряда, он вдали от России, в эмиграции. Но Россия – неизменная тема и боль его публицистики, художественных произведений и размышлений.
Если рассматривать интерпретацию событий Февральской революции, очевидцами которых были и Малышкин и Куприн, следует обратиться к автобиографическому роману «Севастополь» и купринской «Пестрой книге», а также его очерку, который Куприн саркастически называет «Бескровная» – восприятие революционных событий у морского офицера и писателя оказались схожими: свобода митингов - словоблудие, декларация прав солдата без его обязанностей, расправа над офицерами – начало бойни.
В романе «Севастополь» - запечатлено время Февральской революции, митинги, гротескный Керенский – краснобай, наглый матрос с угрозами, охальный свист офицеру: «Приходил явный конец чему-то или кому-то», - констатирует Малышкин, рассказывая о матросском терроре, который трудно объяснить революционной необходимостью – просто наступило время вседозволенности. Несколько круговоротных месяцев переживает Шелехов (читай сам Малышкин), «жуть долгого ожидания» – сейчас за ним тоже придут и расстреляют. Малышкин дает картину заседания комитета с откровенно гадкими большевиками, отмечает общую массовость на улицах февральско-мартовского Петрограда, изводящие митинги.
Эти перманентные митинги Куприн высмеивает в сатирическом фельетоне «Гибель племени Чичиме» - жители заболели словофилией. «Три человека назывались обществом, четыре - партией, десять – голосом страны». Куприн называет наступившее время – торжество хама, рухнула дисциплина, рушится армия. «Памятная книжка» 1919 г. содержит сведения о том, как в Гельсингфорсе, Выборге, Крондштате и Севастополе матросы устраивают бессмысленные кровавые бойни офицеров: убивали, жгли, топили, растерзывали, расстреливали золотопогонников. Оба писателя воспринимают революцию как время потрясений, как разлом жизни: Шелехов (Малышкин) понимает, какими чудовищными будут последствия борьбы.
Куприн в череде статей 1917 г., которые составляют «Пеструю книгу» в редактируемой им газете «Свободная Россия», пишет, что после первоначального подъема «результаты бездеятельности чувствуются повсюду, особенно в провинции, о которой словно забыли и она увязла в анархии и самоуправстве. Временная власть сосредоточена в руках трех вождей восстания: дезертира Якова, сутенера Кольки Изюма и известной деятельницы Варьки Станцуй» (Пестрая книга., Свободная Россия, 1917., № 20). После Октября Куприн обращается к теме испытания властью. «Кто из нас не помнит этих страшных дней, когда опьяневшие и безнаказанные хамы громили квартиры, убивали среди бела дня безоружных мужчин, женщин и детей, и торговал на тесных толкучках всем, начиная от танагрских статуэток и кончая солдатскими шароварами и казенным ружьем. «Денек, да мой», - орали они. Только у наших отечественных хамов власть выражается в диком виде: чего моя левая нога хочет». (Памятная книжка., 1919, т. 9., с. 161). Куприн, будучи очевидцем, свидетельствует, как небезопасна жизнь обывателя после революции, о разгуле бандитизма: в советской России граждане беззащитны перед шайками, которые врываются в дома, грабят, убивают. Об этом же в рассказе «Комнаты» (1922) пишет оставшийся в России Малышкин: ночью бандиты рвутся в комнаты – обыватель в страхе.
Иногда кажется, что Куприн читал Малышкина, или тот его. Куприн: «Самая огромная власть над обывательским животом или смертью, власть больше божеской, была предоставлена каждому охотнику свести личные счеты, каждому любителю сильных ощущений, каждому уличному грабителю, бахвалу, скандалисту и задире». («Памятная книжка»., 1919., т. 9., с. 161).
У Малышкина представлено время грабиловки в романе «Люди из захолустья». Местная власть забирала чужие дома, а представлял местную власть самодовольный бобыль, отбоярившийся от германской войны, прикинувшись юродивым. «Теперь такое время: моя взяла». О таких хамах, мечтавших о власти, Куприн иронизировал предвосхищая: «если бы мне власть – идет кто мимо, а я в морду, в морду». Персонаж Малышкина Кузьма Федорович идет в мечтаниях дальше: мечтает затопить громадную баню, согнать в нее всех попов и буржуев и зажечь.
Статья Куприна «О хозяине и родственнике» (1924., т. 10, с.87) содержит аллегорию на события, развернувшиеся после Октябрьской революции: пришел хам-родственник и выгнал хозяина сначала в чулан, затем из дома, сделав из него трактир с услужливыми девками и карточной игрой. Это один к одному пересказ малышкинской истории о доме сестры Соустина.
