«Егда той воин и воевода князь Михайло Васильевич Шуйской послушав царя, и приехал в царствующий град Москву из слободы Александровы, и напрасно[15] грех ради наших родися боярину князю Ивану Михайловичу Воротынскому сын княжевны Алексей. И не дошед дву месяц по четыредесять дней рождения, бысть князь Михайло крестный кум, кума же княгиня жена князя Дмитрия Ивановича Шуйского Марья, дочь Малюты Скуратова. По совету злых изменников своих и советников мысляше во уме своём злую мысль изменную уловити аки в лесе птицу подобну, аки русь изжарити, змия лютая злым взором, аки зверь лютый: дияводу потеха бесится, сатане невеста готовится. И как будет после честного стола пир на весело, и диавольским омрачением злодеянница та княгиня Марья, кума подкрестная подносила чару пития куму подкрестному и била челом, здоровала с крестником Алексеем Ивановичем. И в той чаре в питии уготовано лютое питие смертное. И князь Михайло Васильевич выпивает ту чару досуха, а не ведает, что злое питие лютое смертное. И не в долг час у князя Михайла во утробе возмутилося, и не допировал пиру нечестного и приехал к своей матушке княгине Елене Петровне. И как всходит в свои храмы княжецкие, и усмотрела его мати и возрила ему в ясные очи; и они у него ярко возмутилися, а в лице у него страшно кровию знаменуется, а власы у него на главе, стоя, колеблются. И восплакалася громко мати его родимая и во всех слёзах говорит ему слово жалостно: «Чадо моё сын, князь Михайло Васильевич, для чего ты рано и борзо с честного пиру отъехал? Любо тобе богоданый крестный сын принял крещение не в радости? Любо тобе в пиру место было не по отечеству? Или бо тебе кум и кума подарки дарили не почестные? А кто тебя на пиру честно упоил честным питием? И с того тебе пития век будет не проспатися. И сколько я тобе, чадо в Олександрову слободу приказывала: не езди во град Москву, что лихи в Москве звери лютые, а пышат ядом змеиным изменничьим».
И паде князь Михайло на ложи своём, у него утроба люто терзатися от того пития смертного. Он же на ложе в тосках мечущеся и биющеся и стонуще и кричаще люте зело, аки зверь под землёю, и желая отца духовного. Мати же да жена его княгиня Александра Васильевна и весь двор его слёз и горкаго вопля и кричания исполнися. И доиде в слух сия болезнь его страшная до войска его и подручия[16], до немецкого воеводы, до Якова Пунтусова (Яков Делагарди, сын Понтуса Делагарди – шведский полководец, воевавший вместе с М.В. Скопиным-Шуйским против поляков и Лжедмитрия II).
И многи дохтуры немецкие со многими лечебными пригодами не можаше никако болезни тоя возвратити. Из двора дохтуры немецкия от князя идяху и слёзы испущаху, аки о госудаге своём.
Юноша с девы и старцы со юнотами и мати со младенцы и всяк возраст человечь со слезами и с великим рыданием. От войска же его дружины хоробрыя ближние его подручники, воеводы и дворяне и дети боярские и сотники жалостно во слезах глаголасие и причитаху: «О господне не токмо, не токмо, но и государь наш, князь Михайло Васильевич! Отошёл еси от сего света, возлюбил еси небесному царю воинствовати, а нас еси кому ты оставил? И хто у нас грозно и предивно и хоробро полки урядит? И кому нас приказал служити и у ково нам жалованья просити и за кем нам радошно и весело на враги ехати ко брани? Не токмо, государь наш, подвигом своим врагов устрашал, но и мыслию помыслить на врагов, на литовских и польских людей, и оне от мысли твоея дале бегут, со страхом емлются. А ныне мы аки скоти без словеснии, овцы, не имуще пастыря крепкаго. У тебя, государя нашего, в полцех войска нашего и без казни страшно и грозно, а радошны и веселы. И как ты, государь наш, в полцех у нас поедешь, и мы, аки на небесное солнце, назретися не можем».
Таже прийде немецкий воевода Яков Пунтусов со двенадцатьми своими воеводы и со своими дворяны. Московские же вельможи не хотяху его во двор ко князю пустити, неверствия ради, к мёртвому телу. Яков же з грубными словесу во слезах излагала: «како мя не пустите не токмо господина моего, но и государя, кормильца моего, своими очи же мне видети? Что ся таково содеяся?» И пустигла его горко, и целовала его тело; простяся и прошед со двора, плакася горце и захлебаяся, глаголасие во слезах: «Московские народи! Да уже мне не будет не токмо на Руси вашей, но и в своей Немецкой земли, но и от королевских величеств государя такова мне».
И слышавшее народное множество, что хотят тело его в Чудов монастырь положить, и возопиша всенародное множество, яко единели усты: «Подобает убо таковаго мужа, воина и воеводу и на сопротивныя одолителя, яко да в соберной церкви у архангела Михаила положен будет и гробом причтей царским и великих князей великие ради его храбрости и одоления на враги и понеже от их же рода и колена», яко же напереди реком.
Не токмо на Русские земли народом и всему миру плакати, но и иноземцем и немецким людям и самому свицкому[17] воеводе Якову Пунтусову плачуще, и к русскому народу во слезах от жалости глаголет: «Уже де нашего кормильца и вашего доброхода, Русская земли стояла и забрала, крепкаго воеводы не стало».
