Принципы философии Возрождения
Хронологически эпоха Возрождения охватывает период с ХIV в. до конца ХVI — начала ХVII вв. Сам термин «Возрождение» или «Ренессанс», возникновение которого связано с именем Якоба Буркхардта, опубликовавшего в 1860 г. книгу «Культура Ренессанса в Италии», характеризует прежде всего культуру Италии, ставшей в этот период своего рода центром притяжения интеллектуальной и гуманистической мысли складывающихся национальных государств Западной Европы. И хотя термин «гуманизм» появился позднее, именно он стал определять философскую мысль эпохи. Гуманистическое направление рождалось вне школьной традиции. Его средоточием были кружки, возникавшие при дворах государей или меценатов. Как правило, гуманистами были ученые без ученых званий, объединенные не по сословному признаку, а именно собственной образованностью. Гуманистом считался человек, для которого изучение греческой и латинской древностей, почитавшихся образцами культурной работы, было необходимостью. Исследование и переводы на национальные языки оригиналов античной классики составляли основу их деятельности. Такая работа способствовала выявлению фальшивок, созданных на латинском языке.
Гуманизм способствовал этическим преобразованиям. Основание человеческого благородства гуманисты полагали не в сословной принадлежности, а в личности, ориентированной, на открытость всем традициям. Союз разума и веры был разорван, что послужило не просто возникновению критического отношения к церкви как институту, но и переосмыслению роли религии, которая автономизировалась, подобно тому, как автономизировались многие философские дисциплины. В ряде стран это вело к реформированию религии и церкви, получившему общее название протестантизма.
|
|
Одним из главных принципов мышления была полилогичность философской логики, смыслов понимания и субъектов логики. Это означало сопряжение различных категориальных систем, происходящее скорее в русле общения, но в форме всеобщности. Такого рода полилогичность была тесно связана с социально-политическими изменениями в жизни Западной Европы, где рождались национальные государства и гражданские общества, что привело к появлению идеи политических свобод, в свою очередь автономизировавших политическую философию, с одной стороны и созерцательную метафизику – с другой. Савонарола и Марсилио Фичино представляли собой два типа нового отношения к миру: если первый участвовал в борьбе против тирании, то второй искал убежища от мирских бурь.
Идея полилогичности способствовала не только открытости традициям, но и отказу от верности какой-либо одной из них. Так, например, гуманисты отвергали философский культ Аристотеля, что имело важное методологическое значение: происходило освобождение от свойственной Средневековью власти авторитета. Всякий приступавший к философии имел перед глазами авторов, мыслям которых он мог следовать, учась не только защищать свои взгляды, но и опровергать чужие. Стоики, академики, эпикурейцы оспаривали друг друга, используя новые переводы и открывая забытые произведения. Так, в начале ХV в. была обнаружена поэма Лукреция «О природе вещей». Изменилась идея диалога, широко использовавшаяся и в Античности, и в Средние века. Участники диалога строили свои доказательства на паритетных началах, утверждая, что истина в развитии спора не одна.
|
|
В эпоху Возрождения кардинально изменилась картина мира, связанная с открытиями Николая Коперника (1473–1543). Место геоцентрической системы заняла гелиоцентрическая, которая привела к десакрализации космоса, к разрушению иерархической структуры мироздания, основанной на Библии. Провозглашался принцип самодвижения тел, а мир предстал как неизмеримая бесконечная сфера, где нет неба и земли. Это привело к тому, что отпадала надобность в интеллигенциях (душах небесных тел), ангелах и в неподвижном перводвигателе.
Философию Возрождения можно разделить на два направления, взаимопредполагающих друг друга:
· гуманистическое и антропоцентрическое (середина ХIV в. – середина ХVI в.);
· натурфилософское (вторая половина ХV в. – начало ХVII в.).
