В новых европейских языках слово патриот понималось изначально как "соотечественник, земляк". Здесь
очевидна связь с "внутренней формой" слова, его очевидным значением, соотносимым с подразумеваемым
носителями языка происхождением: ведь латинское patria "отечество", "земля отцов". Позже в ряде
контекстов патриоты - те, кто заботятся о благе отечества и считают это важнейшей целью. Такой вариант
словоупотребления стал наиболее распространенным, соотносился с контекстом античной
культуры, традицией "воспитания любви к отечеству", "гражданских добродетелей". Для обозначения же
понятий "земляк", "соотечественник" начало использоваться другое слово - компатриот.
Примечательно, что слово патриот употреблялось поначалу довольно редко. Обусловливалось это
спецификой представлений о государстве и месте в нем человека, о его отношениях с государством. В
сословном государстве, где права и обязанности каждого определяются прежде всего правами его сословия,
вопрос о деятельном выражении любви к отечеству, то есть к отечеству в целом, а значит, и к обществу в
целом, был не из актуальных. Там важнейшие политические характеристики - "верный слуга монарха",
"верноподданный". Богом данный монарх - олицетворение государства. Понятия "отечество" и
"государство" в сословном государстве признаются тождественными, преданность законному монарху
тождественна преданности отечеству. Соответственно, нет особой нужды в термине, подразумевающем
заботу о благе отечества, то есть и общества в целом, без учета сословных границ.
Заметно меняется ситуация к XVII в., а в следующем веке актуально уже противопоставление интересов
носителя власти интересам отечества. К примеру, политический климат Великобритании 1730-х гг.
определялся борьбой так называемых "придворных" и "патриотов". Лидеры парламентской оппозиции
именовали себя "патриотами", а "придворными" - своих противников, которых возглавлял премьер-министр,
пользовавшийся поддержкой королевской четы. Таким образом лидеры парламентской оппозиции
подчеркивали, что защищают интересы общества в целом, то есть интересы отечества, тогда как премьер-
министр и его сторонники защищают интересы короля. Акцентировалось, что патриот ставит долг перед
отечеством выше долга верноподданного. Отсюда недалеко и до окончательного противопоставления
верноподданных патриотам
В России Петра I слово патриот обиходным не было. И даже в царствование Екатерины II оно еще не стало
таковым. Тогда его употребляли лишь представители интеллектуальной элиты, конечно же, знакомые с
просветительской идеологией. Прежде всего - сама Екатерина П. Рассуждая о событиях, связанных с
отстранением Петра III от власти, она называла патриотами своих сторонников, противопоставляя их
монарху, пренебрегавшему интересами отечества.
У декабристов слово патриот было вполне обиходным, поэтому часто встречается в материалах следствия.
Истолкование в целом соответствует сложившейся традиции: патриот - защитник интересов отечества,
именно отечества в целом, а не только интересов монарха. Но были тут и свои нюансы. У декабристов слово
патриот относилось не столько к политическому, сколько к литературному дискурсу. Полемику удобнее всего было вести в области литературы, подразумевая, конечно, реалии политические. Соответственно, русскому патриоту надлежало способствовать сохранению и пропаганде того, что тогда называли "национальностью", а несколько позже - "национальной самобытностью", "народностью". Вот почему патриотами именовали себя прежде всего литераторы - К. Рылеев, А. Бестужев, А. Одоевский.
В эпоху Александра III большинство интеллектуалов воспринимали официальный "патриотизм" враждебно.
А к началу XX в. довольно распространенным в периодике было противопоставление таких понятий, как
"интеллигент" и "патриоты".
Понятие "интеллигент", то есть "понимающий", аксиоматически подразумевало не только образованность,
но и приверженность либеральным ценностям. В данном случае - это неприятие сословного неравенства и
конфессиональной дискриминации, в Российской империи законодательно установленных. Соответственно,
"интеллигенция" - обозначение внесословного единства оппозиционно настроенных интеллектуалов.
Возникновение понятия "интеллигенция" стало возможным именно в силу осознания неестественности
законодательно утвержденной сословной, этнической и конфессиональной дискриминации, то есть
неуместности самодержавия как деспотического режима. Почему и оппозиционность такому режиму
считалась естественной.
Конечно, оппозиционность "интеллигента" не всегда была радикальной, соотнесенной с агрессией,
стремлением изменить российскую действительность насильственно. А вот именовавшие себя патриотами
акцентировали именно агрессивность в стремлении выразить пресловутую любовь к отечеству. Такова была,
что называется, специфика жанра.