Еще одна тема, проявляющаяся в произведениях Куприна и Малышкина: жизнь в советской России. Малышкин рисует русскую провинцию вымершей, разоренной. Крепких хозяев раскулачивают, повсюду пустые заброшенные дворы, «вымороченая опустелость». В Мшанске еда на столе скудная – «убогое скаредное житье». Если, кто держал втихую хряка, то зарезав, быстро рассовывали по рукам – сельсовет скотину резать не позволяет, ее надо сдавать продотрядам, как и другие припасы. Жители бегут из «полувымершего мшанского мирка», бегут от преследования. «Рушили везде ее, сказку, древнюю, милую для барского сердца убогость, со скрежетом рушили, с бедой. … То, что делалось в Мшанске, деялось, разрасталось, расхлестывалось во всю неоглядную даль страны».
Куприн в памфлете «Гибель племени Чичиме» дает картину разорения жизни в стране вымышленного племени чичиме: нежилая яма, полы выдраны, все разломано, разрушено, заплевано, из хозяйства – три тощие курицы. Все больны словофилией – словоблудием. Последний чичиме сидит у костра, гложет кость своего деда, но мечтает о мировой свободе.
Если тема социалистического строительства разворачивается у Малышкина в романе «Люди из захолустья», то Куприн обращается к ней в своих статьях 1920-х гг.: «Их деятельность», «Электрофига», «Их строительство» и др. Нет топлива, продовольствия, не хватает рабочих рук, - знает эмигрант не понаслышке. «Европа издалека восхищена: какая мощная созидательная работа! Как ее убедить, что ей показывают издали туманную фотографию, снятую с картонного фасада. А за фасадом – вонючая ночлежка, где играют на человеческую жизнь убийцы, воры и сутенеры, а под нарами, в струпьях и вшах, больная, истерзанная Россия мечется в горячечном кошмаре» (т. 9., с. 282), фактически это тот вонючий барак, который описывает Малышкин в «Людях из захолустья».
Роман Малышкина – это взгляд человека из русской провинции, который еще не потерял с ней связи, - пуповина не отсохла: его герой приезжает в родной Мшанск и видит, что происходит в глубинке. Другие его герои из мшанского захолустья – на огромной стройке. В стране строится коммунистический рай. Куприн еще в 1921 г. пишет сатирический памфлет «Рай», которыйстоит особняком – это антиутопия, фантастика. В «Раю» картина дана глазами американского корреспондента, проникшего внутрь Всероссийской коммуны – в коммунистический поселок, коммунистический рай, и оказавшегося его жертвой. Смысл здешней жизни – равенство и электрификация. Индивидуальность искоренена, все в серой одежде, на спине номер, бриты наголо, едят из общего котла, разговорный лексикон вмещает 135 слов. Все регламентировано: день, сон, месяц любви и т.д.
Этот рай, коммунистический поселок, - тот же барак, что и у Малышкина, только большего размера. Если Куприн использует гиперболы: ночью в определенное время все переворачиваются на другой бок по сигналу (т. 9., с. 158), то Малышкин описывает реальность: «В бараках людей, как курей в ящике» - куры на одно лицо, без индивидуальности; в бараке все живут вместе, скученно, едят из котла в бараке, иногда бывает раздача одежды. Малышкин дает правдивую картину социалистической стройки, показывает этот рай – барак:грязь, скученность, разрушение семейной жизни. Институт брака распался, сходятся-расходятся за три минуты – свободная любовь. Об этом пишет Куприн в статье «Круговорот»: регистрируют фиктивный брак, берут младенцев напрокат, чтобы по талонам получить ткань. У малышкинского положительного, «перековывающегося», героя Журкина дома осталось шесть грачат, но, надеясь на взаимность Поли, он говорит, что вдов и детей нет, при этом жаба душит: ведь на каждого огольца дали бы шесть рубах. Даже Куприну кажется глупо писать об общих женах, но вот у Малышкина: Соустин как бы женат на Кате – сестре Любы, но муж Любы Миша спит с Катей, и сестра об этом знает и смеется над недогадливым Колей. При этом живут Коля и Катя раздельно, Коля спит с женой сослуживца – Ольгой. У Ольги два мужа (Зыбин и Соустин), она общая жена у двух сослуживцев, и такое семейное трио – не единичный случай того времени.
Женщина-домохозяйка не нужна в новой жизни, потребна женщина-тракторист, шофер, похожая на римского воина. И тут и там: регламент или стихия, но институт семьи разрушен.
Малышкин видит «яростных людей», ударные бригады, которые «добровольно просят увеличить заем индустриализации, вычитаемый из их заработка». И есть другие люди - откровенные прохвосты, ловящие удачу в неразберихе перестроечного времени. И хотя в стране голодно и в магазине на стройке только сода и кофе «Здоровье», но вовсю орудуют спекулянты, дельцы (Аграфена Ивановна, Сысой Яковлевич). Петр Соустин мечтает провернуть дельце с наваром, ищет сообщников – разворачивается деловое подполье. Малышкин выводит яркий образ магнитогорского вербовщика - жулика Никитина (с. 157, 142, 145). К таким прохвостам, темным личностям, обогащающимся в эпоху неразберихи, относится и новоиспеченный нувориш Шмуклер из рассказа Малышкина «Комнаты», очень похожий на купринского героя, маклера-пройдоху Шпейера. Об этом дельце Куприн пишет в 1921 г. в статье «Отцы и дети» (т. 9, с. 375), которой дает подзаголовок: «уголовный роман в 2-х частях». Рассказывает о жившем в Москве еще в 1880-е гг. воре-аферисте Владимире Шпейере, ловком дельце, вызывавшем изумление своими аферами: сумел продать англичанам дом губернатора на Тверской. Вторая часть фельетона посвящена похождениям его сына В. В. Шпейера, изобретательностью превзошедшего отца: в 1917 г. он объявился под другой фамилией в качестве видного экономического и дипломатического деятеля молодой советской России.
О том, кто пришел к власти, пишет и Куприн и Малышкин. Свое отношение к происходящему в стране автор «Людей из захолустья» выразил одной фразой: «Москва со своими огнями жила где-то на недосягаемой разуму планете» - вся страна в дерьме – Москва в сияющих огнях. Жизнь в Москве словно предназначена для другого сорта людей. Из Пензы обратный поезд чем ближе к столице – «уже обволакивала благоустроенная государственная атмосфера Москвы» (но Россия – это не Москва, это вся остальная провинция). Если едущие на стройку давятся в общем вагоне, то герой - московский газетчик, представитель власти, едет в удобном вагоне «на мягкой полке, с занавесками на окнах, с зеркальными дверями, с московскими разных степеней сановитости людьми». «Комфортабельный вагон не казался чужеродным среди снеговой юдоли, но ощущался плывущим штабом» (с. 210) - здесь ездили вершители судеб, а «страна за окнами лежала, как раскрытая для работы книга» - для эксперимента. Новый город состоит из двух домов: «Управление и гостиница высились диким дворцом», сияли насквозь огневыми стеклами. У подъездов, светлых как днем, готовно ждали автомобили. «Главкам –то хорошо: они и сыты и в тепле. Начальство устроилось. А чуть отойди – сразу дикое поле, мрак – ни света, ни человека», - это видят глаза из барака.
Для сравнения взгляд из эмиграции: «Владыки … живут в железной башне, возвышающей до неба. От них – пища и вода, свет и тепло, работа, вся наша жизнь и наша смерть. Когда они на своих воздушных машинах пролетают над поселком, мы при первом звуке винта падаем на землю, закрываем лицо руками, стараясь не дышать» (Куприн А. И., Рай., т. 9, с. 128). Разница лишь в том, что у Куприна властители наблюдают, обозревают строительство рая сверху: на винтокрылах машинах. Кстати в мшанской библиотеке, читая памятку, Соустин узнает, что над Мшанском 7 ноября 1928 г. над Мшанском пролетел первый аэроплан. В самом конце романа над строительством летит самолет: «стройка двигалась под самолетом необозримо» (с. 332).
Что изменилось и для кого? – вопрошает и Малышкин и Куприн, один из провинции, другой из эмиграции. «У кого ж теперь прислуга? Кто ж хозяева? Партейные! … Для новых людей время подошло, и они юркают в нем, хватают свое счастье» («Люди», с. 70). В вагоне появляются двое молодых людей в гимнастерках, ремнях, разговаривают громко, как у себя дома, у них колбаска на столе. Они – власть, разъездная комсомольская бригада. Такие же молоденькие и злые в ремнях, вспоминает Тишка, пришли и забрали Игната-хозяина. Тишка – сирота, голытьба, а «годика через два в комсомол запишется, чтобы власти ему дали». Малышкин рисует представителя новой власти в родном Мшанске: необразованный, невежественный мальчик, бедняк, вершит судьбы односельчан. Куприн в эмиграции описывает то же самое, дает ту же картину, но утрированную – в стиле памфлета, с сатирической окраской и издевкой: «Во главе завода стоит комиссар, невежественный юноша 22-х лет, прежняя профессия которого заключалась в том, что он уклонялся от военной службы, принципиально разлагал армию и, наконец, дезертировал. Он никогда, даже в шутку, не держал в руках стамески или напильника. Но он ответственен за революционный дух завода и потому вмешивается во все распоряжения техников-специалистов». (Памятная книжка, 1919., т. 9., с. 161). О власти Куприн пишет и в статье «Русские коммунисты» - о маленьких начальниках, отряде счастливцев, смакующих радости жизни. «У них много достоинств, замечает Куприн, - умение с достоинством сидеть в автомобиле» (т. 9., с. 329). В отделе заготовок молодые люди в прекрасно сшитых френчах, бесподобных галифе, с блестящими проборами. Одного из таких - во френче с пробором – замечает и Малышкин: Зыбин в ресторане даже испугался - не иностранец ли пригласил Ольгу на танец.
Роман Малышкина – это советская книга. Автор видел все своими глазами - и Москву и российскую провинцию. Публицистика Куприна – антибольшевистская публицистика, взгляд из эмиграции. Всему Куприн дает свою оценку, не принимая разрушения, крови, насилия, созидания под страхом смерти. Но можно ли всерьез говорить, что Малышкин, нормальный человек – середняк, не забывший сытую жизнь зажиточного самостоятельного семейства в русской провинции, захочет сначала все разрушить, затем через барак построить новое.
Все ставит на свои места рукопись статьи Малышкина «Чудовищная сила» (1933), хранящаяся в РГАЛИ (ф. 1433) - в фонде Василия Александровича Регинина (1883 -1952), друга Куприна. Это отзыв Малышкина на строительство Беломорканала. В целях пропаганды в 1933 г. для советских писателей и журналистов была устроена экскурсия на канал. В составе делегации были: А. Малышкин, В. Инбер, Л. Кассиль, Ильф и Петров, Е. Шварц, Е. Габрилович, В. Лидин, Н. Чуковский, Л. Никулин, В. Раппопорт (Регинин) и др. После экскурсии писатели должны были оставить свои отзывы в книге почетных гостей, позже от них ждали художественно-публицистических произведений. (Куприн писал, как большевики создают пропагандистский аппарат – без рупора невозможно донести свой призыв и оправдать свои идеи. Высмеял приезд в советскую Россию Б. Шоу по приглашению нового правительства. На службу новой власти пришли новые писатели – это закономерный процесс. Так пришел в литературу и Малышкин – неприкаянный флотский офицер. Другие, как Василий Раппопорт, приспособились и постарались стать необходимыми).
Очень определенно о перековке человека высказался Малышкин в книге отзывов Беломорканала. Если другие писатели высказывались нейтрально: «природа покорилась человеку» и т.п., то в словах Малышкина звучит откровенная издевка. Он славит даже не партию, а ОГПУ – главного воспитателя человека нового типа. Строительство рая под страхом смерти завершено в короткий срок и с большой экономией (из 400 млн. Генрих Ягода потратил только 95 млн. – подконвойные трудились бесплатно). Рай создавался адскими методами и приемами.
«Малышкин. 22 августа 1933 г.
Я видел страшную воду, чудовищную силу воды, обузданную камнем, деревом и бетоном, это разрушительная сила работает теперь на человека. И в лагере я видел людей – вчера еще необузданную, темную, враждебную нам силу – сегодня эти люди, перекованные морально в процессе трудового перевоспитания, с энтузиазмом работают на социалистическое строительство. И самое главное – это то, что ОГПУ достигло этого не какими-то необычными таинственными методами, а именно теми же самыми, которыми вся наша страна строит и построила свои Магнитострои и Днепргесы. Привет ОГПУ, строителю нового человека!» (РГАЛИ, ф. 1433).
Не таинственные, а обычные методы воздействия и воспитания открыто описаны Куприным: голод, насилие, страх смерти. Вывод напрашивается один: у наших писателей общий взгляд из провинции и из эмиграции на Россию 1920-1930-х гг., и не Россию они предают осмеянию и осуждению, «а известный порядок вещей».
Источник: Кайманова Т.А. Взгляд на Россию 1920-1930 -х годов из провинции (А.Г. Малышкин) и эмиграции (А.И. Куприн) // Малышкинские чтения "Писатель и его время". Материалы научно-практической конференции, посвященной 120-летию со дня рождения А.Г. Малышкина. - Пенза, 2012.