— Правда?
— Да, да. Сложи руки, как я.
Я стряхнул медузу в подставленные им руки.
— Ого, — промолвил он. На его лице проступила широкая ухмылка.
— Но ее можно касаться только ладонями. Если ты соприкоснешься с ней другим участком кожи, она ужалит тебя.
— Только ладонями?.. А почему?
Я пожал плечами:
— Не знаю. Таковы правила.
— Может быть, кожа в этом месте толще?
— Может быть. — Я вытащил из воды еще одну медузу. — Странные они, правда? Смотри, они совершенно прозрачные. У них совсем нет мозгов.
Этьен кивнул.
Некоторое время мы молча разглядывали наших медуз, а затем я заметил Франсуазу. Она шла по пляжу, направляясь к воде, — в белом купальнике. Увидев нас, она помахала рукой. Когда она подняла руку, купальник ее натянулся, и тень от полуденного солнца обозначила груди, впадинку под ребрами и мускулы внизу живота.
Я взглянул на Этьена. Он все еще рассматривал медузу, заставив ее выпустить щупальца из-под колокола, и она лежала на его ладони, как стеклянный цветок. Близость с Франсуазой, вероятно, притупила в Этьене восторг от красоты девушки.
Когда она подошла к нам, наше занятие не произвело на нее впечатления.
— Я не люблю их, — бросила она. — Вы не хотите искупаться?
Я показал рукой на воду — мне по грудь. Франсуазе вода доходила до плеч.
— Разве мы не купаемся?
— Нет, — сказал Этьен, оторвавшись наконец от медуз. — Она имеет в виду заплыв. — Он махнул рукой в открытое море. — Вон туда.
Пока мы плыли, мы играли в игру. Примерно через каждые двадцать метров мы ныряли на дно и выныривали с горстью песка.
Мне такие игры не нравятся. На глубине одного метра тропическое море внезапно становилось холодным, так что, болтая в воде ногами, можно было почувствовать границу между теплом и холодом. А при нырянии стыли кончики пальцев, а затем холод быстро распространялся по всему телу.
|
|
Чем больше мы удалялись от берега, тем чернее и мельче становился песок. Вскоре вода внизу сделалась слишком черной, чтобы в ней можно было что-нибудь разглядеть, и я лишь слепо тыкал ногами и шарил руками, пока мои пальцы не погружались в ил.
Холодная вода вселяла в меня страх. Я торопливо зачерпывал горсть песка и старался как можно быстрее оторваться от морского дна, хотя у меня в легких еще было полно воздуха. Дожидаясь на поверхности Этьена с Франсуазой, я поджимал под себя ноги и держался на воде только при помощи рук.
— В какие края мы плывем? — поинтересовался я, когда люди, загоравшие на пляже позади нас, казались уже муравьями.
Этьен улыбнулся:
— Ты хочешь вернуться назад? Устал? Мы можем вернуться.
Франсуаза высунула руку из воды и разжала пальцы. Комок песка выскользнул из ее руки и погрузился в воду, оставив после себя расплывшееся серое пятно.
— Ты устал, Ричард? — спросила она, выгнув брови.
— Со мной все в порядке, — ответил я. — Поплыли дальше.
Как меня дурачили
К пяти часам вечера температура понизилась, небо почернело, и пошел дождь. Внезапно и оглушающе. Тяжелые капли падали на пляж, образуя на песке все новые и новые воронки. Я сидел на невысоком крыльце домика и смотрел, как на песке образовывалось миниатюрное море Спокойствия. На крыльце своего дома, через дорожку, на миг появился Этьен и торопливо схватил сушившиеся на улице плавки. Он крикнул мне что-то, но его слова потонули в раскатах грома, а затем Этьен нырнул обратно в свой домик.
|
|
У меня на руке расположилась крошечная ящерица. Она была сантиметров семь-восемь длиной, у нее были огромные глаза и просвечивающая кожа. Сначала ящерица минут десять сидела на моей пачке сигарет. Когда мне надоело наблюдать за тем, как она выбрасывает язык и ловит, будто в лассо, муху, я протянул руку и схватил ее. Вопреки моим ожиданиям она даже не попыталась выскользнуть, а лишь беспечно устроилась на новом месте. Удивленный ее отвагой, я позволил ящерице сидеть, где она сидела, — несмотря на то что руку пришлось держать в неестественном положении, ладонью вверх, отчего вскоре рука у меня заныла.
Мое внимание отвлекли двое бежавших по пляжу парней. Они приближались, их вопли слышались все отчетливее. Когда они поравнялись с моим домиком, то свернули с пляжа и в один прыжок оказались на соседнем крыльце.
— Ну и ну! — крикнул один из них, светлый блондин с козлиной бородкой.
— Вот это гроза! — откликнулся другой, чисто выбритый золотистый блондин. — Здорово!
— Американцы, — шепнул я ящерице.
Они постояли у своей двери, потом выбежали обратно под дождь и устремились к пляжному ресторану — прыгая из стороны в сторону, пытаясь увернуться от дождевых струй. Через минуту-другую они вернулись и снова бросились к своей двери. И тут светлый блондин, по-видимому, впервые заметил меня.
— Мы потеряли чертов ключ! — объяснил он, потом ткнул большим пальцем в сторону ресторана. — Они тоже потеряли свои! Не можем попасть внутрь.
— И мокнем, — добавил золотистый блондин. — Мокнем под дождем.
|
|
Я понимающе кивнул:
— Не повезло. Где же вы потеряли его?
Светлый блондин пожал плечами:
— Где-то на этом чертовом пляже, дружище! За много-много миль отсюда! — Он подошел к деревянным перилам, разделявшим два наших крыльца, и заглянул ко мне.
— Что это у тебя в руке? — поинтересовался он.
Я поднял ящерицу повыше.
— Ой! Она что, дохлая?
— Нет.
— Великолепно! Можно, я переберусь через забор? Хочу, понимаешь, познакомиться с соседями!
— Валяй.
— Покурим?
— Покурим.
— Отлично!
Они оба перемахнули через перила и представились. Светлого блондина звали Сэмми, а золотистого — Зеф.
— Зеф — странное имечко, не правда ли? — спросил меня Зеф, пожимая мою левую руку, чтобы не потревожить ящерицу. — Знаешь, от какого имени это сокращение?
— От Зефана, — уверенно ответил я.
— Так, дружище, да не так. Оно вообще никакое не сокращение. Меня назвали Зеф, а все думают, что это от Зефана. Круто, да?
— Точно.
Сэмми начал сворачивать косяк, вытащив траву и бумагу из водонепроницаемого полиэтиленового пакетика, лежавшего у него в кармане.
— Ты англичанин? — спросил он, разглаживая ризлу пальцами. — Англичане всегда кладут в косяки табак. Как видишь, мы этого не делаем. Сигарет много куришь?
— Боюсь, что да, — ответил я.
— А я нет. Но если бы я клал в косяки табак, то тоже привык бы. А траву я курю весь день напролет, как в той песне. Как там поется, Зеф?
Зеф запел: «Не зажимай косяк, приятель», но Сэмми оборвал его.
— Не эта, дружище. Другая.
— Какая? «Два косячка утром ранним»? Эта?
— Да.
Зеф прокашлялся:
— Ну, в ней такие слова: «Два косячка утром ранним, два косячка перед сном, два косячка жарким днем, и жизнь моя… пом-пом-пом…» Потом: «В мирное время два косячка, два — военной порой, два косячка, потом еще два, и все такое что-то опять с утра». Дальше я не помню. — Он потряс головой.
— Это не важно, дружище, — сказал Сэмми. — Дошло, Рикардо? Я много курю.
— Похоже на то.
— Вот так.
Пока Зеф пел, Сэмми скрутил косяк, зажег его и протянул мне:
— Я знаю еще одну вещь о сумасшедших англичанах, — прошипел он, выпуская дым изо рта короткими толчками. — Вы целую вечность не можете оторваться от косяка. Мы, американцы, делаем одну-две затяжки и передаем его дальше.
— Это правда, — согласился я, затягиваясь.
Я собрался было извиниться за плохие манеры своих соотечественников, но неожиданно закашлялся.
— Рикстер! — по-отечески сказал Зеф, похлопав меня по спине. — Тебе нужно лечиться от кашля.
Через секунду-другую над морем ослепительно сверкнула молния. Переждав ее, Сэмми промолвил полным благоговения голосом:
— В высшей степени великолепно, дружище!
Зеф быстро подхватил:
— Ну просто чудесно, compadre!
Я уже открыл рот, но тут меня охватили сомнения.
— Великолепно, дружище… — задумчиво пробормотал я.
— Великолепно, — повторил Сэмми.
Я застонал.
— Что такое, Рикардо?
— Ребята, вы надо мной глумитесь.
Сэмми и Зеф переглянулись, а потом посмотрели на меня.
— Глумимся? Над тобой?
— Вы морочите мне голову.
Сэмми нахмурился:
— Выражайся по-английски, дружище.
— Это все… штучки в духе Кияну Ривза, как в фильме «Бил и Тед». Вы просто прикалываетесь. Ведь обычно вы говорите по-другому, правда?
Последовало непродолжительное молчание, а затем Зеф выдавил:
— Нас раскусили, Сэмми.
— Да, — отозвался тот. — Перебор.
Они оказались студентами Гарварда. Сэмми изучал право, а Зеф — негритянскую литературу. Их неподражаемая игра была формой протеста против высокомерия европейцев, с которыми они постоянно сталкивались в Азии.
— Это протест против стереотипов, — объяснил Зеф, пытаясь пальцами расчесать свою спутанную золотистую гриву. — Европейцы думают, что все американцы тупые, поэтому мы и ведем себя глупо, чтобы подтвердить их мнение. Потом мы превращаемся в умников и тем самым опровергаем предрассудок эффективнее, чем если бы демонстрировали свой интеллект с самого начала, что обычно вызывает лишь смущение, сменяющееся в конце концов возмущением.
— Правда? — сказал я, все еще находясь под сильным впечатлением разыгранного спектакля. — Как это все круто продумано.
Зеф рассмеялся:
— Ну, не совсем. Это так — шутка.
Они продемонстрировали и другие свои любимые приколы. Зеф обожал изображать спасателя Малибу, а Сэмми выступал в роли «друга ниггеров». Уже одно название говорило о том, что эта штука рискованнее, чем «спасатель Малибу».
— Однажды мне здорово двинули между глаз, когда я так прикалывался, — рассказывал Сэмми, скручивая новый косяк. — На спину брякнулся.
Меня это не удивило. Прикол был таков: Сэмми начинал грузить совершенно незнакомых людей, настаивая на том, что раз в Африке есть страна под названием «Нигер», то все люди из Нигера называются «ниггерами» — неважно, белые они или черные.
— А разве их называют не «нигерийцами»? — спросил я несколько резко, хотя прекрасно понимал, что меня дурачат.
Сэмми отрицательно покачал головой:
— Все так говорят, но у меня другое мнение. Ну, сам подумай. Нигерия находится к югу от Нигера. Они граничат, и если бы нигерийцами называли жителей обеих стран, это привело бы к полному хаосу.
— У меня все же большие сомнения, что их называют «ниггерами».
— Я тоже сомневаюсь в этом. Я просто высказываю свою личную точку зрения… Черт его знает, какую, но… — Он затянулся и передал косяк мне. — Так учил меня дед. Он был полковником морской пехоты. Сэмми, говорил он, цель всегда оправдывает средства. И знаешь что, Ричард? Он был прав.
Я было собрался возразить Сэмми, но понял, что он опять глумится. И тогда я подыграл ему:
— Нельзя сделать омлет, не разбив яиц.
Сэмми улыбнулся и посмотрел на море.