Официальный "патриотизм" использовался как орудие борьбы с инакомыслием. Не случайно идеологию
подобного рода иронически называли "казенным патриотизмом". В данном случае прилагательное
"казенный" указывало и на связь с официальными идеологическими установками, и на источники
финансирования. Этот патриотизм субсидировался и поощрялся на уровне правительства. Потому
"казенным патриотам" надлежало проявлять себя в борьбе за интересы отечества. Значит, нужны были
конкретные противники.
Примечательно, что в работах многих русских социалистов-радикалов патриот - либо обманутый невежда,
либо наглый лицемер, ссылкой на "любовь к отечеству" маскирующий стремление грабить и сохранять
награбленное. Были, конечно, и другие истолкования слова патриот, но такие исключения - редкость. В
либеральной периодике патриот стал карикатурным персонажем: это уверенный в своей безнаказанности
пьяный лавочник, который, потрясая хоругвью или портретом императора, призывает "бить жидов и
студентов", дабы "спасать Россию".
Очередной раз ситуация изменилась в годы Первой мировой войны. Тогда понятия "интеллигент" и
"патриот" уже не противопоставлялись аксиоматически. Слово патриот ассоциировалось именно с
военным противостоянием, защитой отечества, но своего рода инерция негативного отношения к нему еще
долго ощущалась.
В годы Второй мировой войны марксистские догмы не отбрасываются, но "советский патриотизм" уже
вполне официально признается тождественным "русскому патриотизму". Послевоенный период осмыслялся
И. Сталиным как подготовка к новой глобальной войне, а потому был выбран традиционный алгоритм -
утверждение национализма. Расчет прежний: державная мощь и величие как доказательство правильности
государственного устройства и государственной идеологии, а этническое превосходство - компенсация
социальной или интеллектуальной дефицитарности.
Кампания повсеместного утверждения официального "патриотизма" должна была, как и другие советские
пропагандистские кампании, перейти в предельно истероидную форму. И это отчетливо прослеживается на
исходе 1940-х гг. Единство народа достигалось посредством демонстрирования общей угрозы, общего
врага. Соответственно, русским патриотам были противопоставлены не только "внешние враги", так
называемое "империалистическое окружение", но и "внутренние враги", именуемые "антипатриотами".
Разумеется, "антипатриотами" стали инакомыслящие. А для обоснования самой возможности инакомыслия
использовались опять же традиционные методы.
К началу 1960-х гг. отношение к слову "патриот" в среде интеллектуалов было двойственным. С одной
стороны, оно вызывало ассоциации с военной эпохой. И тут не было места отрицательным коннотациям. С
другой стороны, под термином патриот и тогда подразумевалась не только идея безоговорочной
преданности советскому режиму, но и безоговорочное признание целесообразности ксенофобских
пропагандистских кампаний 1940 - 1950-х гг., геноцида, национализма в самых агрессивных проявлениях. В
тачто отражало расстановку сил в партийной элите. В борьбе с политическими оппонентами М. Горбачев
стремился использовать оппозиционно настроенных интеллектуалов.
Цензурные запреты постепенно деактуализовались, и "национально-патриотические" издания, среди
которых лидировали журналы "Молодая гвардия" и "Наш современник", уже вполне откровенно
провозглашали ксенофобские лозунги. Что, разумеется, немедленно использовали оппоненты, откровенно
издевавшиеся над косноязычными сообщениями о "всемирных масонских заговорах", "патриотическом
долге борьбы с еврейским засильем" и т.п.
Отношение к слову патриот оставалось двойственным. Бесспорно, оно ассоциировалось с ксенофобскими
кампаниями, инициировавшимися журналом "Наш современник", который все чаще именовали иронически
- "Наш соплеменник". Однако и военные ассоциации были устойчивы.ких случаях возникновение отрицательных коннотаций было неизбежно.
Политики, эксплуатировавшие слово патриот, сумели воспользоваться ошибкой своих соотечественников,
боровшихся против советского режима. Им вновь инкриминировали "антипатриотизм". Это был
эффективный прием, и ныне действующий безотказно. В политической борьбе нельзя не использовать
брешь в обороне противника, нельзя не использовать его ошибки. Свидетельство тому - партия "Патриоты
России", само название которой опять подразумевает борьбу с некими "антипатриотами". И нетрудно
предсказать, что оппоненты-интеллектуалы смогут противопоставить идеологам "Патриотов России" лишь
иронические эскапады в связи со словом патриот. Печальный результат таких эскапад очевиден.