Смысл гуманистической антропологии состоит в том, чтобы земной мир представить обширным полем реальной человеческой деятельности. Творческим началом мира по-прежнему считался Бог, передавший в акте творения эту способность и человеку. Потому смысл философии виделся в раскрытии гармоничного единства Божественного и человеческого, а не в их противопоставлении. Задача человека состояла не в преодолении греховности, а в умении следовать природе, на началах которой должна обосновываться человеческая мораль. Потому идее христианского подвижничества нет места в гуманистическом учении о человеке. Ее место занимает ярко выраженный антиаскетизм, в основании которого лежат идеи наслаждения, пользы и личной выгоды. Неслучайно именно в этот период происходит полная реабилитация идей Эпикура. Как говорил Джаноццо Манетти (1396–1459), существование наук и ремесел, мореплавания и способности открывать новые земли есть лучшие доказательства достоинства и величия человека. Взгляд на мир с точки зрения человека привел к созданию утопий как проявления проективных возможностей человека и рождающейся на основании эмпиризма науки с ее требованием верификации результатов не прошлым, а будущим.
|
|
Под натурфилософией понималась не только философия природы, но познание законов универсума, противостоящее книжному знанию схоластики и теологическим построениям. Вместе с тем огромное значение придавалось изучению магии и алхимии. Пророки и маги Древнего Востока и Древней Греции (Гермес Трисмегист или Триждывеличайший, Сивиллы, Зороастр, Орфей) считались основателями теологической и философской мысли, хотя, как это известно сейчас, они не были авторами приписываемых им текстов. Но и философы Античности, и Отцы церкви, для которых Гермес, считавшийся не менее древним, чем Моисей, почитали их за подлинные. До эпохи Просвещения Герметический корпус, представлявший синтез язычества, христианства и магии, был одним из важнейших для гуманистов. Речь шла о востребованности всех идей, способствующих открытию тайн природы. Кроме того, в этих текстах фиксировались как пути эволюции от мифологии к метафизике, так и возможность представления мифологии как метафизики и метафизики как мифологии. Возрождению, не почитавшему формальную логику, такое сосуществование казалось более надежным. В Герметическом корпусе содержится также некий вариант Нагорной проповеди, подтверждающий, что спасением человек обязан Сыну Божьему.
Не менее важными были «Книги Сивилл» (восходящие к пророческой древнееврейской традиции), «Халдейские оракулы» (зороастрийская традиция) и орфизм. Первые свидетельствуют о традиции передачи сокровенного, эзотерического, знания священному, но ведомому, экзотерическому, вторые обнаруживают превосходство магического знания над спекулятивным, третий выражает теолого-философские идеи через гимны.
Смыслы философствования
Первым гуманистом, как правило, называют Франческо Петрарку.
Франческо Петрарка (1304–1374) родился в Ареццо, учился тривию в Монпелье, гражданскому праву в Монпелье и Болонье. Великий поэт, он был коронован лавровым венком в Риме. Дружил со многими знаменитыми семействами, путешествовал во Францию и Германию.
Возрождение в лице Петрарки отвергло многослойную трактовку произведений, свойственную Средневековью, сосредоточившись в основном на светских элементах. Это не свидетельствует об исчезновении религиозных начал мышления, но важнее оказалось переключение культовых ситуаций в культурные. Возникла идея, обратная идеям Средневековья, где религиозность приобретала внеконфессиональный смысл. Собственно человеческое бытие, как сердцевина каждого гуманистического произведения, придавало ему внемирской, равно как и внерелигиозный характер, образуя особый, словесно-поэтический универсум. Основным гуманитарным методом, способствующим «глубокому и сосредоточенному размышлению», Петрарка провозгласил метод замедленного кропотливого вопрошания (чтения). Любой диалог ведется с позиций профана, незнанием своим доводящим до изнеможения самоуверенное всезнание. Именно такого рода диалог, в котором одновременно обнаруживаются и трудности схоластики, и трудности профанического гуманизма, представляет диалог Петрарки с Августином «Моя тайна, или О презрении к миру». Практикой общения становятся поиски смысла речи, основанной на взаимопонимании. Возможность беседы рассматривается как личный призыв, предполагающий равноправных субъектов и субъект-субъектные отношения.
Петрарка был не только автором первой автобиографии («Письмо к потомкам»), он теоретически обосновал этот жанр в полемике с «Исповедью» Августина. Отличие в следующем. Хотя и исповедь, и биография предполагают самоотстранение, но исповедь настроена на предельную откровенность и покаяние. Голос совести в исповеди соотнесен с Богом, т.е. сопоставляются разные ценностные миры. В биографии же Я-автора и Я-героя настроены на события одного ценностного мира. Биография фокусируется вокруг конкретной авторской идеи, которая не требует откровенности, но зато может быть свидетельством самопостроения человеческой судьбы и самолегенды о собственной жизни. Средневековый мир, понимаемый как тайна Бога, преображался в мир как тайну человека.