— Вот так молодец, — послышалось мне. Я подумал, что это сказал Сэмми.
Молния осветила растущие на пляже пальмы, и в ее свете они показались похожими на когти на тонких лапах. Испугавшись вспышки, ящерица поспешно соскользнула с моей руки.
— Хорош малыш, — снова раздался голос.
Я нахмурился:
— А? Что?
Сэмми обернулся ко мне, улыбаясь.
— О чем ты?
— Разве ты сейчас ничего не сказал?
— Ничего.
Я взглянул на Зефа. — А ты не слышал, что он сейчас сказал?
Зеф только пожал плечами:
— Я на молнию.
— А, понятно.
Ганжа в действии, решил я.
Наступила ночь. Но дождь все лил не переставая. Этьен и Франсуаза сидели в своем домике, а Зеф, Сэмми и я оставались на крыльце, пока мы не одурели от наркотиков настолько, что у нас уже не было сил разговаривать, и мы лишь отпускали странные комментарии, когда раздавался очень сильный удар грома.
Примерно через час или два после наступления темноты к нашему крыльцу подошла работавшая в гостинице маленькая женщина-таиландка — ее почти полностью скрывал под собой гигантский пляжный зонт. Взглянув на наш наркоманский инвентарь, она слабо улыбнулась и протянула Зефу запасной ключ от их с Сэмми дома. Я воспользовался моментом, чтобы отправиться спать. Когда я желал им спокойной ночи, Сэмми прохрипел мне в ответ:
— Эй, мы были рады с тобой познакомиться. Увидимся завтра, дружище.
Он вроде сказал это без обычной иронии. Я не мог понять, то ли он продолжал прикалываться, то ли трава вышибла из него весь гарвардский интеллект. Выяснять уже не было сил, поэтому я ограничился лишь тем, что сказал «конечно», и закрыл за собой дверь.
Часа в три я на некоторое время проснулся: во рту у меня пересохло, я по-прежнему балдел. Я прислушался к тому, что происходило вокруг. До меня доносился стрекот цикад и шум набегавших на пляж волн. Гроза закончилась.
Становится тесно
На следующее утро небо еще было затянуто облаками. Когда я вышел на крыльцо, усеянное намокшими от дождя окурками, у меня возникло странное ощущение. Мне показалось, что я нахожусь дома, в Англии. Воздух был немного прохладный, я чувствовал запах мокрой земли и листьев. Протирая глаза от сна, я направился по холодному песку к дому Этьена и Франсуазы. Я постучал, но никто не отозвался, поэтому я пошел поискать их в ресторане и обнаружил, что они уже завтракают. Я заказал салат из манго, решив, что экзотический вкус, возможно, заглушит ощущение, что я в Англии, и сел рядом с ними.
— С кем это ты познакомился вчера вечером? — спросил меня Этьен, когда я пододвинул стул к столу. — Мы видели, как ты с кем-то разговаривал на крыльце.
— Мы наблюдали за тобой из окна, — добавила Франсуаза.
Я вытащил сигарету, чтобы убить время, пока принесут завтрак.
— Я познакомился с двумя американцами — Зефом и Сэмми.
Франсуаза кивнула:
— Ты рассказал им о нашем пляже?
— Нет, — ответил я, зажигая сигарету. — Нет.
— Ты не должен никому рассказывать о нашем пляже.
— Да я им ничего не говорил.
— Это секрет.
Я с шумом выдохнул дым:
— Вот поэтому я ничего не сказал им, Франсуаза.
В разговор вмешался Этьен:
— Она боялась, что ты мог… — Фраза осталась незавершенной, а сам он нервно улыбнулся.
— Да мне это и в голову не приходило, — раздраженно ответил я и с силой потушил сигарету. На вкус она была будто дерьмо.
Когда принесли салат, я попытался расслабиться. Я рассказал своим спутникам, как американцы дурачили меня вчера вечером. Франсуаза нашла эту историю очень смешной. Смех ее отчасти разрядил напряжение, и мы принялись строить планы на грядущий день.
