Пессимистические» доктрины.




Реферат по онтологии

Основные теоретико-познавательные стратегии


ПЛАН

 

1. Вступление.

2. «Пессимистические» доктрины.

3. Конструктивные теоретико-познавательные доктрины.

4. Литература.


Вступление.

 

Классификация теоретико-познавательных программ (доктрин или стратегий — мы будем использовать эти термины как синонимы) мо­жет проводиться по различным основаниям.

Например, они могут различаться по отношению к объекту познавательной деятельности (теории отражения и теории конструирования объекта познания), по трактовке субъекта: теории, основанные на принятии индивидуаль­но-психологического, рансцендентального, коллективного субъек­тов познания или вообще отрицающие существование оного — в духе «теории познания без познающего субъекта» К. Поппера. Классифи­кация гносеологических доктрин может быть проведена также на ос­новании того, что признается источником наших знаний о мире (ра­ционализм, эмпиризм); какая познавательная способность лежит в основе получения нового знания (интуитивизм, панлогизм) и т.д.

В принципе, все подобные основания классификации — их перечень можно было бы и преумножить — имеют рациональный смысл. Одна­ко им присущи два недостатка: 1) они не универсальны и 2) не дают сущностной типологии основных ходов теоретико-познавательной мысли. По нашему мнению, наиболее универсальным основанием классификации теоретико-познавательных программ является реше-вде вопроса о происхождении и сущности знания.

Исходя из этого основания, гносеологические доктрины можно разделить на две неравные части, одну, меньшую, условно поимено­вав «.пессимистическими» (или негативистскими), а вторую, большую часть — «оптимистическими» (или конструктивными) доктринами.


Пессимистические» доктрины.

 

Одной из самых древних познавательных программ подобного рода является скептицизм (от греч. skeptikos — рассматривающий, познаю­щий), восходящий еще к античной философской традиции. Сущ­ность скептицизма состоит в отрицании возможности достижения истинного, т.е. доказательного и всеобщего, знания и в признании то­го, что относительно любого суждения можно высказать прямо ему противоположное и ничуть не менее обоснованное.

Истоки античного скептицизма можно найти уже у Горгия и Ксениада Коринфского. Последний, по свидетельству Секста Эмпирика, утверждал, что «нет ничего истинного в смысле отличия от лжи, но. все ложно, а потому непостижимо». Однако как самостоятельная фи­лософская школа, центрирующаяся на гносеологической проблема­тике, скептицизм складывается в трудах Пиррона на рубеже ІV— III вв. до н.э. «Основное положение скептицизма в том, — писал, выявляя его сущность, ГГ. Шлет, — что против всякого положения можно выставить другое, равное ему... так что ни одно из положений не оказывается более достоверным... что приводит скептика к воздер­жанию от суждений и к безмятежности». Если все суждения пробле­матичны и истина недостижима в принципе, то скептик, действитель­но, должен был бы воздерживаться от всяких суждений, ибо против его пессимистической оценки возможностей познавательной дея­тельности могут быть приведены его же собственные теоретические аргументы. Однако трудно найти в истории философской мысли писателей более усердных, чем скептики, начиная с Секста Эмпирика и кончая Д. Юмом.

Живой средой и питательной почвой скептической установки со­знания являются антидогматизм и борьба с ложными авторитетами. Однако надо разделять последовательную скептическую позицию в духе Юма и методологическое сомнение Р. Декарта. Для первого скеп­тицизм есть общая гносеологическая и даже общемировоззренческая установка, в сущности саморазрушительная. Для второго принцип со­мнения есть только путь к обретению твердых гносеологических ос­нований философствования. Сомневаться ради самого сомнения и сомневаться ради обретения истинной почвы под ногами — вещи со­вершенно разные. В этом плане скептицизм хорош лишь как элемент философского мышления, как критическая направленность разума, ничего не склонного принимать на веру.

Любопытно, что последовательный скептицизм не только в позна­нии, но и в жизни есть зачастую как раз слепое принятие на веру ка­ких-то распространенных предрассудков (со-мнение) или следствие глубокого разочарования в каких-то догмах. Недаром говорят, что догматик — это уверовавший скептик, а скептик — разочаровавший­ся догматик. Догматизм и скептицизм как две тупиковые крайности всегда подпитывают друг друга, образуя как бы замкнутый круг, обре­кающий нашу философскую мысль на философское бесплодие. Неда­ром Гегель квалифицировал скептицизм в качестве критической ипо­стаси рассудочного, а отнюдь не разумного мышления.