По пути Петрарки следовал Колюччо Салютати (1331–1406), настаивавший на превосходстве «свободных искусств» перед естествознанием и медициной. В центр философского рассмотрения он поставил акт воли как упражнение в свободе, утверждающей приоритет деятельной жизни над созерцательной.
Гуманисты Леонардо Бруни (1370/74–1444) и Поджо Браччолини (1380–1459) известны прежде всего как открыватели и переводчики античных рукописей. Бруни был переводчиком Платона, Аристотеля, Плутарха, Демосфена, Ксенофонта и др. Античные мыслители были для него наставниками гражданских добродетелей. Человек понимался как политическое животное, реализующее себя в активной гражданской деятельности. Высшее благо у Бруни не является трансцендентным: оно преобразуется в конкретное благо человеческой жизни. Браччолини считал целью гуманистической деятельности (литературы) – образование гражданских добродетелей человека, и на первый план ставил деятельную жизнь. В его трудах переоценивается роль богатства, которое полагается основой государства, позволяющей создавать прекрасные произведения человеческого духа.
Математик, архитектор и философ Леон Баттиста Альберта (1404–1472), также как Бруни и Салютати, опирался на приоритет моральной философии в противовес теологии. Он полагал, что людям не подвластно знание высших сущностей, но подвластен опыт. В центре его концепции стоит «человек ловкий» (homo faber), активизирующий собственные возможности и возможности других людей. Основное свойство такого человека – быть добродетельным. Под добродетелью понимается способность к совершенствованию, возвышающая человека над остальными вещами. Потому он полагает ошибочным мнение Эпикура о высшем божественном счастье, которое заключается в отсутствии дела, зато присоединяется к позиции стоиков и платоников, полагающих, что цель человека — в синтезе созерцательной и активной жизни и в дружеской устремленности.
Одной из крупнейших фигур возрожденческого гуманизма был Лоренцо Вала.
Лоренцо Валла (1407–1457)известен как критик Библии (Нового Завета), блестящий знаток греческого и латинского языков, хотя и не учился в университете. В молодости Балла был близок римской курии, где при дворе папы Мартина V собрались известные гуманисты Поджо Браччолини, Чинчо Романо, Панормита и др. В 1431–1433 г. Балла читал риторику в университете Павии, с 1435 г. по 1447 г. был секретарем короля Альфонсо Арагонского. Между 1438 г. и 1442 г. он написал диалог «О свободе воли», в 1440 г. – «О Константиновом даре», где доказывал необоснованность притязаний пап на светскую власть. За это Баллу обвинили в ереси. От наказания его спасло вмешательство короля. Последний период жизни Баллы связан с Римом, где ему покровительствовал Николай Кузанский.
Диалог «О свободе воли» Лоренцо Валлы, направленный против Северина Боэция, посвящен проблеме предопределения. По мнению Валлы, Бог, скрыв причину какого бы то ни было акта, создал видимость свободы воли. Ни один страстный поклонник философии не может быть угоден Богу, обладающему волей миловать или карать, невзирая на качество поступка. Причина такой воли не известна ни людям, ни ангелам. Но именно это незнание есть основание свободы. Незнание, полагает Балла, не отвращает от Бога, поскольку к Нему ведет не познание, а любовь и смирение. Знание же не только не укрепляет веру, но является основой безумия. Незнание Божественной воли обрекает нашу волю на свободу при условии веры в лучшее и способствует признанию Провидения как воли Бога.
Исходная полемичность со Средневековьем заложена в трактате Валлы «Перекапывание всей диалектики вместе с основаниями всеобщей философии». В нем он возносит хвалу скромности и умеренности в славословии, полагая это истинным благородством, которое не боится перечить авторитету. Таким авторитетом, по его мнению, считался Аристотель. Однако то, что хорошо на одном языке, вряд ли хорошо на другом. Авиценну и Аверроэса он называл варварами, вряд ли знавшими греческий язык. Вместо идеи Слова, творящего мир, Валла в качестве первопринципа предлагает идею вещи, что вполне согласуется с его идеей свободы как незнания. Слово Божье неведомо, все, что известно, известно из уст человека, но человеческие слова покоятся рядом с вещью, образуя «опыт человека, который есть создатель слов».
Есть два вида исходных начал: категории и трансценденции. К первым относятся 10 категорий Аристотеля, ко вторым – шесть понятий: вещь, сущее, нечто, единое, истинное, благое, и все их можно объединить именем «вещь». Балла издевается над фразами типа «камень есть сущее», полагая, что правильнее говорить «камень – это вещь». Слова он полагает метками вещей. Истинное начало – не до вещи (как полагали реалисты), не в промежутке между вещами, а в самой вещи. Знание или понятие о какой-либо вещи есть истина.
Расщепление миров
Спор с идеями Платона и Аристотеля не прекращался весь период Средневековья. В эпоху Возрождения акцент на эти идеи был сделан не только потому, что гуманисты, полемизируя со Средневековьем, обращали основное внимание на античное наследие, но и вследствие непосредственного общения с византийской философией. Византийцев приглашали в Италию для обучения греческому языку. В 1439 г., когда обсуждался вопрос о союзе между греческой и римской церквами, в Италии было много византийцев, а в 1453 г., после захвата турками Константинополя, возникла греческая диаспора.
Особую роль в формировании ренессансного мышления сыграла философия Николая Кузанского.
Николай Кузанский (1401–1464) родился в местечке Куза в Южной Германии, учился в Падуе. Его собственное имя – Кребс. В 1426 г. он стал священником, в 1448 г. – кардиналом. Похоронен в Риме в церкви Св. Петра в оковах. Ему принадлежат трактаты «Об ученом незнании», «Об уме», «О предположениях», «Простец», «О видении Бога», «Компендий» и др.
Диалог «Об уме», как это показал В.С. Библер, – ключевой для понимания возрожденческого мышления, поскольку в нем даются определения интеллекта или разума, рассудка и ума. Интеллект есть интегральное, бесконечное основание всей познавательной деятельности человека. В нем возникают «первообразы» вещей, исходные идеи, не сводимые ни к первоначальным ощущениям, ни к их рассудочной сумме. Рассудок – способность умозаключения. Рассудок не выходит за пределы ощущений, по содержанию все рассудочное сводится к эмпирическому, чувственному. Форма же этого обобщения зависит от интеллекта (ума и способности суждения). Рассудок предельно несамостоятелен, его зависимость от интеллекта обусловила его двуосмысленность: он обладает способностью индукции относительно чувственных данных и способностью дедукции внутри рассудочных понятий. Он, с одной стороны, ничто без ощущений, а с другой – ничто вне слова, имени или термина.
Ум – основное понятие в логике именно Николая Кузанского – это определение интеллекта в момент его превращения в иную логику. Это конкретно историческое, особенное определение всеобщего разума. Ум (mens) Николай Кузанский производит от лат. Mensurare) – определять, что важно для понимания его методологической идеи. Ум есть измеритель или определитель вещей. Такое определение меры, внутренней границы предмета надо понимать не в смысле количественного измерения с помощью циркуля или линейки, а в смысле фиксации величины вещей или напряженности процессов, уже имеющих свою меру бесконечного. Очередь линейки и циркуля наступает тогда, когда ум определил меру вещам, т.е. когда он сворачивает бесконечное в конечное и, тем самым, делает бесконечное познаваемым, а конечное – образом вечности как мира бесконечного линейного следования.
Средневековая идея творящего субъекта требовала довести содержательность субъекта до идеальной точечности, где осуществляется то, что Николай Кузанский назвал «совпадением противоположностей», но где не просто совпадают максимум и минимум: в точке (в силу того, что она точка) субъект не может быть понят как сотворенный, он может быть понят как ничто, как абсолютно неиное. Такой субъект не может охватывать ни одного предмета, ни одной мысли, ни одного чувства, поскольку в противном случае в его определение входило бы нечто пространственное. Но как только все предметы мыслятся сосредоточенными в точке начала бытия, они оказываются тождественными друг другу. Круг, сжатый в точку, тождествен треугольнику, треугольник, сжатый в точку, тождествен шару, линия – кругу.
В диалоге «Об ученом незнании» образ точки есть логический образ бесконечного, всеохватывающего субъекта. Парадоксальность такого образа в том, что эта всеохватывающая точка все имеет вне себя. В «охвате точкой» объект понят как сотворенный. Но оказалось, что он не нуждается в сотворении, поскольку логически он обнаружен как нечто, несводимое к субъекту. Свертывался в точку мир Августина – Фомы Аквинского, добытийного творящего Субъекта. Но при развертке точки обнаружился мерный мир бесконечного линейного следования, мир Нового времени. Давайте это удалим?
Превращая логику субъекта в логику бесконечного объектного движения, ум перестраивает другие способности интеллекта, наделяя их исторически неповторимым содержанием. Когда ум соотносит слово рассудка с определенным образом, то дедукция оказывается не абстрактной формой любого рассуждения, а логической расшифровкой движения математической точки по бесконечно большой окружности. Когда ум соотносит рассудок с идеями разума, доказательство получает внутренний критерий своей истинности. Собственно логикой Николай Кузанский называет рассудочное движение, хотя подчеркивает, что предмет, воспроизводясь в уме, не сводится к слову, и требует от философа всматривания в вещи «по ту сторону значения слов». Этим он освобождает силу ума, способствующую логическим превращениям.
Значение логики Николая Кузанского и для философии Возрождения и для будущей философии Нового времени состоит в том, что Николай Кузанский показал мышление не в действии на нечто другое, видимое через результаты, а в готовности к действию, в его замкнутости на себя. Результатом действия субъекта творчества будет не развитие теории, но развитие предопределений теорий как логических возможностей творящего субъекта. Способности творческого интеллекта в ХV в. эмпирически были обнаружены в мышлении индивида, но по происхождению они были проекциями в индивидуальный разум:
· аристотелевских форм единичного предмета;
· платоновских форм-идей, образующих идеальный мир;
· идеализаций движения, не сводимых ни к качеству, ни к идее, ни к форме;
· неподвижного двигателя (формы форм), идея которого исключала вопрос о том, почему он движется.
Эти абсолютно автономные предметы познания замыкались каждый на себя, формировали непересекающиеся миры, в которых реально существовал в разных планах и в разных смыслах земной человек. Абсолютная гетерогенность этих миров при абсолютной моногенности методологического замысла – это характерная трудность мышления в эпоху Возрождения, оказавшаяся предпосылкой для формирования нововременной логики. Возрождение, с одной стороны, расщепило единый мир Аристотеля – Платона и довело противоречивые идеализации античности до той точки, где они развились в формах противоположности, став логическими абсолютами. С другой, оно расщепило монотонный мир Средневековья, придав абсолютный характер не только Богу, но и конечному, земному человеку. Но все эти независимые миры Возрождение столкнуло в одном логическом пространстве, приняло их как одинаково допустимые и необходимые для мышления. Созданию таких независимых миров посвящена деятельность Марсилио Фичино.
Марсилио Фичино (1433–1499), глава Флорентийской Платоновской академии, переводчик Герметического корпуса, Гимнов Орфея, комментариев к Зороастру, переводчик Платона, Плотина, Порфирия, Ямвлиха, Прокла, Псевдо-Дионисия Ареопагита, Михаила Пселла, автор трудов по философии и магии. Свои идеи Фичино изложил в труде, названном «Платоновское богословие».
Философия, на его взгляд, есть именно «ученое богословие», призванное к «озарению» ума. Ее смысл состоит в подготовке души к восприятию Божественного откровения, когда философия и религия будут представлять тождество. Такое представление о философии Фичино связывает с учениями Гермеса Трисмегиста, Орфея и Зороастра, но оно не противоречит и христианским концепциям. Речь в нем идет не о принципах творения мира, но о системе отношений между Богом и миром, между которыми он предполагает глубочайший разрыв, который необходимо преодолеть. Средства этого преодоления находятся в правильном постижении иерархии мира, части которого согласуются в определенном порядке.
Метафизическая реальность описывается Фичино в виде нисхождения совершенств: Бог, ангел, душа, качество-форма, материя. Душа – узел соединения и опосредования интеллигибельного мира (Бог, ангелы) и физического (формы, материя). Идея души рассматривается в свете «платонической любви», которая является силой, возвышающей душу до видения красоты. В этом смысле платоническая и христианская любовь – тождество, поскольку их цель – воссоединение в Боге «истинного человека и Идеи человека». Процесс преодоления иерархии рассматривается в терминах не столько креационизма, сколько платоновской эманации. Бог не растворяется в природе, а поглощает ее. Не Он распространяется в мире, а мир в Боге.
Фичино считал себя поборником естественной магии, которая основывается на идее универсальной одушевленности вещей. Он полагал, что с ее помощью возможно подготовить дух человека стать «духом» мира. Все вещи в природе (камни, травы, раковины, металлы) являются носителями такого «духа», и их можно правильно использовать, если учитывать их «симпатические свойства». Такого рода «дух» есть жизнь, придающая движение всем телам.
Принцип самодвижения в природе является главенствующим животворным принципом универсума. Природа рассматривается как внутреннее искусство, изнутри устраивающее материю. Кажущийся странным симбиоз разных систем, их абсолютная внелогичность на деле представляет особый род философствования, который можно охарактеризовать как катастрофу, космическое столкновение не только Средневековья и Античности, но всех возможных культур.
Теорию Фичино во многом развил Джованни Пико делла Мирандола. К магии и герметизму он добавляет также Каббалу – мистическую доктрину, использующую магическую деятельность для познания Бога.
Джованни Пико делла Мирандола (1463–1494), обладатель романтической биографии (похищение возлюбленной привело к погоне и сражению), уже в 14 лет слушавший в Болонье курс канонического права, испытавший влияние парижских аверроистов и номиналистов. В 1486 г. он составил 900 тезисов, которые намерен был защищать в Риме и в которых теология, философия, Каббала и магия представлялись как некое единство. Некоторые из тезисов были признаны еретическими. Джованни был заключен в тюрьму, но в 1493 г. был освобожден и прощен.
Мир Пико делла Мирандолы есть вневременное творение. Он возникает из материального хаоса, в котором все формы находятся в смешанном и несовершенном виде. Этот мир есть прекрасный мир. В Боге красоты нет, поскольку Он совершенен. Красота же включает в себя изъян, потому она возникает после Бога. Единство мира объясняется стремлением вещей к Богу как источнику и цели своего бытия. Бог – имманентно-трансцендентен: как причина и цель бытия Он вне мира, но вместе с тем преисполняет мир. Любая вещь, кроме человека, предопределена быть тем, что она есть. Человек же не имеет предназначенных свойств, но должен сам сформировать свой образ. Он по природе «свободный и славный мастер», способный переродиться как в низшие существа, так и в высшие. Человек сравнивается с хамелеоном «за изменчивость облика и непостоянство характера», что способствует его многообразным превращениям.
Натурфилософские основания
Вряд ли правомерно бытующее представление о том, что время натурфилософии наступило после того, как изжили себя гуманизм и неоплатонизм Флорентийской академии. Напротив, он явился прямым следствием гуманизма, предполагающего тесную связь человека (микрокосма) с природой или вселенной (макрокосмом), в результате чего возник взгляд на самого человека как на объект, а природа субъективизировалась. Натурфилософы возродили философию досократиков, некоторые из них пытались совместить очевидно пантеистические воззрения с креационистскими установками и пытались защитить завоевания средневековой схоластики. При этом натурфилософами были как платоники, так и аристотелики. Ибо вполне естественно, что натурфилософы должны были обратиться к наследию Аристотеля. Собственно в университетах исследования его трудов не прекращались, причем политику, этику и поэтику, как правило, изучали филологи, а логику и физику – философы. В физике они выделяли, как правило, идею эмпиризма. Возврат к проблемам фюзиса обеспечило и огромное количество комментариев к трактату «О душе».
Одним из самых известных приверженцев Аристотеля был Пьетро Помпонацци (1462–1525). Он был аверроистом, поборником идеи «двойственной истины». Представляя средневековую философскую культуру, он обнаружил себя знатоком всей гуманистической мысли: 900 тезисов Пико делла Мирандолы, «Платоновского богословия» Фичино и др. Свобода от жесткой доктринальной заданности у Помпонацци выразилась в том, что узнав незадолго до смерти о существовании людей на экваторе, он не только сообщил об этом на лекции, но и сказал, что опыт опровергает аподиктический силлогизм Аристотеля, отрицающего возможность жизни в этом поясе Земли, а потому «нужно доверять чувствам». Перу Помпонацци принадлежат «Трактат о бессмертии души», «О причинах естественных явлений», «О фатуме, свободе воли и предопределении».
Идея «двойственной истины» была скорректирована Помпонацци следующим образом: наряду с истиной, которая является прерогативой философии, существует вероучение, которое, по сути, есть нравоучение, и в замысел его не входит сообщение сведений о мире. Поэтому «истина истине не противоречит».
«Трактат о бессмертии души» – запись его лекционного курса. Отрицание личного бессмертия, доказываемое в нем, следовало из аверроистского учения о единстве интеллекта, согласно которому каждая индивидуальная душа рождается, действует и умирает вместе с телом. Однако душа обладает более благородной сущностью, поскольку граничит с иным, пропитываясь нематериальным, хотя и не полностью. Такое учение о душе вело к переоценке моральных ценностей христианства, ибо устраняло представление о посмертном воздаянии. Решая проблему бессмертия в рамках натурфилософии, Помпонацци опирался исключительно на теорию познания и на анализ этики. Поскольку, – повторял он за Аристотелем, – душа ничего не испытывает и не действует без тела, то мышление невозможно без органов чувств, ощущений и представлений. Коль скоро душа – форма тела, то разум – акт этого тела, зависящий от него. Потому душа материальна и бессмертна. Бессмертной она является лишь по принципу причастности общего разума к высшей сущности, о чем свидетельствует его способность к абстракции и самопознанию.
Человеческий род подобен единому телу, которое состоит из различных членов, имеющих определенное назначение и разную степень совершенства. Но у всех людей есть нечто общее, иначе они не были бы частями единого целого, стремящимися к общему благу. Для его достижения они должны быть причастны созерцательному (рациональное познание), практическому (различающему добро и зло) и действующему (занятому развитием механических искусств) разуму. Преимущество человека над остальными формами жизни состоит не в бессмертии, а в способности к познанию. В представлениях о мире Помпонацци придерживался идеи космического детерминизма, свободного от божественного вмешательства. Движение передается интеллигенциям неподвижным перводвигателем, а от них – низшему подлунному миру. Детерминизм представлен как идея вечного круговорота.
Разумеется, аристотелизм имел в эпоху Возрождения меньшее значение, чем платонизм. Критика Аристотеля продолжалась в течение всего периода Возрождения, в том числе и со стороны одного из крупнейших натурфилософов Бернардино Телезио (1509–1588). В трактате «О природе согласно ее собственным началам» Телезио исключал Божественное вмешательство в природу. Начала выводятся из самих вещей, порожденных материей, обладающей массой (это не «почти ничто» Августина) и бестелесными активными силами, какими являются тепло и холод. В противовес идее иерархии в системе «естественных мест» вещей Телезио выдвигал идею гомогенности (однородности) пространства, которое есть условие существования вещей, независимое от них и тождественное самому себе. Время в отличие от представлений Аристотеля не зависит от движения, находя условия своего существования в самом себе. В духе времени Телезио отстаивал тезис о самодвижении тел, источником которого является тепло.
К 1570 г. главой итальянских платоников становится Франческо Патрици (1529–1597), перу которого принадлежат четырехтомные «Перипатетические дискуссии», «Новая философия Вселенной», незавершенный диалог «Любовная философия» и др.
Задачей «Дискуссий» является преодоление авторитета Аристотеля, которого в первом томе своего труда Патрици стремился развенчать как морального философа, представив его биографию как пример безнравственности. Аристотель под пером Патрици предстает как предатель (он якобы отравил Александра Македонского), неблагодарный человек («Платон мне друг, но истина дороже»), уничтожавший работы своих предшественников. Во втором томе «Дискуссий» Патриции ставит своей целью приведение к согласию идей Аристотеля и Платона с другими античными философами. В третьем томе он озадачен поисками расхождения Аристотеля с последними, а в четвертом критикует принципы, т.е. предпринимает попытку свести и развести независимые античные идеальные миры в едином логическом пространстве.
