На онлайн-площадке берлинского Volksbuhne 24 июня прошла диджитал-премьера «Пушечного мяса» Дмитрия Волкострелова.
На малиновом экране справа постепенно проступает изображение телефона. Телефон ведёт видеозапись. Таймер отсчитывает время. На телефоне мы видим девушку. Она сидит, сцепив руки, на красном фоне. Это Алина. Цифра искажает цвет, изображение сливается с фоном. Алина смотрит прямо в камеру. Потом встаёт – и вдруг будто кто-то наводит резкость. Мы различаем Алину: на ней тёмно-серое платье, волосы зачесаны назад, она пристально смотрит перед собой. Слева появляется другое изображение телефона. На экране, сцепив руки, сидит девушка в светло-сером платье на сером фоне. Это Марина. Манжеты рукавов ее платья ярко-малиновые, как и её колготки. Алина поворачивает голову направо, Марина поворачивает голову налево. Они смотрят в разные стороны.
Этот спектакль вырос из встречи режиссёра в 2015 году с актрисой Анной Чиповской, желавшей сыграть на сцене с подругами – Светланой Устиновой и Светланой Ходченковой. Волкосрелов предложил Павлу Пряжко написать для трёх актрис. И через две недели появилась пьеса «Пушечное мясо». Артистки оказались заняты в других проектах, и текст надолго лёг в стол. Волкострелов вспомнил о нем, когда продюсер Евгения Шерменёва предложила ему спектакль в Риге. В работу включились Анта Айзупе, Инесе Пуджа и Яна Яцук – актрисы, которым, словами Волкострелова, знакомо чувство быть для других «пушечным мясом».
- По-моему, прошлым летом мы ездили с Алёной Старостиной в Ригу, - рассказал режиссёр в одном из интервью, - мы сделали кастинг, отобрали актрис. В феврале мы летали в Ригу на несколько дней, у нас были совместные читки, три дня репетиций, и каждый день мы читали на разных языках эту пьесу. Немного поговорили о ней, поговорили о Паше, и дальше мы расстались, планируя приехать в двадцатых числах апреля, может быть, чуть раньше. У нас должно было быть чуть больше месяца на то, чтобы сделать спектакль в театре с улицы Гертрудес (Ģertrūdes ielas teātris), где, собственно говоря, и проходила съёмка, которую вы видели.
Алина – художница. В спектакле она говорит на латышском, реплики сопровождаются английскими субтитрами. Марина – куратор галереи, она разговаривает на английском, реплики идут без субтитров. Их общая подруга Оля говорит с лёгким акцентом на русском, её реплики переводятся на английский. Латышский – язык чувств, английский – язык современного искусства, русский – колониальный язык. Оля помогает Алине выставить её работы в картинной галерее. Девушки окружены штативами, осветителями, проводами, вдоль стен расставлены чистые ватманы. Все три девушки передвигаются по помещению с телефонами и, находясь в фокусе камеры, ведут непрерывную съемку.
Речь Алины, Марины и Оли в замкнутом пространстве звучит как брошенный в пруд камень, который без всплеска проваливается в илистую воду. Говоря о языке «Пушечного мяса» - искусственном и неправдоподобном, Волкострелов называет его поэтичным и связывает его свойства с тем, что Пряжко писал для трех известных актрис. Он изучил их биографии и реконструировал в языке их личности.
Актрисы передвигаются в ограниченном пространстве, общаются на искусственном языке, смотрят на окружающий мир через камеру телефона. Хрупкие связи в цифровом пространстве постоянно прерываются. Героини ощущают нехватку воздуха и по-разному реагируют на бесполезность любых действий.
Алина рисует картины, которые смущают Марину. «Картинами» служат белые ватманы. Алина берёт в руки пустой лист и, разглядывая его, рассказывает сюжет своей картины. В её описании переданы движение и открытость, которого сами герои лишены.
Марина от жары падает в обморок.
Оля борется с энтропией, шумно вдыхая и выдыхая воздух. Выдох звучит как перестук стекла, как рассыпающиеся осколки.
Цифровые технологии помогли режиссеру трансформировать плоскую проекцию физического мира в трёхмерную анимацию.
- У меня были другие идеи сценического решения, нежели те, которые вы увидели на видео, – продолжает рассказывать режиссёр, - Планировалась сложная рассадка зрителей, сцена должна была быть устроена в виде подиумов. Актрисы должны были ходить друг к другу с подиума на подиум. В голове была сложная конструкция. На самом деле, непонятно, сможем ли мы её осуществить, потому что у театра есть ряд ограничений по возможностям того, что они могут делать.
Волкострелов называет эту работу экспериментом в условиях двойной ситуации: когда появится живой спектакль, его можно будет увидеть в двух версиях. А появится он на сцене рижского театра GIT и будет существовать в двух версиях – онлайн и офлайн.