Агностицизм (от греч. agnostos — непознаваемый) — позиция, от­рицающая возможность познания сущности вещей и полагающая границы человеческому познанию. Иногда агностицизм понимают неверно, а именно как позицию, отрицающую возможность познава­тельной деятельности вообще. Подобных учений в истории филосо­фии попросту нет, ибо такая установка в познании еще более двусмысленна, чем скептическая: само суждение «познание невоз­можно» опровергает его же. В классической форме агностическая ус­тановка выражена И. Кантом, утверждавшим, что мы можем позна­вать лишь явления (феномены) вещей, поскольку вещи всегда даны нам в формах нашего человеческого опыта. Каковы же вещи сами по себе — вне этой субъективной данности — о том может знать лишь Господь Бог. Это для него процессы и вещи мира даны абсолютно не­посредственно, в своей подлинной сущности. Для нас же они сужде-ны навсегда остаться непознаваемыми вещами в себе, ибо их данность нам в виде феноменов всегда опосредована априорными формами чувственного восприятия (пространство и время) и априорными категориями рассудка (представлениями о причинных связях, необходимости случайности и т.д.). Проще говоря, мы никогда в познании мира не сможем «выпрыгнуть» за границы нашей человеческой субъективности.

Заметим, что агностик не говорит о невозможности познания истины или о равноправии суждения и его отрицания. Скептическая и агностическая установки — это отнюдь не одно и то же. К примеру, Кант как раз и пытается с принципиально новых позиций, которые мы еще не раз будем обсуждать, ответить на краеугольный теоретико-познавательный вопрос: «как возможны доказательные истины математики, физики и метафизики», но при этом отрицает возможность достижения истинного знания о сущности самих по себе вещей. Агностическая позиция не произвольная вьщумка философов, а основывается на вполне реальных особенностях познавательного процесса:

неустранимости из него субъективной человеческой составляющей даже в, казалось бы, самых точных и высокоабстрактных науках, типа логики и математики;

бесконечности процесса познания, когда то, что сегодня нам кажегся существенным, завтра обнаруживает производный и феноме­нальный характер, ведь за познанной сущностью каждый раз открыв вается новая и более глубокая сущность.

Тем самым подлинная суть вещей перманентно скрывается от нас и напоминает горизонт, каждый раз вновь удаляющийся при любых наших попытках приблизиться к нему. Агностицизм может прини­мать различные, в том числе и «мягкие», формы, входя в качестве эле­мента в состав вполне конструктивных теоретико-познавательных моделей, как у того же Канта — родоначальника трансцендентализма, о котором речь пойдет ниже. Религиозно-философский вариант агно­стической позиции можно обнаружить в работах С.Л. Франка, где он, подвергая критике позицию Канта о жестком разделении явлений и сущности, сам обнаруживает и глубоко обосновывает моменты принципиальной непостижимости и в бытии мира, и в бьпии самого человека, и в познавательном процессе. Все сущее, по Франку, беско­нечно в своих основах, а стало быть, в нем всегда для человека будет оставаться тайна и «неисследимая темная глубина».

Подытоживая, можно высказать следующее суждение об агности­цизме. Жесткое разделение вещей в себе и явлений, равно как и жест­кое полагание границ человеческому познанию, вряд ли оправданно.

Еще Гегель, критикуя позицию Канта, тонко подметил, что полагание границы подразумевает некоторое знание того, что за этой границей находится. В противном случае мы об этой границе попросту не знали бы и, соответственно, не смогли бы высказать суждения о ее наличии. Но, стало быть, в самом утверждении границы человеческого позна­ния заключено ее решительное отрицание, ибо знание о собственном незнании есть важнейший стимул развития познавательной деятельно­сти человека и переступания границ существующего знания.

Впоследствии Л. Витгенштейн резонно заявит: «О том, о чем не­возможно говорить, о том следует молчать». В самом деле, если в ми­ре существует нечто, принципиально недоступное для нашего позна­ния и языка, то любой разговор о нем попросту лишен смысла. Следовательно, вопрос о границах познания резонно ставить лишь относительно каких-то определенных видов знания, научных методов или способностей человека.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-10-17 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: