Вокалист DepecheMode о хреновых концертах, пагубных пристрастиях и о том, как он был на волосок от смерти… дважды
Дэйв остановился в модной гостинице. Он давал интервью кому-то ещё. Мне сказали, что ждать недолго, но, увы, Дэйв увлёкся беседой. Что ж, может, и у меня интервью удастся – подумал я.
Наконецмне сделали знак – и Дэйв пригласил меня в конференц-зал. Дэйв человек приятный, улыбчивый, даже угостил меня коктейлем – ядовито-зелёным, словно символизирующим весь путь Гэана из того мрака, который был в его жизни в конце 80-х и почти на всём протяжении 90-х. Человек пережил героиновую зависимость и рак мочевого пузыря. В мужчине с зализанными назад волосами и опрятными усиками, на пальце у которого серебристое кольцо с черепом, трудно узнать того 19-летнего парня из Эппинга в костюме не своего размера, который как-то нервно танцевал под “JustCan’tGetEnough”.
Конечно, с момента выхода альбома “Speak&Spell”, задавшего стандарты синти-попа, много воды утекло. 14 студийных альбомов – солидный багаж сам уже сам по себе, но ещё внушительнее он представляется в контексте всех трудностей, которые пришлось преодолеть группе. Несмотря на все проблемы со здоровьем, с наркотиками и с законом, DepecheMode спустя 35 лет после дебюта всё ещё вместе и выпускают новые альбомы по крайней мере раз в четыре года. Невероятно, но в британской музыке DepecheMode стали одной из постоянных величин.
Гэан говорит отрывисто, короткими фразами, порхает от одной темы к другой, а я едва успеваю слово вставить. Лист бумаги с вопросами можно было дома оставить. Здорово, что всвои 54 Дэйв столь энергичен. За первые пять минут успевает рассказать о недавнем концерте в Глазго, о театре и о «тоскливом» звучании DepecheMode.
Barrowlands – старая площадка, вонючая и грязная
Таких площадок осталось не слишком много. Недавно мы выступали там на фестивале BBC 6 Music, а первый концерт был ещё в первой половине 80-х – кто-то мне сказал, что в 84-м. Было трудно, сцена немного двигалась.
А на прошлой неделе было весело. Выступали, наверное, час – намного меньше, чем обычно. Лучше всего выступать как раз примерно в течение часа. Как у Боба Гиллеспи: «Идеальное время».
В Глазго мы провели несколько прекрасных дней. В хорошую погоду Англия, Шотландия и Ирландия очень красивы. И люди там хорошие – и в гостинице, и на улице… Везде.
Почему наша музыка такая тоскливая? Глупый вопрос
Недавно ходил на спектакль по пьесе Сэма Шепарда «Похороненный ребёнок». Люблю все книги Шепарда. Действие в его книгах обычно происходит в самом сердце Америки, и что там творится – это совсем не американская мечта. «Похороненный ребёнок» – книга о нежеланном ребёнке. В конце концов его похоронили в саду, и дух его преследует семью. Это накладывает отпечаток на всё в пропитой жизни членов семьи. Кто-то скажет: вымысел – а я считаю, что это жизнь.
Это как вопрос, который мне задавали много-много раз: «Почему у вас такая мрачная музыка?» Глупый вопрос, конечно, но ответ был, есть и не меняется: я так не считаю. Понимаю, может подниматься сложная тематика, может быть довольно мрачной музыка – но у меня всегда есть ощущение, что, даже если мы ушли в какой-то тёмный лес со странными и довольно депрессивными текстами, всегда есть мелодия или ещё что-то, что из этого безнадёжного состояния слушателя непременно выведет. Как повествование в хорошей книге или сюжет в хорошем фильме.
Об этом можно долго говорить. Я думаю, есть только один способ найти и увидеть свет. Нужно копать глубоко. Что на поверхности – это всё фигня. Вот это всё (достаёт айфон и размахивает им) – пожалуй, пустая трата времени.
Рецензии для нас всё ещё важны
Конечно, рецензии важны. Давным-давно кто-то сказал мне: если веришь хвалебным рецензиям – верь и разгромным. Везде своя доля истины. Это называется мнениями.
В недавней рецензии на наш концерт в Barrowlands мне понравилось то, как отражались человеческие ощущения во время выступления группы. В рецензии всего отражаются персональные ощущения рецензента – это неоспоримо! Было бы смешно, если бы вся рецензия была посвящена тому, что автору не нравятся мои брюки. Поверьте, суть рецензий не в этом.
Иногда утром перед отъездом мне дают газету. Я могу согласиться, что концерт был хреновым, или не согласиться, думать про себя: «Да пошли вы нахрен!» Не может такого быть, чтобы все концерты прошли блестяще. Требуются годы, чтобы всё должным образом оценить. Бывает особое ощущение: смотрите друг на друга – и будто бы плывёте по небу. Но большая часть концертов проходит так: исполняете песню – а сами думаете о чём-то другом… Ладно, не большая часть… Но часто к концу концерта я уже думаю о еде и напитках в гостинице.