Мати же причетали от жалости: «О чадо моё, милый князь Михайло! Для моих слёз на весь свет из утробы моея родился! И как еси во утробе моей зародился? И как утроба моя тобою не просядеся излияти тебя на землю?» А жена его причитала: «Государю мой, князь Михайло Васильевичь! Жена ли тебе не в любве яз грешница? Того ли еси ради смерти предался? И почто ми еси не поведал? И ныне возьми меня под свой каменной гроб, и под гробом смерти предамся! М готова есми за тобя во аде мучитися, нежели мне от тобя на сем свете живой остатися!»
Яко и сам царь Василий, егда от погребения возвратися, и пришед в палату свою, и на злат стой свой царский ниц пад, и плачася, захлебаяся горко, смоча слезами стол, слёзы на пол с стола каплющи. Матерь же его, княгиню Елену, и жену его, княгиню Александру, ближнии их верные слуге едва с нужею от гробницы отволочаля в дом свой. Черноризицы же, иноки и вдовицы во слезах же утешали их: «Да не плачитеся, княгиня Елена Петровна и княгиня Александра Васильевна, но богу убо так извольму, краткой век жити ему: вам бо от многаго плача и тучи великия во иступлении ума не быти». И те же княгины, мати его и жена, пришедше же в дом свой падше на стол свой ниц, плакахуся горце и захлебающе, стонуще и слезами своими стол уливая и слёзные быстрины, аки речные струя, на пол со стола пролияшеся и до утра без пищи пребывая».[18]
Заключение
Из всех Шуйских оставался в живых только младший брат царя Иван – это был недалёкий и ничем не замечательный человек. Он дождался воцарения Михаила Романова, возвратился в Россию, тихо и мирно сидел в боярской Думе и умер в 1638 году. С ним пресёкся знаменитый и некогда многочисленный род Шуйских.
Трагедия Шуйских больше чем фатальная. Противопоставляя себя самодержавию, они часто взывали к лучшим чувствам народа. Но став сами правителями, позабыли о воле простого люда, стали действовать с оглядкой на бояр. И народ их оставил.
Литература
1. Баделин В.И. Люди и легенды Верхневолжья. – Верхневолжское книжное издательство. Ивановское отделение, 1990.
2. Брокхауз Ф.А., Ефрон И.А. Энциклопедический словарь. Том XXXIX. – СПб: 1903.
3. Гудзий Н.К. Хрестоматия по древней русской литературе. – М.: Просвещение, 1973.
4. Иллюстрированная хронология истории Российского государства в портретах. – М.: Творчество художественной печати, 1909.
5. Ильин С. Династия Шуйских // Знамя коммунизма, 1989, №163.
6. Карамзин Н.М. Предания веков. – М.: Правда, 1988.
7. Петров П.Н. История Родов русского дворянства. Том I. – СПб: Книгоиздательство Герман Гоппе, 1886.
8. Петрушевский А. Рассказы про старое время на Руси. – Ярославль: 1994.
9. Россия. Том I. – СПб: 1899.
10. Сипофский В.Д. Родная старина IX-XVI в.в. – СПб: Типография Демидова В.Ф., 1879.
11. Соловьёв С.М. Чтения и рассказы по истории России. – М.: Правда, 1989.
12. Шишин В. Новый взгляд на династию Шуйских. // Шуйские известия, 1991, №153.
13. Шишин В. Откуда пошло прозвище Кирдяпа-«державный»? // Шуйские известия, 1991, №186.
14. Шишин В. Царские особы в нашем городе. // Шуйские известия, 1993, №186.
15. Шишин В. Шуя в 17 веке. // Шуйские известия. 1991, №133.
16. Шишин Н. Смутное время и шуяне. // Шуйские известия, 1992, №96.
[1] Карамзин Н.М. Предания веков. – М.: Правда, 1988 – 205 с.
[2] Соловьёв С.М. Чтения и рассказы по истории России. – М.: Правда, 1989 г.
[3] Карамзин Н.М. Предания веков. – М.: Правда, 1988 – 230 с.
[4] Карамзин Н.М. Предания веков. – М.: Правда, 1988 – с. 318
[5] Карамзин Н.М. Предания веков. – М.: Правда, 1988 – с. 278
[6] Соловьёв С.М. Чтения и рассказы по истории России. – М.: Правда, 1989 – с. 343.
[7] Россия. Том 1. – СПб: 1899 – с.195.
[8] Карамзин Н.М. Предания веков. – М.: Правда, 1988 – с. 306.
[9] Карамзин Н.М. Предания веков. – М.: Правда, 1988 – с. 315.
[10] Карамзин Н.М. Предания веков. – М.: Правда, 1988 – с. 319.
[11] Карамзин Н.М. Предания веков. – М.: Правда, 1988 – с. 334.
[12] Карамзин Н.М. Предания веков. – М.: Правда, 1988 – с. 340.
[13] Карамзин Н.М. Предания веков. – М.: Правда, 1988 – с. 349.
[14] Карамзин Н.М. Предания веков. – М.: Правда, 1988 – с. 356.
[15] неожиданно
[16] подначально
[17] шведскому
[18] Хрестоматия по древнерусской литературе. – М.: Просвещение, 1973 – с. 314-321.