Мы решили, что нам нужно нанять лодку. Обычные турагентства не подходили, потому что они чересчур организованны, и мы сомневались, что нам удалось бы ускользнуть от них. Нам надо было найти рыбака, который не знает о запрете на посещение парка туристами или которому на это наплевать.
После завтрака мы разделились, чтобы повысить шансы на успех предприятия. Я пошел на север, по направлению к Матлангу, а Этьен с Франсуазой двинулись на юг, в маленький городок, который мы проезжали на джипе. Мы договорились встретиться через три часа возле наших домиков.
Когда я шел по Чавенгу, солнце выглянуло из-за облаков, но настроение мое не улучшилось. Вокруг моей головы жужжали привлеченные запахом пота мухи, и пешая прогулка все более осложнялась, потому что после ночного дождя песок уже успел высохнуть.
Я начал считать попадавшиеся на пути прибрежные гостиницы. Через двадцать минут я насчитал их уже семнадцать, и не было никаких признаков, что дальше они станут попадаться реже. По крайней мере, количество «рэй-бэнов» и бетонных патио возле пальм только увеличилось. Как-то в 1984 году я сидел в гостиной, играя на своем «Атари» и слушая рассказ приходящей няни-студентки о Самуе. Пока я очищал экран компьютера от космических пришельцев, названия прочно засели в моей голове.
Паттайя была обычной дырой. В Чиангмае было дождливо и холодно. На Самуе было жарко, и остров был прекрасен. Здесь она прожила со своим другом пять месяцев, ошиваясь на пляже и делая странные вещи, о которых она нехотя и в то же время с удовольствием рассказывала.
После выпускных экзаменов нас с друзьями разбросало по всему земному шару. В августе мы начали потихоньку собираться, и я узнал, что рай моей няни был уже новостью вчерашнего дня. Новой таиландской Меккой стал расположенный по соседству остров Пханган.
Через несколько лет, когда я оформлял паспорт, намереваясь вылететь в Бангкок, мне позвонила одна моя подруга и дала совет.
— Не забивай себе голову Пханганом, Рич, — сказала она. — Хатрин давно уже не тот. Теперь там продают билеты на full-moon parties. Tay. Вот куда стоит поехать.
Через час я уже потерял всякую надежду найти какого-нибудь рыбака. Мне попадались только таиландцы, торговавшие драгоценными камнями и бейсболками. Я вернулся в Чавенг уставший, обгоревший и злой. Я пошел прямо в ресторан и купил пачку сигарет. И задымил под сенью пальмы, поглядывая, не идут ли Этьен с Франсуазой. Я надеялся, что им повезет больше.
Как в кино
Таиландцы, как и вообще все жители Юго-Восточной Азии, — жутко убедительные трансвеститы. Секрет их успеха — хрупкое телосложение и гладкие лица.
Сидя под пальмой, я увидел совершенно удивительного трансвестита. Его силиконовые груди имели безупречную форму, а за его бедра можно было расстаться с жизнью. Его пол выдавало только платье из золотистого ламе. Слишком кричащее… Тайская девушка не стала бы гулять в таком по Чавенгу.
Под мышкой он держал доску для триктрака. Поравнявшись со мной, он спросил, не хочу ли я сыграть с ним в эту игру.
— Нет, спасибо, — ответил я с нервозной поспешностью.
— Почему? — поинтересовался он. — Наверное, ты бояться, что я выиграть?
Я кивнул.
— О'кей. Может быть, ты хотеть поиграть в постели? — Он потянул за платье в месте длинного разреза, открывая потрясающие ноги. — Может быть, в кровати я дать тебе выиграть…
— Нет, спасибо, — снова повторил я, слегка покраснев.
Он пожал плечами и пошел дальше по пляжу. Через два-три домика кто-то клюнул на его предложение поиграть в триктрак. Меня одолевало любопытство, кто именно, но я не смог разглядеть из-за ствола склонившейся к земле кокосовой пальмы. Несколько минут спустя я снова посмотрел туда, но он уже исчез. Я понял, что он нашел себе партнера.
Вскоре появился сияющий Этьен.
— Эй, Ричард, — обратился он ко мне. — Ты видел проходившую здесь девушку?
— В платье из ламе?
— Да! Боже мой! Какая же она красивая!
— Ты прав.
— Вот что, Ричард, пошли-ка в ресторан. — Он протянул руку и помог мне подняться. — По-моему, у нас теперь есть лодка, на которой мы доберемся до морского парка.
Хозяин лодки был тайским вариантом гангстера. Однако вместо крысиной мордочки, тонких усиков и яркого костюма мы увидели маленького толстячка в выцветших джинсах, заправленных в гигантские кроссовки «Рибок».
— Эта можно будет устроить, — произнес он фразу из международного жаргона предпринимателей. — Конечно да. — Он ухмыльнулся и сделал широкий жест руками. Во рту у него сверкнули золотые зубы. — Никакой трудность для меня сделать эта.
Этьен кивнул. Сделку заключал он, и для меня это было очень кстати. Вести финансовые операции в бедных странах — это не по мне. Меня раздирает на части сознание того, что не следует торговаться с нищими, и ненависть к вымогателям.
— Дела том, мои друзь, что ваша путеводить неправильный. Вы можете остаться на Пхелонге одна ночь, две ночь — о'кей. Но этот остров вы можете остаться только одна ночь. — Он взял книжку Этьена и ткнул своим пухлым пальцем в остров рядом с Пхелонгом.
Этьен посмотрел на меня и подмигнул. Насколько я помнил лежавшую в домике карту мистера Дака, нужный нам остров находился по соседству с этим.
— О'кей, — сказал Этьен, заговорщически понизив голос, несмотря на то что вокруг не было ни души. — Именно этот остров мы хотим посетить. Но мы хотим остаться там дольше, чем на одну ночь. Это возможно?
Подозрительный толстяк украдкой посмотрел через плечо на пустые столики.
— Да, — прошептал он, подавшись к нам. Потом снова огляделся. — Но это больше деньги, вы понимать.
В конце концов сговорились на 1450 батах — Этьену удалось сбить первоначально запрошенную сумму в 2000 батов. Мы условились, что встретимся с толстяком завтра в шесть в ресторане, и перевозчик отведет нас к своей лодке. Этьен предусмотрительно настоял на том, что только тогда мы и отдадим ему деньги. Через три ночи он должен был вернуться, чтобы забрать нас, — таков был наш план на случай, если мы там застрянем.
После этого у нас оставались лишь две-три проблемы.
Если мы доберемся до острова, на котором находится пляж, то толстяк не обнаружит нас, когда приедет забрать нас обратно. Во избежание осложнений Этьен выдумал историю о том, будто бы мы встретимся там с нашими друзьями, и поэтому, возможно, все вернемся раньше. Никаких поводов для беспокойства.
Другая трудность заключалась вот в чем — как попасть на остров с пляжем с соседнего острова, на который доставит нас перевозчик? Мы могли бы попросить толстяка сразу отвезти нас на место, но, не зная точно, с чем мы столкнемся на пляже, мы не хотели добираться туда на моторке. И вообще, поскольку остров с пляжем закрыт для туристов, мы решили, что лучше выбрать для старта остров, на котором туристам разрешено находиться (пусть всего одну ночь).
Этьен и Франсуаза, казалось, были обеспокоены этой проблемой куда меньше, чем я. Они предложили простое решение — мы доберемся туда вплавь. Изучив карту мистера Дака и карту в своем путеводителе, они пришли к выводу, что острова расположены примерно в километре друг от друга. По мнению Этьена и Франсуазы, это было приемлемое расстояние. Я же сомневался — вспоминая нашу вчерашнюю игру в воде с нырянием. Пока мы плыли, течение снесло нас намного ниже пляжа в Чавенге. Если то же самое случится, когда мы поплывем к острову, расстояние, которое нам предстоит преодолеть, фактически удвоится, ведь нам придется постоянно корректировать свой маршрут.
И последняя проблема — что делать с вещами? Этьен с Франсуазой и здесь нашли выход. Они, несомненно, многое обдумали этой ночью, пока я курил. Когда мы потом сидели на мелководье и набегавшие волны приносили песок к нашим ногам, мои спутники рассказали мне, что они придумали.
— Рюкзаки — это ерунда, Ричард, — сказала Франсуаза. — Может быть, они даже помогут нам плыть.
Я вскинул брови от удивления:
— Как это?
— Нам нужно несколько полиэтиленовых пакетов, — пояснил Этьен. — Если у нас будет несколько таких пакетов, мы завяжем их, чтобы в них не смогла попасть вода. Тогда… они будут держаться на плаву. С воздухом внутри.
— Так. Ты думаешь, получится?
Этьен пожал плечами:
— Думаю, да. Я видел это по телевизору.
— По телевизору?
— В сериале «Команда „А“».
— «Команда „А“»? Замечательно. Тогда все будет в порядке.
Я лег обратно в воду и положил голову на руки, упершись локтями в дно.
— По-моему, тебе крупно повезло, Ричард, что ты познакомился с нами, — засмеялся Этьен. — Без нас ты наверняка не смог бы добраться до пляжа.
— Да, — добавила Франсуаза. — Но нам тоже повезло, что мы встретились с ним.
— Ну конечно. Без твоей карты, Ричард, мы бы не смогли найти пляж.
Франсуаза нахмурилась, а затем улыбнулась мне:
— Этьен! Нам в любом случае повезло, что мы познакомились с ним.
Я улыбнулся в ответ, отметив про себя, что плохое настроение, которое было у меня утром, безвозвратно исчезло.
— Нам всем повезло, — сказал я радостно.
— Да, — кивнул Этьен.
Несколько минут мы молчали, прямо-таки наслаждаясь своим счастьем. Потом я встал и хлопнул в ладоши:
— Хорошо. А почему бы нам теперь не совершить дальний заплыв? Это была бы неплохая тренировка.
— Замечательная идея, Ричард, — отозвался Этьен, тоже вставая. — Пошли, Франсуаза.
Она отрицательно покачала головой и надула губы:
— Я, пожалуй, останусь здесь позагорать. Отсюда я буду наблюдать за двумя сильными мужчинами. И увижу, кто из вас заплывет дальше.
Меня охватили сомнения. Я взглянул на нее, пытаясь определить, действительно ли в ее словах был особый смысл. Она смотрела на направлявшегося к воде Этьена, ничем не выдавая себя.
Увы, подумал я, это всего лишь мои фантазии.
И все же я не знал, что думать. Когда я вошел в воду вслед за Этьеном, то никак не мог избавиться от мысли, что сейчас глаза Франсуазы устремлены на меня. Перед тем как вода стала достаточно глубокой, чтобы можно было плыть, мне захотелось убедиться, что это так, и я оглянулся. Франсуаза выбралась подальше на сухой песок и теперь ложилась на живот — головой к пляжу.
Значит, все-таки фантазии…
Эдем
Закат был великолепен. Красное небо мягко переходило в темную синеву, где уже сияло несколько ярких звезд. Пляж был полон гибких теней, которые отбрасывали в оранжевом свете возвращавшиеся в свои дома люди.
Я накурился. Я дремал на берегу с Франсуазой и Этьеном, отходя после нашего с ним героического заплыва, когда появились Сэмми и Зеф с завернутой в газету травой. Они провели весь день в Ламае в поисках пропавшего ключа и нашли его висящим на воткнутой в песок деревяшке. Они купили травки, чтобы отпраздновать это событие.
— Кто-то повесил ключ туда, зная, что мы придем искать его, — сказал Зеф, подсаживаясь к нам. — Неплохо придумано, а?
— Наверное, это была не очень умная мысль, — ответила Франсуаза. — Кто-нибудь мог взять ваш ключ и ограбить вас.
— Вообще-то да. — Зеф взглянул на Франсуазу, по всей вероятности, впервые заметив ее, и слегка тряхнул головой. Возможно, он старался отогнать только что появившееся у него в мозгу видение. — Нет, ты определенно права.
По мере того как трава начинала действовать, солнце быстро спускалось к горизонту. Теперь мы все сидели и сосредоточенно наблюдали игру красок на небе, как будто смотрели телевизор.
— Эй, — громко сказал Сэмми, возвращая нас к действительности из наших грез. — Замечал ли кто-нибудь из вас, что если смотреть на небо, то в облаках можно разглядеть очертания животных и лица?
Этьен огляделся вокруг.
— Замечали ли мы? — переспросил он.
— Да, — продолжил Сэмми. — Удивительно. Смотрите, прямо над нами плывет маленькая утка, а вот это облако похоже на человека с большим носом.
— Вообще-то я на все такое обращал внимание, когда был еще маленьким.
— Маленьким?
— Да. Конечно.
Сэмми присвистнул:
— Черт возьми! А я вот только теперь заметил. Видишь ли, тут дело в моей родине.
— Да? — удивился Этьен.
— Понимаешь, я вырос в Айдахо.
— А, — кивнул Этьен и смутился. — Айдахо. Да, да, конечно. Я слышал об Айдахо, но…
— Ты слышал об Айдахо? Там никогда не бывает облаков.
— Никогда не бывает облаков?
— Да, в Чикаго очень ветреная погода, а Айдахо — безоблачный штат. Это как-то связано с атмосферным давлением, в чем я плохо разбираюсь.
— Там что, совсем не бывает облаков?
— Совсем. — Сэмми выпрямился, сидя на песке. — Я помню, как в первый раз увидел облако. Это случилось летом семьдесят девятого в окрестностях Нью-Йорка. Я увидел эту громадную пушистую штуку в небе и протянул руку, чтобы схватить ее… но она была слишком высоко. — Сэмми печально улыбнулся. — Я повернулся к маме и спросил ее: «Мамочка, почему у меня нет такой сахарной ваты? Ну почему?» — Голос Сэмми стал прерывистым, и он отвернулся. — Извините. Всего лишь глупое воспоминание.
Зеф наклонился к нему и похлопал его по спине.
— Эй, парень, — пробормотал он, достаточно громко, чтобы мы его слышали. — Все в порядке. Выговорись. Мы же все тут твои друзья.
— Да, — сказал Этьен. — Мы ничего не имеем против. У каждого есть какое-то печальное воспоминание.
Сэмми быстро обернулся. Все его лицо сморщилось:
— А у тебя, Этьен?.. У тебя тоже есть какое-то печальное воспоминание?
— Да. У меня в детстве был маленький красный велосипед, но его украли.
Сэмми помрачнел:
— Похитители велосипедов? Они украли твой маленький красный велосипед?
— Да. Мне было тогда семь лет.
— Семь! — вскрикнул Сэмми и сильно ударил по земле кулаком, обсыпав всех песком. — Господи Иисусе! С ума можно сойти!
Наступило неловкое молчание. Сэмми вытащил ризлу и начал судорожно скручивать косяк, а Зеф сменил тему разговора.
Эта вспышка была скорее всего тонким ходом. Ответ Этьена настолько умилял, что было бы жестоко открывать парню карты. У Сэмми оставался единственный выход — положить розыгрышу конец. Насколько я понял, Этьен теперь до конца жизни будет верить, что в Айдахо не бывает облаков.
Когда мы выкурили косяк, солнце уже почти исчезло за горизонтом. Над морем мерцала лишь еле заметная желтая дуга. Подул легкий ветер, погнавший по песку обрывки ризлы. Ветерок принес с собой запахи еды из ресторана — запах лимонной травы и жареных моллюсков.
— Я хочу есть, — сказал я.
— Хорошо пахнет, правда? — спросил Зеф. — Я бы управился сейчас с большой тарелкой лапши с курятиной.