Помню, как однажды шесть или семь бутылок вина разбил о стену, потому что не мог всё выпить
Это произошло, когда мы решили не ехать в тур с альбомом “Ultra” (1997), потому что я был недостаточно здоров. Не имея дурных намерений, я пытался убедить всех в обратном, но тщетно. Тогда я вернулся в Лос-Анджелес, где тот случай и имел место. В итоге я попал в тюрьму (за употребление наркотиков). Так что правильно мы сделали, что не поехали в тур.
В 1998 г. мы выпустили сборник, а потом отыграли несколько концертов. Для меня это был и наилучший, и наихудший тур. Такое ощущение, что меня на этих концертах вообще не было. Всё было в новинку. Я бросил пить и употреблять наркотики и чувствовал себя открытой раной, мешком с нервами. Мне необходимо было прикидываться, играть, моделировать, прежде чем реально что-то делать. В дороге я ничего не делал. Помню, как однажды шесть или семь бутылок вина разбил о стену, потому что не мог всё выпить. Остальные члены группы были рядом – жуткое, наверное, было зрелище. Я был не в восторге от идеи абсолютно трезвой жизни и от того, что только в случае полного отказа от алкоголя и наркотиков можно жить дальше. С тех пор прошло почти 20 лет, что само по себе здорово, хотя случалось и в этот период всякое. И этот период принёс мне больше открытий, чем наркотики с алкоголем.
Я физически не мог петь дольше пяти минут
Помню, как вернулся домой после ареста. Мне позвонили. Это был Мартин (Гор). Казалось, он был зол. Альбом записан наполовину – а я не должен покидать Лос-Анджелес в течение двух лет. Случись что, мне прямая дорога в тюрьму. Они продолжили работу, а когда было специальное разрешение на отъезд – подключался я. В конце концов я покинул свой дом на шесть месяцев, потому что боялся возвращаться, зная, что дома обязательно сорвусь. Я подружился с некоторыми людьми и всегда ходил в студию под чьим-то присмотром. Это спасло мне жизнь.
Я не мог петь. Физически. Во всяком случае, больше пяти минут. Ничего хорошего в этом не было. Иногда мне казалось, что всё у меня получается отлично, но, возможно, я просто был обдолбан. Мнил себя Фрэнком Синатрой, а как со стороны это звучало… Господи! Меня отправили работать с замечательной преподавательницей вокала Эвелин. Я в то время был совершенно омерзителен, и она согласилась помочь при одном условии: надо было ходить с ней в церковь, где она по воскресеньям работала с хором. Эвелин сказала мне: «Ты будешь петь со всеми, ты часть команды!» Она уделила мне много времени, была добра и вежлива. Можно сказать, что она вернула мне голос. Альбом был записан.
Жена сказала: «Зачем ты разглядываешь снимок своей опухоли?»
Вовремяработынад “SoundsoftheUniverse” (2009) я чувствовал себя нехорошо. У меня не было сил. Если точнее, на студийную работу сил ещё хватало – но потом я приходил домой и был вынужден говорить жене, что слишком устал. В 9 вечера меня вырубало. Парням я ничего не говорил. Но вскоре стал известен диагноз.
Жене Джен я говорил: «Не знаю, смогу ли выступать». Мы тогда были в Афинах. Боли были мучительными. За пять минут до того, как мы должны были выходить на сцену, пришёл врач. Меня тошнило – но я не говорил об этом. В моче у меня была кровь – но я не говорил об этом. Я думал, что это просто переутомление.
Меня спешно увезли в больницу. Сделав УЗИ, врач посмотрел на меня – а потом снова на снимок. Я сказал: «Не беремен же я!» Он
ответил: «Я кое-что вижу, нужно кое-кого позвать». Я спросил: «Что Вы видите?» Он ответил: «Тень». Я слышал подобное в кино. Так сложилось, что поблизости был онколог. Мне сделали МРТ и сказали, что могут прооперировать. Снимок показался мне очень занятным. Опухоль не успела распространиться сквозь стенку мочевого пузыря. Жена сказала: «Зачем ты разглядываешь снимок своей опухоли?» Так я же как будто морского ежа со всеми его щупальцами увидел! Потрясающе… А если бы рак вовремя не диагностировали – мне бы пришёл конец.
Мы, чёрт побери, мертвы, хоть и притворяемся, что это не так!
“Spirit” – это во многом анализ перспектив человечества как такового. Мы мертвы. Мы, чёрт побери, мертвы, хоть и притворяемся, что это не так! В альбоме есть апокалиптические и даже постапокалиптические нотки. “CoverMe” – постапокалиптическая песня. “Fail” – о том, что происходит сейчас. “PoisonHeart” – это, знаете ли, «ты дьявол, и мы знаем это – но у тебя власть». А есть такие песни, как “GoingBackwards” и “Scum”. Это уже просто об ужасе от человечества, от нас самих.
Люди говорят: «Вам в ваших особняках легко разглагольствовать». Но, как сказал Мартин, успех не означает неизбежного отказа от забот о судьбе окружающего мира. Вы делаете то, что в ваших силах. А мы можем изобразить наши чувства посредством искусства, музыки. Мы вас развлекаем, но со смыслом. Это не то, что вам запихивают в глотку. Мы не как Билли Брэгг.