В «Новой философии Вселенной» Патрици отказывается от перипатетической терминологии. Он выделяет четыре начала: пространство, свет, тепло, поток. Активным началом является свет, как человеческий, так и Божественный, потому зрению отводится первое место по достоинству и благородству природы. Благодаря зрению возможно созерцание, из которого родилась философия. Благодаря свету возникли семена видов вещей и единичных вещей. Такое представление о мире отрицает средневековую идею креационизма, замещая ее неоплатонической эманацией. Причиной и началом всех вещей является материя — телесная и постоянно движущаяся субстанция, представленная в образе потока. В виде потока у Патрици выступают свет и тепло, потому материя не является чисто пассивным началом: это красочная, одушевленная стихия. Первоосновой бытия Патрици полагает пространство, происшедшее от первоединства. Оно трехмерно, обнаруживается во всех вещах, но само не телесно и не бестелесно, представляя собой нечто среднее: оно телесно, поскольку трехмерно, оно бестелесно, поскольку является вместилищем для тел. Пространство – это единство всего конечного и бесконечности, ибо, будучи запредельным, оно заключает в себе конечный материальный мир. Время Патрици полагает как длительность, не зависимую ни от какой меры или исчисления (как полагал Аристотель). Его главным свойством является длительность. Не время – мера движения, а наоборот: движение – это мера времени.
В представлениях о Всеедином Патрици исходит из идеи тождества и сопряженности пяти начал. Очевидно, что среди вещей есть нечто Первое. Первое есть Начало вещей. Это Начало есть Единое, Единое есть Благо, а Благо – это Бог. Будучи Единым, Начало содержит в себе все, нет ни одной вещи, в которой Его бы не было. Таким образом, Бог лишается трансцендентности. Он не выносится за границы конечного мира. Он везде и нигде. Это приводит Патрици не только к пантеистической позиции («Вселенная эта есть Сам Бог»), но и к выводу о непознаваемости Бога и Его невыразимости в рациональных понятиях.
Поскольку Единое есть Все, то мир бесконечен по массе. Бесконечность мира является следствием бесконечности Бога. Даже Божья воля не может ограничить это проявление Божественного всемогущества. Воля эта тоже бесконечна, в том числе в благе. Бесконечное деяние порождает соответствующий результат, образ самого себя. Признание необходимого характера отношений Бога и мира шло вразрез с идеей креационизма, по которой Бог творил мир не по необходимости, а по благости. При учете этих идей (особенно идеи о том, что Всеединое не имеет центра) становится ясно, что к гелиоцентризму, как, впрочем, и к геоцентризму Патрици относился осторожно. Мысль о движении Земли обнаруживала относительность человеческих представлений о пространстве и движении. Говоря о движении светил, человек передает лишь собственные ощущения, отражаемые в именованиях ориентиров, например, запада или востока, хотя в действительности ни запада, ни востока не существует.
Одним из последних блестящих натурфилософов-пантеистов Возрождения был Джордано Бруно. В числе его важнейших заслуг было раскрытие философского значения коперниканства. Он восхищался философией Николая Кузанского, но в отличие от него полностью порвал с христианством.
Джордано Бруно (1548–1600) родился в г. Нола с именем Филиппе, служил в войсках неаполитанского вице-короля. В 1562 г. слушал лекции в Неаполитанском университете. При вступлении в доминиканский орден принял имя Джордано. После выражения им сомнения в догмате Троицы последовало инквизиционное расследование. В попытке оправдаться Бруно бежал в Рим, затем сбросил монашеское одеяние и бежал в Северную Италию и кальвинистскую Женеву. Его пути лежали через Францию, Англию, Германию, Чехию. Вернувшись в Италию, он жил в Венеции в качестве домашнего учителя в доме патриция Джованни Мочениго, требовавшего открыть ему «тайные науки». Не преуспев в этом, Мочениго выдал его инквизиции. С 1592 г. Бруно находился в тюрьме. По приговору инквизиции он был сожжен в Риме на Поле цветов.
Перу Бруно принадлежат диалоги «Пир на пепле», «О причине, начале и едином», «О бесконечности, вселенной и мирах», «Изгнание торжествующего зверя», «О героическом энтузиазме», поэмы «О монаде, числе и фигурах», «О безмерном и неисчислимых», «О тройном наименьшем и мере», трактат «О тенях идей», комедия «Подсвечник», «Светильник тридцати статуй».